генеральные, а  те,  уже
почти позабытые, что простыми черкасами  были,  -  Захар  Нагнибаба,  что  с
гетьманом Зиновием Старых Панов под Пилявцами пластал, да батька его - лихой
запорожец, Ондрий Зацно воевали они - и  умирали  не  хуже.  Когда  схватили
враги Ондрия Нагнибабу с товарищами да  начали  на  пали  набивать,  сплюнул
черкас да и молвил: "От и славно! А то боялся, что  откажете  вы  мне,  паны
мойные, у нашей родовой столповой смерти!"  А  когда  паля  уже  и  в  нутро
вонзилась захохотал химерный черкас: "Ой, смешно!  Нумо,  хлопцы,  посмеемся
над вражьими ляхами!" И от  того  столпового  смеха  разбегались,  крестясь,
бесстрашные гусары со стальными крыльями за спиной.
   Были черкасы!
   Были.
   Ярина вдруг представила, что какой-нибудь Старый Пан  -  толстый,  кунтуш
золотом да жемчугами шит, в пышных усищах каменья сияют - протягивает Ондрию
Нагнибабе тот леденчик с  отравой.  "Действует  мгновенно...  Вы  не  будете
страдать".
   Ох и ответил бы ему удалой черкас! Ох и ответил! Всех бы родичей  панских
помянул, ни одного не пропустив!
   Ладонь разжалась. Яркий леденчик соскользнул на пол...
   ...Они летели под холодными ледяными звездами, и его рука сжимала Яринины
пальцы. Страх исчез, сгинул без следа. И даже мертвый оскал  месяца  уже  не
казался зловещим. Чужая вражья земля была далеко, далеко...
   - Почему ты говоришь, что тебя еще нет. Денница? Ты еще  не  родился?  Он
улыбается,  качает  головой.  Легкий  ветер  ерошит  волосы  под  серебряным
обручем.
   - Уже успел. Но я еще... скачу на ивовом прутике. Как ты когда-то.  Ярина
улыбается в ответ, хотя понимает - в его словах приговор. Он не успеет.
   - Скажи, когда я умру, я... попаду в Рай?
   Его лицо хмурится - впервые за все их короткое знакомство.
   - Нет.
   - Значит... В Ад?
   Рука дрогнула, ледяной воздух вновь превратился в трясину, и если  бы  не
его пальцы...
   - Ада нет, Ирина.  Рая  тоже.  Есть  мир.  То,  что  вы  ошибочно  зовете
"мирами", - это Сосуды. Части целого.  Они  очень  разные.  А  Мир  -  один.
Внезапно он смеется - весело, беззаботно.
   - Вспомнил! В том Сосуде, откуда ты родом,  живет  один  забавный  народ.
Очень неглупый. Их мудрецы первые поняли, что нет ни Ада,  ни  не  Рая.  Они
даже написали об этом весьма толковую книгу. "Зогар"  слыхала?  Но  все-таки
кто-то не удержался  и  приписал,  что  самые  умные  из  них  после  смерти
отправятся в какой-то сад Эден и там будут беседовать  с  Высшим  Существом.
Будто Ему больше нечего делать - разговаривать с этими нудными старикашками!
   Она смеется в ответ, ничего не понимая. Действительно - смешно! Жаль, нет
времени расспросить подробнее - ни о чем. Разве что...
   - Откуда ты все-таки пришел, Денница? Из будущего? На  этот  раз  Несущий
Свет не спешил с ответом. Тонкие брови сошлись к  переносице.  Сердился?  Не
хотел отвечать? Ярина даже успела пожалеть, что решилась спросить о таком.
   - Будущего еще нет, Ирина. Века через два - по твоему счету - люди начнут
выдумывать интересные байки о путешествии во времени - и станут  неплохо  на
этом зарабатывать. Но это сказки. Нашего грядущего еще нет. Но  есть  Сосуд,
где нет времени, - как во сне. Сейчас я в этом мире и могу заглянуть в  твой
сон. Скоро... Да, очень скоро я смогу приходить и наяву.
   - Скоро?!
   В сердце вновь вспыхнула надежда. Значит, еще не поздно!
