ском  соборе  Кремля,  он
выявил интересную особенность: есть просто "великий князь" -- и "благоверный
великий князь". Просто "князь"  -- и "благоверный князь". Дмитрий Донской, к
примеру,  благоверный", но  не  "великий".  Иван  III --  "великий",  но  не
"благоверный". В чем тут разгадка? Боюсь, сегодня нам уже не доискаться...
     Любопытно, что в  1501  г.  крымский царь Шахмат, потерпев поражение  в
междоусобной  войне, отчего-то всерьез ожидает,  что  киевский князь Дмитрий
Путятич выступит на  его  стороне... Какие  реалии того  времени давали царю
основания так думать? Неизвестно...
     И, наконец, одна из самых загадочных сцен русской  истории.  В  1574 г.
Иван  Грозный  отчего-то  разделяет русское  царство на две половины,  одной
правит  сам, а другую... передает касимовскому царю Симеону Бекбулатовичу --
вместе с титулами "царя и великого князя Московского"!
     Историки  до  сих  пор  не  придумали  убедительного  об®яснения.  Одни
уверяют,  что  Грозный,  по  своему  обыкновению,  чудил,  другие, не  столь
наивные, но более циничные, считают,  что Грозный таким образом "перенес" на
нового царя свои собственные долги, промахи и обязательства, третьи бормочут
что-то о "веселой шутке".
     Все эти версии не учитывают самого существенного -- психологии человека
тогдашней эпохи. Грубо говоря, были вещи, с которыми шутить не полагалось. С
которыми  просто  не  пришло  бы  в  голову  шутить.  Среди  таковых  вещей,
безусловно, были царский титул и царский престол.
     Быть  может, речь  идет о  совместном прав  лени и? К которому пришлось
прибегнуть в силу тех же забытых нами старых династических систем? Возможно,
последний раз в русской истории эти системы заявили о себе...
     Симеон  отнюдь  не  был,  как  пытаются уверить  историки,  "безвольной
марионеткой" Грозного -- наоборот,  это один из  крупнейших  государственных
деятелей  и  военных  того времени.  И  после  того,  как два  царства вновь
соединились в  одно. Грозный отнюдь не "ссылал" Симеона в Тверь. Симеон  был
ПОЖАЛОВАН в великие  князья  Тверские. Стоит добавить, что Тверь во  времена
Ивана Грозного была "горячей точкой", едва усмиренным очагом сепаратизма, за
которым требовался особый  присмотр, и тот, кто управлял  Тверью, непременно
должен был быть довереннейшим лицом Грозного...
     И, наконец, очень уж  подозрительны те беды,  что обрушились на Симеона
после смерти Грозного. С  воцарением  Федора  Иоанновича Симеона "сводят"  с
тверского  княжения,  ослепляют  (мера,   которая   на  Руси  испокон  веков
применялась исключительно к  владетельным  особам, имевшим права на  стол!),
насильно постригают в монахи  Кириллова  монастыря. Но  и этого  оказывается
мало  -- И.В.  Шуйский  отправляет беспомощного  инока, слепого  старика  на
Соловки.  Чересчур  уж  много для  "марионетки",  "совершенно незначительной
личности". Полное впечатление, что московский царь таким путем избавлялся от
опасного претендента. Обладавшего  весомыми правами. Претендента, к которому
относились крайне  серьезно, -- отсюда  и чрезвычайные  меры...  По  крайней
мере, можно сделать вывод, что права Симеона на русский трон, как минимум не
уступали правам Шуйского и других Рюрнковичей...
     (В  заключение нужно упомянуть, что  крепкий старик Симеон пережил всех
своих  мучителей.   Возвращенный  из  соловецкой  ссылки   по   указу  князя
Пожарского,  он  скончался  лишь  в  1616  г.,  когда  в живых  не  было  ни
блаженненького  Федора  Иоанновича, ни загадочного Лжедмитрия I, ни  поганца
Шуйского...)
     Итак,  все  эти  истории  -- Мамая,  Ахмата и  Симеона,  --  стоит лишь
отрешиться от  догматического взгляда, крайне похожи на  эпизоды  борьбы  за
трон,  а  никак  не  войны  со   "злым  супостатом".  Поскольку  чрезвычайно
напоминают  аналогичные схватки  вокруг того  или  иного  трона  в  Западной
Европе,  и  не  только  там.  Догматики как-то  совершенно  не принимают  во
внимание,  что   психология  русских  князей  и  европейских  королей  ничем
особенным не отличалась. И те, кого мы с детства считали "избавителями земли
русской  от злых  татаровей"  на деле  решали свои, династические  проблемы,
сиречь боролись с соперниками.
