По трупам.
   Порог, лестница - широкая, бесконечная, в ворсе ковра тонут босые ноги.
   ...Трое в темном аксамите. На головах  -  венцы  медные,  в  руках  -  не
поймешь: не шабли, не шпаги. И не мечи даже.  В  глазах  -  глухой  ужас.  ~
Рассыпься!  Рассыпься!  Даже  не  улыбнулась  Ярина-Смерть.  Отбила  ладонью
бессильную сталь.
   Протянула руку...
   - Рассыпься! А-а-а-ай!
   Двое не соблюли чести - вниз по лестнице покатились, венцы медные  теряя.
Третий остался - глядел, не мигая, пока жив был. Недолго  глаза  пялил,  пан
зацный!
   Выше!
   А вот и еще один - в черном железе, с тоже с венцом - серебряным.
   Щит выставил - один венец виден. Пробила рука щит.
   Мучить, на куски рвать, как тех, в подземелье, не стала - натешилась.
   Просто сжала пальцы  на  горле.  Треснул  металл  доспеха  -  и  позвонки
хрустнули.
   - Князя! Князя спасайте!
   Крик долетел, отразился от гулких сводов. Покачала головой  Ярина-Смерть.
Поздно, панове, ой поздно! То раньше спасать требовалось - когда  его  мосць
Сагорский беззащитную девку плетьми полосовал да ублюдкам  своим  сильничать
велел!
   Теперь - поздно!
   Коридор - широкий,  словно  зала.  Парсуны  на  стенах,  канделябры  ярым
золотом сверкают. Эге, а это  кто?  Никак  Гринь?  Ну,  здоров  будь,  иуда!
Помнишь Калайденцы, хлопец?
   Или забыл?
   Белыми были глаза чумака Кириченки, байстрюкова брата. Не на нее смотрел,
не в сторону - в себя. И шаблю не вынул - стоял, белыми  глазами  светил.  А
как подошла Смерть, шевельнулись бескровные губы.
   - Убей, Ярина Логиновна! Освободи! Мочи нет! И  опустилась  рука.  То  ли
вспомнила Смерть, как чумак  хворую  девку  на  закорках  волок  да  травами
отхаживал, то ли не пустило что-то...
   ... Словно донеслось из бесконечной дали, из-под самых холодных звезд:
   - Не надо! Не надо. Несущая Мир!..
   Прошла мимо. Отвернулась. И услышала тихое, безнадежное:
   - Освободи! Все одно - жизни не будет!
   Улыбнулась Ярина-Смерть треснувшими, кровью текущими губами. Эх,  хлопче,
у тебя ли одного? Улыбнулась - забыла.
   Коридор, на парсунах - паны пышные в шелках да аксамите. На всех -  венцы
золотые, руки - на крыжах, кто-то меч вынул... А не  сойдете  ли  с  парсун,
панове? Молчат! Чуют!
   У дверей двустворных, белых, с накладными золотыми штуками, ее ждали.  Не
стража, не паны с венцами - старый знакомый. Нос  из  морщин  торчит,  худая
ручонка вперед тянется...
   И ты тут, гриб-поганка? Ай, славно!
   Дрожала чаклунская рука, воздух знаками черкала. И губы дрожали,  молитву
творя. Или не молитву. Кто ведает, какого беса кликал поганый старик?
   - ...Пятым небом золотым, и шестым -  смарагдовым,  и  седьмым  -  белого
огня!..
   Словно ветерком повеяло - легким, прохладным. Повеяло - да отпустило.
   - Ну что, колдун, помогли тебе твои бесы? Или опять иголку достанешь?
   Хрустнула ручонка, дернулась челюсть. Поморщилась Смерть  гадливо,  сжала
пальцы...
   Утробный  вой  смолк,  стоном  сменился.  А  после  и  стон  затих.  Язык
оторванный кровавой пиявкой  о  белый  мрамор  шлепнулся.  Полетели  краснее
брызги.
   - А вот тебе моя виза, кат! Заждались тебя в пекле!
   Переступила через дергавшееся последней мукой тело, легко тронула дверь.
