есело
загорланили петухи на птичьем дворе.
   - Вот бессовестные, - сказала Фиа, заворачивая  фарфоровые  чашки  своего
сервиза в старые газеты. - Чего они, спрашивается, раскричались, было б  чем
хвастаться. У нас ни одного яйца нет к завтраку, а до  самого  переезда  все
наши мужчины будут дома. Придется тебе, Мэгги,  пошарить  на  птичнике,  мне
некогда. - Она пробежала глазами пожелтевшую  страницу  сиднейской  "Морнинг
Гералд", презрительно фыркнула над рекламой корсета, сулящего  дамам  осиную
талию. - Не понимаю, чего ради Пэдди непременно выписывает все  эти  газеты,
ни у кого нет времени их читать. И мы даже не успеваем спалить всю эту  гору
в печке. Ты только посмотри! Тут есть совсем старые,  еще  с  новозеландских
времен. Что ж, хоть на упаковку пригодятся.
   Как славно, что мама такая веселая, -  с  этой  мыслью  Мэгги  сбежала  с
крыльца  и  заторопилась  через  пыльный  двор  к  птичнику.  Понятно,   все
предвкушают новую жизнь в новом доме, но маме уж так не терпится, как  будто
она помнит, до чего хорошо жить в таком большом доме. А какая она  умница  и
какой у нее тонкий вкус! Прежде этого никто и не представлял, ведь  пока  не
было ни досуга, ни денег, все это не находило  применения.  Мэгги  внутренне
ликовала: из полученных пяти тысяч  фунтов  Пэдди  послал  денег  ювелиру  в
Джилли и заказал для мамы колье и серьги из настоящего  жемчуга,  да  еще  с
бриллиантиками. Он подарит их маме на первом семейном обеде в Большом  доме.
Теперь Мэгги уже знала, какое лицо у матери, когда оно не сковано  привычной
хмурой сдержанностью, и хотелось скорей поглядеть, как же оно  просияет  при
виде такого подарка. Все мальчики, от Боба до близнецов,  ждут  не  дождутся
этой минуты, ведь папа всем показал большой плоский кожаный футляр, раскрыл,
а там на черном бархате матово, переливчато мерцает жемчуг. Всех  бесконечно
радует, что мама так счастлива, просто расцвела, - как  будто  на  глазах  у
всех после засухи начинается щедрый живительный дождь. Прежде  за  всю  свою
жизнь никто из них по-настоящему не понимал, как несчастлива была их мать.
   Птичник большущий - четыре петуха и до четырех десятков кур. На ночь  они
укрываются в ветхом курятнике, пол там всегда  чисто  выметен,  по  сторонам
тянутся ряды выстланных соломой корзин для несушек, а в глубине,  на  разной
высоте, набиты жерди-насесты. Но весь день куры разгуливают  по  просторному
двору, обнесенному проволочной сеткой. Когда  Мэгги  приотворила  калитку  и
юркнула во двор, жадные квочки сбежались к ней в надежде на  еду,  но  Мэгги
только засмеялась - пора бы знать дурехам, что она их кормит вечером!  -  и,
стараясь ни на одну не наступить, прошла в курятник.
   - Ну и лентяйки же вы! - строго выговаривала она, шаря по гнездам. -  Вас
сорок, а яиц только пятнадцать! На завтрак и то мало, а про пирог  и  думать
нечего. Пора вам взяться за ум, не то,  так  и  знайте,  вся  ваша  компания
угодит в суп, не только дамы, и господа тоже, так что не  надувайтесь  и  не
расфуфыривайтесь и не распускайте хвост, милостивые государи!
   Мэгги аккуратно собрала яйца в фартук  и,  напевая,  побежала  обратно  в
кухню.