   Он понимает, уголки тонких губ еле заметно дергаются.
   - Скоро... Но не так, как тебе  нужно.  Я  не  успею.  И  снова  подалась
ледяная трясина, и снова его теплая рука удержала,  не  дала  провалиться  в
бездонную топь. Ярина подняла взгляд к равнодушным звездам. Все? Но как  же!
Ведь Денница обещал! Обещал!
   - Я смогу помочь, если... Если тот, кто мною станет, вспомнит одну  очень
важную вещь. Он быстро учится, но времени мало.
   Девушка кивнула,  и  тут  же  в  глаза  ударил  серебряный  свет  месяца.
Володимир недобро скалился, словно чуя смерть.
   -  Помочь  нужно  не  только  тебе.  Многим.  Очень   многим!   Почему-то
вспомнились слова прокурора Иллу. Значит, правда? Выходит, этому  миру  и  в
самом деле грозит страшное!..
   - Денница! Сегодня мне сказали... Пан державный прокурор Иллу... И  снова
его лицо хмурится, недобро блестят глаза.
   - Знаю! Не верь им, Несущая Мир! Князь Сагор меньше всего думает о  своих
посполитых. Он страшнее Мацапуры - и сильнее. Если б я мог... Он замолчал, а
Ярине не захотелось переспрашивать.
   Небо.
   Звезды.
   Его рука...
   Пусть это сон, пусть скоро все исчезнет, развеется  морозной  дымкой,  но
пока они вместе, и послушный воздух легко несет их в черную высь,  и  легкий
ветерок ерошит волосы...

***

   - Эта?
   - Эта!
   Свет факелов - в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.
   - Тощая, сучка! Костистая!
   - Ничего, щас помягчает!
   Еще ничего не понимая, но чуя  беду,  Ярина  дернулась,  резко  взмахнула
скованными руками...
   - Ишь, брыкается!
   Удар - острым носком сапога по лицу. Во рту  хрустнуло,  хлынула  соленая
кровь.
   - Но тока чтоб жива осталась! Ясно?
   - Останется! Всю жизнь помнить будет!
   Руки вздернули вверх, заскрипела ржавая цепь,  цепляясь  за  крюк.  Ярина
извернулась,  ударила  ногой  -  не  глядя,  наугад.  Попала!  Громкий  крик
непонятная ругань - невидимый толмач, и тот  промолчал.  Девушка  попыталась
отодвинуться к стене, ударить снова...
   - Ах ты, гадюка!
   На этот раз  били  втроем  -  сапогами,  куда  придется.  Наконец,  хекая
отступили, кто-то плюнул - липкая слюна поползла по щеке.
   - А может, придушим, а?
   - Ты че? Сказано - чтоб запомнила!  Запомнила,  понял?  Потная  волосатая
ладонь протянулась, резко рванула ворот плахты. Крепкая  ткань  трещала,  не
поддавалась, больно впиваясь в шею.  Ярина  попыталась  двинуться,  но  боль
сковала, прижала к грязной соломе.
   - Чур, я первый! Ну  чего,  сучонка?  Раздвигай  ножки!  Что-то  тяжелое,
пыхтящее, воняющее тухлым луком навалилось сверху, завозилось, потная ладонь
легла на грудь, скользнула по бедру, ногти врезались в кожу...
   Хотелось закрыть глаза, но даже на это уже не было сил.

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

   Я знаю, как меня зовут!
   Знаю!
   Знаю, знаю, знаю!

Логин Загаржецкий, сотник валковский

   - Хлопцы-ы! За мной! Рубай! Як капусту! Впере-од!
   И диво дивное - разом сгинуло  все:  страх,  сомнения,  майским  червяком
точившие сердце. Пекло ли, Рай, кочерга или галушки с медом...
   Вперед!
   Добрый конь не первый год под седлом - сразу  понял,  ударил  копытами  в
затоптанный хрупкий снег.
   Впере-е-од!
   Эх, куме, не журись, туды-сюды повернись!
