Не иначе, слишком в себе уверен. И  то
- в полной воле она, Ярина Загаржецка, у этого изверга. Захочет  -  на  дыбу
подвесит, захочет - на ложе бросит...
   ...Плеснула краска в лицо. "Стало быть, сердце с перцем? А, Ярина гновна?
Какова ты с шаблей - знаю..."  Не  вспоминать  бы,  так  не  забудется!  Как
навалился, как в лицо  задышал...  Нет,  нельзя!  Нельзя  вспоминать!  Потом
вспомнит - когда час настанет эго Пана в клочья рвать! Потом!
   Мотнула головой панна сотникова, словно мару прогоняла. Не  взять  шаблей
беса. А иначе если? Вроде бы и умен Мацапура, и "Рафли" колкие читал...
   Умен?
   Усмехнулась Ярина, на покрывало тканое легла, руки  за  голову  закинула.
Вспомнилось, как спорил как-то с попом валковским химерный  чародей  Панько.
Панотец Никодим ему из Библии словеса, а румяный пасичник щурится,  усмешкой
рот кривит: "Умен ты, батюшка, умен. Да  только  ум  у  тебя  -  дурак!"  Не
великого ума Дикий Пан!
   Умен был - не вставал бы войной против всего Войска Запорожского! Или  на
острове они, посреди моря Черного? Сжег бы Валки, и Полтаву сж„г - неужто на
том все кончилось? Хоть и обросли жирком полковники да старшины генеральные,
а все  равно  бы  -  не  стерпели.  Видать,  жадность  Мацапурина  того  ума
посильнее!
   А как  нашкодил  -  бежать  вздумал.  Вроде  бы  и  умно  -  через  Рубеж
перебраться, в мир запредельный. А о том не  подумал,  что  визы  чаклунской
всего-то на год хватает. Значит, и страх панский ума посильнее! Теперь  она,
Ярина Загаржецка...
   Не утерпела - вновь вскочила. Долго трость поднимала, встала, проковыляла
к двери. Тихо было за дверью. Ну и пусть! Думать никто не мешает.
   Ведь что получается? Узнал Мацапура, что  у  нее,  у  Ярины  Загаржецкой,
откуда-ниоткуда сила неведомая взялась. Узнал - и понял, что ту  силу  можно
на спасение направить. На свое спасение. Узнает панна  сотникова,  что  миру
этому конец приходит, позовет спасителя неведомого, а Дикий Пан в  ее  подол
клешней вцепится. Вроде рака!
   Умно? Ой ли?
   Решил Дикий Пан, что она жизнь свою выше всего  любит.  И  за  эту  жизнь
готова даже его, Мацапуру-анчихриста, из  пекла  вытащить.  Значит,  грозить
станет. Грозить - и сулить всякое.
   Ну и пусть!
   Усмехнулась Ярина, легонько тростью в дверь ударила: тук, тук,  тук!  Как
бить это в байке, что Хведир когда-то рассказывал? "Я, Черная Рука, иду тебя
кушати - с ручками, с ножками, с пальчиками!"
   Тук, тук, тук, Дикий Пан!
   Или не слышишь, как Смерть твоя стучится?

