ернула плечом и соскочила  с  коня.  Татарин  смерил  недовольным  взглядом
наглых посполитых и нехотя последовал ее примеру.
   - Жди здесь, Агмет!
   Ярина кинула поводья своему спутнику и  шагнула  к  воротам.  Караульный,
поспешив поклониться, распахнул калитку.
   - Пан писарь у себя?
   - Так, панна сотникова!
   Девушка быстро прошла через двор. Взбежала на высокое  крыльцо,  стукнула
каблуками, отряхивая снег с сапожков, и решительно отворила  дверь.  В  лицо
пахнуло теплым запахом жилья. Навстречу шагнул еще один реестровец, уже  без
пики; узнал, склонился в поклоне.
   - К пану Лукьяну! Где он?
   - В зале, панна Ярина.
   - Не провожай! Дорогу знаю!
   В прихожей тускло горели свечи -  не  сальные,  восковые.  Лукьян  Еноха,
писарь Валковской сотни, не мелочился. Новый дом поставил всего год назад, а
уже и пристройку затеял, и амбар под  тесовой  крышей,  и  конюшню.  Девушка
вспомнила, как посмеивался отец, читая писарскую "слезницу", в  которой  тот
просил отписать ему еще и мельницу "за ради бедности нашей  кормления  для".
Посмеивался  -  но  в  мельнице  не  отказал.  А  теперь,  когда  пан  Логин
Загаржецкий, сотник валковский, со своими черкасами  реестровыми  где-то  за
Дунаем, пан писарь и вовсе стал кум королю и самому гетьману сват.
   Девушка толкнула дверь - тяжелая створка  поддалась  с  трудом.  В  глаза
ударил яркий свет. В зале горели уже не свечи,  а  немецкое  диво:  масляная
лампа розового стекла. Ярина невольно прикрыла веки.
   - То ты, Ярина Логиновна? Проходи да садись!
   Лукьян Еноха сидел за высоким, крытым вышитой скатеркой столом. Перед ним
лежала толстая друкованая книга в обложке дорогой кожи. Не доверяя  немецкой
лампе, пан писарь водрузил на  нос  большие  окуляры,  делавшие  его  весьма
схожим на филина.
   Девушка прошла вперед, взялась рукой за резную спинку стула, но  садиться
не стала.
   - Вечер добрый, дядько Лукьян! И  чего  это  у  тебя  просители  у  ворот
мерзнут?
   - Которые? Из Гонтова Яра?
   - Из Гонтова.
   Пан писарь ничуть  не  удивился.  В  черных  с  проседью  усах  мелькнула
усмешка.
   - То не ко мне. Им к архимандриту надо. К отцу Мельхиседеку. Черти, вишь,
к ним в село повадились!
   - Черти?!
   Писарь, не торопясь, захлопнул книгу, снял  окуляры,  вложил  в  кожаный,
шитый бисером футляр.
   - Помнишь, на той неделе  болтали,  что  в  Гонтовом  Яру  баба  чертенка
породила? А теперь к ним и вовсе толпа чертей пожаловала. Один черт на  коне
белом, другой - на коне вороном...
   Девушка быстро перекрестилась. Писарь последовал ее примеру, но,  усмешка
не исчезла - стала еще шире.
   -  Вот  они,  заполошные,  сюда  прибежали  -  сикурсу  просить.  И   что
посоветуешь, Ярина Логиновна?
   Девушка непонимающе поглядела на улыбающегося пана писаря. Наконец и сама
усмехнулась:
   - Врут, думаешь, дядько Лукьян?
   - Да не то чтобы врут...  Ты,  Яринка,  садись,  да  шапку  с  кожушанкой
снимай. Жарко тут! Ужинать будешь?
   Девушка послушно сняла шапку, расстегнула крючок ворота, но садиться  все
же не стала.
   - Ужинать - потом. Но ведь чего-то там приключилось! Иначе зачем им  сюда
прибегать?
   - Сие суть злонравные плоды невежества, дурными нравами усугубленные..