   Турецкие гарматы, ощетинившиеся  багинетами  французские  каре,  немецкие
шанцы - все сметали, всех в землю втаптывали. В землю, в  горячий  песок,  в
болотную жижу, в окровавленный снег. Верная шабля-"ордынка", в  горячем  бою
взятая, прикипела к ладони. Хороша  "ордынка",  всем  хороша,  вернее  жены,
святее иконы!
   Эх, бога-душу,  крест  животворящий,  параскева-пятница  и  всех  янголов
собор! Вперед!
   ...И уже поганая шибеница позади, и столбы, и веревка без петли,  и  кони
храпят, близкий бой чуя, а ворога все нет, только снег  сгинул,  да  близкий
лес пропал, и небо...
   Эх, не время на небо глаза пялить, не время!
   Вперед!
   Не выдержал - оглянулся.
   Хлопцы? Как они?!
   Оглянулся - хмыкнул в седые усы.
   Молодцы хлопцы!
   Все здесь - лавой, пики  вперед,  шабли  наготове.  Шмалько,  греховодник
старый, как водится, одесную, ноздря в ноздрю, редкие зубы  довольно  щерит,
потеху чуя, за ним - Нагнибеда с ятаганом турецким, а  там  и  Свербигуз,  и
Забреха, и Нечитайло. У Петра Енохи в руке фитиль дымится, гаковница  вперед
смотрит. Ахнет - добре будет! Дмитро  Гром  изловчился  -  гранату  немецкую
достал и тоже фитиль приготовил - в зубах держит.
   Остальные...
   И остальные - молодцы!
   - Сотник! Пане сотник!
   Голос есаула заставил дрогнуть, обернуться...
   Что же ты головой крутил, старый дурень, лысая башка!
   Стена!
   ... От земли до неба, со всех  сторон  -  неровная,  клубящаяся,  горящая
дивным розовым огнем...
   Эх-ма, вражины! Когда ж успели?
   - То еще только туман, пан сотник! Вперед!
   В голосе Юдки, колдуна проклятого, тревога. Небольшая - на самом донышке.
И тут только сообразил сотник, что  пристроился  заризяка-жид  ошуюю,  из-за
левого плеча советы подает.
   Знаем, знаем, кому за левым плечом место! Шаблей бы  христопродавца!  Или
просто перекреститься! Жаль, времени нет!
   - Вперед, хлопцы! Впере-од!
   И снова не сдержался - махнул "ордынкой". По стене, по розовой  дымящейся
мути, по бесовскому наваждению. Даже ветер не просвистел,  только  холод  по
руке.
   - Пусть на рысь перейдут, пане сотник. Ехать долго, заморим коней!
   Не терпел советчиков сотник Логин. Вообще не терпел, а особливо в бою.  А
еще если из-за левого плеча!
   Ах ты, жидяра клятый!
   Холодно глядели глаза Иегуды бен-Иосифа. И  от  того  взгляда  опустилась
рука с верной "Ордынкой".
   - Гей! Хлопцы! Рысью! Размашистой да не раскидистой!  Шабли  не  прятать,
пики вперед, фитили зажечь!
   Выдохнул, обернулся. Туман!
   Розовый, густой, горло терпким духом забивает. В десяти шагах - ничего не
видать. И в пяти не видать...
   - Юдка, собачий ты сын, верно ли едем?
   - Пока - да, безмозглый лысый хазер!
   Скрипнул зубами  сотник  Логин.  Стерпел.  Видать,  чует  смерть  поганый
колдун, оттого и язык свой мерзкий распускает. Верно чует! Вот только  туман
позади оставят, на битый шлях конские копыта вынесут - тут и аминь жиду.
   - Спрячь шаблю, пан сотник!
   Зарычал Логин, но снова стерпел.  Понял  вдруг  -  неспроста  Юдка  такие
советы дает. И вправду - туман словно густеть начал. Густеть, дышать  гарью,
рассыпаться колючими искрами...
   - Хлопцы! Прячь шабли, фитили гаси! Да скорее, богу в душу! Шибче!
   Еле успел. Полыхнула "ордынка" красным  огнем,  дохнула  жаром.  Думал  -
задымятся ножны, ан нет - холодны остались.
   - Юдка, чортов ты сын! Чего ж это такое?