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

   Теперь я знаю, как летают!
   Это очень просто! Я летал. Я поднялся на большое  дерево  в  саду.  Я  не
испугался.
   Когда я вырасту, то смогу летать под самыми звездочками.
   Я научу летать Ирину.
   Красивый человек, который ходит за мной, познакомил меня со своей девкой.
Она хорошая. Она погладила меня по щеке. Она  удивилась.  Она  сказала,  что
меня называют чудовищем. А я - не чудовище, я очень красивый парень.  И  мне
скоро надо будет искать невесту. Я спросил, что такое невеста. Она смеялась.
Она сказала, что скоро все девки будут умирать, когда меня увидят. Я сказал,
что не хочу, чтобы они умирали. Она снова смеялась,  и  красивый  человек  -
тоже. Они хорошо смеются.
   Красивый человек принес железную рубаху и попросил меня примерить. Рубаха
тяжелая и очень большая. Красивый  человек  сказал,  что  ее  носил  княжич,
который умер. Я тоже буду ее носить, когда рубаха  станет  меньше.  Красивый
человек дал мне подержать меч. Он не тяжелый.  Я  сказал,  что  этот  меч  -
ненастоящий. Настоящий меч не из железа, а из огня.
   Тетка спросила, слышу ли я бабочек. Я сказал,  что  слышу.  Тетка  повела
меня к дядьке Князю.
   Дядьке Князю больно. Он сидит в большом кресле.  Красный  камень  на  его
перстне не горит.
   Дядька Князь попросил меня позвать бабочек. Он сказал,  что  с  бабочками
желает поговорить Князь Сагор. Я звал. Я звал долго. Бабочка отозвалась. Она
розовая. Она яркая.
   Бабочка сказала мне, чтобы я не вмешивался. Она сказала, чтобы я  не  лез
не в свое дело. Я обиделся. Я сказал, что скоро вырасту и тогда  ее  поймаю.
Бабочка испугалась. Она согласилась говорить с дядькой Князем.
   Дядька Князь спросил у бабочки, почему она не выполнила обещание.  Дядька
Князь сердился. Дядька Князь кричал.
   Бабочка ответила, что обещание она выполнит. Дядька Князь и  тетка  могут
улететь. Бабочки им помогут. Дядька Князь спросил, может ли с  ними  улететь
Княжич Тор. Бабочки сказали, что нет. Бабочки сказали, что  закрыт  какой-то
Рубеж. Что они могут перенести дядьку Князя и тетку в спокойное  место.  Там
можно жить долго без "визы".
   Розовая бабочка просила меня показать дядьке Князю это место. Я взял  его
за руку и показал. Он испугался.
   Спокойное место - плохое. Там очень холодно. Там  плохо  дышать.  Бабочка
сказала, что дядька Князь не умрет. Он будет ждать в спокойном  месте,  пока
бабочки не найдут ему дом.
   Дядька Князь очень сердился. Он сильно кричал.  Он  думает,  что  обманет
бабочек. Он думает про "эвакуацию". Он думает, что ему поможет тетка.
   Тетка не хочет помогать дядьке Князю.  Она  хочет,  чтобы  он  умер.  Она
вспоминает мальчика по имени Клик. Этот мальчик умер. Тетка  хочет  улететь.
Розовая бабочка ей обещала. Дядька Князь об этом не знает.
   Они злые. Они плохие. Мне было больно. Они забрали у меня все смыслы.

***

   Я показал братику место, где лопнули пленочки. Он не увидел.  Он  сказал,
что я все выдумал. Он сказал, что мир не может погибнуть,  если  не  захочет
Бог.
   Я спросил, кто такой Бог. Братик объяснял.  Он  сказал,  что  Бог  правит
миром. Я сказал, что Бог - это и есть мир. Он велел мне никому  об  этом  не
говорить.
   Батька далеко. Он меня не слышит. Я не знаю, чем ему помочь.  Мои  смыслы
слишком легкие.
   Мне надо поговорить с Богом.

