я.
   - Он, этот... пан герой - он Хведира рубить стал. Уж и шаблю выбил, и меч
занес, и катюгу своего нового кликнул. Он же  без  катюги  никак  не  может,
гадина! А тут Гринь... чумак. Собой закрыл. Даже шаблю  с  земли  подхватил,
хотел в ноги ткнуть - так кат проклятый ловок... чумака вместе с шаблей...
   Ярина то и дело запиналась, стараясь не всхлипывать. Но получалось из рук
вон плохо. Только что дралась вместе со всеми, даром что девка, сколь народу
положила - а тут на тебе...
   -  Что  ж  тогда  не  добил,  кат-то?  -  буркнул  Логин,  склоняясь  над
окровавленным Гринем.
   - Не успел. Отход заиграли.
   - Да, плохи дела у хлопца, - Логин осмотрел рану. - До утра  завтрашнего,
может, и протянет, ежели бог  даст.  Эх,  попа  бы  -  исповедать,  отходную
прочесть! Хоть и зрадник, и иуда -  а  все  ж  душа  христианская.  И  бился
честно... Да только где его  тут  найдешь,  попа-то?  Чорт  -  это  завсегда
пожалуйста, а поп...
   В углу двора над изрубленным в куски Петром страшно плакал Мыкола  Еноха.
Без слез провожал брата, без всхлипов  -  одна  мука  пекельная  во  взгляде
плескала. Третий брат, бурсак-Хведир, стоял рядом, понурив голову.
   Молчал.
   Неподалеку,  порвав  сорочку  на  полосы,  Юдка  перевязывал  есаулу  его
разбитую башку. Пан Ондрий терпел, только время от времени шипел сквозь зубы
от  боли.  Однако  от  разных  уместных  здесь  высказываний  на   удивление
воздерживался.
   Логин глянул на дочку, на ведьму: ни царапины.
   Как так?!
   - Я им глаза отводила, - пояснила ведьма. - А вот  с  героем  мне  бы  не
сладить - под заклятием он, в бою ему глаза не отведешь. И  от  клина  моего
увернулся. Если бы не он, - Сале кивнула на чумака, близ  которого  как  раз
хлопотала Ярина, - да не сигнал отхода...
   Хведир покосился  в  их  сторону;  смолчал.  Видать,  стыдился,  что  его
выручать пришлось. Хотя труса вроде не праздновал, дрался как мог,  пусть  и
толку с того было - чуть. Вот и  стыдился  бурсак  -  что  бабы  больше  его
навоевали...
   А от Грома так ничего и не нашли, кроме шапки драной.
   Добрая оказалась последняя заначка у москаля...
   Сигнал трубы застал всех врасплох. Сотник невольно  схватился  за  шаблю,
обернулся.
   В  выбитых  воротах,  в  сопровождении  двух  глашатаев,  стоял  пан  Рио
собственной персоной. В уже вычищенном, сверкающем на солнце доспехе, но без
шлема и без меча.
   Парламентер, значит.
   Где ж он катюгу своего забыл, парламентер?..
   - Его Светлость  князь  Сагор,  недавно  прибывший  в  ставку  наместника
Серебряного Венца, имеет честь  пригласить  господина  Логина  Загаржецкого,
сотника Валковского, к себе на официальные переговоры. В знак  своих  мирных
намерений и как гарантию взаимного доверия, Его Светлость  оставляет  вам  в
качестве заложника собственного сына  и  единственного  наследника,  княжича
Тора.
   Один из глашатаев вывел вперед мальчугана лет трех, до того прячущегося у
героя за спиной.
   Знатно наряжен был хлопчик: малиновый камзольчик из тканой парчи, розовые
панталоны из атласа. На узконосых туфлях поблескивали золотые пряжки.
   По-кнежски.
   - Господин сотник! Это  действительно  княжич  Тор!  -  в  возгласе  Сале
дрожало изумление.
   Мальчик посмотрел на защитников фортеции круглыми глазенками, поморгал  -
и испуганно прижался к ноге глашатая.