   Фиа сидела в деревянном кресле Пэдди, остановившимися  глазами  глядя  на
страницу "Смитовского еженедельника",  она  была  бледна  как  смерть,  губы
беззвучно шевелились. Слышно было,  как  в  доме  ходят  и  переговариваются
мужчины и хохочут в кроватке шестилетние Джиме и Пэтси - им  не  разрешается
вставать, пока отец и старшие братья не уйдут на работу.
   - Что случилось, мама? - спросила Мэгги. Фиа не отвечала, не  шевелилась,
на  верхней  губе  у  нее  проступили  капли  пота,  в  расширенных   глазах
невероятная, мучительная сосредоточенность, словно  она  собирает  все  свои
силы, чтобы не закричать.
   - Папа! Папа! - в испуге громко позвала Мэгги. Это  прозвучало  так,  что
Пэдди вбежал в кухню, еще не застегнув до конца фланелевую  нижнюю  рубашку,
за ним - Боб, Джек, Хьюги и Стюарт. Мэгги молча показала на мать.
   Пэдди почувствовал - сердце у него застряло  в  горле,  вот-вот  задушит.
Наклонился к жене, взял бессильно упавшую на стол руку.
   - Что с тобой, родная?
   Никто из детей никогда не слышал такой  нежности  в  отцовом  голосе,  но
почему-то все они сразу поняли - вот так он говорит с матерью, когда  никого
из них нет поблизости.
   Этот особенный голос все-таки проник сквозь ее  оцепенение,  она  подняла
огромные серые глаза и посмотрела в его доброе, усталое, уже немолодое лицо.
   - Вот. - Она показала на небольшую заметку внизу страницы.
   Стюарт подошел сзади, легко положил руку на плечо матери;  еще  не  начав
читать, Пэдди взглянул на сына, в глаза его, точно такие,  как  у  Фионы,  и
кивнул. К Стюарту он никогда не ревновал, как прежде к Фрэнку,  -  любовь  к
Фионе их не разделяла, а словно бы только укрепляла их близость.
   И Пэдди начал медленно читать вслух, с каждой минутой  голос  его  звучал
все тише, все горестней. Заметка  была  озаглавлена:  "Боксер  приговорен  к
пожизненному заключению".
 
*** 
 
   "Фрэнсис Армстронг Клири, 26-ти лет, боксер-профессионал, осужден сегодня
Окружным судом в Гоулберне за убийство Роналда Элберта Камминга, работника с
фермы, 32-х лет, совершенное в июле сего года.  Присяжные  совещались  всего
лишь десять минут и предложили суду применить самую суровую меру  наказания.
Как сказал судья Фитц-Хью Каннели, дело это простое и ясное.  23-го  июля  в
баре гостиницы "Гавань" между Каммингом и Клири вспыхнула ссора.  Позднее  в
тот же вечер сержант гоулбернской полиции Том Бирдсмор в сопровождении двоих
полицейских прибыл в эту гостиницу по вызову ее владельца,  мистера  Джеймса
Оуглви. В проулке за гостиницей полицейские застали Клири, который бил ногой
по голове лежавшего без сознания Камминга. Кулаки у Клири были в крови, и  в
пальцах зажаты пучки волос Камминга. При  аресте  он  был  пьян,  но  вполне
сознавал происходящее. Сначала его обвинили в умышленном нападении  с  целью
членовредительства, но на  другой  день  Камминг  скончался  в  Гоулбернской
окружной больнице от кровоизлияния в мозг, после чего Клири предъявлено было
обвинение в убийстве, Королевский адвокат мистер Артур Уайт пытался доказать
невиновность своего подзащитного  на  основании  невменяемости,  но  четверо
врачебных экспертов со стороны  обвинения  решительно  утверждают,  что,  по
существующим  критериям,  Клири  нельзя  считать   невменяемым.   Напутствуя
присяжных, судья Фитц-Хью Каннели сказал, что о невиновности не может быть и
речи,  обвиняемый  безусловно  виновен,  но  присяжным  надлежит  не   спеша
обдумать, следует ли применить мягкую или наиболее суровую  меру  наказания,
поскольку суд будет руководствоваться их мнением.  Оглашая  приговор,  судья
Фитц-Хью Каннели  назвал  действия  Клири  "жестокостью  дикаря"  и  выразил
сожаление,  что  непредумышленное  убийство,  совершенное  голыми  руками  в
состоянии опьянения, исключает  смертный  приговор,  ибо  руки  Клири  можно
считать  оружием  столь  же  смертоносным,  как  револьвер  или  нож.  Клири
приговорен к каторжным  работам  пожизненно  с  заключением  в  гоулбернской
тюрьме - заведение, предназначенное для  особо  опасных  престу  пников.  На
вопрос, не желает ли он что-либо сказать, Клири ответил: "Только не говорите
моей матери".