   Ярина быстро оглянулась. Высокий нескладный парень - тоже  в  окулярах  -
незаметно вошел в залу и  теперь  с  интересом  поглядывал  на  происходящее
сквозь толстые стеклышки.
   - ...Истинно глаголил учитель мой,  блаженный  муж  Григор  Варсава:  без
просвещения народного обречены мы прозябать среди диких  суеверий,  подобных
суевериям ефиопов или индийцев заморских... Здравствуй, Ярина!
   - Вечер добрый, Хведир Лукьяныч! - ничуть не удивилась девушка - Так  что
же там у них приключилось-то?
   Парень в окулярах бухнулся на лавку, вздохнул:
   - Да ну их, пейзан сих лапотных!
   - То есть как "ну"? - возмутилась девушка. -  Люди  без  шапок  на  свегу
стоят!
   - То от дурости! - вновь усмехнулся пан писарь. - Теодор, расскажи, ты же
с ними балакал!
   Тот, к кому столь странно обратились,  не  спеша  снял  с  носа  окуляры,
протер и вновь водрузил на место. Было ясно, что тема его не увлекала.
   Хведир Еноха, младший сын пана писаря, вернулся прошлой  осенью  в  Валки
после шести лет учебы в Могилянской коллегии. За эти годы он приобрел дурную
привычку  изъясняться  книжными  словами  и   изрядно   зачванился,   отныне
предпочитая  откликаться  на  "Теодора"   вместо   излишне   простонародного
"Хведира". Если окуляры,  были  вещью  неизбежной  то  все  прочее  вызывало
усмешку - у кого добродушную, а у кого и злую  хотя  зла  парень  никому  не
делал. Добра, впрочем, тоже - слонялся по округе, книжки читал да  играл  на
свирели,  изрядно  фальшивя.  Батька  пан   писарь   сотенный,   не   спешил
пристраивать сына. Поговаривали, что по весне он  вновь  пошлет  младшего  в
коллегию - на философа учиться.
   - Ведомо сугубо, - парень наставительно поднял указательный палец  вверх,
- что в представлениях пейзанских, ныне фольклором именуемых...
   - Хведир!  -  Ярина  топнула  сапожком  об  пол.  -  Еще  раз  побурсацки
заговоришь, я на татарский перейду!
   Грозила она не зря. Агмет,  отцов  слуга,  выучил  свою  воспитанницу  не
только татарскому, но и турецкому.
   - Борщив як три не поденькуешь, - невозмутимо откликнулся Хве-дир-Теодор,
- так в  моторошни  засердчит;  и  зараз  тяглом  закишкуешь,  и  в  буркоти
закендюшит.
   Девушка не выдержала - рассмеялась. Парень вздохнул, покачал головой:
   - Вот так всегда! Да ничего там не случилось, Яринка!  Вдова  Киричиха  с
каким-то пришлым сошлась,  родила  байстрюка,  а  сама  и  померла.  Упокой,
Господи...
   Он быстро перекрестился, остальные поспешили последовать его примеру.
   - Дите сиротой осталось, при брате. А брат, почитай, его лет на  двадцать
старше - чумак, заризяка, без ножа на улицу не выходит. Ну и загулял по селу
разголос, будто младень сей -  чертенок,  и  от  того  чертенка  всему  селу
пропасть. Попом там отец Гервасий, темный, как ночь, а дьяком - Юско  Шалый,
ученый да дурной. Наслушался всякого вздора и  решил,  что  дите  должно  по
книжке отчитывать, беса выгонять. Экзорцист нашелся! Схватили  они  младеня,
на выгон потащили. Брат, чумак который, за нож, а они его  -  в  каменья.  И
тут, в разор самый, четверо приезжих на огонек завернули. "Чего делаете?"  -
спрашивают. А паны посполитые - деру.
   - А почему - черти? - поразилась Ярина.
