Именами.
   По-взрослому.
   Иногда я боюсь быть взрослым.
   В животе бурчит. Это тетка мне  смыслу  дала.  И  носатый  дядька.  Тетка
раньше была плохая, а теперь лучшеет. Я знаю: она просто  спала  все  время.
Она была сонная и  злая.  Сонные,  они  всегда  злые,  если  разбудить.  Вот
проснется, умоется и станет совсем доброй.
   Я не буду ее убивать.
   Слышишь, тетка?.. не слышит.
   Я хотел отдать бате одну смыслу, из тех, что подарил мне носатый  дядька.
В дядьке свернулся калачиком горелый хлопчик. Хлопчику страшно  и  плохо.  Я
спасу хлопчика в дядьке. Он мне хорошие смыслы  дал,  жаль,  что  маленькие.
Пожадничал, наверное. Или нет у него больше.
   А батька едва не заругался.
   Сказал, что я глупый, глупый каф-Малах. И если я не буду  хорошо  кушать,
он мне уши надерет. Даром, что ли, я их всех на своем горбу вытащил?
   Я сказал, что  буду  хорошо  кушать.  Вместе  с  батей.  Он  тоже  сейчас
слабенький; ему ругаться нельзя. Потому мы и летим медленно  и  за  пленочки
заглянуть не можем. Даже за самую  ближнюю.  Я  испугался,  что  так  теперь
всегда будет.
   Как? - спросил батя.
   Много света и больше ничего, ответил я. Зачем тогда вырастать?
   Но батя сказал, чтобы я не боялся.
   Это скоро пройдет, сказал он.
   Тогда я обрадовался. Я ему смыслу дядькину за пазуху  тайком  сунул.  Мне
Ирина Логиновна Загаржецка  однажды  говорила,  что  большой  добрый  дядька
завещал делиться. Вот я и поделился. Но батя не позволил. Вынул смыслу из-за
пазухи и мне в рот запихал. Сказал, что  мне  надо  расти,  если  хочу  всех
спасать.
   Батя умный. Я-то об этом и не подумал.
   Тогда я попросил драть меня за уши, чтобы быстрее расти.
   Чтобы успеть.
   Батя долго смеялся. Потом сказал, что я еще маленький. Что я ничегошеньки
не понял. Поэтому он ничего объяснять и не станет. Он просто покажет. И стал
показывать. Он был прав: я ничегошеньки не  понял.  Зато  увидел:  садик  за
забором,  по  забору  крейдой  написано  "ПАРДЕС",  и  на  Деревьях   растут
ба-а-алыпущие смыслы. Рыжие, лиловые, смарагдовые и такие... рябенькие.
   Я таких еще не ел.
   Вкусно.
   И расти хочется быстро-быстро!
   Батя сказал, что есть надо молча. А он когда-нибудь покажет мне дорогу  в
садик "ПАРДЕС". Нет, сказал я, когда я вырасту, я в том садике жить буду.
   Наверное.
   Потом подумал - оказывается, я тоже немножко думать умею!  И  сказал  что
лучше, если он мне все-таки покажет дорогу.
   Бате было приятно.
   И мне тоже стало приятно.
   И сразу же откуда-то явилась маленькая, но очень сладкая смысла.
   Я ее повертел в руках и сунул бате прямо в рот.  Он  сперва  проглотил  а
потом стал ругаться. Опять уши драть грозился.
   Тогда я понял, что все сделал правильно.

Сале Кеваль, прозванная Куколкой

   Она проснулась от звука трубы.
   Ну конечно! - Сале взглянула  на  золотистый  прямоугольник  солнца,  что
протянулся ковром от окна к ее кровати. Такие ковры стелят к брачному  ложу,
дабы бывшая невеста, а отныне и навеки молодая жена вышла к людям, ступая по
свету. Говорят, хорошая примета.
   Где твоя свадьба, Куколка?
