ни  капли  случайности.
Наоборот, все устроено как-то чересчур уж гладко -- одновременно блокированы
все  подворья,  где  располагались   верные  Лжедмитрию  поляки,  литовцы  и
"иноземная  гвардия",  на  всех улицах,  по  которым может  пройти  подмога,
воздвигнуты баррикады и  рогатки. Ни один  правительственный отряд так и  не
смог прорваться в  Кремль. Князь  Константин  Вишневецкий  ведет  на  помощь
Лжедмитрию  четыреста  всадников  -- но натыкается на  организованный отпор,
причем   преградившие  ему  дорогу  имеют  даже  пушку  (пушка  у  "стихийно
возмутившихся горожан" -- это, согласитесь, более чем оригинально...).
     В  Кремле уже действует "ударная группа" Шуйского.  Убит  Басманов,  до
конца  оставшийся  верным  Лжедмитрию,   немногочисленные  немцы-алебардщики
сложили  оружие  под напором превосходящего  противника.  Лжедмитрий  то  ли
сломал,  то ли вывихнул ногу, выскочив из высокого  окна --  и попал в  руки
людей Шуйского.
     Что любопытно, его энергия и воля еще могли переломить  ситуацию даже в
такой  момент. Караульные  стрельцы, определенно не  состоявшие в  заговоре,
пытаются  защищать  царя,  стреляют по  ворвавшимся  во двор  мятежникам. Но
кто-то  из  бояр  грозит,  что пошлет людей в  Стрелецкую  слободу  и  велит
перебить  жен и детей  всех,  кто  не  сложит  оружия (помните  "стояние  на
Угре"?).
     Стрельцы  отступаются. На Лжедмитрия набрасывается толпа -- но  он даже
теперь, раненый,  оглушенный, не теряет  присутствия духа,  требует привести
мать, то есть Марфу Нагую,  требует, чтобы  его вывели на Лобное место и там
обвинили в самозванстве принародно.
     Это серьезный  шанс --  большинство до сих  пор искренне  полагает, что
взбунтовалось не  против царя, а против  "ляхов-злоумышленников". Откуда  ни
возьмись, выныривает князь Голицын, крича,  что  Марфа Нагая только что, вот
сию минуту, изобличила "царя" в самозванстве, несколько человек бросаются на
Лжедмитрия  и  открывают  пальбу (потом на  теле  насчитают  более  двадцати
пулевых ран).  Те,  кто находится вдалеке от  происходящего,  до  сих пор не
понимают, что  происходит  в  кремлевском дворе,  -- и кто-то  торопится  им
об®яснить, что там-де расстрига Гришка Отрепьев принародно винится,  подлец,
в своем самозванстве...
     В Москве начинается вакханалия. Все до единого современники сходятся на
том,  что  Шуйский  в  ночь переворота велел открыть  все тюрьмы и выпустить
заключенных --  так что этот "элемент" прибавляет переполоха и подает пример
разбуженным москвичам...
     Где-то насилуют женщин (замечу, не всех подряд -- около тридцати  самых
знатных  и  молодых  польских   красавиц   бояре  Шуйского,  по  достоверным
сведениям, сразу же попридержали для себя и увезли к  себе по домам), где-то
истребляют  поляков,  литовцев,  вообще  всех  иноземцев, имевших  несчастье
оказаться в городе. Попутно, борясь  с "чертовыми ляхами", до  нитки  грабят
итальянских  и немецких  купцов  и ювелиров  и  убивают  несколько  десятков
иноземных  музыкантов  --  за их богомерзкое  занятие "еретической музыкой",
оскорбляющей чувства православных.
     Отрубают  руки и  ноги, отрезают уши у живых, трупы для забавы ставят и
кладут в  "смешные  положения". А в  это  время  посол короля Сигизмунда пан
Гонсевский...
     Нет,  не пытается спасти  земляков. Вовсе даже  наоборот. Еще  с ночи в
посольстве наглухо заперты все ворота, и потом, когда туда кинутся служившие
Лжедмитрию поданные  Жечи Посполитой... никого  из них не  пустят на  порог,
оставив   на   расправу  толпе.  Неопровержимое   доказательство,   наглядно
свидетельствующее, кто устроил заговор против  молодого царя. Можно добавить
еще,  что  само  посольство  не  пострадало нисколечко -- Шуйский  сразу  же
прислал туда пятьсот стрельцов для охраны.