   - То открывай, кнеже!
   Зала - не зала, но и, считай, не горница. Большая, круглая, окна высокие,
стекла в свинцовых переплетах. У стен - цветастые  штандарты,  на  стенах  -
зброя каменьями светит.
   Кнежа узнала сразу, хоть и видела однажды - когда ее, по рукам  да  догам
связанную, в подземелье волокли. Рядом с паном Мацапурою стоял  тогда  кнеж.
Стоял, на нее брезгливо косился.
   Со свиданьицем, ваша милость! Не побрезгуешь ли теперь?
   У высокого кресла встречал ее кнеж. На том кресле - венец золотой,  и  на
кнежском красном плаще тоже венец - парчой заткан.
   И красным пламенем горел камень на тяжелом перстне. Горел, подмигивал.
   - Ну, добридень, ясно утречко!
   Не спешила Ярина-Смерть. Посмотреть хотела. Потешиться. Как  те,  что  ее
тело терзали.
   Рад ли гостье, кнеж?
   Не было страха в черных глазах кнежа Сагорского. Только лицо белым стало,
да пальцы дрогнули, прежде чем на крыж меча лечь.
   - Нам надо поговорить... побеседовать, господа Загаржецка! Весел был смех
панны сотниковой.
   - Ой, надо, ваша милость! Ой, надо!
   И вновь не дрогнул кнеж. Твердо смотрел.
   - Вы совершаете ошибку, госпожа Загаржецка. Вы -  марионетка...  кукла...
орудие в чужих руках. Если вы еще человек - остановитесь!
   Покачала головой Ярина-Смерть. Ближе шагнула.  Сжались  белые  пальцы  на
крыже, но не вынул меча кнеж Сагорский. Лишь двинул пальцем, камня  красного
на перстне коснулся.
   И вновь вспыхнул камень кровавым светом. Вспыхнул, подмигнул.
   Погас.
   - Они... те, кто послали вас, хотят оставить государство без  управления.
Сейчас критический... опасный момент... время. Если погибну я, погибнут все.
Десятки тысяч людей!
   Вздохнула Смерть. Вот и о людях  вспомнил!  Теперь  о  Боге  самое  время
подумать, нехристь проклятый!
   - По отношению к вам была допущена несправедливость... жестокость.  Но  у
меня не было  выбора,  госпожа  Загаржецка!  Вы  отказались  сотрудничать...
помогать. Когда речь идет о спасении страны... мира... я  не  могу  выбирать
средства!
   Говорил, а сам перстень гладил. Горел перстень, подмигивал. Словно чей-то
глаз на незваную гостью пялился.
   Ярина лишь головой покачала. Ой, нехороший перстень у тебя, твоя милость!
А камень - словно с цепи зацного паны Мацапуры, дьявола Клятого!
   Даже зашипела она, о Диком Пане вспомнив. Зашипела, ближе подошла.
   - Нашему  миру  грозит  беда...  опасность.  Единственный  выход  -  эва.
куировать...  вывезти  население...  жителей.  Рубежи  закрыты,   мы   можем
пробраться только в ваш Сосуд... мир... землю...
   Губы двигались, а глаза молчали. И поняла Ярина - время тянет кнеж не зря
- что-то знает. То, что ей неведомо.
   Скорей!
   Еще ближе подошла. И - отшатнулся владыка Сагорский. Спиной к креслу  под
венцом золотым стал. Руку поднял - ту, что с перстнем кровавым.
   Ай, кнеж Сагорский! Что за перстень потворный!
   - Теперь я понимаю, госпожа Загаржецка. Меня обманули. И не только  меня.
Они обещали... Обещали спасти мой мир. Потом - обещали показать путь  в  ваш
Сосуд... землю. Они сказали, что надо спешить,  что  вас  следует  допросить
пожестче... пострашнее. А потом превратили вас в Глиняного Шакала!
   Складно лилась кнежья речь, но не поверила Ярина. Да и верить не  хотела.
Не в словах кнежских правда была - в глазах. Твердо смотрели глаза.