   Где твой жених?.. радуйся, что хоть еще один светлый день  даден  тебе  в
награду завистливой  судьбой.  И  тот  давненько  начался  -  заспалась  ты,
красавица. Час Иволги на дворе, а то и Час Щегла, в столице хозяйки уж домой
с базара  торопятся,  насудачились,  набили  корзины  доверху!  Надо  успеть
муженьку горячий обед сготовить - если,  конечно,  есть  они  еще  на  свете
белом: столица, хозяйки, базар, муженек... Да и тебе спешить надо.  Помнишь,
вчера, за безумным ночным застольем, кто-то каркнул вороном-вещуном: времени
замку отведено до утра?
   Утром, мол, явится парламентер за ответом.
   Вот и явился. Утро не утро, солнышко во-он где! - а труба  зовет.  Хорошо
хоть выспаться всласть дали, после вчерашнего...
   "Дядька Князь злой. Он голову доброму дядьке  отрезать  хочет..."  -  без
причины всплыли в памяти слова Денницы.
   И свадебный прямоугольник на полу налился  багрянцем,  а  там  и  отечной
синевой. Видать, снаружи наползла тучка на солнце ясное.
   Или радуга цветным боком под луч подвернулась.
   "Что, мастер мой? что, славный князь Сагор, вытекает жизнь  твоя?  -  зло
усмехнулась Сале Кеваль,  садясь  на  кровати.  -  Слышишь  ли  сейчас  свою
Куколку?! Жаль, не я тебе руку оторвала!.. ну да ладно".
   Женщине было странно вот так сидеть, вот так думать. Ненависть к мастеру,
к губителю ее любви, раньше была единственным ярким  пятном  в  жизни  Сале,
разом потускневшей после казни  Клика.  Теперь  же,  среди  множества  ярких
пятен, внезапно полыхнувших на ее шальном пути - от кровати к окну? от жизни
к  смерти?  от  рабства  к  воле?!  -  среди  этих  огней  ненависть  словно
потускнела, стала одной из многих.
   И все равно: осталась.
   Они двое за Сале пришли, с двух сторон: мастер-убийца, князь  Сагор  -  и
Самаэль-Малах, Ангел Силы.
   Не Серебряный наместник под стенами, не латники-лучники ждут - они.
   Оба.
   "Теки, жизнь мастерская, из жил невидимых! Подыхай как  собака,  владыка!
Одно скажи: зачем тебе голова веселого  Стася  понадобилась?  Откупиться  от
судьбы? в мяч на жизнь сыграть? И запомни, если слышишь меня: это я, я, твоя
Куколка, влила свою каплю яда! я уговорила пришельцев отказать тебе! Помнишь
Клика-оруженосца?.. Нет? Ну так еще вспомнишь, когда смертным воем взвоешь!"
   Вчера, прежде чем малыш-Денница с  бешеной  Ириной  "ушли"  за  подмогой,
успели и об этом деле переговорить. Решили сообща: голову  Мацапурину  князю
никак отдавать нельзя!  Зачем  одному  чернокнижнику  голова  другого?!  Для
добрых дел?! сироткам на именины дарить?! Да и обещанный медный венец никого
не ввел в заблуждение:  мог  и  все  княжество  от  широкой  души  посулить!
Забирайте, мил-человеки, мой свет белый  от  края  до  края!  Жить  здешнему
Сосуду всего ничего осталось - зачем Ирине  Логиновне  венец,  зачем  княжья
милость?!
   Хоть в рай, хоть в ад: с собой не унесешь...
   Только что ж ты прячешь за пазухой, милый мастер? Зачем тебе эта  голова?
Явись! Расскажи! Никуда ведь не денешься, ежели не хочешь вместе со всеми  -
в радугу! А ты ведь не хочешь?
   Посмотрим, сумеют ли твои  люди  замок  взять!  Пусть  понюхают  огненной
смерти из-за Рубежа! Да и Куколка  в  сторонке  не  отсидится  -  останешься
доволен ученицей, князь Сагор!
   ...А Денница - этот по-своему решил: "Я их не пущу. А кто доброго  дядьку
тронет, того сам убью". И странное  дело:  никто,  даже  Енохи-тугодумы,  не
усомнился в словах чудного мальчишки.