 
*** 
 
   Пэдди посмотрел дату - газета была от 6 декабря 1925 года.
   - Больше трех лет прошло, - беспомощно сказал он. Никто  не  ответил,  не
шелохнулся, никто не знал,  как  теперь  быть;  из  глубины  дома  доносился
заливистый смех близнецов, их веселая болтовня стала громче.
   - Только.., не говорите.., моей матери... - помертвелыми губами повторила
Фиа. - И никто не сказал. О господи! Бедный, бедный мой Фрэнк!
   Свободной рукой, тыльной стороной ладони, Пэдди утер свое мокрое от  слез
лицо, потом присел перед женой на корточки, тихонько погладил ее колени.
   - Фиа, родная, пойди соберись в дорогу. Мы поедем к нему.
   Она приподнялась - и  вновь  бессильно  опустилась  в  кресло,  лицо  ее,
маленькое, совсем белое, странно  блестело,  точно  у  мертвой,  расширенные
зрачки потускнели.
   - Я не могу поехать, - сказала она ровным голосом, но все ощутили  в  нем
нестерпимое страдание. - Если он меня увидит, это его убьет. Это убьет  его,
Пэдди! Я ведь хорошо его знаю, он такой гордый, такой  самолюбивый,  он  так
хотел чего-то добиться в жизни. Он хочет нести свой позор один, пусть  будет
по его воле. Ты же прочел:
   "Только не говорите моей матери". Мы  должны  помочь  ему  сохранить  его
секрет. Что хорошего принесет ему или нам свидание с ним?
   Пэдди все еще плакал, но не о Фрэнке - о том, что  жизнь  угасла  в  лице
жены и взгляд ее  помертвел.  Этот  малый  всегда  был  точно  Иона,  всегда
приносил несчастье и пагубу, вечно стоял между ним, Пэдди, и его женой,  это
из-за него Фиа не открывала себя сердцу мужа и сердцам его, Падрика,  детей.
Всякий раз, чуть покажется - вот  теперь-то  наконец  Фиа  будет  счастлива,
Фрэнк лишал ее счастья. Но Пэдди любит ее так же Глубоко и неискоренимо, как
она - Фрэнка; после памятного вечера в доме священника он уже просто не  мог
питать к парнишке зла. И теперь он сказал:
   - Что ж, Фиа, раз, по-твоему, лучше нам с ним  не  видеться,  значит,  не
поедем. А только я хочу знать, как  он  там,  и  если  для  него  можно  что
сделать, так  чтоб  было  сделано.  Пожалуй,  напишу  преподобному  отцу  де
Брикассару, попрошу приглядеть насчет этого - как ты скажешь?
   Глаза ее оставались безжизненными, но щеки чуть заметно порозовели.
   - Да, Пэдди, напиши. Только предупреди его, не выдал бы Фрэнку,  что  нам
все известно. Пускай Фрэнк считает, что мы ничего не знаем, наверно, ему так
легче.