   - Итак, господин сотник соблаговолит проследовать со мной в ставку князя?
- как ни в чем не бывало осведомился герой Рио.

Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова Яра

   - Слышь, Панове? - вяло спросил Мыкола Еноха, глядя в ближайшее  окно.  -
Може, того?.. може, пролом завалим,  а?  Ворота  с  грехом  пополам  закрыть
удалось.
   - Чем? свиными хрящиками?
   Это есаул. Смотрит на меня, будто ждет: сейчас я потянусь и  достану  ему
из воздуха дюжину каменщиков с мастерками наперевес.
   - А хрен его маму знает, чем... чем есть, тем и завалим? В углу, на  кипе
покрывал,  стонал  раненый  чумак.  Утихал,  ворочался   и   снова   начинал
всхлипывать горлом. Родственник, подумалось  мне.  Всерьез  подумалось,  без
иронии. Сын моей Ярины, сводный брат Денницы... Мне в рожу  однажды  двинуть
хотел - и вправду родственник!
   Ближе некуда.
   Жаль, так и не сошлись накоротке.
   - Пропадем мы здесь без панихиды...
   Это опять есаул. Не отводит взгляда, прикипел. Ну, чего уставился? Ждешь,
когда опять вместе из трещотки палить станем?
   Отвел взгляд.
   На братьев-Енохов глянул, на женщину-Проводника, на Иегуду бен-Иосифа,  в
чьей рыжей бороде густо запеклась чужая кровь... на предателя-чумака в углу,
на панну сотникову... на сына моего.
   Снова - на меня.
   - Эх, погинем всем куренем ни за чих мышиный... Гей, чортяка! -  ты  хоть
сковородку старому Шмальку в пекле вычисти, с песочком!
   - Вычищу, - пообещал я, и есаул кивнул, будто благодаря.
   Сотника Логина ждали уже больше трех часов.
   Из окон хорошо был виден лагерь, княжеская ставка с поднятым  над  шатром
знаменем: радуга на лазури.
   Издевательство, не знамя.
   И тем же издевательством, смертной радугой полыхал горизонт  от  края  до
края; и небо разноцветьем приговора валилось на головы.
   Насквозь.
   Убитых мы оставили во дворе, в тени  галереи.  Сперва  хотели  занести  в
замок, в погреба, где холодок, - раздумали. Да и Мыкола не позволил. Уперся:
не рядом же с пленным  Мацапурой  брату  родному  лежать?  Пусть  напоследок
вольным воздухом долюбуется  всласть.  "А  разве  есть  плач  перед  Святым,
благословен Он? - запел, раскачиваясь, Иегуда бен-Иосиф на Языке Исключения,
и никто  не  посмел  перебить  Заклятого,  оборвать  непонятную  речь.  Лишь
переглянулись с одобрением: свой своих отпевает, после  честной  баталии,  в
последний путь-дорожку. - Ведь сказано: нет печали перед лицом Его - блеск и
слава перед лицом Его, сила и радость в месте Его..."
   - Славно, - вспушил усы есаул; подбоченился лихо и еще раз бросил:
   - Славно...
   На стенах никого  не  оставили:  зачем?  Здешние  вояки  трижды  в  трубы
загорланят, прежде чем в атаку пойдут. Вот вернется Логин,  пропоет  звонкая
медь - и пойдем собирать последнюю жатву.
   Совсем ты черкасом реестровым заделался, глупый каф-Малах, и думы у  тебя
черкасские, и слова...
   - Идет! - выкрикнул бурсак Хведир от другого окна. - Дядьку Ондрий!  идет
пан сотник! смеется!
   Я погладил руку сына моего. Слабую, безвольную руку. Спи, малыш. Я здесь.
Вот и сотник Логин, за кем; гонял ты меня  путями  кромешными,  скоро  здесь
будет.
   Значит, жизнь продолжается, сколько там ее ни осталось.
   Спи.
   Гуляй в Саду Смыслов, набирайся  силенок...  совсем  большой  ты  у  меня
стал...