     А   чтобы  показать,  насколько  схож  менталитет  разделенных  многими
тысячами километров народов (и закончить на веселой ноте после всех описаний
зверств  и коварства), приведу  два случая из жизни -- русской и  китайской.
Оба  они считаются "полулегендарными",  но это нас в данном случае волновать
не должно...
     Русь,  XI  в.  В  суздальских землях завелся  языческий волхв  и  стал,
собирая  толпы,  проповедовать  о необходимости возвращения  к старой  вере,
причем имел у слушателей  определенный успех.  Когда его, говоря современным
языком,  рейтинг заметно вырос, встревоженный  князь  направил туда  воеводу
Яна.
     Ян, как явствует  из дальнейшего, был человеком сообразительным. Вместо
того,  чтобы  с  бряцаньем  оружия  и бравыми  воплями рубить  встречного  и
поперечного, он решил действовать тоньше -- полагаясь на логику. Спрятав под
плащ боевой топор,  он стал в толпу  и долго слушал, как волхв распинается о
своей способности  творить чудеса, прорицать  будущее.  Потом вышел вперед и
спросил:
     -- Мил человек, вот  ты тут нам красиво расписываешь, а скажи-ка лучше,
что с тобой будет завтра?
     Волхв, гордо подбоченившись и не подозревая подвоха, уверенно отвечал:
     -- Завтра я чудеса великие сотворю!
     -- А вот те хрен! -- сказал Ян на чистейшем древнеславянском.
     Вряд ли  он сказал именно так,  но  смысл, надо  полагать, был  схожий.
Вслед  за  тем извлек топор и от всей  души почествовал оппонента по голове.
Оппонент, естественно, преставился. Тогда  Ян вопросил  слушателей: может ли
считаться  чудотворцем  и  предсказателем  этакий  вот  суб®ект, который  не
способен предсказать даже собственное ближайшее будущее?
     Трудно   определить,   безукоризненная   логика  воеводы  Яна   убедила
слушателей, или присутствие вооруженных дружинников Яна. Как бы там ни было,
вольнодумцы "устыдились и отпали от ереси"...
     Примерно те же времена, Китай. В  городе Гумбуме жили гэгэны -- то есть
монахи. Когда-то они  были  самыми что ни  на  есть праведниками  и  святыми
подвижниками, но со  временем впали в соблазн и разврат,  забросили служение
богу, ублажали свою грешную плоть всеми способами, какие только имелись в их
распоряжении, словом,  опустились до последней степени. Местное население их
по  старой  памяти   побаивалось  (так   как  они   об®явили  себя  великими
чудотворцами) и  лишь  бессильно  скрежетало зубами,  исправно  поставляя  в
монастырь дары своих полей и огородов. Гэгэны, стервецы, блаженствовали.
     До тех пор, пока  не  умер старый император.  Его  сын,  вступивший  на
престол, по молодости лет был скептиком  и вольнодумцем,  а потому нисколько
не  боялся гэгэнов  из Гумбума,  овеянных зловещей славой магов  и колдунов.
Зато до него помаленьку стали доходить  слухи, сплетни и письменные доносы о
том,  что на самом деле эти "святые отцы" давно уже опозорили высокое звание
монахов-подвижников и занимаются черт-те чем.
     Император велел скрупулезнейше проверить слухи и доносы. Проверили. Все
подтвердилось.
     Тогда юный император собственной персоной прибыл в далекий Гумбум. Весь
город собрался вокруг главной площади. На площадь  согнали гэгэнов, коих тут
же взяли в кольцо императорские телохранители.
     Восседавший в золоченом кресле юный император благожелательно и ласково
улыбнулся гэгэнам, после чего медовым голосом изрек:
     --  О великие гэгэны! Я наслышан, что для вас нет тайн ни на  земле, ни
на небе,  что  вы превзошли  все  науки и  высшую  мудрость, что будущее вам
открыто.  Не скажете ли, высокомудрые  гэгэны из Гумбума, когда вам  суждено
умереть? Что на сей счет вещуют звезды? Когда вы умрете, гэгэны из Гумбума?
