ие войска вступили в Польшу.
В воскресенье 3 сентября, во исполнение ранее данных Польше гарантий,
правительство Англии объявило войну Германии. Шестью часами позже
правительство Франции последовало примеру Англии.

Приветствуя заявление правительства об объявлении войны от имени лейбористской
партии, Гринвуд подчеркнул, что "невыносимая агония неизвестности,
от которой мы все страдали, прошла. Теперь мы знаем худшее". Это
заявление было встречено бурными аплодисментами, так как Гринвуд выразил
общее мнение парламента. Гринвуд закончил речь словами: "Да будет
война быстрой и короткой, и пусть мир, который восторжествует, гордо
установится навсегда на руинах дьявольского режима".

Никакой разумный анализ соотношения сил и ресурсов не давал оснований
считать, что война будет "быстрой и короткой", или даже надеяться,
будто Франция и Англия своими силами сумеют победить Германию, как
бы долго война ни продолжалась. Еще более нелепым было заявление о
том, что "теперь мы знаем худшее".

Представления о военной мощи Польши были также иллюзорны. Лорд Галифакс,
которому, как и премьер-министру, надлежало бы быть хорошо осведомленным,
полагал, что Польша в военном отношении сильнее России, и предпочитал
иметь в качестве союзника именно Польшу. Об этом он и сказал американскому
послу 24 марта -- за несколько дней до принятия неожиданного решения
предложить Польше английские гарантии. В июле генеральный инспектор
вооруженных сил генерал Айронсайд побывал в частях польской армии
и по возвращении представил доклад, который Черчилль назвал "самым
благоприятным".

Еще большие иллюзии существовали относительно французской армии. Сам
Черчилль назвал ее "наиболее высоко подготовленной и надежной
мобильной силой в Европе". За несколько дней до начала войны Черчилль
встретился с главнокомандующим французской армии генералом Жоржем,
который познакомил его со сравнительными данными о военной мощи Франции
и Германии. Эта информация настолько поразила Черчилля, что он воскликнул:
"Да вы же хозяева положения!"Прим. ред.>

Возможно, под впечатлением этой информации Черчилль присоединился
к тем, кто требовал от французов скорейшего объявления войны на стороне
Польши. В донесении французского посла говорилось: "Больше других
возбужден Черчилль". Еще в марте Черчилль заявил о том, что он
абсолютно согласен с премьер-министром "относительно гарантий
Польше". Подобно многим политическим лидерам Англии, он считал
эти гарантии ценным средством сохранения мира. Единственным человеком,
отмечавшим непрактичность и опасность выданных Польше гарантий, был
Ллойд Джордж. Газета "Тайме" назвала его предостережения "взрывом
безутешного пессимизма".

Здесь следует отметить, что все эти иллюзии относительно будущего
не разделялись в более трезво мыслящих военных кругах. Однако в основном
в тот период преобладали настроения, перегруженные эмоциями, которые
притупили чувство реальной действительности и заслоняли перспективы.

Могла ли Польша продержаться дольше? Могли ли Франция и Англия сделать
больше, чем они сделали для того, чтобы ослабить давление Германии
на Польшу? На первый взгляд при наличии ныне известных данных о численности
вооруженных сил кажется, что ответ на оба вопроса должен быть положительным.
Численность польской армии была вполне достаточной, чтобы остановить
продвижение немецких войск или, в худшем случае, долгое время препятствовать
их продвижению. Если иметь в виду только цифровые показатели, то не
менее очевидно, что Франция вполне могла бы нанести поражение силам
Германии, остававшимся на Западе.

Польская армия насчитывала в своем составе 30 кадровых и 10 резервных
дивизий, кроме того, имелось не менее 12 кавалерийских бригад, правда,
лишь одна из них была моторизована. Мобилизационные возможности Польши
в личном составе были еще более значительными, поскольку она имела
около 2,5 млн. обученных, готовых к мобилизации резервистов.

