жьему,  да сия
третьего  нового  Рима святая  соборная  апостольская  Церковь  православною
христианскою верою по всей вселенной паче солнца светится".
     Так  и  совершилось.  Архиепископ Новгородский принял  Белый  Клобук  и
положил его в  церковь святой Софии Премудрости Божией. И благодатью Господа
Иисуса  Христа  утвердился он отныне  и  во  веки  веков  на главах  русских
святителей.
     Повесть о  Вавилонском Царстве  предвещала земное  --  повесть о "Белом
Клобуке" -- небесное величие русской земли.
     Каждый раз, как  Евтихий читал эти сказания, душу его наполняло смутное
чувство, ему самому непонятное,

     подобное  беспредельной  надежде,  от  которого  сердце  его  билось  и
захватывало дух, как над бездною.
     Сколь  ни казалась ему скудной  и  убогой  родная земля  в сравнении  с
чужими краями, он верил  в эти пророчества о грядущем величии Третьего Рима,
о  "граде Иерусалиме  начальном",  о  луче  восходящего  солнца  на  золотых
семидесяти главах всемирного русского храма Софии Премудрости Божией.
     Только  в самой глубине  души его  было сомнение, чувство неразрешимого
противоречия: не  сказано  ли, думал он, что  царь  Навуходоносор был  царем
неправосудным,  "злейшим на  всей  земле", и  что, желая, чтобы  все  народы
служили ему одному  и все  языки  и  все  племена призывали его,  как  Бога,
объявил  через  глашатая:  падите   и  поклонитесь  золотому  истукану  царя
Навуходоносора. Но истинный Бог покарал его: отнял сердце человеческое и дал
ему сердце  звериное, и  был  он  отлучен от людей и ел  траву, как  вол,  и
орошалось  тело  его  росою небесною, так что волосы  у него выросли, как  у
льва, и ногти, как  у птицы. И в Откровении не  было ли  сказано: "Пал,  пал
Вавилон -- великая блудница, ибо  яростным  вином блудодеяния своего напоила
все народы. Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру!" -- А
если так, спрашивал себя Евтихий, как же в третьем Риме,  в русском царстве.
Белый Клобук соединится с мерзостным венцом Навуходоносора царя,  проклятого
Богом -- венец Христа с венцом Антихриста?
     Он  чувствовал,  что здесь -- великая тайна,  и что если он углубится в
нее, то видения, более страшные, чем те, что отошли от него, снова приступят
к нему. Стараясь не думать, погасил свечу и лег в постель.
     Приснился ему сон: с  огненным лицом, огненными  крыльями, в блистающих
ризах. Жена на серповидной луне  среди облаков, под седмистолпным киворием с
надписью:   Премудрость  созда  себе   дом,  пророки,  святители,   праотцы,
дориносящие ангелы, архангелы. Силы, Престолы, Господствия,  Власти окружали
Ее, и в  сонме пророков, у самого подножия  Премудрости -- Иоанн Предтеча, с
такими  же тонкими руками и ногами, длинными,  как  у журавля,  с такими  же
белыми исполинскими крыльями, как на иконе, но с другим лицом: по оголенному
лбу с упрямыми морщинами, по щетинистым бровям, длинной седой бороде и седым
волосам, узнал Евтихий запечатлевшееся в  памяти его лицо  старика, похожего
на Илью пророка, который два года назад приходил к нему в мастерскую -- лицо
Леонардо да Винчи, изобретателя человеческих крыльев.-- Внизу, под облаками,
на которых стояла Жена, горели, как жар, в голубых небесах, золотые купола и
маковки церквей; виднелись черные,  только  что  взрытые плугом, поля, синие
рощи, светлые реки и бесконечная даль, в которой узнал он Русскую землю.
