й же кибитке генерала, купца,
унтер-офицера и фельд®егеря, научил  нас и народ, слишком рано, что различие
сословий  ничтожно.  Это  был  чистый   подкоп,  ибо   без   этого  различия
самодержавие  удержаться  не может.  Он нам  дан был  или слишком рано,  или
слишком  поздно.  Если бы  он  наследовал  престол  после  Ивана Васильевича
Грозного, мы благословляли бы его царствование..." [25].
     В том-то и парадокс, что едва намеченная Павлом  "рыцарская идеология",
безусловно  подрывавшая прежний  порядок вещей,  при дальнейшем ее  развитии
ударила бы  по  самодержавию не  в пример сильнее, чем все прежние  попытки.
Павла следует оценивать не только по тому, что он уже сделал (сплошь и рядом
-- хаотично, наспех, непродуманно), а по тем последствиям, что спустя годы и
годы могли вывести Россию из тупика...
     Не  зря  один  из  современников-консерваторов  назвал  реформы   Павла
"карбонарским равенством", которое-де "противоречит природе вещей"...
     Николай  Бердяев писал в  работе "Истоки и  смысл русского коммунизма":
"...таинственная страна противоречий, Россия таила  в себе пророческий дух и
предчувствие  новой  жизни  и новых откровений...  святая Русь  всегда имела
обратной  своей  стороной Русь звериную. Россия  как  бы  всегда хотела лишь
ангельского и  звериного  и  недостаточно  раскрывала  в  себе человеческое.
Ангельская  святость  и зверская  низость -- вот  вечные колебания  русского
народа... для русских характерно какое-то бессилие, какая-то  бездарность во
всем относительном и среднем..." [10].
     Безусловно, никоим образом не стоит относить к "ангелам"  ни Лжедмитрия
I, ни Петра III, ни тем более Павла 1. И все же эти три самодержца как раз и
были теми, кто нес России "новую  жизнь и новые откровения". Их, всех троих,
с какой-то  жуткой,  мистической регулярностью как  раз и  сожрала та  самая
"Русь звериная" -- что пошло Руси лишь во вред...
     А сожрав, оклеветала и оболгала так прочно, что последствия сказываются
до сих  пор.  Еще  в  начале нашего века, после 1905 г. (раньше  этого срока
попросту  запрещалось  даже  упоминать,   что   Павел  погиб  насильственной
смертью), два видных психиатра попытались решить, наконец, вопрос о душевной
болезни  императора  --   либо  ее  отсутствии.  П.И.  Ковалевский  выпустил
выдержавшую восемь изданий книгу, где сделал вывод, что Павел принадлежал "к
дегенератам  второй степени  с наклонностями к переходу в душевную болезнь в
форме  бреда  преследования".  Правда,  второй  участник   ученого  диспута,
профессор В.Ф. Чиж написал, что "Павла  нельзя считать маньяком", что он "не
страдал душевной болезнью"  и был "психически здоровым человеком". Доверия к
работе Чижа  у меня  больше не оттого, что его  точка зрения схожа с моей, а
потому, что  Чиж пользовался обширным кругом архивных материалов, в то время
как Ковалевский  в  основном  ссылался  на  чисто  литературные  "павловские
анекдоты"...
     Увы,  и  в  наши  дни  любители  анекдотов  частенько  берут  верх  над
историками. Восемь лет назад один из виднейших чешских неврологов, профессор
Иван Лесны, выпустил книгу, название которой можно  перевести как "О немощах
могучих". Книга интереснейшая, посвящена возможным душевным болезням  многих
известных исторических деятелей. Вот только в русском переводе из нее кто-то
деликатно из®ял главу о Павле I [237].
     Я не поленился  отыскать оригинал. Чещский профессор бестрепетной рукой
ставит диагноз: "мегаломания", "явственные признаки невроза навязчивости", и
даже  "параноидальные  черты  характера".  Однако,   едва  речь  заходит   о
доказательствах,  Лесны... повторяет те же старые, неведомо  кем  пущенные в
оборот анекдоты о Павле. Явным признаком душевной болезни Лесны, кроме того,
считает  "постоянный   страх  Павла,  что  его   постигнет  судьба  отца"...
Позвольте, но ведь именно так и произошло!
