селый  огонь.  Языки  пламени  вспыхивали  и
опадали - как лезвия мечей, кружившихся в жестоком единоборстве...
   И если бы у него выросли крылья и он смог  бы  подняться  высоко  над
островом, в темно-синее небо, подернутое редкими облачками, то на берегу
тихого притока, питавшего ключевой водой  великую  Рось,  он  увидел  бы
мерцающий огонек.
   А спустившись пониже, услышал бы равномерные удары металла о металл.
   В самой же кузнице стоял такой лязг, будто и не отгремел еще на земле
молот великого искусника Кия! Сыпала жгучими искрами железная заготовка,
ворочаясь с боку на бок на маленькой наковальне, всаженной для  крепости
в грузный деревянный пень... Звонко, радостно пел молоточек  кузнеца,  и
на этот зов  откуда-то  из-под  потолка,  из-под  стропил,  обрушивалось
тяжелое  ковадло,  взметаемое  жилистыми  руками  молотобойца.  Плетеная
заготовка понемногу выдыхала из себя испепеляющий жар  огня,  плющилась,
приобретала форму меча...
   И если бы наделенный крыльями покружился над кузней еще  немного,  он
увидел бы высокого сутулого старика и с ним двоих  вооруженных  отроков,
шагавших берегом речки.  Вот  подошли...  Сквозь  раскрытую  дверь  было
видно,  как  молотобоец  передал  ковадло  товарищу,   жадно   опорожнил
протянутый ковш и  не  спеша  двинулся  наружу.  Работа  за  его  спиной
возобновилась как ни в чем не бывало.
   Поднявшись  по  вдавленным  в  землю  ступенькам,  кузнец  огляделся,
приучая глаза к темноте, и сказал:
   - Ты, что ли, дед Выщко? Что от работы оторвал - по делу, без дела?
   Он прошел мимо старика, к речке, над которой курился теплый туман.
   Стащил кожаный передник, сдвинул со  лба  ремешок  -  жесткие  волосы
разлетелись по плечам. Встал на колени у  воды  и  принялся  мыться,  не
обращая внимания на комаров.
   - Ты уж не сердись, батюшка князь... -  сказал  ему  старик.  Батюшка
князь  годился  ему  во  внуки,  но  дед  Вышко  и  не  заискивал  и  не
подсмеивался. -  Прости,  княже,  что  помешал.  Беда  плывет  по  Роси,
встречать велит...
   Князь поднял голову. Из кузницы вспыхивало огнем - в  светлых  глазах
родились медные блики.
   - Какая беда, дед? Рассказывай толком. Вышко сцепил пальцы за спиной,
чтобы унять поселившуюся в них дрожь.
   - Урмане, княже. Сами про то сказали, - ответил он глухо. -  На  трех
лодьях... Передний корабль весь черный и с дружиною...  другой  красный,
женки там да малые ребята... а третий расписной и тоже с дружиной. Вождь
ихний, на что ни глянет, все вянет! Мы, говорит, гости мирные,  да  ведь
знаю я их, с ними дружи, а топора из рук не выпускай!  Тебя  спрашивали.
Пусть, мол, Турей-князь едет, встречает...
   - Погоди! - остановил его молодой князь. Он поднялся с колен  и  стал
похож на крючкоклювого сокола, хищно развернувшего  крылья.  -  Так  ты,
дед, говорил с ними, что ли?
   Старик хотел ответить, но губы подвели его,  запрыгали,  потом  жалко
скривились.  Он  задохнулся,  с  протяжным  всхлипом  провел  по  глазам
рукавом.
   - А на меня, княже, сам знаешь, все валится, как в яму... Где бы беда
ни голодала, а  ко  мне  на  пирушку!  Внучка  моего...  Мала...  птенца
несмышленого... в мешок посадили да под палубу корабельную... чтобы я  к
тебе, князь, дороги не забыл! Пропадет ведь, замучают ни за что! Умереть
бы мне да сырой землей прикрыться.
