- Я - Денница. Я - Несущий Свет. Уходи, уходи Ирина! Сейчас... Сейчас  не
время. Сейчас - война.
   - Нет! - она закричала, глотнула ледяной воздух, обернулась, надеясь  его
увидеть...
   Тщетно! Только тьма, только звездный огонь.
   - Денница! Денница! Я хочу быть с тобой! Я хочу быть с тобой!..
   - Хорошо. Протяни руку.
   Черная Птица взмахнула крылом... рукой,  в  глаза  ударило  синее  пламя,
закружило, бросило в сверкающий, кипящий водоворот...
   - Не бойся! Я здесь!
   Ярина кивнула - ей не было страшно. Его рука была тепла и тверда.
   - Когда откроешь глаза - не удивляйся. Ты увидишь не все. Даже я вижу  не
все.
   Она удивилась, хотела переспросить, но поняла - не время. Не  все?  Ну  и
пусть! Лучше что-то, чем пустое ледяное небо.
   Ярина открыла глаза. Открыла, зажмурилась...
   Голубым огнем горела сталь. Слепящей лазурью. И  был  таким  же  лазурным
стяг - огромный, тяжелый.
   - Кого ты привел, сын греха? Или забыл Азу и Азеля? Забыл своего отца?
   Синим светом сверкали глаза того, кто стоял напротив. И не  было  у  него
возраста, как нет возраста у небес.
   - Я ничего не забыл, Архистратиг! Она - дочь Хавы. Сейчас решается  и  ее
судьба тоже.
   Ярина оглянулась. В темно-лиловом плаще стоял Денница -  без  лат  и  без
шлема. Лишь серебряный обруч сверкал в волосах.
   - Пусть остается, - Архистратиг презрительно скривился. - Она  все  равно
ничего не увидит. Не увидит - и не поймет.
   Ничего не поймет? Девушка быстро осмотрелась. Ну так уж и  ничего!  Холм,
вокруг поле, а поперек поля - войско. И еще одно -  напротив.  А  тут  никак
переговоры?
   Над миром Божиим стояла серая тьма. Ничего не разглядеть -  ни  хоругвей,
ни доспехов. Но почудилось Ярине, будто сила, что за спиной  Денницы  стоит,
совсем малая. Добро, если пара сотен наберется! А напротив...
   - Ты рассчитывал на пять войск, Несущий Свет? Ты ошибся. Они все со  мной
- и Задкиэль, и Рафаэль, и Иофиэль, и Рахаб, и другие. А во главе них  -  я.
Не ожидал?
   Легко улыбнулся Денница. Поднял взгляд к серым небесам.
   - Не ожидал, Архистратиг. Значит, и ты теперь - раб Самаэля? Темным огнем
полыхнули синие глаза. Дрогнул голос.
   -  Лучше...  Лучше  поклониться  Самаэлю,  чем  тебе,  сын  греха!  Лучше
сохранить порядок, пусть даже ценой крови, чем дать волю этим... этим...
   Молчал Денница. Молчал, в серое небо смотрел.
   - Ты знаешь, я долго ждал. Я не хотел  вмешиваться.  Но  сейчас  -  время
выбора. Если рухнут Рубежи, мир превратится в хаос!
   - Так сказал Самаэль, - Денница усмехнулся, не отводя взгляда  от  серого
марева наверху. - А я скажу другое. Когда рухнут Рубежи, дети  Адама  станут
наконец свободными. И настанет новый мир.
   Колыхнулся голубой стяг. Злым  пламенем  горели  глаза  вождя  в  сияющих
латах.
   - Мир низших тварей! Мир грешной плоти!
   - Я покажу тебе вещь,  -  Несущий  Свет  протянул  вперед  руку,  раскрыл
ладонь. - Ты скажешь, что это, без подсказки? Я  приведу  к  тебе  зверей  и
гадов земных по роду их. Сможешь ли ты дать им имена?  Не  сможешь!  Люди  -
смогут. Человек - Его образ. Человек - не ты! А ты лишь Существо Служения!
   О чем они? Ярине вдруг показалось, что слыхала уже она о таком. Слыхала -
или читала, или Хведир-Теодор рассказывал...