     И обязательно нужно добавить,  что, кроме тех, кто  в охотку погромил и
пограбил, были  и другие  -- прятавшие тех самых "чертовых  ляхов" от пьяной
толпы. Один из таких москвичей как раз и спас младшего брата Мнишека.
     Число жертв с  обеих сторон (во многих местах города  поляки отбивались
отчаянно и положили немало  народу) определить трудно. Полагают,  от двух до
трех тысяч.  Трупы  валялись по  улицам  двое  суток,  и,  по воспоминаниям,
бродячие  знахари вырезали из них жир для своих  снадобий, не делая различия
меж своими и "латинцами".

        ЦАРЬ ВАСЬКА

     Как ни  бездарен,  ничтожен и  слаб был Николай  II, все же по здравому
размышлению титул самого ничтожного и бездарного русского самодержца следует
все же  присвоить черной памяти Василию Шуйскому,  наконец-то осуществившему
свою самую заветную  мечту  -- пролезшему (другого  слова и не  подберешь) в
цари.
     На русском престоле бывали люди большого ума и, скажем так, не особенно
крепкие умом. Гуманисты и кровопийцы. Созидатели и бездарности. Однако "царь
Васька" и  здесь стоит особняком  --  он попросту никакой.  Бесцветный. Весь
какой-то по-змеиному склизкий. Так и  прошел  по  русской истории  бесшумной
паучьей   походочкой,   гнуснопрославленный  одним-единственным   конкретным
деянием -- тем, что как раз и стал тем камушком, вызвавшим лавину, названную
впоследствии  Смутным  временем.  Остались  лишь  полупрезрительные  строчки
русского   историка   А.   Трачевского:  "Этот   приземистый,   изможденный,
сгорбленный, подслеповатый  старик,  с  большим  ртом и реденькой  бородкой,
отличался алчностью,  бессердечием, страстью к шпионству  и наушничеству; он
был  невежествен,  занимался  волхвованием  и  ненавидел  все  иноземное. Он
проявлял мужество и крайнее упорство только в  отстаивании своей короны,  за
которую уцепился с лихорадочностью скряги".
     Позднее,  добавлю, свергнут  с вожделенного трона, насильно пострижен в
монахи и передан полякам, где  на заседании сейма, стоя на коленях, униженно
просил милости и пощады... Однако не будем забегать вперед.
     После того  как  в  народе  пошли слухи о пугающих  знамениях  у могилы
Лжедмитрия  (а  тут  еще и ударивший некстати мороз  погубил  всходы),  труп
вырыли и сожгли -- речь  шла  о колдовстве,  а  против колдунов испокон веку
лучшим средством считался огонь. Настала пора как-то определяться.
     Поначалу  Боярская  дума  хотела  разослать грамоты  по  стране,  чтобы
собрать Великий  земский собор и избрать нового царя. Но Шуйский не для того
столько лет интриговал  и предавал, чтобы спокойно  ждать, когда на  престол
взойдет  кто-то другой... На третий  день после убийства Лжедмитрия собрался
народ, чтобы избрать патриарха (Игнатий, ставленник Лжедмитрия, был свергнут
во  время переворота). Однако  как-то  так повернулось,  что хором зазвучали
слаженные  голоса: сначала-де следует  избрать царя, и нет для  этого лучшей
кандидатуры,  чем прямой потомок Александра  Невского Василий Шуйский, здесь
же, кстати, присутствующий... А уж человек-то -- золото!
     Москвичам это золото было весьма даже знакомо, и потому возник резонный
вопрос:  как  получилось,  что Шуйский, самолично  в  свое время проводивший
расследование  смерти  царевича Дмитрия и доказавший,  что убили настоящего,
вдруг  заявил, что на Москву идет  с войском подлинный Дмитрий?  А потом, не
далее как три дня назад, об®явил, что царь-то ненастоящий?
     Если кто-то  рассчитывал Шуйского смутить, цели  не  достиг --  вряд ли
было  на  свете  что-то,  способное смутить Василия.  Не  моргнув честнейшим
глазом, князь преподнес  собравшимся  довольно  изящную,  следует  признать,
версию:  он-де с  самого начала знал, что "царевич" ненастоящий,  но признал
его за настоящего, чтобы  таким образом... ликвидировать семейство Годунова.
Который и  сам  в каком-то  смысле  был  ненастоящим,  то  есть  -- нахально
узурпировал престол, оттеснив природных Рюриковичей.
     Ну,  а  потом  согласно  логике  пришлось  по  миновании  надобности  в
самозванце и его -- того-с...