 
*** 
 
   Через несколько дней силы вернулись к Фионе,  хлопоты  по  переустройству
дома не оставляли ей досуга. Но в своем спокойствии она опять стала суровой,
хотя и не такой угрюмой, замкнулась в молчании. Казалось, тем, как  будет  в
конце концов выглядеть ее новый  дом,  она  озабочена  гораздо  больше,  чем
благополучием семьи. Быть может, ей думалось, что духовно все они в  ней  не
нуждаются, а накормить их, обстирать и прочее - на то есть миссис Смит и Кэт
с Минни.
   Между тем, судьба Фрэнка всех  потрясла.  Старшие  мальчики  страдали  за
мать, не спали по ночам, вспоминая ее лицо в ту первую страшную минуту.  Они
любили мать, в немногие недели  перед  горькой  вестью  впервые  увидели  ее
веселой - им уже не суждено забыть этот ее новый облик, и всегда в них будет
жить страстное желание вновь увидеть ее такой. Прежде осью,  вокруг  которой
вращалась вся их жизнь, был отец, но с той памятной минуты мать стала с  ним
рядом. Теперь в них проснулась тревожная, всепоглощающая  нежность,  которая
уже не могла угаснуть, как бы  ни  была  Фиа  сдержанна  и  равнодушна.  Все
мужчины в семье, от Пэдди до Стюарта, твердо решили - пусть Фиа  живет  так,
как ей хочется, и требовали, чтобы  такую  жизнь  для  нее  помогал  создать
каждый. Больше никто никогда и ничем не смеет обидеть ее или огорчить. Когда
Пэдди  по  дарил  ей  тот  заветный  жемчуг,  она   поблагодарила   коротко,
бесцветными словами, оглядела подарок без удовольствия, без интереса, но все
подумали, как бы она ему обрадовалась, не случись несчастья с Фрэнком.
   Бедной Мэгги все это принесло бы еще больше страданий, если бы не переезд
в Большой дом, ибо отец и старшие братья хоть и не ввели  ее  в  свое  чисто
мужское "общество охраны мамы" (быть может, чувствуя, что Мэгги вступила  бы
в него не без затаенной обиды), однако полагали, что  она  должна  взять  на
себя все дела и обязанности, матери явно неприятные.  Правда,  бремя  это  с
Мэгги разделили миссис Смит и ее помощницы. Всего неприятней для Фионы  были
заботы о младших сыновьях, но миссис Смит взялась полностью опекать Джимса и
Пэтси, да с таким пылом, что Мэгги не  могла  ее  жалеть,  напротив,  только
радовалась, что экономке удалось наконец совсем завладеть близнецами.  Мэгги
тоже огорчалась за мать, но не так сильно, как  мужская  половина  семьи,  -
слишком тяжким испытаниям подвергалась ее дочерняя преданность; в ней рано и
властно заговорил материнский  инстинкт,  и  теперь  ей  оскорбительно  было
видеть, что Фиа становится день ото дня равнодушней к Джимсу и Пэтси.  Когда
у меня будут дети, думала она, я непременно,  непременно  буду  любить  всех
одинаково!
   В Большом доме жизнь у них пошла совсем другая. Поначалу  очень  странным
показалось, что у каждого - своя спальня,  непривычна  была  Фионе  и  Мэгги
свобода от всех хозяйственных хлопот в доме и вне его. Минни, Кэт  и  миссис
Смит прекрасно справлялись втроем со стиркой и глажкой, с уборкой и стряпней
и только в ужас приходили, если  им  предлагали  помощь.  И  счету  не  было
бродячему люду, готовому за сытную еду и малую плату  наняться  на  время  в
работники - они кололи дрова, кормили кур и свиней,  доили  коров,  помогали
старику Тому ухаживать за чудесным садом Дрохеды, делали генеральную  уборку
в доме.
   Пэдди постоянно переписывался с отцом Ральфом по делам Дрохеды.