Франция имела около 110 дивизий, из них не менее 65 были кадровыми.
Они включали пять кавалерийских, две механизированные и одну бронетанковую
дивизию, находившуюся в процессе формирования. Остальные дивизии были
пехотными. В общей сложности, обеспечив оборону Южной Франции и Северной
Африки от возможного нападения Италии, французское командование могло
сосредоточить против Германии 85 дивизий. Кроме того, Франция могла
мобилизовать еще 5 млн. резервистов.

Англия давно обещала с началом войны послать во Францию четыре регулярные
дивизии, и она действительно отправила силы, эквивалентные пяти дивизиям.
Однако трудности с морским транспортом и необходимость использовать
кружной путь во избежание воздушных налетов задержали прибытие первого
контингента английских войск до конца сентября.

Помимо содержания небольшой, но хорошо подготовленной регулярной армии,
Англия вела формирование и оснащение "территориальной полевой
армии" в составе 26 дивизий. С началом войны правительство решило
создать в общей сложности 55 дивизий, однако первые контингенты этих
новых формирований не удалось подготовить до 1940 года. До этого времени
Англия могла оказывать помощь союзникам лишь в традиционной форме,
применяя военно-морские силы в целях морской блокады. Конечно, такая
форма давления на противника не позволяла добиться решительных результатов
в короткий срок.

Бомбардировочная авиация Англии насчитывала немногим более 600 самолетов,
то есть вдвое больше, чем у Франции, но вдвое меньше, чем у Германии.
Тактико-технические характеристики самолетов, однако, не позволяли
надеяться на эффективность ударов по объектам в Германии.

Германия имела 98 дивизий, в том числе 52 (включая 6 австрийских)
кадровые. Из остальных 46 лишь 10 дивизий были боеготовными, но и
они в большинстве своем состояли из новобранцев, находившихся на службе
всего около месяца. Еще 36 дивизий были укомплектованы главным образом
ветеранами первой мировой войны -- сорокалетними солдатами, малознакомыми
с современными оружием и тактикой. Кроме того, эти дивизии испытывали
нехватку в артиллерии и других видах вооружения. Чтобы полностью укомплектовать
и подготовить эти дивизии, потребовалось много времени -- в два
раза больше, чем предполагало немецкое командование, весьма обеспокоенное
медленным ходом этого процесса.

В 1939 году немецкая армия по была готова к войне. Командование, полагаясь
на заверения Гитлера, не ожидало войны. С предложением Гитлера быстро
увеличить численность армии военное руководство согласилось неохотно,
ибо предпочитало накапливать подготовленные кадры постепенно. Однако
Гитлер неоднократно заверял своих генералов в том, что для подобной
подготовки будет достаточно времени, поскольку он не хочет рисковать
и начинать "большую войну" раньше 1944 года. Не более благополучно
обстояло дело с вооружением, темп оснащения войск явно отставал от
роста их численности.

И все же, когда война началась, многие объясняли головокружительные
успехи Германии в начальный период подавляющим превосходством немецкой
армии в численности войск и вооружении.

Потребовалось немало времени, чтобы развеять и эту иллюзию. Даже Черчилль
в своих военных мемуарах писал, что в 1940 году немцы имели по крайней
мере 1000 тяжелых танков. Фактически же у них таких танков совсем
нe было. В начале войны немцы располагали лишь незначительным количеством
средних танков. Большинство же машин, которые испытывались в Польше,
были очень легкими, с тонкой броней.

Таким образом, поляки и французы вместе имели примерно 130 дивизий
против 98 немецких дивизий, из которых 36 были практически не обучены
и не укомплектованы. По численности обученных солдат Польша и Франция
обладали еще большим преимуществом перед Германией. Единственным положительным
фактором для Германии при таком неблагоприятном соотношении сил было
то обстоятельство, что Францию и Польшу разделяла довольно широкая
полоса территории Германии. Немцы могли атаковать более слабого из
двух партнеров, в то время как французы, если бы захотели помочь своему
союзнику, должны были атаковать подготовленную оборону немцев.