   - Это все слова, сын греха! Только слова! Я не знаю имен зверей и  гадов,
зато знаю, кто ты, Светоносный! Тебе не поможет словоблудие. Чтобы сокрушить
Семь Воинств, нужно иное, совсем иное. Веди своих заброд! Веди! Чего  же  ты
ждешь?
   -  Знака!  -  рука  Денницы  еле  заметно  пожала  ее  пальцы.  -  Знака,
Архистратиг!
   Серым было небо, безвидным. Но вдруг почудилось  Ярине,  что  колыхнулось
марево, и словно чья-то длань отдернула занавес...
   ...Проснулась - долго понять не могла. Когда  же  поняла  -  не  по  себе
стало. Сон ли это? А если сон - то  от  Бога  ли?  Как  назвал  Денницу  пан
Архистратиг? Светоносный?
   Дрогнуло сердце. Вроде бы и нет в том  имени  ничего  дурного,  напротив.
Светоносный свет людям несет, тьму разгоняет. Ведь и Бог, перед тем как  мир
творить, свет возжег!
   Отчего же так страшно?
   Странное было платье - не шелковое, но и не  аксамитовое.  Словно  парча,
только легкая, невесомая. А красоты такой - залюбуешься. Переливается  ткань
серебряным огнем, не хочешь, а рукой погладишь.
   - Не хочу, - Ярина опомнилась, оттолкнула обнову. - Не надену! И не пойду
никуда.
   - Но господин наместник велели!
   Девушка вздохнула. Переспорить служанку оказалось мудрено. Да и понимала:
не в служанке дело. Не в ней и не в платье из ткани невиданной. Не  хотелось
в очередной раз чужой наказ выполнять. И ведь не просто чужой!
   - Господин  наместник  просил  поторопиться.  Господин  наместник  просил
госпожу пройти в Зал Грамот.
   Просил! Вежливый он, пан Мацапура!
   Этим  утром  Ярина  впервые  смогла  встать.  Нога,  что  с   подрезанным
сухожилием, по-прежнему не слушалась, но все же стоять  было  можно.  И  гут
озаботился Дикий Пан - прислал со служанкой трость. Легкую, твердого дерева,
с узорной резьбой - тоже серебряной.

***

   Для гостьи дорогой ничего не жалко!
   Вздохнула панна сотникова. Поняла - придется  идти.  Не  таков  Мацапура,
чтобы отговорки слушать. Не захочет она - на веревке притащат.
   Голой.
   Замок не удивил. Видела  такие  Ярина  возле  Киева-города.  Старые  Паны
строили. Ладные фортеции  -  с  добрыми  стенами,  с  бойницами,  с  главной
башней-донжоном. После гетьмана Зиновия мало их  осталось  -  пожгли  да  по
камню разобрали посполитые. И не только у Киева такие стоят. И у Валок тоже.
Бывала в одном похожем замке пана сотникова, гостила -  не  забудет.  Только
там все больше подвал  осматривала.  Как  выразился  бедный  пан  Станислав,
Девятый Круг. Здесь же довелось поглядеть на парадные покои. Пока шла,  пока
по лестницам крутым взбиралась, ногу волоча, осмотрелась.  Осмотрелась  -  и
удивилась даже. Бедновато! Один камень да камень. Где  в  побелке,  где  так
просто. Хоть бы  зброю  на  стены  повесили  или  парсуну  какую!  А  может,
наместник прежний банован был, вот и вывезли добро, а в пустой замок  Дикого
Пана вселили?
   Зал   Грамот   оказался   на    самом    верху.    Окна    -    в    рост
человеческий,стрельчатые. И без решеток. Ярина не выдержала - к  первому  же
подошла. Закрыто! Вгляделась,  сквозь  толстые  стекла  на  мир  посмотрела.
Высоко!
   Внизу, за стенами начинались луга, холмы; дальше, по левую руку - рощица.
Невеликая, редкая. От рощицы дорога наискосок ведет,  к  реке  дальней  и  -
через мост - к местечку. А вон и звонница вдали торчит! Не с нее ли  Шакалов
Глиняных в полет вольный отправляют?