Ярина Загаржецка, сотникова дочка

   На этот раз не светило солнце. Темно было  в  горнице,  даром  что  свечи
всюду натыканы. В черной тени сидел Дикий  Пан.  Только  красной  огонек  от
панской люльки горел-подмигивал. Ну точно, дьяволово око!
   Дымил Мацапура люлькой, молчал. Ярина тоже не спешила разговор  заводить.
С чего начнет? Дыбу посулит - или червонцев мешок?
   - А знаешь, Ярина Логиновна, что кнеж Сагор удумал? Вздрогнула.  Все-таки
сумел удивить, упырь!
   - Ведь чего он у тебя расспрашивал? Про  Багряные  Ворота  да  про  землю
нашу? Верно?
   - Верно.
   Вспыхнуло дьяволово око. Вспыхнуло, погасло.
   - От паскудство! И люльки доброй  вырезать  не  могут!  И  тютюн  тут  не
растет... Сагор, Ярина  Логиновна,  чернокнижник  знатный!  Да  и  мир  этот
чернокнижием спокон века силен. Прикидывал я, чего это здесь даже до  пороха
не додумались? Приезжай с гарматой да скручивай всех в бараний рог! ан  нет!
Тут у них магия такая, что и порох не нужен.
   Кивнула Ярина, глаз от красного огонька не отводя.  Слыхала!  Рассказывал
ей о том химерный пан Рио. Как это он говорил? "Мне кажется, что в моем мире
законы магические... волшебные имеют большую силу, чем законы физические.  У
вас такое - исключение. У нас - правило".
   - То мне пани Сале пояснить пыталась. Честно говоря, не очень я и  понял.
Вроде как Сосуд этот к Небесному Огню ближе. Может, и правда. Правда?
   "...Мы говорили с господином Теодором, и  он  предположил,  что  мой  мир
находится ближе к Внутренней Сфире, поэтому в нем больше тонких материй..."
   - Ну и что? - не выдержала Ярина. - Какой с того чернокнижия толк,  ежели
мир свой спасти не могут?
   - Не могут.
   Полыхнул огонек, погас. Встал Мацапура, повел плечами -  вроде  как  груз
тяжкий скидывал.
   - Спасти не могут. А вот что иное... Видишь ли, Ярина Логиновна,  есть  у
кнежа Сагора некая магия на самый распоследний  случай.  Какая  -  не  скажу
пока. Магия эта сама мир тутошний в пепел превратит, зато иной мир как бы  в
полон возьмет...
   Шагнул ближе, склонил голову набок, в лицо всмотрелся. Мол, поняла, панна
Загаржецка?
   - Ведь чего тебя про Багряные Ворота расспрашивали? Думаешь, бежать  кнеж
решил? Э-э, не  бежать!  Узнать  ему  хочется,  откуда  мы  взялись.  Стражи
Рубежные не скажут, их дело - визы смотреть да через Ворота  пускать.  Конец
дорожки он видел, а начало - нет. Тут, панна сотникова, каждая мелочь важна.
Узнает, откуда дорожка наша началась, вот тут и магию свою последнюю в  дело
пустит. Ясно ли объяснил?
   Молчала Ярина, не знала, что и думать. Врет упырь, цену набивает? Так  ее
ведь и правда о том расспрашивали!  И  об  обряде  сатанинском,  и  о  земле
родной. Дороги, города, крепости...
   - Вот тебе и цена договору нашему. Ты своих заступников просишь -  крепко
просишь! - чтобы нас  с  тобой  выручили.  Или  в  иное  место,  безопасное,
перевезли, или это безопасным сотворили. А вот моя цена. Первое - жизнь тебе
спасу. Второе - расскажу, что кнеж Сагор придумал.  Магия  его  сильная,  да
тонкая. Порвешь ниточку - рассыплется все. Вот я тебе ту  ниточку  и  укажу.
Спасешь ты, Ярина Логиновна, все Войско Запорожское, а  может,  и  весь  мир
Божий. Прямо как Маруся Богуславка!|
   Хохотнул Дикий Пан, да странным  тот  смех  Ярине  показался.  Словно  не
смеялся Мацапура - лаял.
   - А коли заступнички твои нас обратно под Валки отправят, ты, ясочка моя,
за меня, старика, перед батьком да перед гетьманом слово  замолвишь.  Потому
как фитиль уже горит, а погасить его только я смогу!
   Наклонился, тютюном в лицо дохнул.  И  почудилось  девушке,  что  красным
жаром горят панские очи. Словно кто две люльки в темноте запалил.
   Закрыла глаза панна сотникова. Закусила губу - до боли, до крови. Что  же
делать-то ей? Не иначе придумал всю эту химерию  проклятый  колдун!  А  если
нет? Если и вправду?
   - То  пан  добре  выдумал,  -  наконец  усмехнулась  она.  -  Все-то  пан
подсчитал, все взвесил. Да только у меня тоже в руках ниточка имеется. И  на
той ниточке, пан зацный, жизнь твоя подвешена. Или нет?
   Словно бы дверь заскрипела. Дрогнули толстые губы.
   - И твоя! И твоя, ясочка! Разом висим, разом падать будем!
   - А коли так, то поведай-ка и мне про кнежью задумку. А то не привыкла  я
верить на слово - особливо таким, как ты. А я послушаю! Шумно вздохнул Дикий
Пан. Хмыкнул, головой качнул.
   - Не веришь, значит? Ну ладно, все одно -  коли  не  выберемся,  в  пекле
только рассказать сможешь!
   Отошел, обратно в кресло бухнулся.
   - Узнал я, понятно, от пани Сале. Умная она, а все же  баба.  А  баба  да