   Дед заплакал.
   Князь не стал утешать его, не пообещал вызволить внука. Молча натянул
на плечи поданную отроком рубаху.
   А потом вложил пальцы в рот и свистнул так, что у деда  заверещало  в
ушах.  Свистеть  князя  учила  мурома,  лесные   соловьи.   Из   темноты
откликнулись кони, послышался шорох бегущих ног. Князь вернулся к  двери
кузницы и приказал первому же воину -  безусому  парню,  вынырнувшему  в
промоине рыжего света:
   - Бересты принеси.
   Парень  исчез,  чтобы  вскоре  вернуться  с   гибким,   нежно-розовым
лоскутом.
   Жесткой ладонью  князь  расправил  его  на  дверной  доске  и  быстро
зачертил концом ножа. И свернул письмо трубкой, передал отроку:
   -  Отцу  свезешь.  Радимовых  встретишь  кого,  предупредишь:  урмане
пожаловали, на трех кораблях. Поспешай!
   Воин спрятал бересту и убежал ловить своего  гнедого.  Князь  остался
стоять в дверях, в отсветах метавшегося огня. Большое коваддо  тревожным
билом ухало у него за спиной.
   Дружина звенела стременами, садясь на коней.
   Они стояли на высоченном прибрежном  откосе,  как  статуи  из  черной
бронзы, вкованные в золотую полуденную лазурь.
   Гардские всадники.
   Халльгрим заметил их издалека. Следовало ждать этой  встречи,  но  он
никак не думал, что они  появятся  так  скоро.  Его  драккар  одиноко  и
медленно двигался по реке:
   Эрлинга только что постигла очередная неудача, его корабль, к стыду и
отчаянию Сигурда кормщика, застрял  на  мели.  Хельги  остался  помогать
брату стаскивать лодью, а старший Виглафссон понемногу тронулся дальше.
   Вот  я  и  приехал,  подумал  он  угрюмо.  К   Торлейву   конунгу   в
Стейннборг...
   Он даже отвел взгляд, наполовину  надеясь,  что  его  просто  подвели
глаза, уставшие от блеска реки. Потом посмотрел снова.
   Они  стояли  там,  впереди,  над  песчаным  обрывом.   Молчаливые   и
неподвижные, как судьба, только и шевелились на  ветру  гривы  коней  да
плащи седоков... И что доставай теперь белый щит из-под палубы,  что  не
доставай.
   - Спустить парус! - переглянувшись с Можжевельником,  скомандовал  он
громко. - Весла на воду!
   Пускай видят, что не только у них есть глаза.
   Гребцы живо расселись по местам... Оставшиеся принялись вооружаться.
   Вот лодья поравнялась со стоявшими на берегу. И те  тронули  коней  и
поехали рысью, не обгоняя драккара и не отставая, и Халльгрим  сразу  же
отметил между ними вождя. И не то чтобы кто-нибудь выделялся оружием или
богатой одеждой, ни за одним не следовали слуги. Просто один  из  коней,
могучий вороной жеребец, явно по привычке бежал впереди остальных...
   Вот хозяин коня обернулся к ехавшему следом и  что-то  сказал,  ткнув
гремучей плетью в сторону корабля. Воин приложил ладони ко рту:
   - Эй, на лодье! - долетел ослабленный расстоянием крик. - Кто такие?
   Голос звучал обыденно и  совсем  не  страшно...  Халльгрим  прочистил
горло, досадуя на себя, что не  окликнул  первым:  теперь  волей-неволей
приходилось не спрашивать, а отвечать.
   - Норсмадр! - понеслось над рекой  грозное  имя,  похожее  на  боевой
клич: северные люди! Халльгрим перевел дух и добавил для острастки:
   - Викинги!
   - Это мы и так видим! - прозвучало в ответ. - А куда Чернобог  несет,
разбойнички?