   Под ногами заскулили. Тихонько, жалобно, молочным кутенком  у  забора.  Я
опустил взгляд. Укрывшись в тени скамьи, в малиновом своем камзоле и розовых
панталонах, словно облитый  с  ног  до  головы  молодой  кровью  или  вином,
прятался забытый всеми княжич Тор. Встретившись со мной  глазами,  мальчишка
разом замолчал, втянул пушистый затылок в плечи -  я  все  норовил  достать,
прижаться щекой к запястью моего Денницы.
   Наверное,  видел  в  нем  единственную  защиту,   единственное   знакомое
существо.
   Еще подумалось: мы с местным владыкой одного поля ягода.  Оба  сыновей  в
заложники не колеблясь отдали. Он - чужим людям; и я - чужим людям. Что дала
мне моя хваленая свобода? Смерть Ярины? женщины, щедро  подарившей  Блудному
Ангелу самое себя?.. и  в  смерти  не  нашлось  тебе  покоя,  отчаянная  ты,
гибельная, мимолетная любовь!  Муки  сына  моего,  лишенного  детства?  Хлеб
Стыда?! Не лучше ли было погибнуть, дать честно растоптать  последнюю  искру
еще там, в бою у Рубежа?!
   А может быть, просто я раньше называл свободой что-то совсем другое?
   Глупый ты, глупый каф-Малах... Но и глупый, скажу: нет. Погибнуть было  -
не лучше.
   Спи, малыш.
   - По уставу принял, с пониманием. Уважил гонор, значит. Сотник Логин  был
сейчас мало похож на  того  закопченного  дьявола,  который  совсем  недавно
рубился во дворе замка. Выпрямился, лицом просветлел. И  без  гонора  своего
дородный, теперь словно вдвое больше телом стал; помолодел годков на десять.
   Изодранный жупан, весь в  бурых  пятнах,  смотрелся  на  черкасе  царской
мантией.
   - Вот так-то, панове-молодцы! Умен кнеж Сагорский, знает, как  приветить.
И шляхетский статут досконально  превзошел.  Говорили  мы  с  ним  в  шатре,
сам-на-сам, из уст да в ушко...
   Все глаза были сейчас устремлены на сотника. И во  всех  читался  вопрос:
договорились ли? о чем? когда новый штурм?!
   Нет.
   Не во всех.
   Спи, малыш... спи.
   - А чего нам, панове-молодцы, в сей час хотелось  бы?  -  Логин  прошелся
гоголем по залу, картинно подбоченясь. - Да так  хотелось  бы,  что  никаких
червонцев-цехинов за то не пожалели бы?! А?!
   Забывшись, он хлопнул меня по плечу и в голос расхохотался.
   Тяжела рука твоя, пан сотник.
   Какого ответа ждешь?
   Мне,  например,  хотелось  бы,  чтобы  багряный  аспект  Брия  слился   с
изумрудным аспектом Ецира,  оттенясь  чернотой  Асии,  зеркала  для  радуги.
Никаких червонцев, никаких цехинов не пожалел бы, лишь бы нарушилось влияние
верха на основу, содрогнулось Древо Сфирот - и в ракурсе Многоцветья явилось
Чудо. Мне объяснить  тебе,  Логин  Загаржецкий,  что  это  значит?  Изложить
вкратце сокровенную книгу Сифру де-Цниута?..
   Или лучше не надо?
   - В шинок бы завернуть, - мечтательно  протянул  есаул  Шмалько,  тряхнув
сивым чубом. - Гей, по шкварке, да по чарке, да к молоденькой вдинкарке...
   - И  пускай  скрипачи,  -  глаза  Хведира-писарчука  подернулись  влажной
поволокой. - Музыка есть гармония сфер, как говаривал учитель мой  блаженной
памяти Григор...
   Юдка-Заклятый перебил его:
   - Скрипачи -  то  пышно.  Спляшем  разом,  Панове  черкасы?!  А  то  юшка
простынет, горелка степлится? шинкарка состарится?!
   Но насмешки не было  в  словах  Заклятого.  Вместо  нее  теплилась  малая
грусть, билась синей жилкой на виске; "А и впрямь славно бы!" - подмигивала.