     Вообще-то, в точности неизвестно, как происходила  дискуссия, многие ли
поверили шустрому князю. Главное, кончилось тем, что Шуйский был, по меткому
определению современников, "выкрикнут" на царство. Одному богу известно, как
удалось  подсчитать  все голоса "за" и  против" и считали ли вообще.  Скорее
всего, и не собирались.
     Решено было считать, что те,  кто за  царя  Василия,  кричат  громче, а
следовательно, их -- подавляющее большинство...  Должно быть, примерно так и
обстояло...
     Одним словом, Шуйского венчали на царство. По всем правилам.
     И вот тут-то -- грянуло!
     Смута началась с первого же дня правления "царя Васьки". И сводить это,
как  обожали  марксисты,  к  "борьбе  классов  и  производительных  сил"  --
предельно глупо.
     Разгадку  следует искать в том мощнейшем  психологическом шоке, который
обрушился,  без  преувеличений,  на  всю  страну.  Не забывайте: подавляющее
большинство  народа,  далекого от  столичных  интриг  и  московского  обилия
информации,  искренне считали  Лжедмитрия  настоящим  царевичем  и  законным
государем. И  вдруг его убивают,  а те, кто совсем недавно клялся и божился,
что царь подлинный, говорят нечто абсолютно противоположное... И при этом на
престоле восседает суб®ект, слишком многим известный как личность, ничтожная
во всех отношениях....
     Непонятно  стало, во что  же  теперь  верить,  кому же теперь верить, и
можно ли вообще во что-то верить перед лицом таких событий.
     Лучше всего будет  предоставить  слово  знаменитым  русским  историкам,
более ста лет назад подобравшим отточенные формулы.
     С.Ф. ПЛАТОНОВ:  "...кое-где просто не признали Шуйского  во имя того же
Дмитрия,  о  котором ничего  достоверного не знали, в еретичество и погибель
которого не верили, а Шуйского на царство не хотели. И верхи и низы общества
или потеряли чувство правды во всех политических событиях и не знали, во имя
чего  противостоять  смуте,  или  были сами  готовы  на смуту во  имя  самых
разнообразных  мотивов...  воцарение  Шуйского  может  считаться  поворотным
пунктом в истории нашей смуты: с этого момента  из смуты в высшем классе она
окончательно  принимает  характер  смуты  народной,  которая   побеждает   и
Шуйского, и олигархию" [154].
     С.М.  СОЛОВЬЕВ: "До  сих пор области верили  Москве,  признавали каждое
слово, приходившее  к ним  из  Москвы,  непреложным,  но теперь Москва  явно
признается,  что  чародей  прельстил  ее  омрачением  бесовским,  необходимо
рождался  вопрос:  не  омрачены  ли  москвитяне и  Шуйским? ...связью  между
Москвой и  областями было доверие  ко  власти, в ней пребывающей; теперь это
доверие было нарушено, и связь  ослабела, государство замутилось;  вера, раз
поколебавшись,  повела необходимо  к  суеверию; потеряв  политическую веру в
Москву, начали верить всем и всему..."
     Остается  добавить:  высшие слои  ненавидели  Шуйского как  выскочку, а
отношение низших определить легко после того, как  узнаешь, что царь Василий
продлил срок розыска беглых крестьян с пяти до пятнадцати лет...
     По Москве ползали слухи, что царь Дмитрий Иоаннович жив,  а вместо него
"зарезали  другого", запорхали  подметные  письма  со  всевозможными, говоря
современным языком, сенсациями и компроматами.  Главными  распространителями
этих  слухов   стали   дворянин  Молчанов  и   князь  Шаховской  --  первый,
приближенный Лжедмитрия, после его убийства ускакал из столицы  в Литву, сея
по  дороге  смуту, а то и прямо  выдавая  себя  за  спасшегося царя. Второго
Шуйский отчего-то считал  своим  сторонником, а  потому  послал  воеводой  в
Путивль,  совсем недавно  бывший столицей самозванца. Однако Шаховской, едва
прибыв в город, собрал на площади  народ и об®явил, что Дмитрий жив. Путивль
моментально  отложился от  "узурпатора Васьки", а следом --  и другие города
Северской земли...