   - Огонь, пане сотник. Пока еще - только огонь. Можно ехать.
   Твердо ответил Иегуда бен-Иосиф, но тревога плескалась в его голосе.  Уже
не на дне - под самый венчик подступила.
   Сзади завопили - чья-то шабля, горя  белым  жаром,  нырнула  под  конские
копыта. Не упала - сгинула, словно сквозь землю провалилась.
   Сквозь землю?
   Только сейчас сообразил сотник, что давно уже не слышит стука  копыт.  Ни
стука, ни скрипа, ни шелеста.
   У-у, вражья сила!
   Отдернул сотник Логин пальцы от крыжа - от греха подальше,  сплюнул  -  и
понял вдруг, что бой этот уже почти что проигран. Просто задумано! Вначале -
под клятую шибеницу пропустить, преграды не чиня, после -  туманом  окутать,
чтоб с дороги сбить да уверенности  убавить,  потом  -  зброю  верную  огнем
зажечь.
   А после? Кто Яринке поможет, кто ее из бездны неведомой вызволит?
   И кто простит его, сотника валковского,  за  то,  что  луших  хлопцев  не
пожалел?! Эх-ма, не простят!
   Дернул головой пан Логин, вправо косясь. Сгинула усмешка с  лица  верного
есаула. Не иначе - понял. Эх, Ондрий, Ондрий Никитич, завел я тебя,  товарищ
войсковый! В самое пекло завел!
   - И впрямь - пекло.  Огонь  -  слева,  справа,  сверху.  И  под  конскими
копытами, и сзади. В горле сухо, горько, от конских ноздрей пар идет.
   Влево поглядел пан Логин - Иегуды бен-Иосифа.
   И худо ему стало от взгляда темных глаз.
   - Огонь, значит? А что за огнем, пан Юдка?
   Сам не заметил, как христопродавца-жида "паном" величать стал. Добро еще,
не "мостивым"!
   Дрогнула рыжая борода, дернулись уголки сухих губ.
   - Пока огонь - проскочить должны. А не проскочим - то сам  увидишь.  Вэй,
да не только увидишь!
   Помянул чорта сотник, хоть и не ко времени, и не к месту.
   - Увижу? А ты, бесова душа, или три шкуры надел?
   Так и не понял пан Логин - чей смех слышит. То ли Юдки-колдуна, то ли  из
самого пекла эхом-луной принесло?
   - Что черкасская паля, что Самаэлево пламя! Или не ведаешь,  глупый  гой,
чем жизнь кончается?
   Перекреститься? Отче наш прочесть? Не время, эх, не время!..
   ..А пламя густело,  розовые  сполохи  подернулись  алым  отсветом,  кони,
сбившись с ноги, перешли на шаг...
   - Пане сотнику! Пане сотнику! То делать чего?  Не  пускает,  анчихристова
поросль!
   Крик Свербигуза донесся еле слышно, словно унесло  отважного  черкаса  за
целую милю. Или вправду - унесло? Оглядываться сотник не стал - не до  того.
И верно - будто в очерет густой попали. Кони еле  идут,  что-то  твердое  за
руку цепляет. Близко - а не ухватишь. И огонь - не огонь уже  вовсе.  Словно
кисель клюквенный!
   Жид! Чего молчишь, клятый жид?
   - То не фортуна нам, пане Логин.  Коли  верите  в  своего  бен-Пандиру  -
молитесь! Вэй, самое время!
   Не смеялся Иегуда бен-Иосиф. Не горевал. Просто сказал  -  словно  крышку
домовины захлопнул.
   Намертво.
   - Пан сотник! Пан Логин! Да чего это? Чего делать-то?
   Оглянулся Логин - никого не видать.  Затянуло,  залило  киселем  розовым,
крики - словно шепот... Хлопцы, хлопцы!
   Втянул голову сотник в широкие плечи.  Глупую  голову,  себя  и  Черкасов
верных сгубившую. И тела их, и души. Эх, дурень он,  Логин,  старый  дурень!
Одно осталось - как в пекло провалится, самому себе кару выбрать  -  и  чтоб
пострашнее, в самой гуще адовой!