     Естественно,  Лесны  считает,  что  Чиж  "был  чересчур благосклонен  к
Павлу". Сам  он -- безоговорочный  сторонник Ковалевского. Что  ж,  бог  ему
судья.  Хорошо,  по крайней  мере,  и  то, что Лесны  не упустил возможности
описать склонности Павла, которые вряд ли служат признаком душевной болезни.
"Император испытывал огромную  склонность к чести с большой буквы "Ч" -- как
некогда древние рыцари". Действительно, что тут от болезни?
     Тем более, что  Лесны тут же приводит  прекрасный пример: в  свое время
Павел под честное слово освободил из тюрьмы предводителя польских повстанцев
Косцюшко  и разрешил ему  уехать за границу -- при условии,  что тот никогда
больше не поднимет оружия против России.
     Косцюшко  свое  слово  чести  сдержал  --  вряд   ли  он  считал  Павла
сумасшедшим, обещания, данные сумасшедшим, никто не спешит исполнять.
     ...Их было  трое --  непохожих,  способных  повернуть  Россию  на  иную
дорогу.
     И всех троих  Россия  тупо сожрала. Отсюда и  многие последующие  беды,
господа...

        НЕКТО ЕМЕЛЬЯН

     События, известные как "Пугачевский  бунт", до  сих пор таят  множество
загадок. Сам размах этого предприятия  уникален -- ничего подобного  на Руси
прежде не  бывало.  Смута  -- Другое дело,  она была  настоящей  гражданской
войной, а  не  мятежом.  Между  тем  против  Пугачева,  по  признанию  самой
Екатерины, была "наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям была".
Лишь спешно заключив мир с Турцией и сняв с фронта регулярные части, удалось
подавить мятеж...  Впрочем, называть события "мятежом"  как раз неправильно.
Перед нами -- что-то другое. В отличие от  разинского бунта, представлявшего
собой  всего лишь  буйство  разросшейся до гигантских размеров  разбойничьей
шайки, не озабоченной ни в малейшей степени  административными делами  (да и
не  способной на  таковые), войско Пугачева было строжайше организовано. Оно
управлялось  не  "советом атаманов",  а самой  настоящей  Военной коллегией,
своего рода  аналогом  екатерининского  военного  министерства в  миниатюре,
обладавшей также  судебными правами.  При Пугачеве находилось довольно много
якобы  пленных  офицеров --  в том числе столь примечательные личности,  как
родственник старинного  недруга братьев Орловых Шванвича  и Тимофей Падуров,
бывший  депутат  созванного  Екатериной народного  собрания, в чемто аналога
старых Земских  соборов,  -- официально  это собрание* именовалось Комиссией
Законоуложения  и  сыграло  довольно  важную  роль  в  выработке  российских
законов.
     *  Состоявшее  из  выборных  делегатов  от  дворян,  горожан,  казаков,
нерусских народов и государственных крестьян.
     Кроме того, в штабе Пугачева были польские офицеры, какие-то загадочные
французы,  а  в  его  войсках   --   отряды,  сформированные  из  поволжских
немцев-колонистов. Менее  всего пугачевская армия,  обучаемая  и руководимая
профессионалами,  управляемая Военной коллегией, походила на разинскую банду
или казацкую  вольницу.  И  если  бы  Пугачев  не потратил  столько  сил  на
бесплодную осаду Оренбурга, эта армия могла и дойти до Москвы, где способных
оказать ей сопротивление войск попросту не было...
     Во  все времена и во всех странах хватало "народных самородков", однако
в истории Емельяна Пугачева все складывается очень  уж гладко, подозрительно
гладко. Две жизни Пугачева -- казака и вождя -- определенно не стыкуются. До
некоторого момента перед нами -- заурядный человек, ничем особенным  себя не
проявивший, на войне не поднявшийся выше хорунжего, а после то срывавшийся в
бродяжничество, то устраивавший глупые авантюры.
     Совершенно бесцветная личность.
     И вдруг все меняется -- в считанные недели этот бродяга сумел обаять не
столь  уж доверчивых  казацких старшин, подозрительно легко разбить довольно
крупные   воинские   соединения,  обрасти   пленными  офицерами,   ссыльными
иностранцами,  немцами-волонтерами,  создать эффективные  органы  управления
вроде Военной коллегии...