     Шуйский, не  успевший  спокойно  процарствовать  и  недели, лихорадочно
пытался измыслить нечто убедительное. По его приказу из Углича привезли тело
малолетнего царевича Димитрия, удивительным образом  сохранившееся нетленным
за пятнадцать лет -- настолько, что  и лежавшие в  гробу орехи выглядели, по
свидетельствам современников, так, словно  были  сорваны вчера. Возле  гроба
немедленно  начали   происходить   многочисленные   исцеления   --   правда,
скептики-иностранцы,  жившие  в то  время в  Москве,  как  один  пишут,  что
"исцеленные" поголовно были людьми Шуйского.
     (Автор  этих  строк --  человек верующий, хоть и,  каюсь,  нерадивый. В
каноническую нетленность святых мощей я верю,  но отчего-то не нахожу в себе
сил поверить  в  данный случай, в  нетленность лесных орехов --  и к тому же
заранее отношусь с недоверием ко  всему, что  исходило от Шуйского. А посему
крепко сомневаюсь,  что лежащее в гробу тело мальчика принадлежало покойному
царевичу  -- такая сволочь, как "царь Васька",  могла и распорядиться, чтобы
полоснули  ножом  по  горлу  какому-нибудь безродному отроку,  да положили в
гроб, дабы изобразить "нетленность"...)
     Скрытые противники Шуйского ответили  не джентльменским, зато эффектным
ходом.  Где-то  отыскали больного,  о котором  было точно  известно,  что он
отдаст богу душу с минуты на минуту,  бедолагу приволокли к  "святым мощам",
где  он  и  скончался  при  большом стечении  народа.  Идея  с  мощами  была
дискредитирована надежнейше. Впрочем, Шуйского  все равно ничто уже не могло
выручить...

        ГОРИ, ОГОНЬ, ГОРИ...

     "Была бы кутерьма, а люди найдутся", -- написал как-то М.А. Булгаков со
свойственной классику меткой лапидарностью.
     Люди,  раскочегарившие пожарище  до  небес,  и в самом деле  отыскались
предельно быстро. Обосновавшемуся в Литве Михаилу Молчанову князь  Шаховской
прямо предложил выдать  себя за чудесно спасшегося от убийц царя Дмитрия, но
Молчанов отказался, не столько в силу высоких  душевных качеств и отвращения
ко лжи, сколько  из-за осознания  того факта,  что слишком  многие на Москве
знают его в лицо, и  толку все равно не будет. Зато именно Молчанов  отыскал
где-то  в Литве самого  загадочного после Лжедмитрия  I  персонажа  Смуты --
человека, именовавшегося Иван Исаевич Болотников.
     Я не зря употребил столь осторожный оборот "именовавшегося". Сведения о
Болотникове  столь  скудны, что его имя вполне могло оказаться  вымышленным.
Согласно установившейся версии,  Иван Болотников некогда был боевым  холопом
князя Телятевского. Для тех, кто  подзабыл  русскую историю,  нелишним будет
прояснить  смысл этого термина.  Вплоть до Петра I русское  войско  (если не
считать полков "иноземного строя") комплектовалось из дворян, приезжавших на
службу с несколькими своими людьми. Однако уже в конце XVI в. эта система не
вполне  удовлетворяла реалиям,  и  возник  институт "боевых холопов"  -- они
запродавались в  кабалу  исключительно для участия в  боевых  действиях  под
командой своего хозяина, а в случае его смерти получали свободу.
     Таким боевым холопом якобы был  и Болотников. "Якобы"  -- потому что не
удалось  отыскать  ни  одного достоверного  документа,  подтверждающего либо
опровергающего    его    "каноническую"    биографию.    При    невыясненных
обстоятельствах Болотников попал в  плен к  татарам на берегах Черного моря,
несколько  лет  провел  прикованным  за  ногу гребцом  на  турецкой  галере,
неведомыми  путями  ухитрился  обрести  свободу,  неведомо  как  оказался  в
Венеции, через Польшу и Литву направился на Русь. Тут на его пути и оказался
Молчанов. По крайней мере, так писали современники...
     Болотникову  поручили  с небольшим  отрядом идти  на Русь и  воевать  с
узурпатором Шуйским. Болотников взялся за дело  со всей рьяностью. Советские
историки  отчегото записали его в  народные печальники и крестьянские вожди,
но дело  обстояло  совсем не так.  Набрав  войско  из  всевозможного сброда,
Болотников   изложил  простую,  ясную   и,  следует  признать,   чрезвычайно
привлекательную  программу: бояр  следовало  истребить, а все их  достояние,
включая  жен  с дочерьми,  забрать  себе.  Естественно, программа  эта  была
встречена с небывалым энтузиазмом.