   Как ни мало смыслил Халльгрим в местных Богах, эти  слова  показались
ему обидными. Он набрал полную грудь воздуха,  так,  что  на  чешуйчатой
куртке разошлись прорези:
   - Сами кто такие, чтобы спрашивать?
   Могучий голос  породил  в  обрыве  хриплое  эхо,  но  не  успело  оно
отзвучать, как берег ответил:
   - Хозяева земли здешней!
   Это уже говорил тот,  что  сидел  на  вороном  коне,  и  Халльгрим  с
удовлетворением понял, что не ошибся, угадав в  нем  вождя.  Этот  малый
наверняка не в первый раз вот так вот переругивался  с  чужеплеменником,
плывущим мимо на драконьей лодье... Он даже охрип точно так же, как  сам
Виглафссон. Наверное, привык командовать своими людьми сквозь вой  ветра
и плеск воды. Халльгрим крикнул ему:
   - Я смотрю, тебе нравится, что я на воде, а не на берегу.
   Гардский хевдинг раздумывал недолго:
   - А ты причаливай, если не трусишь...
   И погрозил Халльгриму кулаком.
   Река плавно  поворачивала  к  западу,  и  неприступный  откос,  вдоль
которого ехали всадники, постепенно сходил на нет. Впереди  расстилалась
песчаная отмель, одинаково удобная  и  для  всадников,  и  для  корабля.
Халлырим указал на нее Можжевельнику - Олав посмотрел и согласно кивнул.
   И скоро драккар  повис  над  желтым  песком,  прочно  уперев  в  него
тридцать две сосновые лапы. А гарда-хевдинг подъехал  к  самой  воде,  и
норовистая тварь под ним  заплясала,  отдергивая  копыта  от  набегавших
волн...
   Какое-то время они с Халльгримом молча приглядывались друг к другу.
   Словенский вождь был молод, широк в плечах и черноволос. На темном от
загара лице белел страшный рубец, тянувшийся через  щеку  и  лоб.  Рубец
касался века, и от этого левый глаз гарда-хевдинга все время щурился - и
до чего же нехорошо!
   Потом он проговорил спокойно и  негромко,  так,  словно  пришла  пора
отбросить всякое баловство и не спеша рассудить о деле:
   - Я приехал забрать пленника, которого ты посадил в мешок.
   Халлырим  заранее  готовил  себя  ко  многому,  но  тут  уж  у   него
перехватило дух! Да что, в конце концов, мог сделать ему, хозяину  моря,
на широкой  реке  этот  сухопутный  вождь?  Разве  заставить  пару  дней
держаться подальше от берега.
   А там Стейннборг...
   - А не отдам? - спросил он хмуро. Гардский хевдинг чуть  пригнулся  в
седле - вот-вот клюнет! - и сказал раздельно:
   - Тогда буду тебя бить!
   Оба владели чужой  речью  ровно  настолько,  чтобы  понимать  и  быть
понятыми.
   И было уже очень похоже на то, что договаривать предстояло мечам.
   А уж они-то объясниться сумеют.
   Хуже всего у гарда-хевдинга  были  все-таки  глаза  -  бесцветные  на
прокаленном лице. Глаза  ястреба,  падающего  с  небес  на  добычу.  Тут
Халлырим понял, чего тот от него добивался.
   Поединка. Хольмганга...
   Из-за мальчишки, притихшего в трюме, в кожаном мешке.
   Сын Ворона не привык оценивать человека на лошади, но  русский  вождь
был  определенно  силен.  И  крепко  верил  в  себя.  По  крайней  мере,
Халльгрима не боялся нисколько. И он был здесь дома, этот шрамолицый.  А
Халлырим пришел, чтобы выстроить себе дом. Начинать это с драки...
   - Молод ты меня бить, - сказал он миролюбиво. Еще он  хотел  сказать,
что  нужен  ему  был  Торлейв  конунг  сын   Мстилейва,   а   вовсе   не
подвернувшийся под руку сопляк, которого он  был  готов  выпустить  хоть
сейчас, если  только  всадники  и  вправду  были  конунговыми  людьми...