     Случаются,  конечно, чудеса -- но  не до  такой  же  степени?  Человек,
действовавший  в одиночку, сам по  себе, ни за  что не Добился бы подобного,
даже десятой доли.
     Самозванцев на Руси хватало и  до Пугачева -- но  маломальски серьезных
результатов добивались только те, за которыми кто-то стоял.
     Кто же стоял за Пугачевым и был мозгом предприятия?
     Те  самые казацкие старшины? Но  и им вряд ли  было  бы  по плечу такое
дело, требовавшее  не просто ума и  волн, а  определенных  знаний и навыков.
Версия о "самородках" выглядит чересчур наивной.
     Тогда?
     До сих пор в точности неизвестно, что делал Пугачев во время  своего не
столь уж  короткого  пребывания  в  Жечи Посполитой.  Известно  лишь, что он
поддерживал  связи с раскольниками, обитавшими во множестве в местности  под
названием Ветка  на территории Литвы. По некоторым данным,  именно староверы
смогли похитить  в Петербурге и  переслать Пугачеву  одно из четырех знамен,
когда-то принадлежавших голштинской гвардии Петра III.
     Любопытно, что первые  манифесты "государя императора Петра Федоровича"
отнюдь не предусматривали поголовного истребления дворянства. Пугачев обещал
лишь отобрать у крепостников земли  и крестьян, а взамен платить им "большое
жалованье".  Лишь  позже,  во  времена  крупных  неудач,  Пугачев  призывает
вырезать дворян поголовно...
     Какое  бы  то ни было  тщательное  расследование  осложняется  тем, что
материалы по  пугачевскому бунту  до  сих пор, мягко говоря, малодоступны, а
обширных работ,  основанных на документах,  в пределах досягаемости попросту
нет. Даже  пушкинская  "История пугачевского бунта" малодоступна.  Что  таят
архивы, остается  лишь догадываться -- вместо публикации документов историки
до сих пор отделываются  байками об  особенно удачных каламбурах  плененного
Пугачева и тому подобных мелочах.
     А  ведь   что-то   должно  сохраниться!  Невозможно   представить,  что
екатерининская Тайная экспедиция не допрашивала самым подробным и тщательным
образом того  же Падурова, других офицеров, служивших у самозванца, поляков,
немцев,  казацких  атаманов. Все  это  просто обязано было фиксироваться  на
бумаге. Масса  документов российской тайной  полиции доекатерининских времен
прекрасно сохранилась*. Значит, где-то  лежат и  пухлые  папки с протоколами
допросов пугачевцев...
     * Как сохранилось следственное дело Степана Разина.
     Пока же, по недостатку информации, приходится  лишь строить более-менее
отражающие  реальность  версии.   С   высокой   степенью  вероятности  можно
предположить,  что  "государь Петр Федорович" был инструментом неких внешних
сил, поддержанным и деньгами, и людьми.
     Возможно, здесь прослеживаются ниточки, ведущие к французской разведке.
Предположение не столь  уж и невероятное:  французы  еще с середины XVII  в.
поддерживали  связи  с  Украиной.  Там  строил  крепости французский инженер
Боплан,  и  в  XVIII  в.  там  просто  не  могло  не  оказаться  французских
разведчиков. Где Украина, там и казаки. В первые годы царствовании Екатерины
II  на  черноморских  верфях  (факт,  документально  подтвержденный) русская
контрразведка сцапала  французских  агентов,  пытавшихся поджечь  строящиеся
корабли. Мотивы  просты и лежат  на поверхности: Россия воевала с Турцией, а
Франция давно уже искала союза с Оттоманской Портой, препятствуя  чрезмерной
активности русских в том регионе.
     Возможно,  ниточки  тянутся  в  Варшаву. Ослабление  России  было  Жечи
Посполитой  необходимо  даже  более, чем  Франции, а связи польской короны с
частью казачества насчитывают не одно столетие.
     Наконец, к операции "Емельян" определенно были подключены мощные центры
старообрядческой  эмиграции, располагавшие в России собственной  "агентурной
сетью" и пользовавшиеся в народе нешуточной поддержкой.
     Быть может,  сплелись  все вышеперечисленные  факторы. Увы,  невозможно
говорить  о  чем-то конкретном  --  для этого  нужно с головой погрузиться в
архивы.*
     * Вольтер, кстати, считал Пугачева турецким агентом.