   Отче наш, иже еси...
   Отче наш, иже...
   Тьфу, пропасть, забыл!

Юдка Душегубец

   Шма Исраэль! Адонаи элегейну, Адонаи хап... Слушай, Израиль! Б-г наш, Б-г
сильный...
   Нет, поздно! Поздно!
   Здесь уже нельзя молиться! Запечатаны  уста,  и  крепка  та  печать,  ибо
наложена от Его имени. Молиться надо было раньше, глупый жид! Раньше - когда
этих гоев в Ворота вел! А ведь знал! Все знал -  с  того  самого  мига,  как
Досмотр голос  подал!  Дружина  Самаэлева,  Малахи  Защиты  -  в  клубящемся
пламени, в огненных латах! Не пропустят, не пощадят!
   Малахи Защиты! Что перед ними силы всех Сосудов? Пыль!  Просто  пыль  под
ногами!
   Я видел их. Видел - и все равно повел - прямо в Шеол,  в  безвидность,  в
Левиафанову бездну! Сперва - туман, затем пламя, а после  -  грязная  ясижа,
твердеющая, словно диамант.
   И все!
   Навсегда!
   Я знал, что так будет. Смерть, Двойник и Пленник встретились.
   Знал - но только не думал о таком.
   Дорого вам обойдется Иегуда бен-Иосиф, маленький  сопливый  мальчишка  из
распятой Умани! Горе тебе, проклятый Вавилон!
   Горе!
   ...И воззвал Самсон к Г-ду и сказал: Святой благословен Ты! вспомни  меня
и укрепи меня  только  теперь,  о  Б-же!  чтобы  мне  в  один  раз  отметить
филистимлянам за два глаза мои. И сдвинул Самсон с места два средних столба,
на  которых  утвержден  был  дом.  И  сказал  Самсон:  умри,  душа  моя,   с
филистимлянами!..
   Умри, душа!
   Умри с филистимлянами!
   Умри!
   Чтобы никто, никогда!..
   ...И была молния темной, и  треснула  диамантовая  твердь,  разлетаясь  в
прах, и стали кости мои водой, и дрогнуло сердце мое пред  страшной  яростью
Того, Кто пришел сюда в небесном огне...

Логин Загаржецкий, сотник валковский

   ...Когда же грохнуло, ударило  сотней  гармат,  и  голубое  пламя  весело
засияло сквозь проклятый розовый камень, понял он - зря глумился клятый  жид
над Сыном Божьим. Есть Бог на свете! Есть! Не забыл он о славных хлопцах,  о
черкасах гетьманских!
   - Ну что, панове-молодцы! Живы?
   - Живы, батьку! Живы! Хвала Матинке-Богородице! Справа - Ондрий  Шмалько,
друзяка старый, сзади - Свербигуз, удалая башка...
   - Живы, пане сотник! От химерия, не пили ж вроде!
   - И мы живы, пане Логин! И я, и Мыкола, и Петро!
   А вот и Нагнибеда! И Хведир Еноха!
   Рука клала крест твердо, словно гвозди вбивала. А голубой свет становился
все сильнее, рушилась розовая твердь, вновь становясь огнем,  уходя  куда-то
вверх...
   "Ордынка" вылетела  из  ножен.  На  верном  клинке  засветилось  пламя  -
голубое, веселое.
   Даже оглядываться сотник не стал. Потом поискать  можно  будет,  кому  за
спасение кланяться, за чье здравие свечи перед Покровой ставить. Потом!
   - Шабли вон! Пики к бою!..
   Краем глаза заметил безумный взгляд Иегуды бен-Иосифа.  Безумный,  полный
ужаса. Длинные тонкие пальцы вцепились во вставшую дыбом бороду.
   Легко засмеялся сотник Логин, чуть ли не простив в душе клятого жида. Вот
ведь умный, а дурак! Каркал себе, каркал, Самаэлей всяких поминал! Не те они
Самаэли, чтобы черкаса съели!
   - Ондрий! За жидом приглядывай! Если надо -  штаны  ему  поменяй!  Справа
веселый свист - понял есаул. Не упустит!