   Без страха.
   - Поэтому вы должны остановиться... одуматься. Они могут уничтожить и ваш
мир... Сосуд.
   Голубой сталью сверкнул меч, холодной змеей взвился. Все рассчитал кнеж -
подпустил на полтора шага, как раз на длину клинка. Жадно блеснул клинок, по
крови людской изголодавшийся - по крови, по мясу, по жилам.  И  ни  медь  не
остановит его, ни железо, ни грань алмазная...
   Остановила рука. Тонкая девичья рука. Жалобно зазвенели  обломки,  словно
пощады прося.
   И впервые блеснул ужас в темных глазах. И засмеялась Ярина-Смерть.
   Пальцы сомкнулись на чужом запястье. Сомкнулись, сжались. Рванули.
   Блеснул в последний раз колдовской перстень. Оторванная длань кнежа упала
на крытый ковром пол. И погас кровавый камень.
   - Нет! Не надо! Тата! Тетечка, не убивай тата!
   Простучали маленькие ножки. Кто-то подбежал к Ярине, потянул за плащ.
   - Тетенька! Не надо! Тата! Не убивай! Он добрый! И опустилась рука.
   Хлопчик, лет трех, не больше. Глаза - такие же  темные,  отцовские,  а  в
глазах...
   - Тетенька! Не убивай! Не убивай! Шевельнулись побелевшие кнежьи губы.
   - Уйди, Тор! Уйди!
   Застыла Ярина столпом  Лотовым.  На  все  была  готова  Смерть,  со  всем
простилась. Не ожидала лишь такого.
   - Госпожа... Загаржецка. При ребенке...  Не  надо.  Я  виноват;  он  нет.
Пожалейте... Его пожалейте. Пусть уйдет!
   Трудно говорил кнеж и стоял плохо - рукой уцелевшей за  кресло  с  венцом
держась. Но ударили эти слова в сердце, и дрогнула Смерть...
   - Уйди, сынок! Уйди!
   - Тата! Тата!
   И  когда  обхватил  маленький  кнеж  отцовы  колени,  ткнулся   лицом   в
окровавленный аксамит,  поняла  Ярина-Смерть,  что  не  Смерть  она  уже,  и
подкосились  ноги,  и  вновь  нахлынула  позабытая  боль,  заволокла  черным
покрывалом, словно ночным небом.  Заволокла,  закружила,  бросила  в  глухое
беспамятство. И только детский голос все повторял, повторял:
   - Тата! Тата! Тата!..

***

   Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
   Мне плохо.
   Больно. Красивый человек  дает  мне  горькое.  Говорит  слова.  Слова  не
правильные, но я молчу. Он не понимает.
   Тетка приходит. Молчит. Она понимает. Она рассказывает. Я молчу, хотя все
знаю.
   Братик приходит. Он белый. Он не плачет. Ему холодно. Мне тоже холодно. Я
отдал все свои смыслы. Я очень старался. Я не смог. Я еще маленький.
   Братик говорит, что дядьке Князю тоже больно.
   Ну и пусть! Он плохой! Когда я вырасту, я хочу стать  таким,  как  Ирина.
Как Несущая Мир.
   Я хочу летать с ней по небу.

***

   Батя меня слышит. Он далеко. Между нами много черных пленочек. Я не  могу
достать.
   Он мне говорит слова. Говорит смыслы. Я не слышу. Он далеко.
   Я хочу спросить его о мамке.
   Бабочки смешные. Они думают, что я  не  слышу.  Они  громко  думают.  Они
думают, что я слишком быстро расту. Им страшно, но они хотят, чтобы я вырос.
   Они знают мое имя, но не говорят мне. Я молчу. Я - белая звездочка.
   Я - Денница. Я тот, кто Несет Свет. Когда я вырасту, тоже стану бабочкой.
Я буду летать. Я буду летать по небу вместе с Ириной.

Ярина Загаржецка, сотникова дочка

   Пахло старым  железом.  Рука  коснулась  решетки,  пальцы  скользнули  по
неровной стальной тверди.