И все-таки даже в численном отношении поляки имели вполне достаточно
сил, чтобы сдержать брошенные против них 48 кадровых дивизий.

На первый взгляд может показаться, что французы обладали достаточным
превосходством, чтобы разгромить немецкие силы на Западе и пробиться
к Рейну. Немецкие генералы были удивлены тем, что французы этого не
сделали. Вероятно, причину такой оценки следует видеть в том, что
большинство немецких военных руководителей все еще мыслили категориями
1918 года. Они в той же мере преувеличивали мощь французской армии,
сколь и англичане.

Однако ответ на вопрос, могла ли Польша продержаться и могла ли Франция
оказать ей более существенную помощь, представляется совершенно иным
при более внимательном подходе, если учитывать возникшие осложнения
и новые методы ведения войны, впервые примененные в 1939 году. Очевидно,
что было невозможно изменить ход событий.

Касаясь в своих военных мемуарах причин падения Польши, Черчилль утверждал:
"Ни во Франции, ни в Англии в достаточной мере не сознавали последствий
того нового обстоятельства, что бронированные машины могут выдерживать
артиллерийский обстрел и продвигаться по сотне миль в день"
Churchill. The Second World War. Vol. I, p. 425.>. Это суждение
более чем справедливо, ибо его разделяли большинство высших военных
и государственных деятелей обеих стран.

Однако именно в Англии раньше, чем где-либо, эти новые потенциальные
возможности предвиделись и публично разъяснялись небольшой группой
прогрессивных военных мыслителей.

Во втором томе своих мемуаров, говоря о падении Франции в 1940 году,
Черчилль сделал весьма примечательное признание: "Не имея в течение
стольких лет доступа к официальной информации, я не понимал, какой
переворот в военном деле после первой мировой войны произвело введение
масс быстро двигающихся тяжелых танков. Я был знаком с танками, но
это не изменило моего внутреннего убеждения настолько, насколько должно
было изменить" Сhurchill. The Second World War.
Vol. II, p. 39.>. Это заявление исходило от человека, который играл
такую большую роль во внедрении танков в годы первой мировой войны.
Главное в этом заявлении -- его откровенность. Однако Черчилль
до 1929 года был министром финансов, а уже в 1927 году на полигоне
Салисбери Плейн были испытаны в экспериментальном порядке первые в
мире бронетанковые соединения. Эти испытания проводились, чтобы проверить
на практике новые теории, которые в течение нескольких лет проповедовались
сторонниками массированного применения танков в войне. Черчилль был
знаком с этими идеями и не раз бывал на испытаниях, встречался со
специалистами.

Непонимание новых способов ведения войны и официальное сопротивление
им оказалось во Франции еще сильнее, чем в Англии, а в Польше --
сильнее, чем во Франции. Это непонимание стало основной причиной неудачи
обеих армий в 1939 и 1940 годах, когда Франция дотерпела катастрофическое
поражениенокаута очень возросли вследствие
нынешнего превосходства обороны перед наступлением... Мечты солдата
о молниеносной войне имеют все меньше перспектив на их осуществление.
Если германский генеральный штаб не потерял еще чувства реальности,
то возможность серьезного немецкого наступления на Западе становится
более чем сомнительной" (В. Liddel Hart. The Defense
of Britain. N. Y., 1939, pp. 42, 96.). -- Прим.
ред.>.

В Польше господствовали устаревшие военно-теоретические взгляды, устарели
и польские вооруженные силы: в их составе не было бронетанковых или
механизированных дивизий, войска испытывали недостаток в противотанковых
и зенитных орудиях. Кроме того, польские руководители все еще глубоко
верили в значение кавалерии и лелеяли жалкую надежду на возможность
проведения кавалерийских атак.