Гарда-хевдинг опередил его:
   - Может быть, и молод, но зато не боюсь. Халльгрим оглянулся на своих
и зарычал сквозь зубы:
   - Весло!
   Видга первым подставил ему свое. И он свирепо шагнул  через  борт  на
скользкую пружинящую жердь. Воины замерли на местах, глядя ему в  спину:
поскользнись Халльгрим, срам будет несмываемый.
   Но  Виглафссон  благополучно  соскочил  на   песок...   Гарда-хевдинг
спрыгнул с седла и пошел ему  навстречу,  и  Халлъгрим  только  тут  как
следует разглядел, на какого соперника напоролся.  Благосклонная  судьба
не обделила сына Ворона ни плечами, ни  ростом,  -  этому  бойцу  голову
задирать не приходилось. Он молча смотрел на подходившего Халльгрима, не
торопясь хвататься первым за меч.
   Две дружины смотрели на двоих вождей.  Ни  те,  ни  другие  не  могли
похвалить своего хевдинга в ущерб вражескому. Лицом к  лицу  стояли  два
воина, и самый придирчивый глаз не нашел бы  в  них  недостатка.  Стояли
грудь в грудь - как два орла!
   Ну, убью, а дальше, подумал Халлырим, глядя гардцу в  железные  серые
глаза. Вот тебе, конунг, твоя Ас-стейнн-ки, а вот  голова  твоего  ярла.
Или он меня? Подойдет Хельги и...
   Гарда-хевдинг повел плечами, и из-под  просторного  кожаного  одеяния
послышался металлический скрип.
   - Мне твоя жизнь не нужна! - бросил он Халльгриму, как подачку. - Меч
вышибу - отдашь мальчишку! И духу вашего чтобы здесь больше...
   - Коня твоего возьму, - сказал ему Халльгрим.  А  про  себя  подумал:
этого убьешь.
   Он опустил руку к мечу, следя за тем, как гардский вождь  неторопливо
проделывал то же. Пальцы  обняли  знакомый  черен,  выложенный  потертым
серебром, и меч выполз из ножен с шипением потревоженной змеи.
   Не  трону,  внезапно  решил   Халльгрим,   чувствуя,   как   привычно
подобралось все тело, как нашли опору  крепко  расставленные  ноги,  как
глубоко и емко, точно перед прыжком в прорубь, вошло дыхание в обтянутую
панцирем грудь...  Обезоружу,  и  хватит.  От  этой  мысли  сразу  стало
спокойно и легко на душе.
   Халльгрим ударил первым, заранее зная, что его противник не  из  тех,
кого можно обмануть, провести обманным движением,  безнаказанно  достать
острым  железом...  Так  и  вышло.  Как  ни  быстро  мелькнул  его  меч,
черноволосый ифая поймал его  и  остановил  на  середине  пути.  Тяжелые
лезвия  скользнули  одно  по  другому  и  замерли,  сцепившись  коваными
крестовинами. Кто кого?
   Они одновременно отскочили каждый в свою сторону. Не одолел ни один.
   Халльгрим впервые встретил равного себе.
   И вот уже гарда-хевдинг со свистом обрушил  на  него  меч.  Халльгрим
отбил чужую сталь в двух ладонях от своей  головы.  И  в  следующий  миг
полоснул шрамолицего по плечу. Легкая кожа повисла трепещущим  лоскутом,
на солнце блеснуло переплетение железных звеньев. Кольчуга!..  На  торгу
за нее попросили бы полкорабля.
   Величайшего бойца выставил против него Торлейв конунг.  Тем  почетней
будет победа.
   И снова пропел гардский  меч,  и  снова  Халльгрим  заставил  его  со
скрежетом отлететь прочь.  Меч  только  щелкнул  по  его  плащу,  надвое
разорвав вышитое полотнище. Свободной рукой Халльгрим содрал его с  плеч
и швырнул вниз по течению, чтобы не мешал.