     На площади стояла мертвая тишина. Гэгэны, уже давно почуявшие, что дело
пахнет керосином, проглотили языки,  не зная, что тут можно соврать. Наконец
какой-то отчаянный, стуча зубами, сообщил:
     -- З-з-завтра!
     --  А  вот и  нет! -- радостно воскликнул юный  император, окончательно
убедившись, с кем имеет дело. -- А вот и сегодня! А вот прямо сейчас!  Рубай
их, молодцы!
     Телохранители императора, получив ясный и конкретный приказ, воспрянули
духом и моментально порубали гэгэнов в  капусту. С тех пор в китайском языке
появилась насмешливая  поговорка: "Он предвидит свое  будущее, как гэгэн  из
Гумбума..."

        ВМЕСТО ЭПИЛОГА

     Я  вовсе не  настаиваю,  что именно  моя  гипотеза  стопроцентно верна.
Всего-навсего хочу защитить несколько нехитрых тезисов...
     Во-первых,  порой совершенно не учитывается, что  оставшиеся от  старых
времен летописи -- лишь вершина айсберга. На одно описанное, дошедшее до нас
событие  должно приходиться  несколько десятков  других,  наверняка не менее
значимых  и масштабных,  сообщения о  которых  до  нас  попросту  не  дошли.
Следовательно,  в  полном соответствии  с тем, что говорил Роберт Колингвуд,
исследователи  имеют  полное   право  искать  те  самые  "косвенные  улики",
домысливать что-то, исходя из логики, здравого смысла.
     Можно привести любопытнейший пример того, как совсем  недавняя  история
начисто переписывалась.
     В  XVI  в.  по  повелению  Ивана  Грозного   была  создана  многотомная
"всемирная  история" -- чуть  ли  не от  сотворения мира  и  до середины его
собственного царствования. Это -- так называемый Лицевой свод. Его последний
том, в  историографии  обычно  именующийся Синодальным  списком  (потому что
когда-то  находился  в  библиотеке Синода),  Иван Грозный  лично  изуродовал
многочисленными поправками на полях, причем эти поправки были направлены как
раз на фальсификацию иных реальных событий.
     Одна  из  таких  приписок  сообщает,  что  в  1542 г., во  время набега
крымцев, трое  русских  воевод сдали город крымскому  хану. Однако давно уже
установлено  по  Разрядным  книгам  (где   имеются   полные  записи  о  всех
назначениях и  перемещениях военачальников),  что во  время набега  все трое
находились в других местах и никакого города  не сдавали.  Дело  в том, что,
когда была сделана  приписка,  все трое угодили в немилость к царю, и на них
задним числом сваливали чужие ошибки...
     Ни в одной русской летописи нет рассказа о столь заметном, казалось бы,
событии, как боярский мятеж 1533 г. во время опасной болезни Грозного. А вот
в  приписках Грозного о "воровском коварстве"  бояр  как  раз пишется  очень
подробно. И потому всерьез  подозревают, что  и эту историю Грозный выдумал,
чтобы отяготить лишними обвинениями попавших в немилость бояр.
     Первоначально в рассказе о  вражде меж  князьями  Шуйскими  и  Бельским
упоминается,  что в  этой распре пострадал боярин  Михаил Васильевич Тучков,
которого Шуйский  сослал  в деревню. Однако впоследствии Грозный собственной
рукой  превращает Тучкова  из  жертвы  боярской распри  в  ее...  зачинщика.
Причина?  В промежутке меж  двумя записями, в 1564 г.,  Грозному  изменил  и
сбежал  в  Литву боярин Курбский.  М.В. Тучков, дед  князя  Курбского,  стал
"членом семьи врага народа", а потому историю следовало изменить...
     В 1547 г. московская взбунтовавшаяся толпа учинила в церкви самосуд над
дядей Грозного, боярином Юрием Глинским.  В 1564 г. Грозный вносит в Лицевой
свод "редакторскую  правку": теперь оказывается, что это был не просто бунт,
а заговор "по наущению  мятежников-бояр"... Естественно, тех, которые в этом
году попали в немилость.
     А если бы сохранился только "новый" вариант истории?
     Ради  курьеза можно рассказать  и  об  одном  из  крайне многочисленных
примеров создания "античных древностей".