   - А потому - дурные! - наставительно пояснил пан писарь. - Конь, вишь,  у
одного заброды белый, у второго - рыжий, у третьего - вороной.  А  четвертая
будто бы и вовсе на коне бледном. Смекаешь, чего  удумали?  Я  их,  селюков,
по-хорошему спрашиваю: с оружием, мол, приезжие? Не разбойники  ли?  А  они:
нет, мол, без рушниц, только с шаблями, зато зрак страховидный имеют и  баба
средь них - чисто ведьма. Помнишь, Яринка, как в  прошлом  году  в  Конотопе
ведьму ловили?
   Девушка кивнула и звонко рассмеялась. Слух о конотопской ведьме прошел по
всей Гетьманщине. И не только слух  -  сотника  Халявского  за  дурь  да  за
самоуправство с сотни сняли и виру наложили такую, что не расплатиться.
   - А все же не годится, дядько Лукьян! - отсмеявшись, заявила она. - Вдруг
и вправду там чего непотребного деется? Слыхал ведь - до  ножа  с  каменьями
дошло!
   Писарь вздохнул, качнул окулярами:
   - У меня, Яринка, как батька твой в поход ушел,  только  и  осталось,  то
десяток стариков абшидных да дюжина сопляков, что и шабли в руне держали.  А
случись чего, чем Валки обороню? Люди лихие сие сразу смекнули, того и гляди
- налетят. Подумаешь, каменьями подрались!
   - Батька, так давайте я в Гонтов Яр съезжу, - внезапно предложил  Уведир.
- Все одно делать нечего! Разберусь, а заодно и погляжу, каковы  эти  черти.
Селянам скажу, что я по ведьмам - первый знаток. Три раза отче  наш  прочту,
посполитые и успокоятся. В коллегии потом хлопцам расскажу - посмеемся.
   - На ночь глядя? - пан писарь недовольно поморщился. - А ежели и  вправду
люди лихие? С тебя вояка, сам ведаешь, какой!
   Хведир только вздохнул. Это уж точно - не  воин.  Шаблюкой  махать  -  не
перышком черкать и не вирши складывать.
   - А вместе съездим! - улыбнулась Ярина. - Дядько  Лукьян,  вы  мне  этого
вояку доверите?
   - Тебе? - седатые брови пана писаря полезли вверх. - Тебе,  Яринка,  я  и
сотню доверю, да только что за обычай - по всякому  селянскому  плачу  коней
томить? На каждый чих не наздравствуешься!
   - Батька так не думает, - теперь голос девушки звучал твердо, на лице  не
было улыбки. - Батька считает, что мы, реестровцы,  черкасы  гетьманские,  -
посполитым ограда и защита. К кому им еще обращаться, как не к  нам?  За  то
нас и кормят, за то и на полях наших работают.
   "Мы -  реестровцы"  -  прозвучало  так,  что  пан  писарь  и  не  подумал
ухмыльнуться. Нрав Ярины Загаржецкой, единственной дочери зацного и  моцного
пана сотника, был ему хорошо ведом - как  и  всем  прочим  в  округе.  Логин
Загаржецкий мечтал о сыне, а родилась дочь. Некрасивая плосконосая  девочка,
с детства приученная скакать на кровных  конях  и  рубить  татарской  шаблей
лозу. И уже без всякого смеха начинали судачить, что быть когда-нибудь девке
сотником - дело хоть и невиданное,  да  мало  ли  чего  невиданного  в  мире
деется? Что ни говори, а и такое на свете бывает. Редко - да бывает.
   - Ин ладно! - пан писарь вновь вздохнул, повернулся к сыну. - Возьмешь  с
собой Малея да Луцыка. Только смотри - не задирайся! И за егозой этой следи,
а то, случись чего, как я ее батьке в глаза глядеть буду!
   Щеки девушки невольно вспыхнули, но она  сдержала  характер  -  смолчала.
Хведир довольно ухмыльнулся и тут же охнул -  маленький,  но  крепкий  кулак
поцеловал его аккурат под ребра. Пан Лукьян Еноха осуждающе покачал головой,
но вмешиваться не стал, благоразумно рассудив, "По молодежь и  без  него  во
всем разберется.