   Гарда-хевдинг оскалился в улыбке: знать, и  ему  достойные  соперники
попадались нечасто.
   Кто кого?
   Они месили сапогами  влажную  землю,  прыгая  то  вперед,  то  назад.
Нападали и защищались. Опускали мечи так, что казалось - вот-вот  вгонят
один другого в рыхлый песок! Две дружины затаили дыхание, одни в седлах,
другие на корабле.
   Два вождя стоили друг друга. Что будет,  когда  за  оружие  схватятся
остальные?
   Вот меч гарда-хевдинга все  же  коснулся  ноги  Виглафссона...  Видга
вздрогнул сильнее отца, стиснул пальцами бортовую доску. По Халльгриму и
не было заметно, что  его  ранили.  Только  левый  сапог  на  нем  начал
медленно промокать.
   Он и сквитался со шрамолицым почти что сразу.  Ударил  так,  что  тот
едва не пал на колено... И  поползла  по  рукаву,  ниже  плеча,  широкая
темная полоса!
   Рыжая Вигдис в кровь искусала губу, глаза ее горели. Кто кого?
   И  тут  молчаливые  гардские  хирдманны  зашевелились,   встревоженно
заговорили, указывая на реку! Халльгриму оглядываться  не  понадобилось.
Он знал: там, из-за дальнего поворота,  как  раз  выдвинулась  Эрлингова
лодья. А следом за ней верный страж - расписной драккар Хельги.
   Гарда-хевдинг,  тоже  не  оборачиваясь,   что-то   крикнул   своим...
Наверное, команду, потому что они  собрались  все  вместе  и  замолчали.
Только кони фыркали под седоками. И сказал хрипло, глядя  на  Халльгрима
совсем побелевшими глазами:
   - Уговор!
   И Халльгрим ответил ему:
   - Уговор.
   Пускай происходит все, что только угодно судьбе. Но они завершат свой
спор один на один.
   Корабли подходили все ближе - весла и паруса вместе гнали их  вперед.
А поединщики смотрели друг на друга и одинаково боялись отвести  взгляд.
Однако потом Халльгрим увидел, как глаза словенского вождя покинули  его
и устремились на реку, на летевший по ней красный  корабль...  Мгновенно
вернулись.
   Помедлили...  Метнулись  обратно...  Нашли  там  что-то.  И  замерли,
застыли, прикипели. И что-то начало  медленно  меняться  в  этих  глазах
бойца.
   Тут бы и ударить! Сейчас Халльгрим смог бы зарубить его без труда. Но
викинг не двинулся с места: уговор...
   Он не знал, что там, на высоком  корабельном  носу,  Уже  можно  было
разглядеть какую-то фигурку  в  светлой,  вьющейся  на  ветру  одежде...
Халльгрим стоял спиной к реке и вздрогнул, как от удара,  когда  оттуда,
еще издали, послышался отчаянный крик:
   - Чурило!
   Вороной конь вытянул шею и заржал.
   Гардский вождь чужим движением сунул меч в ножны. И незряче  двинулся
мимо Халльгрима - в реку.
   Торлейв конунг!
   Красный корабль мчался вперед, и весла  пели  в  гребных  люках.  Вот
ринулся вниз парус, и Сигурд кормщик велел гребцам поднять весла повыше,
чтобы ненароком не проломить Торлейву  конунгу  головы.  Прожурчал  мимо
форштевень.
   И Ас-стейнн-ки птицей слетела с высокого борта, и князь легко  поймал
ее, подхватил... да так и остался стоять там, на мели, по пояс в воде.

***

   Расписной драккар шел  следом,  и  Хельги,  отстранив  удивленного  и
обиженного Бьерна, взялся за правило сам.
   - Спустить парус! - прокаркал он сорванным голосом и выругался:
   - На север и в горы!
   Откуда было знать старшему  Олавссону,  что  только  так  Хельги  мог
спастись от вида тех двоих на мели...