   Мальчишки, что лежит сейчас без чувств рядом с отцом своим.
   "Хватит бока греть! - приказала себе Сале. - А то узнаю, чем  закончились
переговоры, только когда стены рушиться начнут!"
   Она спешила жить. Душа пела натянутой струной - ее время, ее! Пусть этого
времени осталось на кончике ножа!  Пусть!  Все,  что  есть,  -  ее!  Вперед,
Сале-Бабочка!  Как  там  говорил  малыш?  "Самаэль  -  это  большая  розовая
бабочка?"
   Женщина улыбнулась.
   В зале было гулко и пусто. Прямо на скамье, кем-то застеленной  клетчатым
пледом (не Ирина ли расстаралась?) - на скамье спал, свернувшись  калачиком,
Денница. Женщина с удовлетворением отметила: ребенка  уже  видно  и  обычным
зрением. Значит, понемногу оправляется. То же самое можно было сказать  и  о
старшем каф-Малахе. Блудный Ангел по самые глаза был  укрыт  ковром;  а  под
голову ему сунули другой плед, черный с Красным, сложенный вчетверо.
   Переносить спящих (спящих ли?!) из зала в покои не решились.
   Возле скамьи, на полу, сонно моргал еще  не  до  конца  очнувшийся  Гринь
Больше всего чумак в этот момент напоминал  побитую  собаку.  И  выслужиться
нечем, и уйти некуда.
   - Останься в замке, - мимоходом бросила парню Сале Кеваль.  -  Приглядишь
за братом. И поесть чего-нибудь в кухонных кладовых расстарайся  пока  мы  с
наместником договариваться  будем.  Думаю,  потом  времени  трапезничать  не
останется.
   Она мало надеялась на успех  переговоров.  Значит,  будет  штурм.  В  ход
пойдет все: и огнебойное оружие Черкасов, и катапульты-арбалеты осаждающих
   И для крючков на саламандриков место сыщется.
   Сале с некоторым  удивлением  заметила,  что  продолжает  улыбаться.  Что
потягаемся с магом, кого б там ни призвал в свое  войско  Серебряный  Венец?
Прежняя Сале Кеваль еще десять раз прикинула  бы,  стоит  ли  ввязываться  в
эфирный поединок с противником неизвестной силы. Только где она прежняя?
   Женщина заботливо  оправила  ковер-одеяло  на  Блудном  Ангеле.  "Как  на
усталом муже", - мелькнула диковинная мысль. Едва касаясь,  тронула  ладонью
лоб Денницы (холодный! мокрый...) - и легко сбежала по ступенькам в обширный
холл замка, а там и во двор.
   Все были уже в сборе.
   Даже парламентер, гремя железом доспеха, как раз перебирался через стену.
   Сале с удивлением узнала в парламентере героя Рио. Все-таки тесен мир! Да
что там мир - миры, сфиры, Сосуды! Шагу ступить нельзя, чтоб  не  наткнуться
на знакомого!..
   Воистину Большой Заказ большим получился.
   Спросить: обзавелся ли новым палачом с лекарем в придачу?.. ладно,  зачем
судьбу зря за усы дергать. И без того не лицо у господина героя - забрало из
плоти бледной. Не разберешь за тем забралом, где  пьяненький  горемыка,  что
маршировал ночью? где странствующий герой? где Заклятый слуга всех господ?!
   -  Наместник  Серебряного  Венца  Гоар  приветствует   славный   гарнизон
осажденной крепости. О, и вы здесь, господин сотник! Я  рад,  что  вы  нашли
свою дочь...
   -  А  я  жалею,  -  проворчал  Логин  Загаржецкий  в  усы,   глядя   мимо
парламентера. - Жалею, герой запечный, что мы тебя еще в Валках на  палю  не
надели...
   Рио на миг запнулся, но быстро оправился.
   Продолжил:
   - Господин наместник уведомляет, что время, выделенное вам для  раздумий,
истекло. И желает знать, согласны ли  вы  на  условия  Его  Светлости  князя
Сагора?