будет тебе ведомо, панна Загаржецка, болтлива бывает. Особливо как размякнет
или в гнев впадет. Ну, размякнуть я сам ей помогал. Хе-хе!.. Ничего,  мягкая
становилась. А гнева да злости в ней - море целое. Знаешь ли,  что  кнеж  ее
жениха смертью казнил?
   Вот даже как? Ярина только диву далась. И после этого ведьма  тому  кнежу
служит?
   Или не после? Или у пани Сало своя задумка есть? Так-так!
   - Много чего она про кнежа порассказывала! Ой, много! Ну и среди  прочего
- такую байку сплела. Будто  пращур  его  не  просто  шаблей  престол  взял.
Заключил он завет с демоном неким. Ну, чисто Моисей на Синае!..
   Вновь засветились красным огнем панские очи. Даже  вперед  подался  -  до
того завелся. Ярине и самой интересно стало. И не просто интересно...
   - И обещал тот демон... Гей, чего надо? Не поняла Ярина. Кому  это  надо?
Ах да, пахолок! Подобрался тихо, теперь на ухо панское шепчет. Долго шепчет!
   - Как?! Как звать, говоришь?
   Вроде бы сидел только что Мацапура - а уже стоит. И не у кресла - у окна.
Стоит, в стекла темные смотрит. И шабля в руке!
   - Ну, веди сюда, раз  пришел!  Да  свечей,  свечей  побольше!  Поразилась
Ярина. Или от кнежа гонец? Или сам кнеж Сагорский  пожаловал?  Тогда  отчего
один?
   А вот и свечи! Что-то Мацапура с лица спал! Вот уж не думала  она  Дикого
Пана таким увидеть!
   - Сидишь, Ярина Логиновна? Ну, сиди, не вставай. Чтоб падать не пришлось!
   Шаги... Вошел! Нет, это всего лишь давешний пахолок.
   - Господин Теодор Еноша к господину наместнику Медного Венца!
   Услышала - не поняла сперва. Теодор Еноша? Ено...
   Хведир!!!
   - То добрый вечер панству! Вначале узнала окуляры. Потом...
   - Хведир!
   Не закричала - прошептала. Услышал бурсак, улыбнулся:
   Добрый вечер, Ярина Логиновна! И вам добрый вечер, пан Станислав!
   Поглядела  панна  сотникова  на  потолок  -  не  падает.  На  пол  не   -
проваливается. На пана Мацапуру...
   - То... То и вам добрый, пан писарь сотенный! В иной миг бы и засмеялась.
Знатно глаза вытаращил, пан моцный! Ровно сом на вертеле!
   - Я... Я мешать не буду. Мне только вызов передать зацному пану. Полез за
пазуху, грамотку достал. Мятую.
   - То пана Мацапуру-Коложанского в Полтаву  кличут.  Ведено  пану  на  суд
явиться.
   Белым стал Мацапура - словно мелом натерли.
   - А обвинения моцному пану Станиславу  будут  такие.  Первое  -  ребелия,
сиречь бунт супротив власти державной. Второе - невинных  христиан  убиение,
равно как иное мучительство. Третье...
   Был Дикий Пан белым - зеленым сделался. Ярина же ушам  своим  не  верила.
Что же это такое? Или пан бурсак решил, что они в Валках?
   - ...Третье - чернокнижие, сиречь магия, бесов вызывание, а  такоже  иное
чаклунство упыриное...
   - Да ты!.. Да как ты!.. Или  разума  лишился,  хлопче?  Качнулся  свечной
огонь от Мацапуриного крика.
   - Ах ты, семя крапивное! На суд?! Меня?! Меня, Мацапуру-Коложанского!
   - Вас, пан Станислав, - вздохнул  Хведир,  грамотку  пряча.  -  Так  как,
поедет пан в Полтаву?
   Зарычал Дикий Пан. Вскочил, сжал  пальцы,  что  шаблю  держали.  Побелели
пальцы, хрустнули.
   - Да я!.. Ах ты, сопляк! Ах ты!..
   -  Ну  так  мы  и  без  ласки  панской   обойдемся!   Весело   усмехнулся
Хведир-Теодор, окуляры снял. Снял -  Ярине  подмигнул.  Подмигнул,  пальцами
щелкнул...
   ...Брызнули стекла. Звякнуло. Грохнуло. Громыхнуло.
   - А вот и мы! Гоп, куме, не журись, туды-сюды повернись! Хватай упыря!
   - Ату волчину!
   И тогда рассмеялась Ярина-Смерть. Верила! Верила! Есть Бог на свете!
   ...Ничего не помнила - кажется, плакала.  Плакала,  Хведира  в  обе  щеки
Целовала. И Мыколу. И Петра-молчуна.
   - Ну, ну, Яринка,  успокойся!  Добре  все!  А  скоро  еще  лучше  станет!
Очнулась, вытерла слезы.
   - Хлопцы! Хлопцы!..
   - Мы и есть, Ярина Логиновна!
   Словно и не было ничего. Словно опять дома. Она в горнице парадной.  а  к
ней гости завернули. Славные гости - браты Енохи.  Вон  Мыкола  чуб  за  ухо
заправляет, вон Хведир - никак окуляры на нос не пристроит. А вот и Петро  с
гаковницей...
   Нет, не ходят в гости с гаковницей! Не дома она! Но как же это?
   - Откуда?
   Рассмеялись. Даже Петро-молчун  хохотнул.  Хохотнул,  гаковницу  с  плеча
снял. Добрая гаковница! И о панскую голову не разбилась!
   ...Ай, пан, пан  мостивый!  Или  думал  ты,  что  будешь  кулем  на  полу
валяться?
   То-то!
   - Тут, Яринка, рассказывать - ночи не хватит. Ну чего, сестренка жива?
   Вздохнула Ярина, закрыла глаза. Неужто все позади? И муки, и боль, и ужас
смертный? Даже не верится пока...
   - Жива, хлопцы! Жива!