   - И чего дальше, после коллегии? Попом будешь?
   - Попом? - Хведир задумался, погладил ноющий бок. - Да ну  его,  не  хочу
попом! Попадется такая попадья, как ты, и месяца не проживу! -  Что,  сильно
попало? Ну, извини!
   - Вот так всегда! Побьют, а потом извиняются!
   Дорога была пуста, снег глубок. Ехать пришлось по санной колее, по двое в
ряд - шагом, не спеша. Ярина и Хведир пристроились впереди.  Двое  Черкасов,
оба седоусые, лохматые, в высоких черных шапках, ехали за  ними.  Одноглазый
Агмет замыкал маленький отряд, то и дело оглядываясь и недовольно  покачивая
головой. Было заметно, что поздняя поездка ему не по нутру. Похоже,  не  ему
одному - Малею и Луцыку явно хотелось спать,  да  и  кони  шли  понуро,  без
всякой охоты.
   - А если попом не хочешь, чего в коллегию ехал? Хведир усмехнулся,  пожал
плечами:
   - Так батька послал! Я ведь  третий  сын,  почнут  добро  делить,  мне  и
отрезать нечего будет. А так - не  попом,  так  дьяком.  Может,  повезет,  в
коллегии останусь: ритором или даже богословом...
   Девушка  недоверчиво  покосилась  на  своего  спутника,  но   ничего   не
возразила. Для нее, дочки, внучки  и  правнучки  удалых  Черкасов,  коллегия
представлялась чем-то вроде богадельни - для тех, кому шабля не по руке.
   - Думаешь, Ярина, мне самому не хотелось в черкасы? Да только  куда  мне!
Помнишь, я и в детстве без окуляров шагу ступить не мог?
   Девушка кивнула, на этот раз не без сочувствия. В детстве они  дружили  -
то есть регулярно дрались, причем Хведиру доставалось куда чаще, чем юркой и
проворной на руку сотниковой дочке. Первые окуляры были разбиты на следующий
же день. Вторые и третьи прожили едва с неделю.
   - Батька женить меня хочет, - внезапно сообщил Хведир. - На  богословский
и на философию без рукоположения не берут, значит, до лета  свадьбу  сыграть
надо.
   И на этот раз ответа не было. Ярина вновь покосилась на понурого  бурсака
и зачем-то погладила свой утиный нос.
   - А говорят, тебя той весной сватали?
   - Сватали, - девушка усмехнулась. - Степан Климовский за своего  старшего
- Максима. Так батька и слушать не стал.
   - Это который Максим? Который песни сочиняет?
   - Который, - Ярина кивнула. - Да голота  они,  Климовские,  хутор  и  тот
продали. А Максим - зазнайка, его девки наши разбаловали... Ну  его,  ерунда
это!
   Она отвернулась и стала смотреть на дорогу. Путь был близкий, знакомый  с
детства. Овраг, небольшая роща, снова овраг, холм, а за ним - село. Если  бы
не снег, за полчаса доехать можно. Да и по снегу - немногим дольше.
   - А что такое "фольклор"?
   Хведир удивленно моргнул близорукими глазами:
   - Как? Откуда ты?.. Ах да, понял! Фольклор, Ярина,  это  по-нашему  вроде
как побрехеньки. То, чем посполитые детей пугают.  Ну  там,  черти,  ведьмы,
мертвяки заложные...
   Рука девушки дернулась ко  лбу  -  перекреститься,  но  ироничный  взгляд
Хведира заставил ее отвернуться.
   - Профессор у нас по риторике - пан Гримм  из  Немеччины.  Так  он  велел
каждому из нас, пока на вакациях будем, записать какую-нибудь историю, да не
со слов чужих, а чтоб сами увидели.
   - Так вот чего ты ехать вызвался!
   - Ну да! Что мне на этих поселян смотреть без пользы? А так - байка  хоть
куда. И черти, и чертенята, да, говорят, какой-то исчезник в придачу.