   - Условия? какие такие условия?! - забыв на миг об измене подлого  героя,
сотник Логин больно толкнул локтем в бок  Теодора-Хведира.  Едва  окуляры  с
носа бурсачьего не свалились.
   - Да, право, пустяки, пан сотник! кнеж  здешний  голову  МацапурЫ-чаклуна
желать изволит! - шепнул в ответ Теодор. -  А  за  сей  подвиг  осаду  снять
обещает да вашу Яринку в тутошние  старшины  произвести,  милостью  своей!..
Сале вздрогнула от запоздалого понимания: господин Загаржецкий еще ничего не
знает! В суете встречи ему просто-напросто забыли рассказать, что...
   - И на том свете всем досадить успел, харя поганая, и на этом! - процедил
сквозь зубы сотник, сплевывая парламентеру под ноги. -  Слышь,  Яринка,  так
может, и не ворог он нам, кнеж-то? Одна забота: где ж ему ту  клятую  голову
раздобыть? Ищи-свищи теперь Дикого Пана, трясця его матери!
   А Теодор, естественно, сказал то, что и должен был сказать:
   - Есть ли надобность искать его, пан сотник?! В подвале он  у  нас  имеет
место пребывать, в клетке железной...
   - То есть как - имеет место?! - на миг сотник дара речи лишился.
   - В клетке, в подвале. Полоненный, значит, - охотно пояснил Мыкола. Есаул
Шмалько аж ногой притопнул:
   - Так за чем дело стало, Панове? Отсечь башку злыдню - и кнежу на  златом
блюде! Шо тут думать?!
   - Делать то никак не позволительно,  пан  есаул!  -  попытался  вмешаться
Теодор, но опоздал: сотник Логин наконец пришел в себя.
   - Не позволительно?! Не позволительно, чернильная твоя душонка?! Нехристю
и душегубцу голову рубить не позволительно?! Да за тем ли я сюда через Рубеж
ломился, за тем ли хлопцев с собой  тащил-терял,  чтоб  Дикого  Пана  грудью
защищать?! Ты что мелешь, бурсак?! А ну, давайте мне того харцызяку!..
   - Батька, опомнись! Я б сама Мацапуру-выродка на куски порвала! -  только
кнежу голову отдавать никак не можно! Чернокнижник он, катюга,  хуже  Дикого
Пана!
   - Цыть, дура! Разоралась! Ума наживи! - с батькой спорить!
   - А я говорю - не отдам! Сперва тогда меня рубите!
   - Дура! От ведь дура!
   - Господин сотник, ваша дочь полностью права. Голова  господина  Ма-апуры
нужна князю для неких магических действий. Если мы ее отдадим доброй  волей,
то потеряем единственный козырь...
   Сале попыталась было спокойным, рассудительным тоном отрезвить сотника  и
его ополоумевшего есаула - но куда там!
   - Замовчь, подстилка Мацапурына!
   - Небось дрын его вспомнила - вот и выгораживает, мозги нам заплетает!
   - Послушайте своего умного батьку, панна Яринка! Нам бы  столько  удач  в
карман, сколько у них войска! Соглашаться-таки надо! Да что  ж  вы  за  пана
Станислава горой?! - будто он вас гусиными вышкварками с ложки Кормил...
   - Ото жид! Ото всем жидам жид! Молодцом!
   - Верно тебя пан сотник в есаулы прочил!
   - Да чтоб я жиду поганому верил? Панна Яринка сказала: не можно - значит,
не можно!
   - Язык прикуси, Еноха! Или ты с ведьмой заодно?
   - Я - с ведьмой?! А ну иди сюды, собачий сын! Я тебе...
   - Кто - собачий сын?! Я -  собачий  сын?!  Иду,  Мыкола,  иду,  крапивное
семя!..
   Скандал ширился, разрастался, расправлял саженные  плечи.  Ему,  скандалу
гвалтовичу, было вольготно здесь, на замковом дворе, дышать полной грудью, -
наливая лица сизой краснотой, забивая глотки  хриплым  кляпом  брани.  Легли
ладони на эфесы сабельные, сжались в  кулаки,  забелели  литыми  костяшками;
катну лись желваки на скулах.