     Бенвенуто Челлини, гений в своем ремесле,  а одновременно, как водилось
в ту интересную эпоху, виновник многих уголовных преступлений,  вспоминает в
своих интереснейших мемуарах,  как  однажды к нему в Рим приехал "превеликий
хирург",  маэстро  Якомо да  Карпи  и  заказал молодому  в ту  пору  ваятелю
несколько серебряных вазочек. Увезя их в Феррару, почтенный лекарь  (славный
в том  числе,  как  вспоминает Челлини,  и лечением  венерических болезней),
выдал  вазы за античные. После чего  продал за приличные  деньги.  Бенвенуто
уверяет  в  записках,  что понятия  не  имел, как коварный  медик использует
творение его рук, однако почему-то, даже узнав о случившемся, долго молчал о
проделке, якобы для  того,  чтобы "не лишать вазочки их славы". А чуть  ниже
пишет  прямо: "На  этом  маленьком  дельце  я  много приобрел".  Чем-чем,  а
излишней щепетильностью великий мастер не отличался.
     Так переписывают историю, так создают "античность"...
     Во-вторых, следовало бы почаще проветривать  окна  в здании Официальной
Истории и впускать  свежий воздух. Практически во всех без исключений точных
науках -- от физики  и химии до биологии с палеонтологией -- идет совершенно
естественный  и понятный  процесс  и знамении.  Постепенно  отказываются  от
устоявшихся   заблуждений,  на  основе   новой  информации  выдвигая   более
соответствующие времени теории.  История же, к  сожалению, иногда напоминает
замшелый бастион, наглухо  отгородившийся от внешнего мира и  происходящих в
нем изменений.
     А потому все, что  хоть малейшим образом не укладывается  в окостенелые
концепции, отвергается с порога.  Посмотрите,  как не раз поминавшийся  мною
Мыцык  резвяся  и  играя расправляется  с неугодными ему  местами  из  книги
Лызлова...
     Лызлов,  рассказывая  о крымских  ханах, упоминает  некоего Анди-Гирея.
Следует комментарий Мыцыка: "В специальной литературе крымский хан под таким
или  близким  именем  не  отмечен;  указанные Лызловым  данные  относятся  к
Девлет-Гирею".
     Не  знаю,  чего здесь  больше -- цинизма  или высокомерной  тупости (уж
позвольте  не  выбирать  выражений).   Если  перевести  указанную  фразу  на
нормальный  человеческий   язык,   она  означает  следующее:   "Поскольку  в
современной  научной  литературе о хане  Анди-Гнрее  не  содержится  никаких
упоминаний,   Лызлов  ошибался,   и   все  им  сказанное  относится  к  хану
Девлет-Гирею". Именно  так,  и  никак  иначе. Прикажете называть это научным
подходом?
     Зато  рассказ  Лызлова  о  русской  рати,  отправившейся   по  Волге  и
разгромившей   в   отсутствие  Ахмата   его   ставку,  современные  историки
попросту...  замалчивают.  Только  мельчайшим  шрифтом,  в  "комментариях  к
комментариям" этот  рассказ  назван  "исторической легендой".  Спрашивается:
почему  одна летописная  запись, не  подтвержденная  никакими  материальными
доказательствами, безоговорочно  об®является  "исторической правдой", другая
точно  такая  же  -- "исторической легендой"?  По какому праву  историк  сам
определяет, что считать правдой, что -- сказкой?
     Да потому, что в противном случае пришлось бы менять  концепцию -- а за
создание либо  защиту  этой  концепции уже получены  конкретные материальные
блага, да и годы уже не те, чтобы,  перечеркнув прошлые достижения, остаться
на голом месте и строить научную карьеру заново...
     Посему  уже  не удивляешься,  когда  в  толстенном  восьмисотстраничном
историческом  труде,  который  должен играть  роль  справочника  и  учебного
пособия,  авторы  страницами  шпарят (иного слова  не подберешь) отрывки  из
художественных  произведений. Забыв предупредить читателя  о том, что версия
писателя далеко не всегда совпадает с былой реальностью [71].
     Скажем, известный  Лабиринт  на  острове  Крит  долгое  время  считался
дворцом  критских царей, где они  обитали, судили и рядили. Эта версия нашла
отражение в  романах (в том числе и написанном автором этих строк двенадцать
лет  назад).  Однако  в последнее  время  было  неопровержимо доказано,  что
Лабиринт -- не место жительства критских  владык, а огромная усыпальница. На
художественные  достоинства написанных согласно прежней, ошибочной концепции
романов это может и не повлиять --  но  вот в исторические труды  непременно
следует внести поправки.