   Ярине стало не по себе. Не то чтобы она боялась - негоже сотниковой дочке
такого бояться! Но с другой  стороны...  Поздний  вечер,  пустая  дорога,  а
впереди - село, где черти гнездятся.
   - А сам-то ты что, не веришь? В чертей? Хведир покачал головой  и  только
усмехнулся.
   Холм перевалили уже в полной темноте. Правда,  искрящийся  снег  помог  -
село заметили сразу. Полсотни хат, окруженных палисадами, за  ними  -  узкая
полоска замерзшей реки. Ярина невольно придержала коня, оглянулась.
   - Э-э, погоди, ханум-хозяйка!
   Агмет ударил каблуком своего вороного иноходца, выехал вперед.
   - Теперь,  ханум-хозяйка,  моя  первым  ехать!  Твоя  сзади  ехать,  меня
слушать!
   Оба сивоусых - Малей и Луцык - согласно закивали и, не говоря  ни  слова,
тоже пристроились впереди. Малей, порывшись в седельной суме, достал  оттуда
что-то лохматое, издали похожее на пушистую мышь, и показал  остальным.  Те,
одобрительно заворчав, достали ножи.
   - Вы чего, Панове? - удивилась девушка, но ответа не дождалась.  Пушистый
комок начал переходить из рук в руки, острые ножи отрезали кусок за куском.
   - Так то ж хвост волчий! - сообразил Хведир. - На пыжи, да? Его  тоже  не
удостоили ответом. Уцелевший кусок меха был отправлен обратно в сумку, после
чего сивоусые, о чем-то шепотом посовещавшись  с  татарином,  удовлетворенно
хмыкнули и тронулись с места.
   - Понял! - бурсак потер руки и  зашептал,  стараясь,  чтобы  не  услыхали
остальные. - Это, Ярина, и  есть  фольклор,  самый  настоящий!  Чтобы  убить
чорта, нужен пыж из волчьей шерсти. А можно и серебряным  таляром  -  вместо
пули. Говорят, сам Семен Палий это выдумал. Вот уж не думал, что увижу!
   Ярина улыбнулась в ответ, но улыбка сразу погасла. Рука привычно  нырнула
в седельную суму, проверяя: на месте ли пистоли? Вот они, надежные,  недавно
смазанные, заряженные. А вот и пороховница, тяжелая, полная. Правда, пыжи не
из волчьего хвоста, но - ничего.
   Шабля тоже была на месте - "корабелка", подарок отца. Захарко  Нагнибаба,
сотников дед, взял ее в горячем бою. Давно дело было, еще при Старых  Панах,
когда гетьман Зиновий поднял  Черкасов  на  защиту  родной  земли  и  родной
веры...
   - Да ты чего? - удивился Хведир. - Воевать собралась, что ли? С кем?
   Девушка только головой покачала. Всем хорош парень - и умный, и добрый, и
не трус вроде, - да только не черкас. Вот и на коне сидит: стыдно  смотреть,
словно собака за заборе.
   Впрочем, Хведир тоже изготовился - по-своему. Из-за пазухи  был  извлечен
кожаный кошель, из кошеля - окуляры. Окуляры  долго  протирались  и  наконец
были водружены на нос. Вовремя. Маленький отряд уже подъезжал к околице.
   Ярина усмехнулась.

***

   Первым их встретил поп. Отец Гервасий  был  без  шапки,  зато  с  большим
медным наперсником на груди. Черные с проседью волосы дыбились,  всклоченная
борода торчала во все стороны.
   - Господи! Господи! Неужто и  вправду  услыхал  мя,  грешного?  Неужто  и
вправду?..
   И голос стал иным  -  не  прежним,  густым  и  самодовольным,  а  хриплым
трескучим, словно с мороза.
   Ярина соскочила с седла, не глядя  кинула  поводья,  надеясь,  что  Агмет
успеет их подхватить. Склонила голову:
   - Благослови, отче!
   Благословляющая длань дрогнула, с трудом сотворила крест.
   - Добрый вечер, отец Гервасий!