   - Любуешься, Ярина Логиновна?
   Вздрогнула. Повернулась быстро, трость на звонкие плиты уронила.
   Тихо подошел пан Мацапура. Словно кот к мыши.
   - То надежду имею, что панна зацная в  добром  здравии  пребывает?  Ярина
кивнула - не думая, не слыша даже. Почему-то стало трудно стоять. Схватилась
за подоконник мраморный. Трость! Ах ты, досада!
   - Пусть панна не беспокоится!
   Миг - и трость уже в Мацапуриных лапах.  Улыбнулся,  с  поклоном  вернул.
Шагнул ближе.
   - И я тут бывать люблю. Красиво! Вон, только глаголей не хватает.
   Ничего, я уже распорядился - аккурат  близ  рощицы  поставим.  Ведь  тут,
Ярина Логиновна, и не вешают почти, больше головы  рубят.  Дело  доброе,  да
глаголь  лучше.  Удавленника  хлопы  в  полном  виде  лицезреют,  что   зело
поучительней бывает. А ежели смолой облить, то целый  год  провисеть  может.
Или два. Все польза! И для порядку, и для  души.  И  подати  платить  станут
справно!
   На толстых губах - улыбка, глаза добротой лучатся. Заботлив пан Мацапура,
не запускает хозяйство.
   - Много чего тут поправить надо, Ярина  Логиновна.  Богатая  земля,  ткни
палку - дерево вырастет, а толку мало. Ты бы почитала, сколько  податей  тут
собирают! Смех! Батька бы твой сразу втрое их поднял, ну а я...
   Ярина и вовсе слушать перестала. Вдруг показался ей Дикий  Пан  шкодливым
мальчишкой, что хвалится кошками умученными.
   Тот словно понял - сам себя оборвал.
   - Умна, умна ты, панна сотникова. Видишь - пустое  болтаю.  Не  для  того
пригласил.
   Сгинула улыбка. Потемнели глаза.
   -  Посмотри-ка  ты,  Ярина  Логиновна,  на  ясное  солнышко!   Что?   Или
ослышалась? Или опять Дикий Пан шутит?
   - Погляди, погляди!
   От его взгляда враз мурашки по  коже  побежали.  Никак  в  последний  раз
посмотреть приглашает?
   Ладно!
   ...Ударил в глаза желтый огонь, ударил - ослепил. Закрыла веки  -  а  все
одно желтое пятно плавает.
   - Не открывай глаз-то, панна сотникова. Пройдет скоро. Не  открывай  -  и
меня слухай. Лето сейчас, солнце здесь жаркое, жарче нашего. Жарче - и ярче.
Не иначе, на полдне мы, вроде как в Берберии. Какой дурень на  солнце  будет
смотреть?
   Подняла веки Ярина, а перед глазами все  одно  -  пятно  желтое  плавает.
Помотала головой. Не проходит.
   - Да вот нашелся дурень  такой,  что  на  солнце  смотреть  стал.  Может,
догадаешься, кто?
   Догадалась. И диву далась. Что это с Мацапурой? Или в коллегиум поступить
решил, звезды считать? Говорил Хведир, что есть  такие.  Ходят  в  балахонах
темных, трубы зрительные таскают.
   - То присядем, панна сотникова. Нечего тебе ногу томить. Взял под руку  -
не сопротивлялась даже. Поняла -  не  в  вежестве  притворном  дело.  Что-то
случилось. Иначе не стал бы Дикий Пан на солнце глядеть!
   Сели тут же -  в  высокие  кресла,  что  вроде  как  на  помосте  стояли.
Неудобные кресла, жесткие. Мацапура долго устраивался,  по  сиденью  елозил.
Устроился. Хмыкнул, ус крутанул.
   - А знаешь, Ярина Логиновна, что это за места? На сих креслах только кнеж
пребывать право  имеет.  Ежели,  стало  быть,  в  гости  заглянет,  тут  его
усаживать должно. Так что я-на кнежском сиденье, а ты - вроде как кнежна!