     Колокола  загудели  торжественным  гулом; многоочитые  запели  победную
песнь:  аллилуйя,  шестикрылатые,  закрывая  в  ужасе  лица  свои  крыльями,
возопили: да молчит всякая плоть человеча  и да стоит со страхом и трепетом;
и семь  архангелов ударили в крылья  свои; и  семь громов проговорили. И над
Женою  огнезрачною. Святой Софией Премудростью  Божией, небо разверзлось,  и
нечто явилось в нем, белое, солнцу подобное, страшное.  И понял Евтихий, что
это есть Белый Клобук, венец Христа над Русскою землею.
     Свиток, который держал в руке Предтеча Крылатый, развернулся, и Евтихий
прочел:
     "Вот  Я  посылаю  Ангела  Моего,  и он приготовит  путь  предо Мною,  и
внезапно придет  во храм Свой Господь,  Которого  вы ищете,  и Ангел завета.
Которого вы желаете. Вот Он идет".
     Голоса громов, плески  ангельских крыл,  победная песнь аллилуйя и звон
колоколов слились в одну хвалебную песнь Святой Софии Премудрости Божией.
     И песни этой ответили нивы, рощи, реки,  горы  и все  бесконечные  дали
Русской земли. Евтихий проснулся.
     Было  раннее,  серое утро.  Он встал и  открыл  окно.  На  него пахнуло
душистою свежестью листьев и трав, омытых дождем: ночью прошла гроза. Солнце
еще не всходило. Но на краю неба, над темными лесами, за рекою, там, где оно
должно было взойти, столпившиеся тучи рдели пурпуром и золотом. Улицы города
спали  в  сумерках;  лишь тонкая белая  колокольня  св.  Губерта  освещалась
бледно-зеленым, как будто подводным, светом. Тишина была совершенная, полная
великого  ожидания; только  на песчаных отмелях пустынной Луары дикие лебеди
перекликались.
     Иконописец  сел  у окна  за маленький  столик,  с  наклонной доской для
писания, с прикрепленною сбоку роговой  чернильницей  и выдвижным для перьев
ящиком, очинил

     гусиное перо и открыл  большую  тетрадь. Это был многолетний  труд его,
завещанный ему  учителем,  смиренным старцем  Прохором,  новый  исправленный
"Иконописный подлинник".
     "Откуда же начало есть икон? Не от человеков, но сам  Бог-Отец, первый,
родил Сына, Слово  Свое,  живую  Свою Икону",--  то  были  последние  слова,
написанные Евтихием. Он обмакнул перо и продолжал писать:
     "Аз, грешный, имея от Господа талант, моей  худости врученный, не хотел
его в земле  сокрыть,  да  не приму  за  то  осуждения, но потщился  алфавит
художества сего, еже есть все члены тела  человеческого, мастерству иконному
во  употребление  приходящие, написать  во образ  и пользу всем люботщателям
честной сей хитрости.-- Всех вас, братья  мои, их же ради положил труды сии,
прилежно молю  о  теплой  молитве ко Господу, дабы мне,  образы  Его и  слуг
святых на земле писавшему, само Лицо Его  божественное и всех  Его угодников
узреть во царствии  небесном, где честь Его  и  слава  воспевается  ото всех
бесплотных. ныне и присно, и во веки веков. Аминь".
     Пока он писал, из-за  темного  леса, как раскаленный  уголь,  показался
край солнца, и что-то пронеслось по земле и по небу, подобное музыке.
     Белые  голуби  вспорхнули  из-под  кровельного  выступа  и  зашелестели
крыльями.
     Луч проник  сквозь окно  в мастерскую  Евтихия,  упал  на икону  Иоанна
Предтечи,  и  позлащенные  крылья,  внутри  багряно-золотистые,  как  пламя,
снаружи  белые, как снег,  широко распростертые  в  лазурном небе над желтою
землей  и  черным  океаном,  подобные  крыльям  исполинского  лебедя,  вдруг
заблестели,    заискрились    в    пурпуре   солнца,    словно    оживившись
сверхъестественною жизнью.
     Евтихий вспомнил свой сон, взял  кисть, обмакнул  ее в  алую черлень  и
написал на белом свитке Предтечи Крылатого:
     Вот Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно
придет во храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел  завета, которого вы
желаете. Вот Он идет.