   Темно.
   Темно - и качает. Словно на чайке, что  по  днепровской  волне  плывет  С
детства мечтала под белым парусом сходить - к порогам, к  химерной  Хортице,
что всем черкасам мамка, и дальше, на самое Черное море. К Варне,  Трабзону,
Синоду, к вражьему клятому Стамбулу. Летит соленая вода с тесаных весел,  от
зеленого близкого берега - кипарисовый дух.
   Хорошо!
   А еще лучше, чтобы полночь, залихватский посвист, грохот  гаковниц  -,  и
стальные крючья, вонзающиеся  в  борт  турецкой  галеры!..  Мечтала,  грести
училась, натирала кровавые мозоли. Да где там!
   Боль не исчезла, но все же отпустила, уйдя куда-то вдаль  и  напоминая  о
себе лишь редкими толчками. Нога... Плетью висела нога - не двинуть  Лицо...
В кровавой коросте лицо, лучше и не трогать!
   Ярина приподнялась, попыталась сесть - не вышло. Прутья, толстые в палец,
со всех сторон. Домовина? Нет, скорее клетка.
   Клетка?
   Прутья - как на медведя, да еще и железо со всех сторон. Добро хоть  щели
оставили, а то и задохнуться просто! Здорово же она их всех напугала!
   Вспомнилось - и тут же забылось. Не о чем жалеть, Ярина Логиновна! Сладко
погуляла - жаль, не догуляла слегка!
   Ах, твоя милость, кнеж Сагорский! И кто же тебя спас, кто от смерти увел?
Мальчишка, что за батьку просил - или красный камень на чаклунском перстне?
   Странно: все словно туманом серым затянуло, а свет тот  кровавый  до  сих
пор в глазах стоит!
   Тьфу ты, погань!
   Перекреститься - руки не поднять. Клетка-домовина не пускает.
   Тряхнуло.  Ярина  приподнялась  -  и  вдруг  поняла.  Не  зря  о   чайках
белопарусных подумалось! Только не плывет она, а едет. Вон и скрип колесный,
и голоса! Один... второй... третий...
   - А как проснется?
   - Типун тебе! Да ему... Тьфу! Ей, то есть, почитай, флягу зелья в  глотку
влили!
   - Так ведь не девка! Шакал Глиняный!
   - Тихо вы! Разбудите! Али порядку не знаете? Зашевелится -  в  свистульки
дуй! А не поможет - то к господину герою.
   От такого бреда Ярина очнулась окончательно. Пошарила в темноте,  надеясь
нащупать дверцу или оконце, да где там! Постарались кузнецы!
   - Эй, господин герой! Господин герой! Нелепые  слова  показались  странно
знакомыми. Слыхала их панна сотникова, и не один раз! Неужто пан Рио?
   - Да не волнуйтесь, господа! Ну Шакал, ну Глиняный. Не дракон же, в самом
деле!
   Нет, не Рио! Совсем другой голос. Приятный голос - вроде  как  с  улыбкой
пан герой объясняет.
   - Главное, господа, правила соблюдать. Помнится, служил  я  у  наместника
Тулли. Бравый был рубака! Тогда еще война была с  Бешеным  Панчем,  помните?
Так господин Тулли любил повторять: при соблюдении устава караульной  службы
никаких неприятностей ждать не следует.
   Байка внезапно понравилась. И не смыслом, а тем,  как  рассказана.  Шутит
пан герой, но не зло. Подбадривает своих сердюков. И  верно:  ежели  правила
караульные соблюдать,  ни  за  что  ей,  Ярине  Загаржецкой,  из  клетки  де
выбраться.
   Впрочем, если и не соблюдать - тоже не выбраться. Хороша клетка, с  душой
ковали!
   - А неужто, господин герой, в столице колокольни не нашлось?
   - Нашлось - так без полусотни золотых остался бы, орел!
   - И то верно. Эх, кому война,  кому  -  мать  родна!  Ярина  хотела  было
окликнуть своих стражей, но передумала. Устав есть устав, а слушать, как под
ухом в свистульки дуют, ей совершенно не хотелось.