 
*** 
 
   "Состояние Мэри приносит около четырех миллионов фунтов  годового  дохода
благодаря тому, что капиталы частного акционерного общества "Мичар  Лимитед"
вложены главным образом в сталь, пароходы и рудники, - писал отец  Ральф.  -
Жалованье, которое я назначил вам,  капля  в  море  миллионов  Мэри  Карсон,
меньше чем десятая доля дохода с имения Дрохеда. И пусть  вас  не  тревожит,
что бывают плохие годы.  На  счету  Дрохеды  такие  прибыли,  что  в  случае
надобности я до скончания века могу платить вам из одних  только  процентов.
Все, что вы получаете,  вами  заслужено,  и  "Мичар  Лимитед"  не  несет  ни
малейшего  ущерба.  Вам  выплачиваются  деньги  из  средств  имения,  а   не
акционерного общества. Держите все книги и счета имения  в  полном  порядке,
чтобы ревизоры в любую минуту могли знать, как обстоят дела, а больше от вас
ничего не требуется".
 
*** 
 
   После этого-то письма однажды вечером, когда все сыновья были дома, Пэдди
и созвал в новой гостиной жены семейный совет. Водрузив на римский нос  очки
в стальной оправе, он удобно расположился в кресле с кремовой обивкой;  ноги
- на таком же диване, под рукой, на хрустальной пепельнице - трубка.
   - До чего ж тут славно! - Он улыбнулся, с удовольствием оглядел  комнату.
- Я так думаю, надо нам всем вместе поблагодарить  маму  за  такую  красоту,
верно, ребятки?
   "Ребятки" что-то забормотали в знак согласия; Фиа, сидя в  бывшем  кресле
Мэри Карсон - теперь оно было  обито  кремовым  муаровым  шелком,  -  слегка
наклонила голову. Мэгги сидела с ногами на диване, предпочитая  его  креслу,
штопала носок и упорно не поднимала глаз.
   - Так вот, -  продолжал  Пэдди,  -  преподобный  отец  де  Брикассар  все
определил, он человек щедрый и великодушный. Он положил в банк  на  мое  имя
семь тысяч фунтов и на каждого из вас открыл текущий счет и положил  по  две
тысячи. Я стану получать четыре тысячи фунтов в год как управляющий имением.
Боб - три тысячи как помощник управляющего. Все мальчики,  кто  работает,  -
Джек, Хьюги и Стюарт - получают по две тысячи в год, а малыши -  по  тысяче,
пока не подрастут и не решат сами, чем они хотят заниматься дальше.
   Когда Джиме и Пэтси станут взрослыми, им каждому обеспечен такой же доход
с Дрохеды, как тем, кто работает в имении, даже если  они  тут  работать  не
захотят.  А  двенадцати  лет  их  пошлют  в   Сидней,   в   закрытую   школу
Ривервью-колледж, и ученье и содержание - все за счет Дрохеды.
   Маме полагается отдельный годовой доход в две тысячи фунтов, и  Мэгги  то
же самое. На содержание дома выдается пять тысяч фунтов - вот уж не пойму, с
чего отец Ральф взял, будто нам  на  это  нужна  такая  прорва  деньжищ.  Он
говорит, вдруг мы захотим всерьез тут  все  перестраивать.  Он  распорядился
насчет того, сколько должны получать миссис Смит, Кэт, Минни и Том, и  опять
скажу, он человек щедрый. Сколько всем прочим платить, я могу решать сам. Но
первым делом я как  управляющий  обязан  нанять  еще  самое  малое  шестерых
овчаров, чтобы в Дрохеде все шло как полагается. А то больно она велика, рук
не хватает.
   Это было самое критическое замечание Пэдди по поводу того, как заправляла
имением его сестра.
   Никто из Клири и не слыхивал, что у человека может быть столько  денег  и
они в молчании пытались освоиться с неожиданным богатством.
   - Нам и половины этого не потратить, Пэдди, - сказала Фиа. - Он  все  для
нас сделал, больше уже не на что тратить.
   Пэдди с нежностью посмотрел на жену.