     В конце концов,  до сих пор нет твердой уверенности, что так называемый
"Емелька Пугачев",  выдавший себя за Петра III, и  в самом деле был  казаком
станицы  Зимовейской Емельяном  Пугачевым.  Я  не  удивлюсь, если это -- два
разных человека. Почему несчастную законную супружницу "Емельки", ее дочерей
и  сына,  а  также вторую  жену  -- "царицу Устинью" пожизненно заключили  в
крепость? Оттого ли только, что  они были "членами семьи врага  народа"? Или
они  могли  еще  и  сболтнуть  что-то такое,  что  безусловно  противоречило
официальной, высочайше утвержденной  версии  "пугачевского  бунта"?  Почему,
наконец,  Екатерина не  раз именовала Пугачева "маркизом"? Что  это, простая
издевка или отголосок еще чего-то, нам неизвестного?
     В одном  я не  сомневаюсь -- настоящий Петр  III Федорович  был  убит в
1762-м году...


        ГЕСТАПО ПАВЛА ПЕСТЕЛЯ

     Какая сволочь разбудила Герцена? Кому мешало, что ребенок спит?
     (Кажется, Наум КОРЖАВИН)

     Отрадно  видеть,  что  в  последние  годы, похоже, перестали  считаться
"священными коровами"  и так называемые декабристы. А  это отраднейший факт,
поскольку означает, что люди понемногу избавляются  от навязанной радикалами
привычки считать этаким Прометеем любого бунтовщика -- только за то, что он,
сокол  и  буревестник,  выступил против существовавшего порядка  вещей. Опыт
человечества,  увы,  сплошь  и  рядом  подсказывает нам,  что  "героические"
инсургенты,  за редчайшими исключениями,  либо  после  своей победы  заводят
такие порядки, что "старый режим" начинает  казаться раем земным, либо, даже
будучи разогнаны, успевают нацедить кровушки, сколько и не снилось тем, кого
"буревестники" намеревались отправить на свалку истории...
     Меня  многие годы занимал интересный вопрос: почему во время венгерской
революции 1848 г. другие,  столь же вроде бы угнетаемые  австрийской короной
народы  тем  не  менее  выступили  против мадьяр  в  союзе  с  габсбургскими
войсками?  Тут явственно  просматривалась некая нелогичность -- что нашло на
чехов,  словаков и хорватов,  какое  затмение ума? Неужели  они  были  столь
реакционны и верноподданны?
     Оказалось,  причины предельно  просты...  Когда  победившие  в  Венгрии
революционеры  очертили  границы своей  независимой  отныне державы,  в  эту
державу вошли и  земли,  населенные вышеупомянутыми  хорватами, словаками  и
чехами.  Поддавшись  общему настроению ("революции"  гремели  по  всей почти
Европе), сии народы, рассуждая  логически, решили, что настала и их  очередь
создавать свободные национальные государства...
     Тут-то из революционной Буды (в те годы Буда и Пешт еще не об®единились
в  один  город) и последовал  резкий,  недвусмысленный  окрик.  Всевозможным
"нацменьшинствам" было заявлено,  что подобные настроения --  вовсе  даже не
стремление  к  свободе,  а   злокозненный   сепаратизм,   подрывающий  устои
революционной  Венгрии, единой и неделимой. "Сепаратисты" резонно вопросили:
отчего же венграм  можно отделяться от австрийской империи  и создавать свое
государство, а всем прочим то же самое стремление категорически заказано?
     Буда  ответила  кратко и  веско: "Потому  что это  --  контрреволюция".
Против  тех, кто не  внял предупреждению и  продолжал  болтать о независимых
Словакии  и  Хорватии,  были  брошены  войска.  Славная  революционная армия
обстреливала из пушек мятежные деревни, после чего в дело вступали конница и
пехота.
     Тогда-то  хорватские  и  словацкие  части  начали войну  против Венгрии
совместно с австрийцами. Австрийский  император, конечно, угнетал налогами и
поборами, но он был меньшим злом -- при  нем, по  крайней  мере,  деревни не
выжигали артиллерийским огнем...