   Хохотнул. Хихикнул.  Подмигнул.  И  вновь  подивилась  Ярина.  Ну  точно,
мальчишка! Хведир, тот тоже, как мальцом был,  все  норовил  за  батьковским
столом усесться да окуляры пана писаря на нос нацепить.
   - Так что мы с тобой с сего дня - злодеи державные. Эх, было бы время,  я
бы не сюда, а на самый трон пана Сагора взобрался! Жестковато,  говорят,  да
ничего!
   Помнила тот трон Ярина. И трон помнила, и кнежа, что  за  него  цеплялся,
кровью исходя. А славно бы у того трона самого пана Мацапуру приветить! Чтоб
так же кость хрустнула да жилы лопнули. И чтобы перстень...
   Перстень! Камень кровавый!
   Даже испугалась. Поглядела - замерла.
   Кровавым огнем горел самоцвет на груди пана Мацапуры-Коложанского. Горел,
переливался - словно подмигивал.
   "Пойдешь ко мне на цепь?"
   Ах, чародеи-химерники! Колом бы осиновым вас!

***

   То ли взгляд ее перехватил Дикий Пан, то ли просто - почуял.
   - Чему дивишься, Ярина Логиновна? То прикраса фамильная, от батька  моего
Леопольда досталась. Сперва был тут белый камень-диамант, только потерял его
батька в городе Париже. Потерял -  да  другой  вставил.  Рубин  этот,  панна
сотникова, из самой Индии привезли, из страны Кашмир.
   Спокойно сказал, невзначай словно. Сказал, а сам взгляд  от  лица  ее  не
отрывал. Будто испытывал.
   Хотелось Ярине об узнике седобородом спросить да о площади Гревской,  что
в том Париже-городе, но - смолчала. Успеется! Будет час -  все  Дикому  Пану
припомнит. И пана Станислава тоже!
   Поерзал пан Мацапура по креслу. Поерзал - успокоился.
   - Ну, слушай, Ярина Логиновна. С безделицы все  началось.  Три  дня  тому
разголос по местечку прошел, будто на закате искра возле  солнца  сверкнула.
Сверкнула - да и погасла. Поговорили - забыли. А я вот не забыл.
   Помолчал Дикий Пан, пальцами толстыми по подлокотникам побарабанил. Будто
слова искал.
   - Сам дивился: с чего такую  безделицу  помню?  А  потом  на  ум  пришло:
"Искрой, пятном, хоботом, а после -  столпом".  Вроде  загадки  детской.  Не
слыхали ли, панна сотникова?
   Покачала головой Ярина. Не слыхала. Не любила она загадок. Одно поняла  -
не шутит Мацапура. Не шутит - и на солнце смотреть не зря заставляет.
   - Книга такая есть - "Рафли" зовется. Чернокнижие сугубое, даже мне порой
тошно. Да только вот читывал я там некое повествование  -  про  Аспида,  что
землю сгубить хотел в годы давние. Вот с того и запомнил -  про  искру,  про
пятно да про все прочее...
   Встал Дикий Пан, шеей повел, словно бы душно ему было. Будто  бы  схватил
кто за шею его бычью.
   - Послали того Аспида аггелы некие, самим Сатаной назначенные. А чтоб  до
времени не увидели губителя, возле самого солнца спрятали.  Только  и  можно
было заметить, что искру на закате. А через дней несколько...
   Только сейчас и догадалась  Ярина  крест  сотворить.  Ишь  кого  помянул,
людоед!
   - Или пан Сатаны испугался? - не утерпела она. -  Чего  ж  слуге  хозяина
своего бояться?
   Моргнул Дикий Пан, брови высоко поднял. Вот-вот рассмеется. Да только  не
стал смеяться.
   - Дура ты, панна Ярина! То мугыри пальцы гвоздем колют  да  заполночь  на
печь лезут, чтобы душонку свою продать. Пропадают - и  зазря.  Сатане-то  до
них и дела нет. Ты хоть Библию читала?
   И вновь перекрестилась панна сотникова. Сперва  Врага,  после  -  Писание
Святое оборотень поминает. Неведомо, что хуже!