   А на берегу творилось странное, неслыханное! Викинги бросали  в  воду
мостки, сходили со своих кораблей, словенские воины покидали седла  -  и
шли навстречу друг другу. Все  еще  настороженно,  но  уже  без  прежней
враждебности, говорили каждый на своем языке,  рассматривали  незнакомые
лица, одежду, оружие.
   Пробовали улыбаться...
   Олав Можжевельник сам извлек из-под палубы Мала. Вынул его из  мешка,
спустил через борт  в  теплую  воду,  достигавшую  колен.  Подтолкнул  к
берегу, сопроводив шлепком. Взметая брызги, мальчишка мячиком  выкатился
на песок.
   Бросился к конунговым  людям,  спрятался  за  чью-то  широкую  спину,
исчез...
   Сошел с красного корабля Скегги Скальд. Он немного смыслил  по-русски
- и отчаянно хотел сказать что-нибудь этим воинам в  кольчугах,  укрытых
от солнца кожаными куртками. Что-нибудь такое,  что  заменило  бы  белый
щит, так и не поднятый над мачтами кораблей...
   И не решался - только бестолково краснел.
   Да и было тут от чего захлебнуться мальчишеской душе!  Эти  хирдманны
составили бы честь и славу любого вождя.
   Скегги  видел  несокрушимых  седоусых  бойцов,  похожих  на   старого
Можжевельника. Видел гордых и отчаянных молодых парней, которые могли бы
побрататься с Видгой. И могучих мужей - не попятятся и перед Халльгримом
Виглафссоном!
   Но зато поодаль стоял кудрявый юнец не старше Видги, такой же сильный
с виду, как сын хевдинга, и  уж  точно  не  меньше  его  ростом.  Парень
смотрел на мореходов, непримиримо выставив покрытую пухом губу. И  лютая
ненависть  светилась  в  глазах!  Его  взгляд  уперся  в   Скегги,   как
поднесенный к носу кулак.
   Видно, что сейчас же с вызовом плюнул  бы  на  землю  -  если  бы  не
строгий княжеский запрет! С одной  руки  парня  свисали  поводья  чалого
коня,  другой  он  прижимал  к  себе  горько  плакавшего  Мала.   Храбро
державшийся в плену, дедов внучок теперь отчаянно  ревел,  уткнувшись  в
его  тонко  подпоясанный  кольчужный  живот.  Наверное,  эти  двое  были
родичами.
   Чалый ласково обнюхивал мальчишку, трогал губами красное оттопыренное
ухо.
   Посмотрев  на  них,  Скегги  отвернулся  и  затосковал...   И   вдруг
смертельно захотелось домой. Туда, где, кажется, даже скалы над  фиордом
смотрели  приветливее.  Туда,  где  плескало  на  камни  холодное  море,
осененное крылом серого утра, встающего из-за береговых гор...
   За это Скегги не торгуясь отдал бы  даже  красивую  и  звонкую  арфу,
которую Видга купил ему в Бирке, на торгу.
   Больше они, конечно, в тот  день  с  места  не  двинулись...  Дружины
осторожно  знакомились,  а  двое  вождей  долго  беседовали  на  берегу.
Халльгрим с трудом подбирал гардские слова. Но все-таки сумел рассказать
конунгу и о Харальде Косматом, властно собирающем под свою руку фюльк за
фюльком в Норэгр.
   О его походе в Халогаланд, о прощании с родными местами...
   Об  удаче,  приведшей  к  ним  Ас-стейнн-ки,  Халльгрим  не  поминал.
Расскажет ему сама!
   Князь  слушал  молча,  должно  быть,  дивясь  про  себя   непривычным
названиям да именам. Только раз понимающе кивнул - когда Халльгрим завел
речь про Бело-озеро и про  вендского  ярла.  И  вот  наконец  Виглафссон
выговорил то, что нес в себе, оттачивая, от самого родного порога:
   - Не называют люди приличным, если кто сразу заводит речи  о  деле...
но