   ...А розовое пламя отступало, вновь становясь  туманом,  и  били  голубые
молнии - с грохотом, с громом, разметая клочья по черному небосводу.
   Пан Логин провел запястьем по усам. Ну, будет дело!
   - Эй, хлопцы! Поводья подобрать! Рысью!..
   - Куда? Куда ехать?
   Резкий  крик  Хведира-Теодора  заставил  поморщиться.  Небось  со  страху
кричит, долгополый бурсак! Или окуляры потерял, проглядеть боится?
   - За мной! Вперед!
   - Направо!
   Ударили копыта (ударили! не в туман, не в кисель - в твердую  землю!),  и
сотник так и не понял, кто посмел ему перечить. Голос  вроде  незнакомый.  И
громкий - словно гром.
   - Направо!
   - Вперед!
   Гаркнул что есть сил, надеясь перекричать, переорать того, кто посмел его
хлопцам приказы отдавать. Сказано вперед, значит - вперед!
   - Направо! Направо нам, пан сотник!
   Уже не гром грянул - сопляк-Хведир голос  подал.  Ну,  покажет  он  этому
заморышу!
   - Вперед, хлопцы! Впере-од!
   Небо светлело, отступала тьма, сменяясь серым сумраком.  Под  копытами  -
неровный камень, по бокам - то ли могилы степные, то ли целые горы.
   Наверху... Чисто наверху - ни розового огня, ни  голубого.  И  солнца  не
видать - не иначе тучи набежали.
   - Эй, жиду! Пане Юдка! Никак прорвались?
   Спросил просто так - для души.  И  вправду,  чда  по  какому  стат  Сразу
понятно!
   Слева молчали. Сотник хмыкнул, повернулся в  седле.  Все  то  же  безумие
светилось в темных глазах Иегуды бен-Иосифа. Все так же  мяли  пальцы  рыжую
бороду.
   - Не боись, жиду! - засмеялся есаул Шмалько, поправляя съехавшую  на  ухо
смушковую шапку. - Сегодня, так и быть, на палю не посадим! А, пане сотник?
   Захохотал в ответ пан Логин. И вправду, пусть доживет до  завтра,  вражье
отродье!  Может,  присоветует  чего?  Про  Самаэля  своего  расскажет!..   -
Прорвались, - шевельнулись в огне бороды бледные губы.  -  Только  ее  спеши
радоваться, пан сотник!
   Логин Загаржецкий лишь рукой махнул. Ну его, нехристя!  Только  и  умеет,
что Мацапуре задницу лизать - да каркать.
   Тьма уходила, растворялась в сером сумраке. Вот  уже  и  горы  видать,  и
дорогу, и сосны, что по краям  толпятся.  Какие  толпятся,  какие  прямо  на
склоне отвесном за камни цепляются...
   Сотник Логин лишь крякнул да подбородок потер. Далеко,  видать,  заехали!
Бывал он в Карпатах, и в Татрах Высоких бывал, и даже в Альпах,  по  которым
французишек, якобинцев безбожных, гонял, но такого не видел. Высокие горы  -
под самые небеса.
   ...А небо странное - серое, низкое. Солнца нет,  но  и  туч  не  заметно.
Сизая мгла - и все тут! Не иначе, туманом затянуло.
   - А не пора ли привал, пане сотник? -  вздохнул  есаул,  бросая  в  ножны
шаблю. - Люльки запалим, из филижанок хлебнем. После такого - не во грех!
   Пан Логин кивнул. Глаза уже приметили небольшую рощицу - и  речушку,  что
весело бежала среди невысоких деревьев.
   Выходит, прямиком в лето заехали!
   - Добре, Ондрию! Оно и вправду...
   Для верности огляделся. Горы  к  небу  лезут,  отвесные,  даже  кошке  не
забраться, не то что мушкетеру или лучнику. Впереди - пусто, сзади - тоже.
   -  Хло-о-опцы!  Слушай  меня,  хлопцы!  Сотник  привстал   в   стременах,
оглянулся.
   - Гратулюю вас, панове-молодцы! Слава!
   - Слава! Слава! - прогремело над ущельем.
   ...Прогремело - стихло.