Юдка Душегубец

   - Ты прав, Иегуда бен-Иосиф. Через Ворота можно попасть не только в  иной
Сосуд, но и переместиться внутри самого Сосуда. Главное  -  знать,  как.  Но
ведь ты хотел спросить не об этом.
   В эту ночь (вэй,  тоже  мне  ночь!)  морок  уже  не  походил  на  морока.
Загустел, плоти набрался.
   Славный сынок у каф-Малаха. Не жалеет Имен для батьки!
   Костер  погас.  У  пустого  бочонка  мадеры  -  попоище.   Пали   черкасы
гетьманские в Хмельницкой баталии, но пали с честью - чубами к  бочке.  Даже
завидно!
   - Я до сих пор жив, каф-Малах. Это ты попросил сотника Логина?
   - Я не мог попросить. Мог лишь кое-что показать. Поэтому и опустилась его
рука. Но ведь ты хочешь узнать о другом?
   Смотреть на его черную личину не было сил. Пылающие узкие глаза прожигали
насквозь. А ведь он - только призрак! Каков же настоящий Малах?
   - Ты прав, морок! Я хотел узнать, зачем спрятанному  в  медальоне  нужно,
чтобы глупый жид Юдка нарушил заклятие?
   Обидным был его смех. Всего в нем хватало - и злости, и пренебрежения  ко
мне, сирому.
   - Ты не умнее, Иегуда бен-Иосиф, своего Двойника! Не умнее -  любопытнее.
Тот просто струсил.
   Не удержался - взглянул в его горящие глаза. Вот даже как?
   - Так с паном Рио тебе тоже не повезло? Вэй, да ты неудачник, каф-Малах!
   Уязвил? Кажется, уязвил. Отвернулся морок, плечом дернул.
   - Ты не первый, кто так зовет меня. Может, и правда. Но мои неудачи стоят
твоих удач. Я мог бы ответить тебе, Иегуда бен-Иосиф, но не  станет  ли  мой
ответ водой, проливаемой на горячий песок? Но если  хочешь,  намекну.  Когда
нарушится заклятие. Внешний Свет разъединит верх и основу, сотрясутся сфиры,
и в ракурсе Многоцветья станет возможным Чудо.  Понял  ли  ты  меня,  мастер
Нестираемых Имен?
   Мне бы удивиться. Поразиться.
   Но не стал я удивляться.
   - Эге, так вот ты кто, каф-Малах! Ты не только бунтарь, ты еще и  еретик!
У какого безумца ты учился, сын греха?  Ибо  любой  рав  пояснит  тебе,  что
никакого Чуда в ракурсе Многоцветья не  настанет,  зато  в  ракурсе  Сосудов
случится большая беда. Или ты хочешь, чтобы я стал Разрушителем Миров?
   Внезапно почудилось,  что  я  в  синагоге,  куда  посмел  зайти  какой-то
оав-самозванец. И не просто войти - сесть на возвышение,  развернуть  свиток
Торы...
   Ах ты, нечестивец!
   Я быстро опомнился. Самое время изощряться в ученых спорах!  Все-таки  ты
жид, бен-Иосиф. Хоть две шабли в руки возьми!
   - Я учился у человека, которому твои равы недостойны омыть ноги. Ноги?! -
они все, вместе взятые, недостойны кормить его осла!..