   - Эх, дурни вы, дурни!
   Пан сотник аж руками в огорчении развел.
   - Ну как есть дурни! Чарка, шинкарка... скрипачи! До дому нам  подаваться
надо, до дому, до хаты! - а там всякому своя  сласть  по  душе  сыщется!  Он
многозначительно воздел палец к потолку:
   - Слыхали, панове-молодцы? До дому!
   Толстый был палец у сотника Логина. Уверенный.
   Не палец - перст указующий.
   - И все-таки сперва хотелось бы знать: о  чем  господин  сотник  изволили
толковать с мастером... с князем Сагором? Домой - это хорошо, только мне бы,
например, лучше не домой... Я, не в обиду будь сказано, и без того дома. Мне
бы, например, лучше в гости... да куда подальше.
   Женщина-Проводник выжидающе смотрела на Логина Загаржецкого.  А  он  сиял
ясным солнышком. Жмурился котом, укравшим с ледника добрый жбан сметаны. И я
еще подумал: не мои мысли, не мои образы... чужие сравнения.
   Кто ты теперь, глупый каф-Малах? куда ты теперь?
   Тоже - домой? в гости? сына на мамкину родину свезешь,  могилке  разрытой
поклониться?!
   - ...о костер бросите? - спросил Гринь шепотом, ни к кому не обращаясь.
   - В какой костер?! - удивился оказавшийся рядом  сосед.  -  Читать  надо,
пока не замолчит. Беса гнать... Это не дите орет - это бес в  нем.  Младенец
зашелся новым криком...
   И почудилась мне на краткий миг  несуразица.  Рубежи,  дорога,  костры...
Насквозь. И он, сын мой, идет к своему костру - а мне не догнать. Не спасти.
Только все равно - бегу.
   Пусть - не насквозь. Пусть - спотыкаюсь. Пусть босые ноги -  в  кровь,  в
янтарную, светящуюся жижу. Я бегу. Я здесь, с тобой.
   - Ты, пани пышна, гони прочь тугу-печаль! Не тот  человек  сотник  Логин,
чтоб боевых товарищей на  произвол  судьбы  бросать!  -  Логин  с  укоризной
покосился на женщину-Проводника, но палец, к потолку воздетый,  опустил.  Не
до пальца стало. - Я так кнежу вашему в очи и сказал: за всех  думать  надо.
Чтоб потом от стыда не сгореть.
   - И князь Сагор с вами полностью согласился?
   - А как же, ведьма ты моя дорогая! Говорю ж: статут шляхетский - назубок!
Подписали мы с ним угоду... Учинился переполох. До небес.
   - Тихо! - возвысил голос пан сотник. - Цыть, говорю! разорались!  Ну,  не
подписали еще... по рукам вроде как ударили, а все равно - на словах больше.
Едва, значит, обступит нас ихняя клятая радуга со всех сторон, будто татарва
в степях Таврийских, - вот тогда и подпишем. Он как  кнеж  тутошний,  я  как
сотник валковский. Все чин чинарем, по закону.
   - Батька! чего он хочет, сей кнеж, что ты его возлюбил  сердечно?!  Логин
подкрутил седой ус.
   - В гости к нам, доню моя, хочет! На горелку, на гречаники! Дружный хохот
Черкасов был ему ответом. Даже Юдка-Заклятый  сперва  прыснул  слюной  -  но
сразу поскучнел. Задумался.
   - Чего  регочете,  голодранцы?!  Правду  говорю:  в  гости  до  нас  кнеж
Сагорский просится! На землю нашу! Так в угоде и порешили записать:
   Логин Загаржецкий, мол, сотник валковский, зовет кнежа Сагорского со всем
остаточным маетком на землю свою, гостевать!
   Женщина-Проводник подошла вплотную к разошедшемуся не на шутку сотнику.
   Глянула в упор:
   - А не вспомнит ли господин сотник: как точно должен формулироваться  сей
пункт договора вашего?