   - Сатана, которого должно Противоречащим звать, Богу отнюдь не ворог. Или
Иова Многострадального книгу не помнишь? "И  был  день,  когда  пришли  Сыны
Божий предстать пред Господа; между ними пришел и Сатана". Поняла? Пришел он
среди ангелов, потому как сам - ангел! К Господу приходит и от  него  наказы
получает. Ты, Ярина Логиновна, попов меньше слушай. Вредно это!
   В третий раз перекреститься не  пришлось.  Замерла  рука.  Помнила  Ярина
книгу об Иове. И о Сатане клятом помнила, да как-то не задумывалась.
   - А потому и землю сгубить Противоречащий отнюдь не сам задумал. Да не  о
том речь. Пойдем, снова посмотрим. Вместе.
   Как вставала - трость подал, руку калачиком  согнул.  И  впрямь  кавалер!
Возле окна дивное началось. Поглядел Дикий на небо, прищурился и принялся  в
карманах шарить. Долго шарил - видать, глубокие карманы панские.
   - А вот гляди, Ярина  Логиновна!  Нравится?  Взяла,  в  руках  повертела.
Зеркальце? Нет вроде.  Стекло,  да  какое-то  мутное.  Словно  коптили  его.
Тронула пальцем - не мажется.
   - Сие, панна сотникова, оптика называется. Не простое стекло - с дымом. А
как через него глянешь, все больше кажется -  в  четыре  раза.  Знатные  тут
мастера! Ну-ка, проверь!
   Поглядела Ярина на Дикого Пана - и  чуть  не  отшатнулась.  Экое  чудище!
Черный, словно арап, рожа - с гарбуз знатный!
   - Поняла? Ну, а теперь - на солнце взгляни. Не бойся, глаз не обожжешь.
   Делать нечего. Взглянула.
   Маленьким было солнце - словно плошка медная. Плоское, а по краям - вроде
темной каймы. Даже обидно Ярине стало -  это  ли  светило,  что  жизнь  всем
дает?! Фу ты, химерия!
   - А теперь - влево. Чуть-чуть.
   Серым казалось небо, словно то, во сне виденное. И странно  гляделось  на
том небе черное пятнышно. Вроде как школяр-неряха кляксу посадил.
   - Так это что - Аспид? - поразилась она.
   Отняла мутное стекло - и зажмурилось. Яркое солнце в этих краях!
   Задумался Дикий Пан, крутнул ус, губами пухлыми причмокнул.
   - Про Аспида, Ярина Логиновна, книга "Рафли" пишет.  А  для  того  пишет,
чтобы всем ясно стало. Не Аспид это, понятно. Да не в названии  дело.  Скоро
пятно вырастет, хоботом вниз опустится.  А  в  тот  хобот  весь  сей  мир  и
вытянет. Вот так!
   Не  удержалась  -  снова  на  небо  взглянула.  Пятнышко  -  и  пятнышко,
маленькое, еле разглядишь. А вот ежели разглядишь...
   - Никак дыра? - поразилась она. - Словно небо насквозь проткнули!  Ничего
не ответил Мацапура. Кивнул только.
   - Надо  гетьману...  кнежу  написать!..  -  быстро  заговорила  Ярина.  И
осеклась. Кнежу Сагорскому? А может, еще и самой  приехать  -  со  своей  же
головой на блюде?
   Да и к чему писать? Ведь знает кнеж! Знает!
   "... Незаконный... несанкционированный переход господина  Мазапуры  через
Рубеж каким-то образом нарушил его функционирование... существование.  Более
того, вероятна угроза нашему миру... Сосуду... реальности".
   Прав был, выходит, пан прокурор Иллу!
   - Но что же делать, пан Станислав? Сказала - и язык прикусила. Как только
повернулся? Прости, пан Станислав, лыцарь благородный! И на  это  ничего  не
ответил Мацапура. Руки за спину заложил, голову понурил.  Шагнул  к  пустому
кнежскому креслу. Не дошел, назад повернул.
   - Написал я кнежу Сагору, Ярина Логиновна.  Неглуп  он,  поймет.  Да  что
толку? Чародеев позовет? Лапки лягушачьи сушить станет? Снова  повернулся  к
креслу, шагнул - и опять назад повернул.