   Тележный скрип, негромкое лошадиное всхрапывание, запах  старого  железа.
Закрыть глаза - и вроде бы  как  по  Днепру  плывет.  Легкая  волна  "чайку"
подкидывает, весла воду режут, брызги летят, а над головой - тоже чайки,  на
белых крыльях - черные пометины...

***

   - Сударыня! Не изволите ли выпить молока?
   В лицо ударил острый сосновый дух. Ярина открыла глаза.
   Солнце! Да, солнце. Вечернее, теплое. Ничего, что сквозь прутья,  ничего,
что вокруг все та же клетка!
   - Сударыня! Вы меня слышите... воспринимаете?
   Незнакомое лицо было рядом - у самой решетки. А, вот в чем дело!
   Железо-то сняли! Не все, но почти половину.
   - Это молоко. Если хотите, я хлебну первым.
   - Нет, не надо, - Ярина наконец-то пришла в себя. - Спасибо, я выпью!
   Узкая глиняная филижанка с трудом пролезла через прутья. Пить  лежа  было
неудобно, молоко лилось по подбородку, капало на железный пол.
   Ярине стало неудобно.  Гоже  ли  ей,  как  нищенке  последней,  угощением
давиться? Она украдкой взглянула - и никого не увидела. С понятием  оказался
пан герой - не стал глаза пялить.
   - Спасибо!
   Не глядя протиснула пустую филижанку через  прутья.  И  тут  же  ее  руки
коснулись чьи-то пальцы.
   - Извините.
   Лицо снова было рядом. Обычное, чуть скуластое. Молодой парень, пригожий,
с глазами веселыми. Только волосы уже успел потерять, оттого старше кажется.
   - Если хотите, могу принести еще.  Нам  выдали  целый  жбан.  Не  уверен,
правда, что все оно - от черной коровы... - Как? - поразилась Ярина.
   - От коровы. Черной, без единого  пятнышка,  -  улыбнулся  пан  герой.  -
Считается лучшей защитой от Глиняных Шакалов.
   Ах, да! Ярина не удержалась - дернула губы усмешкой. Славно придумано,  а
главное...
   - А вы-то не боитесь, пан герой?
   - Да как вам сказать, сударыня...
   И вновь - усмешка в голосе. Но почудилось панне сотниковой, что все это -
неспроста. С чего бы старшому стражу с нею лясы  точить?  Или  это  тоже  по
уставу?
   - Боюсь, конечно. Но Глиняный Шакал опасен и для тех, кем он  овладевает.
То есть, извините, для вас.  Глиняные  Шакалы  часто  скрываются  под  видом
обычных людей, как правило чужестранцев... иноземцев...
   Пан герой непринужденно болтал, но Ярина уже поняла  -  время  тянет  Для
чего? И стражи не видать. Или попросить его, чтобы выпустил - хоть по нужде?
Так ведь клетка цельная, не отворить!
   - Его, так сказать, носители порой и не подозревают - до поры до времени.
Как вы, например.
   Слушать эту чушь не хотелось. Ярина  вновь  попыталась  сесть,  ударилась
головой о железо, поморщилась.
   - То пан герой не знаком ли с паном  героем  Рио?  Спросила  просто  так,
чтобы про Шакалов не слушать. Но ее собеседник ответил сразу.
   - С тем, кто получил Большой Заказ...  поручение?  Конечно,  конечно!  Я,
признаться, тоже пытался, но, увы, споткнулся у самого финиша... у  конечной
точки. Господин Рио - герой из самых  лучших,  но  мне,  честно  говоря,  не
хотелось бы меняться с ним местами.  Ведь  рассказывают,  сударыня,  что  он
заклят. Представляете? А жить заклятым, я вам скажу...
   И вдруг Ярина поняла, что голос ее стража звучит совсем  тихо,  и  солнце
уже не светит, а перед глазами серое что-то...
   - Бедняге не повезло - не вернулся. Есть слушок, что  Заказ...  поручение
перехватил тот господин,  что  привез  этого  странного  ребенка.  Сударыня,
возможно, слыхала о господине Мазапуре?..