Можно вполне сказать, что взгляды поляков в этом вопросе устарели
на 80 лет, поскольку безуспешность кавалерийских атак была доказана
еще во времена гражданской войны в США. Однако некоторые "кавалерийски"
мыслящие военные руководители не хотели считаться с уроками прошлого.
Содержание крупных контингентов кавалерии всеми армиями во время первой
мировой войны во имя так и не осуществившейся надежды использовать
кавалерию в прорыве явилось самым большим фарсом в этой статичной
войне.

Французская армия, напротив, обладала многими компонентами современной
армии, однако французское командование не сумело создать по-настоящему
современную армию из-за отставания военно-теоретических взглядов по
меньшей мере на 20 лет. Вопреки распространившимся после поражения
Франции утверждениям, у французов перед началом войны было больше
танков, чем у немцев. Кроме того, уступая немецким машинам в скорости
хода, французские танки отличались более толстой броней. Однако французское
верховное командование смотрело на танки с позиций 1918 года, как
на "слуг" пехоты или как на средства разведки, дополняющие
кавалерию. Под влиянием этих устаревших взглядов французское командование
медлило с созданием бронетанковых дивизий (немцы поступали как раз
наоборот) и все еще было склонно применять танки небольшими группами.

Слабость французских, и в еще большей степени польских сухопутных
сил усугублялась отсутствием авиации для прикрытия и поддержки войск
в бою. Что касается поляков, то это частично объяснялось ограниченностью
производственных ресурсов. У французов же не было подобного оправдания.
И у тех, и у других нуждам авиации отводилось второстепенное значение
по сравнению с нуждами строительства крупных армий. Причина состояла
в том, что решающая роль в распределении военного бюджета принадлежала
генералам, а последние, естественно, отдавали предпочтение тем видам
вооруженных сил, с которыми были больше знакомы. Генералитет был далек
от понимания того, в какой степени эффективность действий сухопутных
войск зависела теперь от соответствующего прикрытия с воздуха.

Поражение обеих армий можно в какой-то степени объяснить и фатальной
самоуверенностью их руководства. Французы были самоуверены потому,
что, одержав победу в первой мировой войне, пользовались авторитетом
среди партнеров как знатоки военного дела. И во Франции, и в Польше
военные руководители в вопросах, касавшихся их армий и военной техники,
долгое время держали себя высокомерно. Однако, справедливости ради,
следует сказать, что некоторые из молодых французских военных, таких,
как полковник де Голль, проявляли острый интерес к новым идеям танковой
войны, распространившимся в Англии. Высшие французские генералы почти
не уделяли внимания появившимся в Англии "теориям", в то время
как новое поколение немецких генералов внимательно изучало их.

И все же немецкую армию нельзя было считать действительно боеспособной,
современной армией. Она не была готова к войне, большинство кадровых
дивизий устарело в организационном отношении, высшее военное командование
придерживалось отсталых взглядов. Правда, к началу войны в немецкой
армии были созданы соединения нового типа: шесть танковых и четыре
легкие (механизированные) дивизии, а также четыре моторизованные дивизии
для их поддержки в бою. И хотя доля этих соединений в армии была невелика,
они имели большее значение, чем все остальные.

Германское верховное командование после некоторых колебаний признало
теорию "молниеносной войны" и горело желанием проверить ее
на деле. Большую роль в этом сыграл генерал Гудериан и некоторые другие
генералы. Их рассуждения пришлись по вкусу Гитлеру, который одобрял
любую идею, сулившую скорое решение. Итак, немецкая армия добилась
своих побед не потому, что обладала численным превосходством или была
по-настоящему современной армией, а потому, что в своем развитии оказалась
на несколько жизненно важных ступеней выше, чем ее противники.