***

   ...Вэй, да и он, кажется, жид!

***

   - Его звали Элиша бен-Абуя...
   - ...Которого все благочестивые люди именовали Чужим - дабы не осквернять
уста проклятиями, - подхватил я. - Который побывал в Саду Смыслов, но  вынес
оттуда только безумие. Значит, это он  научил  тебя  именно  так  трактовать
Сокровенную Книгу?
   Я укусил себя за  язык.  Перед  кем  я  стараюсь?  Перед  тем,  для  кого
Сокровенное Знание - только лопата, которой ставят в печь хлебы?  Но  в  его
печи может поспеть только Глупость. И та - горелая!
   - Я тебя понял, каф-Малах. Нарушение заклятия взорвет сфиры. Но тебе  нет
до этого дела. Ты думаешь, что это даст  тебе  лазейку,  чтобы  пролезть  из
Не-Существования  в  Существование.  Ты  похож  на  безумца,  который  решил
изжарить яичницу в пламени горящего дома!
   Нет, не зря я всегда остерегался  Малахов!  Но  бейт-Малахи,  по  крайней
мере, соблюдают законы!
   - Какой же ты зануда, Иегуда бен-Иосиф!
   Не стал отвечать. Встал, повел плечами, отгоняя сонную одурь. Внезапно  я
почувствовал  странную  приязнь  к  спавшим  у  погасшего   костра   чубатым
разбойникам. Всего-то и хотят они - посадить вредного жида на палю. Им  и  в
голову не придет трясти Древо Сфирот!
   - Ты не понимаешь, бен-Иосиф! Я обернулся. Он еще здесь?
   - Нарушение заклятия - выход не только для меня, но и для  тебя.  Кто  ты
сейчас? Сторож собственного гроба - не больше. И уйдет душа твоя в никуда, в
бездну, худшую, чем Шеол, не выполнив ничего из предначертанного. Если же не
побоишься, если сможешь переступить через себя...
   Я закрыл уши, не желая слушать. Поздно жалеть о несбывшемся. Поздно! Этот
бунтарь ко всему  еще  и  глуп.  Разве  понять  Малаху,  что  для  Заклятого
переступить через себя - горше самоубийства? Впрочем,  что  для  него  люди?
Тараканы, не больше!
   - Я выбрал свою дорогу много лет назад, каф-Малах! И теперь она подошла к
концу. И твоя похоть к жизни не заставит меня стать Б-гоборцем! Уйди!
   Я закрыл глаза, и передо мной предстала Бездна.  Рядом  -  протяни  руку.
Этим ли грозил мне морок? Ну и пусть! Пусть моя душа навеки останется здесь,
на дороге, ведущей из Ниоткуда в Никуда...
   За одно я был благодарен ему, ерет