   - Твоя правда. Но знаешь, это славно,  что  больше  не  придется  считать
каждый грош, верно? - Он откашлялся, потом продолжал:
   - Теперь, я так думаю, мама с Мэгги у нас остаются малость не у дел. Я-то
считать не мастер, а вот наша мама умеет складывать  и  вычитать,  делить  и
умножать,  что  твоя  учительница  арифметики.  И  теперь  она  будет  нашим
счетоводом, нечего конторе Гарри Гофа этим заниматься.  Я  раньше  не  знал,
оказывается, Гарри отдельного  служащего  нанял,  только  чтоб  вести  счета
Дрохеды, а сейчас ему человека не хватает, так он не  прочь  опять  нам  эти
дела передать. Он мне сам  и  подсказал,  что  из  мамы  получится  отменный
счетовод. Он пришлет кого-то из Джилли, чтоб тебя обучили по всем  правилам,
Фиа. Вообще-то, видно, дело это непростое. Надо вести бухгалтерские книги, и
журналы, и кассовые книги, и всю отчетность, каждый день все  записывать,  в
общем, много всего. Работы хватит, только она не будет тебя выматывать,  как
стряпня да стирка прежде выматывали, верно я говорю?
   Мэгги едва не закричала: "А я как же?  Разве  я  меньше  мамы  стирала  и
стряпала?!"
   А Фиа улыбнулась - по-настоящему улыбнулась, в первый раз с того дня, как
они узнали про Фрэнка.
   - Я с радостью за это возьмусь, Пэдди, право. Почувствую, наконец, что  и
я в Дрохеде не посторонняя.
   - Боб тебя научит водить новый "роллс-ройс", теперь ведь это  будет  твоя
работа - ездить в Джилли в банк и советоваться  с  Гарри.  И  потом,  будешь
спокойна, что во всякую минуту можешь сама съездить, куда тебе  понадобится,
хоть бы нас никого и не было под рукой. Мы тут уж больно на отшибе живем.  Я
давно хотел вас с Мэгги выучить водить  машину,  да  все  недосуг  было.  По
рукам, Фиа0 - По рукам, Пэдди, - весело ответила жена.
   - Ну, Мэгги, теперь мы и тебя определим к делу. Мэгги воткнула  иголку  в
носок, отложила его, вскинула глаза на  отца  и  вопросительно,  и  сердито:
конечно же, сейчас он скажет - мол, мама будет занята счетами да отчетами, а
уж приглядывать за хозяйством в доме и на усадьбе твоя забота.
   - Не хотел бы я, чтоб из тебя получилась этакая важная  барышня-белоручка
вроде иных дочек здешних господ скотоводов, - сказал  Пэдди  с  улыбкой,  от
которой его слова лишились всякой  презрительности.  -  Так  что  я  и  тебе
подберу настоящую работенку, малышка Мэгги. Будешь присматривать за ближними
выгонами - на тебе участок у Водоема, речной, Карсонский, Уиннемурский  и  у
Северной цистерны. И Главная усадьба. Будешь в ответе за лошадей  -  которых
когда на работу посылать, которым давать роздых. Понятно,  в  самую  страду,
когда скот и сортировка овец, мы будем собираться все  вместе,  а  остальное
время, думаю, ты и сама справишься. Джек тебя научит командовать собаками  и
работать кнутом. Ты ж у нас бойкая, не хуже мальчишки, так я думаю, тебе это
больше по вкусу придется - скакать по выгонам, чем  валяться  на  диване,  -
докончил Пэдди и уж совсем до ушей расплылся в добродушной улыбке.
   Пока он говорил, сердитое недовольство Мэгги развеялось как дым  -  опять
он родной, близкий, думает о ней, любит, как любил  когда-то  ее  маленькую.
Как же она могла в нем сомневаться? Со стыда Мэгги готова была  ткнуть  себя
иглой  в  коленку,  да  раздумала  -  слишком  обр