   - Ох, ты и язва, пани Сало! Как есть язва! сорочинский ярмарок, не  баба!
Делать мне больше нечего, как словесами всякими башку забивать!
   - Ну а все-таки? Логин задумался:
   - Да вроде просить  я  кнежа  буду  на  бумаге,  по-шляхетски:  "Пойдешь,
значит, ко мне на землю?" А он в ответ чиниться не станет, запишет: "Пойду!"
- и вся угода!
   - И в третий раз спрошу господина  сотника:  каким  образом  князь  Сагор
собирался после этого открыть проход через Рубеж меж нашими Сосудами?
   - А это уж, пани Сало, тебе лучше ведать!  Кнеж  мне  по-дружески  шепнул
между делом: не простая ты баба! Вот перед тем, как подписи-печати  ставить,
и пошлем мы  тебя  гонцом  к  стороже  Рубежной!  Они,  сказывают,  и  кнежу
Сагорскому, и тебе, пышна пани, клятву  давали:  за  труды  ваши  вывести  к
спасению! А брехать им не с руки... не могут они брехать,  в  том  кнеж  мне
слово давал! Вот и велишь ты им: пропускайте, мол! кнеж Сагорский к  сотнику
Логину гостевать едет!
   Я заметил: женщина-Проводник побледнела.
   Хотела что-то еще спросить или сказать от себя - да  не  успела.  Бешеная
панна сотникова разом про хромоту забыла. Где усталость?! где хворь?! Птицей
слетела со  скамьи,  встала  против  отца.  Глазищи  в  Пол-лица,  зарницами
полыхают: того и гляди стены ясным огнем займутся.
   - Батько! Кнеж Сагорский - душегуб, кат записной! Он меня пытками  Мучил!
пахолкам своим в забаву отдал! А ты... ты с ним,  с  псом  шелудивым,  угоды
подписывать мостишься?! Где твоя честь, где гонор черкасский?!
   - Что? Что ты мелешь, Яринка! Давно за косы не таскали?!
   - Панна сотникова! опомнитесь!
   - Братцы! Не можно Сагору верить, никак не можно!
   - Послухайте старого жида, панна Яринка! Нехай ваш батька тому кнежу хоть
замуж за него идти поклянется! Там видно будет...  Впервой  что  ли,  батьке
вашему по своему слову каблуками плясать?..
   - Ах ты подлое племя! христопродавец! Душу выйму!
   - Не гневайтесь, пан зацный! Свою продали, взамен мою вынуть  мыслите?  А
зачем вам душа жидовская? У Рудого Панька на  христианскую  сменять?  или  в
заклад до поры оставите?!
   Хлопнула дверь - аж штукатурка сверху дождем брызнула. Выбежал прочь  пан
сотник. От греха подальше.
   Я смотрел ему вслед, краем уха внимая перебранке, и никак. не мог понять:
откуда такое спокойствие? Глупый, глупый каф-Малах, отчего  ты  не  кричишь?
отчего не споришь взахлеб?
   Начало это или конец?
   Уверенность или обреченность?!

Сале Кеваль, прозванная Куколкой

   - А помнишь, Мыкола? - вдруг спросил  невпопад  есаул,  осторожно  трогая
засохшую ссадину на подбородке. - У корчмарки Баськи, на гулянке?  помнишь?!
То-то хлопцы веселились, пока живы: нарядятся в хари и  давай  вприсядку!  А
вот еще, бывало,  один  оденется  жидом,  а  другой  чортом,  начнут  сперва
целоваться, а после ухватятся за чубы...
   Он нахмурил лоб и совсем уж скучно  (даже  усы  мочалой  сырой  обвисли!)
подвел итог:
   - Смех нападет такой, что за живот хватаешься... помнишь, а?
   - Помню, - эхом отозвался Мыкола.
   - От и я помню...
   Сале Кеваль не поняла, к чему это было  сказано.  И  в  чем,  собственно,
заключалось веселье на гулянке, тоже не поняла. Да и не надо было. Наверное,
бывалый черкас просто решил разрядить тяжкое молчанье, повисшее в зале после
шумного ухода господина сотника.