   - Добрый... Дочь моя! Ярина Логиновна! Панове! Не попустите! Заступитесь!
   -  И  где  сии  супостаты   злокозненные   пребывание   ныне   имеют?   -
поинтересовался Хведир, неловко слазя с коня. Остальные уже окружали  Ярину.
В руках у Черкасов сами собой  оказались  короткие  рушницы-янычарки.  Агмет
поигрывал кривой турецкой шаблей.
   - Су... Супостаты... - поп  сглотнул.  -  Пребывают  они  в  хате  бесова
пасынка Григория Кириченки, именуемого также Чумаком...
   - А все остальные где? Мужики?  -  перебила  Ярина.  -  Возле  хаты?  Поп
понурил лохматую голову, и все стало ясно.
   - Ну, пошли! - девушка резко вскинула подбородок. - Веди, отец Гервасий!
   - Д-дочь моя! Панна сотникова! Панове черкасы! - растерялся священник.  -
Не должно ли подмогу обождать, ибо страшны супостаты, словно войско адово...
   В ответ послышался негромкий смех - смеялись сивоусые. Агмет тоже скривил
губы. Ярина махнула рукой:
   - Или не видишь, отче? С нами сам пан ритор Теодор Еноха,  с  ведьмами  и
чертями первый боец!
   Хведир расправил плечи и зачем-то погладил еле заметные усики. Поп только
вздохнул, но спорить не стал.
   Шли пешими, ведя коней в поводу. Село словно вымерло, собаки -  и  те  не
брехали. Но вот из-за плетня высунулась чья-то голова в черной шапке, за ней
другая - в очипке...
   Ярина только языком прицокнула.  Мужики-мугыри,  что  с  них  взять?  Вот
толпой на одного - это они горазды. До первого черкасского посвиста.
   Нужная хата оказалась почти в самом конце, обычная, беленая, с засыпанной
снегом  соломенной  стрехой.  Калитка  была   отворена,   маленькое   окошко
светилось.
   - Вот! - выдохнул поп, прячась за ближайшего коня. - Гнездилище адово!
   И словно в ответ послышалось негромкое, но грозное рычание. Огромный  пес
вразвалочку подбежал к калитке, ощерил белые клыки. Поп  пискнул  и  тут  же
сгинул - словно и не было его.
   - И бысть сей Цербер зело лют и грызлив, - усмехнулся Хведир.  -  Панове,
сала никто не захватил?
   - Э, зачем? - хмыкнул Агмет. - Свинья плохо кушать, свинья по-ешь  -  сам
свинья станешь! А ну, зажди мало-мало!
   Он подошел к  калитке.  Левая  рука  татарина  дрогнула,  словно  пытаясь
погладить воздух.  Послышался  протяжный  свист.  Пес  недоверчиво  повернул
кудлатую голову, замер, затем осклабился и вильнул хвостом.
   - Шайтан ты, Агметка! - удовлетворенно заметил один из сивоусых.
   Ярина не удивилась. Старый татарин и ее учил этой хитрости. Учил - да  не
выучил. Видать, свистела не так.
   - Зачем - шайтан? - удивился Агмет. - Собака -  глупый,  совсем  как  ты!
Свинья ешь - глупым будешь!
   Сивоусый обиженно заворчал, но ответить не успел.
   Дверь скрипнула.
   Черкасы разом вскинули янычарки.
   - Стойте, панове! - Ярина шагнула  вперед.  -  Я  сама...  Договорить  не
успела - в дверях показался человек. Один.
   Ярина никогда не встречала Гриня Чумака, но сразу же стало ясно - не  он.
Не селюк, не мугырь.
   Девушка прикусила губу. Вот, значит, на кого похожи черти! На  незнакомце
был темный плащ, застегивавшийся у горла, под ним неярко светилась броня: то
ли кираса, то ли дедовская кольчуга. На боку - что-то  странное:  палаш  или
заморская шпага...
   - Что вам надо?
   Равнодушный голос ударил в уши. Ярине даже показалось, что слова  звучали
иначе, по-другому, но невидимый