     Подобное поведение венгров тем более  удивительно, что огромный процент
революционных    вождей    и    трибунов   составляли    люди   немадьярских
национальностей.  Лаиош  Кошут  был  чехом  по  происхождению,  "буревестник
революции" поэт Петефи  --  словаком (в  те  времена, когда он  глаголом жег
сердца мадьяр, был еще жив его  отец, в отличие от  сына  не отказавшийся от
фамилии Петрович), Дамьянич -- хорватом...
     По  зрелом  размышлении  приходишь к  выводу, что Николай  I, послав на
подавление  венгерского мятежа  огромную  армию, по сути,  спас  европейское
равновесие.  Была для  Европы вполне реальная угроза  превратиться в кипящий
котел, на десятилетия стать ареной войн,  войнушек и вялотекущих  мятежей. В
те годы другого финала  бессмысленно было бы  ожидать.  Получилась бы вторая
Латинская Америка, Только и всего...
     Вернемся к декабристам. Которые были плохи не оттого, что "узок их круг
и страшно далеки они от народа", а  потому,  что совершенно не  просчитывали
последствий.
     Всякому овощу свое время.  Массовое сознание российского народа образца
1825-го  ни  за что  не позволило  бы безболезненно  перейти  к  грезившейся
декабристам идиллии. Даже французы (народ, безусловно  превосходивший  наших
соотечественников  в развитом  правосознании)  во  времена  своей  революции
пролили столько крови и  учинили столько зверств, что последствия, по мнению
иных французских историков, аукаются даже сегодня...
     А посему нельзя  относиться к декабристам с  любовью и уважением только
потому, что  они, чистые души, "хотели сделать лучше". Важны не намерения, а
последствия.  Известно,  куда ведет  вымощенная  одними  благими намерениями
дорога...
     Я  не буду разрабатывать  виртуальность, которая могла бы  возникнуть в
результате  победы декабристов.  Всю работу проделали до меня: замечательный
историк  Н. Эйдельман (как  документалист) и  мой хороший друг,  талантливый
писатель  из  Одессы  Лев  Вершинин,  написавший  великолепную "историческую
фантастику"  (см.  библиографию)  [37,  217].  После  них  работать  в  этом
направлении  уже бесполезно. Посему я  лишь кратко изложу наиболее вероятное
виртуальное будущее.
     Революционная   армия   очень   быстро   раскалывается   на   несколько
непримиримых лагерей, которые начинают войну по всем правилам. Параллельно в
стране  действуют  верные  уцелевшим  членам императорской  фамилии  войска,
польские  повстанцы  и  массы  крестьян,  поднявшиеся  на  "бессмысленный  и
беспощадный" русский  бунт.  Как  минимум  несколько  лет в  стране  тянется
повсеместная гражданская война  без  фронтов и  тылов, все воюют  со  всеми.
Более  чем  вероятно,  соседи  начинают интервенцию, как сто раз случалось в
истории многих государств при подобном обороте дел. В лучшем случае отыщется
в конце концов сильная личность вроде генерала Бонапарта или Франке, маршала
Пилсудского  или Боливара -- и жесточайшими мерами восстановит порядок. Но к
тому  времени страна будет залита кровью, выжжена и  разграблена. Да и то --
если отыщется личность...
     А посему к Николаю Павловичу у меня претензия одна -- мало  повесил. За
одного  только  генерала  Милорадовича,  ученика Суворова  и  замечательного
русского  полководца, следовало  тут  же, на  Сенатской, перевешать  каждого
десятого.
     Между прочим, мы как-то ухитрились забыть, что великому князю Николаю в
декабре 1825 было всего двадцать девять  лет. И не может не восхищать,  сила
воли,  ум  и энергия  совсем молодого человека,  которого к тому же вовсе не
готовили  к  роли  самодержца.  Лишний  раз   убеждаешься,   сколь  много  в
критические  моменты  зависит от волевой  и энергичной  личности. Николай не
просто  мастерски  подавил  бунт  -- он вдобавок  положил  конец  столетнему
разгулу   гвардии,  вместо  защиты   Отечества   занимавшейся   мятежами   и
цареубийствами. Символично, что с разрывом всего  в несколько месяцев схожие
события разыгрались и  в  Турции. Там  султан столь же решительно  уничтожил
янычарский  корпус -- как и  русская гвардия, к тому  времени выродившийся в
скопище сытых бездельников,  обеспечивших себе наследственные  привилегии  и
думавших о чем угодно, кроме защиты ро