   Хотелось ответить - ведь слыхала о "господине Мазапуре"! Ох, слыхала!  Но
Ярина вдруг поняла, что не может шевелить губами и руками двинуть не может.
   - Ну вот и все! - голос пана героя донесся, словно из несусветной дали. -
Спит, господа! Всего-то и работы!
   Спит? Девушка невольно удивилась. Она  спит?  Но  почему?  Ей  совсем  не
хотелось спать!
   - А точно спит, господин герой?
   - Убедитесь! Недаром я говорил, что с собой надо сонного зелья  брать.  И
побольше.
   - Ну вы и герой, господин герой!
   И тут  Ярина  поняла.  Поняла,  попыталась  усмехнуться,  но  серая  тьма
заволакивала, гасила сознание.
   - Да я бы лучше помер, чем с чудищем этим толковать!
   - Э-э, нет, господа, с Шакалом тонкость  нужна!  Он  ведь  на  свою  речь
надежду имеет, значит, разговаривать захочет.  И  молоко,  как  ни  странно,
любит. Книги читать, господа, надо! Все, можно ужинать!
   А она еще подумала, что незнакомый ей пан герой  пожалел  девушку!  Ярина
рассмеялась сквозь подступившую со всех сторон тьму - беззвучно, горько. Как
это ее сердюк назвал? Чудище? А ведь и вправду - чудище! Чудило Глиняное!..
   ...Лед был не белым, не синим  даже  -  зеленым,  словно  молодая  трава.
Горный пик врезался в черное небо острым  зубом,  и  холодом  веяло  от  его
неприступной мощи.
   - Не бойся, Ирина! Я здесь!
   Теплая рука подхватила, помогла стать на ноги.
   - Красиво, правда?
   Денница улыбался, и был на нем все тот же лиловый плащ, и так же  сверкал
серебром обруч в светлых волосах.
   Ярина оглянулась. Вокруг лед - зеленый, в дивных  узорах,  вот  еще  одна
вершина, чуть пониже, вдали, у черного горизонта - еще одна.
   И звезды - огромные, яркие. Совсем близко - протяни руку.
   - Красиво! А где мы, Денница?
   - Не на Земле. Но и не так далеко. Этот мир совсем рядом, и  даже  не  за
Рубежом. Соседняя планета, очень древняя, старше Земли.
   Ярина не поняла - но и не испугалась. Пусть так!  С  Несущим  Свет  -  не
страшно.
   - Здесь хорошо  думается  -  и  никто  не  мешает.  Мои,  -  он  негромко
засмеялся, - мои сородичи почему-то  боятся  космоса.  А  люди  сюда  придут
нескоро.
   И вновь не поняла Ярина, но теперь уже почувствовала тревогу. Почему  они
здесь? Почему ей снится эта чужая земля?
   - Что случилось, Денница?
   Он не ответил - задумался. И странным стало его лицо.
   - Мне... Мне следует принять решение. Очень важное, Ирина! И  я  пока  не
знаю, что делать.
   - Я могу помочь?
   Она подошла ближе, легко коснулась его руки. Несущий Свет улыбнулся - еле
заметно, одними губами.
   - Сказавши "алеф", следует говорить "бейт". Пять воинств перешли ко  мне.
Два - остались верны Рубежам. Я должен решиться.
   Девушка хотела спросить, узнать, что за воинства такие и  с  кем  баталия
предстоит (ведь ясно - о бое близком речь), но  вдруг  поняла  -  нельзя.  И
страшно стало - словно вновь в подземелье оказалась.
   Нет! Страшнее! Куда страшнее!
   - Он - всемогущ, Ирина, но ведь мы -  и  ты,  и  я  -  тоже  Он!  А  дом,
расколовшийся надвое, не устоит - Он сам так говорил. Он отдал слишком много
Себя, чтобы создать и нас, и людей. Но ведь если мы - это Он,  то  бунтовать
против самого себя нелепо,  правда?  Все  миры,  все  Сосуды,  все  Сущ