     Чуть  позже  к  Болотникову,  опровергая позднейшие теории  о классовой
борьбе, присоединилось  дворянское войско с  братьями Ляпуновыми  во  главе.
Правда,  столь  нежный альянс продолжался  недолго --  когда подступивший  к
Москве Болотников  стал забрасывать столицу прокламациями, Ляпуновы от  него
ушли. О  содержании  прокламаций  дают представление  воспоминания патриарха
Гермогена: "...пишут к  Москве проклятые свои листы и велят боярским холопам
побивати  своих  бояр и жен  их, и вотчины  и поместья им сулят,  и шпыням и
безыменникам-ворам велят гостей и всех торговых людей побивати  и животы  их
грабити, и  призывают  их, воров,  к  себе  и хотят  им  давати  боярство  и
воеводство, и окольничество и дьячество".
     Покинутый  дворянской  конницей, Болотников раздобыл  где-то самозванца
Петра -- этот суб®ект еще при жизни Лжедмитрия I болтался по казачьим землям
и  выдавал себя  за сына царя Федора Иоанновича  (умершего вовсе бездетным).
Однако дела это  не поправило  -- войска  Шуйского осадили  в  Туле  остатки
"воров", под честное слово уговорили сдаться.
     Дальше начинаются странности. В Туле повесили лишь  одного -- "царевича
Петра".  Болотникова  и князя  Шаховского всего-навсего  отправили в ссылку.
Правда, через несколько месяцев  ослепленного Болотникова утопили в реке, но
все равно история эта выглядит крайне загадочно.
     Как раз из-за того, что Шуйский сдержал данное слово.
     Шуйский,  держащий  честное  слово,  данное своему  врагу,  --  картина
небывалая,  невозможная,  сюрреалистическая.  Тем  более,  когда речь шла  о
безродном  холопе. И  тем  не  менее,  все именно  так  и обстояло -- прошло
несколько месяцев, прежде чем Шуйский решился убрать Болотникова...
     Никаких версий и не выдвигаю  -- исключительно оттого, что информация о
тех событиях осталась скуднейшая.
     Я  просто-напросто чутьем, кожей, шестым  чувством чую  стоящую за всем
этим нешуточную и мрачную тайну. Вопервых, Болотникова ослепили -- а на Руси
эта  мера испокон  веков, за редчайшими  исключениями, применялась только  к
потерпевшим поражение в междоусобной борьбе князьям, на простонародье этакая
сомнительная   роскошь   не   распространялась.   Во-вторых,   Шуйский   был
исключительным  подонком, и сдержать честное слово его могли заставить  лишь
какие-то чрезвычайные обстоятельства.
     В-третьих,   немецкий   врач   Фидлер,   посланный   Шуйским   отравить
Болотникова,  отчего-то  не  польстился  на  щедрое  вознаграждение,  а  все
Болотникову   рассказал.  В-четвертых,   в  войске  Болотникова  были  некие
неизвестные "немцы" в немалом количестве -- после сдачи Тулы всех их загнали
в Сибирь...
     Так кто же такой Болотников? Представитель старой "ордынской" династии,
ухитрившийся пересидеть где-то в отдалении от столиц и потому уцелеть? Агент
какой-то из европейских разведок,  предположительнее всего --  польской? Что
заставляло дворян в течение определенного времени поддерживать с ним союз, а
князя Шаховского -- оставаться с Болотниковым до самого конца?
     Я не знаю. И не берусь строить версии -- их попросту не на чем строить.
Но  не в силах отделаться от стойкого впечатления, что с "делом Болотникова"
что-то  крайне  нечисто  и  официальная  версия  отнюдь  не  об®ясняет  всех
странностей и темных мест... Было что-то еще, из-за скудости дошедших до нас
документов навсегда канувшее в забвение. Где ты, машина времени?
     ...Россия  полыхала.  Обнаружился Лжедмитрий  номер два --  и взялся за
дело не без размаха. Собранная им армия подошла к Москве и укрепилась в селе
Тушино, за что второй самозванец получил прозвище Тушинский вор.
     Скажу   сразу:  я  не  разделяю  убеждение  академика  Фоменко,   будто
Лжедмитрий  II -- чудесно спасшийся Лжедмитрий I.  Пример  с Мариной Мнишек,
"признавшей" второго самозванца, меня не  убеждает  -- Фоменко  считает, что
это  свидетел