   Тишина ведь стояла - похоронам впору.
   Лишь скулил еле слышно под скамьей заложник-княжич. Да  еще  чумак  Гринь
порой схватывался в горячечном бреду: "Мамо! мамо моя! братика отдайте!.." -
и умолкал, захлебнувшись.
   Сама женщина отнюдь не пыталась начать разговор. О чем? с кем? Думалось о
другом: о мастере. О князе Сагоре, что родного  сына  в  залог  не  побоялся
отдать. О словах Логина Загаржецкого: "Да вроде  просить  я  кнежа  буду  на
бумаге, по-шляхетски: Пойдешь, значит,  ко  мне  на  землю?  А  он  в  ответ
чиниться не станет, запишет: Пойду! - и вся угода!"
   Хоть и темное оно дело: где хитрые козни скрыты,  что  за  фортель  решил
выкинуть Сагор-умннца? - а все складывалось мастью в масть. Ведь отозвал  же
войско, когда, считай, взяли латники замок?  -  отозвал.  Переговоры  начал.
Вдруг действительно: выход? Врать Малахи и  впрямь  от  сотворения  мира  не
умеют, тут мастер правду сказал  господину  сотнику;  нет  лжи  в  самом  их
естестве, многое есть, а лжи нету...
   Или есть?
   Или иная правда любого вранья лживей случается?
   Получить вид на жительство в Сосуде, где правят люди,  подобные  веселому
Стасю   и   неистовому   сотнику   Логину,   на   скорую   руку   именующему
женщину-Проводника через раз "пышной пани", а  через  два  "ведьмой"?  Такие
перспективы  мало  радовали  Сале  Кеваль,  бывшую  Куколку.  Но  и   другая
возможность - отдаться на  чистую  милость  Существ  Служения,  позволив  им
выполнить обещанное,  как  они  это  сами  понимают!  -  и  это  счастье  из
небольших.
   Еще во дворце  княжеском  женщина  знала  о  предложении  Самаэля  начать
эвакуацию через те Рубежи, что еще  способны  пропустить  тела  плотские  из
гибнущего Сосуда.
   Да что там знала?! - видела!
   На то ведь и Проводник...
   Три спасения, как в сказке: черный кусок скалы в звездном  мраке,  водный
простор от края до края, где барахтаешься в обнимку с рукотворной медузой, -
и, наконец, горный лабиринт, безлюдное нагромождение скал  под  небом  цвета
яичного желтка.
   Жизнь Малахи обещали? - выполнят. Поддержат жизнь  Сале  с  ее  мастером,
укрепят, того и гляди, века прожить удастся.
   Спасение обещали? - выполнят. И отсюда, из общей гибели, вызволят, и там,
глядишь, придет оно, спасение-то! Жаль, вслух  не  обещано  напрямик:  когда
придет? Завтра? через год? через  вечность?!  Жди  паруса  на  горизонте:  в
звездном мраке - жди,  в  водном  просторе  -  жди,  в  горном  лабиринте  -
дожидайся!
   Не спасут  ли  в  конце  концов  неведомые  доброхоты  двоих  престарелых
безумцев? одного безумца? ни одного?!
   Ах да, маленький княжич тоже с нами небось будет...  с  собой  князь-отец
сына возьмет.
   В залог?
   Солнечный зайчик робко проскакал по ноге, ткнулся  щекотной  мордочкой  в
ладонь. Но не это вывело Сале Кеваль из скорбных раздумий.
   Вывело? вырвало!
   Крик.
   Страшный, нелюдской:
   - На помощь!.. спасите!
   Так в бездну валятся.
   Вихрем прянул лихой есаул на  середину  зала,  дернув  клинок  из  ножен.
Ухватился за разряженный пистоль могучий черкас Мыкола;  брат  его  сверкнул
зрительными стеклышками,  завертел  дивно  стриженной  башкой.  Консул  Юдка
встопорщил пламень  бороды,  огляделся  истово:  прочь,  Тени!  прочь!  Даже
каф-Малах, до того сидевший храм