   "Армагеддон, - без причины  вспомнилось  Сале  Кеваль  удивительное  Имя,
взятое из самой страшной книги в  библиотеке  веселого  Стася.  -  Последнее
поле".
   Вот он наяву: скандал, переходящий в Армагеддон.
   Смешно?.. смейся, Куколка! до слез, до судорог - смейся!
   - Га?!
   - Ото ж!
   - Та хватит вам, хлопцы, кончайте свару!
   - Нет, пусть он мне в ясны очи скажет - кто собачий сын?!
   - Рубить! Вщерть!
   - Не можно!
   - Да вы что, сдурели, вражьи дети?!
   - Это мы сдурели?! Это мы - вражьи?!
   - Это мы - дети?!
   - ГОСПОДА!!!
   Голос героя Рио лязгнул боевым железом, и все как-то разом смолкли.
   - Отпущенное вам время истекло. К сожалению,  нам  не  удалось  прийти  к
соглашению. Вынужден объявить  вам  от  имени  господина  Гоара,  наместника
Серебряного Венца, что в самом скором времени мы будем  иметь  честь  начать
военные действия. Переговоры окончены. Всем спасибо.
   И герой, бряцая доспехом, полез обратно через стену.

Логин Загаржецкий, сотник валковский

   - Докричались, курьи головы?! - сотник весь  кипел,  как  котел,  забытый
растяпой-кашеваром над жарким костром. - Теперь из-за того клятого  Мацапуры
всем  гинуть  доведется!  Эх,  канчуками  бы  вас  кожаными!   да   горелкой
вспрыснуть! да по новой канчуками упарить...
   Логин обреченно махнул рукой: что, мол, теперь глотку драть?
   - Шмалько!
   - Здесь я, пан сотник!
   -  Зброю  всю  огнепальную  перечти  быстро.  Мне  доложишь.  Разумеется,
писарчук Хведир со всех ног кинулся помогать есаулу и едва не сбил  того  со
счета своими мудреными  словесами.  Однако  Логин  Загаржецкий  внимания  на
бурсацкие вытребеньки не обратил. Про себя бранясь по-черному, окинул цепким
взглядом стену - поставь на плечи джуру верного, так еще и с гаком выйдет! -
крытую галерею поверху, крепкие ворота, зубцы  донжона...  Знать  бы:  сколь
далеко дареная махи-ния бьет? По-любому - куда дальше, чем булдымка  или  та
же фузея. Значит, вон туды ее, матушку, в угловую башню: из  башенного  окна
ворог как на ладони, весь его  табор,  и  укрепления,  что  перед  фортециеи
возвели.
   Запляшут трепака, нюхнув черного пороху!
   Никогда реестровый черкас от боя взапуски не бегал, не бывало такого чуда
на свете белом! Только это ж не черкасом-реестровцем, а дурнем  наипоследним
быть надобно - супротив цельного войска с голым гузном  переть,  когда  всех
делов-то...
   Ладно, после драки за чубы не таскают. Сам виноват, пан сотник: не  сумел
людей в кулаке удержать, приказать, заставить, на своем настоять  -  крутись
теперь ершом на сковородке!..
   - Так что докладываю, пане сотник: гармата  -  одна,  гаковница  -  одна,
кулемет "кропоткинский" - один, пистоля жидовской системы  "Маузер"  -  тоже
одна. Рушниц шесть имеется, пистолей разных - одиннадцать.  И  еще  у  Грома
бонбы в запасе: фитильных - чортова дюжина ровно и новых, бутылочных -  семь
штук.
   - А с зарядами как?
   Шмалько на миг замялся, почесал в затылке. А потом  решительно  вытолкнул
вперед взлохмаченного Хведира Еноху:
   - Пусть пан войсковой писарь докладает! У него все записано.
   - Докладай, Хведир, - кивнул Логин новоявленному войсковому писарю.  Ишь,
зарделся малый: кумачом горит. - Только гляди у меня: без выкрутасов!  не  в
бурсе!