Положение в Европе в 1939 году придавало новый оттенок, новый смысл
широко известному высказыванию Клемансо: "Война -- дело слишком
серьезное, чтобы его доверять военным". И даже теперь это дело
нельзя было доверить военным, хотя и существовала полная вера в их
суждения. Способность вести войну перешла из сферы военной в сферу
экономическую. Подобно тому как техника обретала все более доминирующее
положение над живой силой на поле боя, так и экономика в решении проблем
большой стратегии отодвинула действующие армии на задний план. Если
не обеспечить бесперебойную работу промышленных предприятий, то армии
будут ничем иным, как инертными массами.

Если бы имели значение только имеющиеся в наличии войска и вооружение,
картина была бы еще более мрачной. Мюнхенское соглашение изменило
стратегическое равновесие в Европе и на некоторое время сделало положение
в высшей степени неблагоприятным для Франции и Англии. Никакое ускорение
их программ вооружения не могло за короткий срок компенсировать потерю
35 хорошо вооруженных чехословацких дивизий, которые могли бы сдерживать
немецкие дивизии.

Тот уровень вооружения, которого достигли к марту Англия и Франция,
через некоторое время был перекрыт Германией, когда она оккупировала
беспомощную Чехословакию, захватив ее военные предприятия и военное
снаряжение. Только в тяжелой артиллерии Германия сразу удвоила свои
ресурсы. Чтобы еще более омрачить картину, скажем, что с помощью Италии
и Германии Франко свергнул республиканский режим в Испании, а это
создало дополнительную угрозу границам Франции и морским коммуникациям
Франции и Англии.

Со стратегической точки зрения, ничто, кроме поддержки со стороны
России, не могло, в ближайшем будущем восстановить равновесие. Кроме
того, наступил самый благоприятный момент для объединения усилий западных
держав. Однако чаша весов в стратегии колеблется в зависимости от
экономических факторов, и было сомнительно, выдержит ли немецкая экономика
испытания военного времени.

Для ведения войны необходимо было около двадцати основных продуктов.
Уголь -- для общего производства. Нефть -- для транспорта. Хлопок
-- для производства взрывчатых веществ. Шерсть. Железо. Резина
-- для транспорта. Медь -- для военного снаряжения и всех видов
электрооборудования. Никель -- для производства стали и боеприпасов.
Свинец -- для боеприпасов. Глицерин -- для динамита. Целлюлоза
-- для бездымного пороха. Ртуть -- для детонаторов. Алюминий
-- для авиации. Платина -- для химических приборов. Сурьма и
марганец -- для производства стали и металлургии вообще. Асбест.
Слюда. Азотная кислота и сера -- для производства взрывчатых веществ.

За исключением угля, Англия сама испытывала дефицит во многих продуктах,
которые требовались в большом количестве. Пока сохранялась возможность
подвоза по морю, большинство этих продуктов можно было получить из
стран Британской империи. Что касается никеля, то 90% мировых поставок
шло из Канады, а остальные 10% -- из французской колонии Новая
Каледония. Дефицит ощущался в основном в сурьме, ртути и сере. Недостаточны
были для военных нужд и ресурсы нефтепродуктов.

Французская империя не могла восполнить этот дефицит. Сама Франция
вдобавок испытывала нехватку хлопка, шерсти, меди, свинца, марганца,
резины и некоторых других продуктов.

Россия имела в изобилии большинство видов стратегического сырья, но
ей не хватало сурьмы, никеля и резины; запасы меди и серы были также
недостаточными.

Из всех стран в наилучшем положении находились Соединенные Штаты,
которые производили две трети мировой добычи нефти, давали около половины
мирового объема производства хлопка и почти половину -- меди. США
зависели от внешних источников лишь в получении сурьмы, никеля, резины,
жести и частично марганца.

Резким контрастом этому было положение стран оси Берлин -- Рим
-- Токио. Италии приходилось импортировать почти все необходимые
продукты, в том числе и уголь. Япония также почти полностью зависела
от иностранных источников. Германия не производила ни хлопок, ни резину,
ни жесть, ни платину, ни бокситы, ни ртуть, ни слюду. Ее запасы же