   - И через Рубеж не  перейти.  Ни  с  визой,  ни  с  чародейством!  Как  в
домовине!
   Всмотрелась  Ярина.  Или  кажется  ей,  или  вправду  Дикий   Пан   труса
спраздновал? Да неужто?
   Вот так дела!
   - То пан Мацапура не знает? - усмехнулась она. -  Рубежи  те  по  милости
зацного пана закрыты. Ой, пан, пан мостивый! Такой чернокнижник - и в  силок
попался! Ровно тот мугырь, что гвоздем палец колол да чорта в полночь ждал!
   Дернул плечом Мацапура. Смолчал. А Ярине и в самом деле весело стало.
   - Попов, говоришь, слухать не надо? Так ведь попы разные есть. Вон  Еноха
Хведир, которого ты батьки лишил, мудрые слова сказал как-то. Нельзя материи
тонкие трогать, потому как из них  мир  Божий  соткан.  А  ты,  пан  моцный,
сапогом проломиться решил!
   Сказала  -  и  возгордилась.  И   ведь   запомнила!   Эх,   мало   им   с
Хведиром-Теодором толковать пришлось! А  если  и  толковали  -  то  все  про
материи да энергии эти тонкие, будь они трижды!..
   Эх, Хведир, Хведир! Встретимся ли?
   - Ну, считай устыдила, Ярина Логиновна. Вот выберемся, так я  прямиком  в
обитель Межигорскую отправлюсь. Власяницу надену, вериги с два пуда. И почну
слезы лить. Слезы лить - и образам  кланяться...  Да  это  ежели  выберемся,
смекаешь?
   Ярина очнулась. Далеко Хведир, а Дикий Пан  -  вот  он.  Ухмыляется,  усы
гладит. Видать, опамятовался.
   - Я так прикидываю, панна сотникова. Месяц у нас - не больше.  И  за  тот
месяц извернуться нам следует. Понимаешь ли?
   - Извернуться?
   Дернулась трость в руках.  Если  бы  не  нога  бессильная,  размахнулась,
полоснула бы поперек ненавистной рожи.
   - Ой, умен ты, пан Мацапура! Ой,  умен!  Давай,  вертись,  а  я  погляжу.
Весело глядеть будет!
   - Ничего-то ты, видать, не поняла, Ярина  Логиновна!  Вздохнул  Мацапура,
каптан на  брюхе  оправил.  К  окошку  подошел,  стеклышко  дымное  к  глазу
приставил.
   - Вчера-то меньше было. Растет! Нет, Ярина Логиновна, смотреть я стану. А
ты - вертеться. Дурак кнеж Сагор - талисман волшебный из рук выпустил! А  за
меня не бойся, моя ясочка. Не выпущу!
   Заперты двери. На  окнах  переплет  мелкий,  не  открыть,  не  выглянуть.
Темница! А что не подвал сырой, а покои богатые - велика ли разница?  Только
и осталось - горницу шагами мерить. Да и  то,  много  ли  пройдешь  с  ногой
хворой? Раз, другой...
   - Отворите! Отворите!

***

   Тихо. Слуг - и тех нет. Словно бы вымер замок.
   Присела Ярина на край кровати, трость уронила. Нагибаться не стала  -  ни
сил, ни надобности. К чему? Гулять не покличут.
   - Эй, кто-нибудь!
   Никого! То есть тут они, небось в коридоре стоят, а отозваться боятся.
   Суров Дикий Пан, сумел пахолков в руки взять! Если и  осталась  тут  душа
добрая, то все одно - не поможет.
   Страшно!
   Ну почему так выходит? Почему только раз довелось с упырем этим  лицом  к
лицу сойтись, шаблей о шаблю ударить? Все бы отдала за  дедову  "корабелку",
да где она теперь? Разве что у Юдки, пса панского узнать.
   Да и не одолеть ей Дикого Пана. Страшно, смертно бьется! Словно и  впраду
- бес. Бес?
   Задумалась  Ярина,  подбородком  в  кулаки  сжатые  уперлась.   В   одном
просчитался Дикий Пан - дал ей время.