   - Итого зарядов к дивовидной  махинии,  кулеметом  именуемой,  в  наличии
четыреста тридцать семь штук... - поспешно забубнил Хведир, тычась окулярами
в мятый листок пергамента, сплошь исчирканный буквицами и цифирью.
   Во дает, чернильная душа! и  когда  сосчитать  успел?!  -  еще  подивился
Логин.
   - ...у жидовина Иегуды Иосифыча (сотника чуть удар не  хватил:  Иосифыча!
ну, пан писарь!..) к пистоли "Маузер" - сорок девять зарядов, ежели не врет.
К рушницам пороху да пуль - на дюжину выстрелов с каждой; к  пистолям  -  до
полудюжины; с гаковницы Петровой три раза бахать выйдет, а в гармате  -  тот
заряд, что в ней допреж имелся. Ежели порох весь до купы собрать, то  выйдет
и по второму разу в гармату забить, однако же тогда из  рушниц  и  гаковницы
палить нечем будет. А кроме того, имеется у меня соображение, пан сотник...
   - Хватит, пан писарь. Соображать после  будем,  коли  живы  останемся!  -
оборвал бурсака Логин, почуяв сердцем: сейчас не остановишь  хлопца,  он  до
Страшного Суда свои "соображения" высказывать будет. - Кто с кулемета палить
горазд?
   - Я! - гордо выступил  вперед  Забреха.  -  Обучили  кропоткинцы!  Только
второй нумер  потребен,  пан  сотник:  ленту  держать.  Чтоб  не  перекосило
заразу...
   - Подержишь, пан Ондрий?
   Приказывать старому другу не стал. Спросил, будто в камышах  на  рыбалке:
подержишь, мол, удилище? пока я горелки в кружки разолью?
   - Да куды ж я денусь, ежели для дела... -  отвел  глаза  Шмалько.  Оно  и
ясно: хотел есаул на стене остаться, где вскоре самое  пекло  начнется.  Эх,
пан Ондрий, не тужи, завей  горе  веревочкой:  дойдет  очередь  и  до  рубки
пекельной!
   Не минует она тебя, и остальных не минует!
   - Для дела, есаул. Одно у нас дело, на всех. Берите с Забрехой кулемет  -
и в башню. Вон в крайнее окошко выставляйте. Гей, ведьма...  то  бишь  пышна
пани Сало! Ты местные порядки знаешь: как мыслишь, не обойдут нас с тыла?
   - Быть не может, господин сотник. По благородному  уставу  испокон  веков
положено атаковать крепость со стороны ворот,  возвестив  троекратно  начало
штурма.
   - Ну, то добрый устав, коли не наш. И без того полдень  на  дворе,  самое
пекло, а ведь могли бы и на зорьке ломануться, лыцари... Петро! С гаковницей
- марш на галерею, леворуч от ворот. Без приказу не палить. Понял?
   - Угу.
   - Мыкола! Собери все рушницы, порох, пули до них - и  со  мной.  Праворуч
станем, до тех бойниц. А ты, Гром, над воротами засядь. Как набегут  близко,
в ров полезут - бонбы кидай. Да намотай себе на ус: зря не трать...
   - Обижаете, пан сотник! Что ж я, пальцем деланный?! - и  впрямь  обиделся
лихой москаль: аж в грудях у него пискнуло. - Пусть только  набегут,  едрена
Матрена! Сами увидите, как потроха ихние в небесах зачирикают!
   Вот в этом-то сотник валковский как раз  и  не  сомневался!  Было  б  еще
огневых припасов в достатке... Не приходилось Логину  Загаржецкому  фортецию
чужую с десятком человек от цельной армии оборонять!  Да  и  подкрепление  к
врагу в любой миг подойти может. А им, вареникам  в  чужой  сметане,  помощи
ждать неоткуда...
   - А в какое место пан сотник мне стать повелит?  Или  то  место,  не  при
пышных паннах будь сказано, шибко смачно пуляет?!
   Юдка Душегубец у