     Иногда их вносят. А  иногда  --  и  нет, цепляясь  когтями  и зубами за
"устоявшуюся" точку зрения.
     Простой пример. Уже более ста лет назад  русские  историки (Костомаров,
Срезневский,  Иловайский)  начали  сомневаться  в  личности  автора "Повести
временных лет",  приписывая  ее не  "скромному  иноку"  Нестору,  а  игумену
Сильвестру Выдубецкому. В своей книге "Становление Руси" Иловайский  обобщил
все  возражения  против  авторства  Нестора и  весьма  доказательно  отстоял
гипотезу  авторства  Сильвестра.  Однако и сто  лет спустя из книги в  книгу
кочует именно Нестор...
     Кстати, по сведениям того же Иловайского, "Повести" предшествовал некий
"Начальный летописный свод". Но до наших времен он не дошел -- как Летописец
Затопа Засекина и многие другие апокрифы...
     Кое-что,   конечно,  меняется.  Как  ни  безраздельно  царствовала   на
протяжении  сотен  лет  версия  о том, что князей  Бориса  и Глеба  убил  их
злокозненный брат Святополк, за  это  преступление  и  припечатанный  навеки
прозвищем Окаянный, в некоторых книгах, вышедших в последние годы,  отдается
должное и  другой версии,  по которой Бориса  и Глеба убил  другой  их брат,
Ярослав  Мудрый. Потребовалось  шесть-семь  лет,  чтобы она  вошла, пусть на
правах  гипотезы, в серьезные обзорные труды -- но вошла всетаки! По крайней
мере,   открыто   признается,   что  могут   существовать  несколько  версий
исторического события, а это на нашем безрыбье -- нешуточный прогресс...
     Читатель, возмутившийся предложенной мною гипотезой и с ходу отметающий
ее  без  особой  мотивировки,  должен   уяснить  себе   одну  простую  вещь:
подавляющее   большинство  якобы  "несомненных   свидетельств"  монгольского
нашествия  из  далеких  степей  являет  собой  добросовестное  переписывание
авторами трудов предшественников. И не более того.
     Д.  Иловайский в  начале века назвал  всего  семь основных источников о
монголах и Чингиз-хане. Рассмотрим их...
     1.  "Древнекитайские  летописи".  (О  "древности"  китайских  летописей
читатель уже имеет некоторое представление.)
     2. "Персидский летописец  Рашид Ад-Дин". (Рашид Ад-Дин работал в начале
четырнадцатогостолетия и очевидцем описанных им событий  не является. Именно
на книге Рашид Ад-Дина основывался хивинский хан Абульгази, когда в XVI веке
написал свою "Родословную историю о татарах" --  которая тем не  менее порой
опять-таки считается СВИДЕТЕЛЬСТВОМ.)
     3. "Будднйско-монгольская летопись "Алтан-Тобчи".
     (Написана опять-таки гораздо позже описываемых в ней событий.)
     4. Армянская  "История монголов инока Магакии. XIII век". (Вот здесь  я
смущенно умолкаю -- не ознакомился.)
     5. "Европейские путешественники  XIII  века --  Плано Карпини, Аспелин,
Рубруквис и Марко Поло". (За прошедшие  сто  лет мы уже разглядели  во  всех
деталях, что собою представляют эти суб®екты как "свидетели"...)
     6.  "Византийские  историки  Никифор  Грегора,  Акрополита  и Пахимер".
(Умолкаю -- не знаком.)
     7. "Западные летописцы, например  Матвей Парижский".  (Ну,  с  брехуном
Матвеем мы тоже знакомы...)
     Итак! За  время, прошедшее с тех пор,  как  Иловайский  перечислил  эти
"важнейшие источники" -- то есть  почти сто лет,  -- их число не  особенно и
увеличилось. Проще говоря, не  увеличилось  вообще. Наоборот,  всплыли новые
сведения  --  о  том,  что  "Яса",  свод  законов, якобы составленный  лично
Чингисханом,  в  действительности  представляет  собой  произведение гораздо
более  позднего времени. Как  и пресловутое "Сокровенное сказание монголов".
Не может  похвастаться особенными достижениями и археология -- более того, в
ходу  до  сих  пор  совершенно  дикие  "методы  датировки"  вроде  примера с
украшениями,  который я приводил,  когда  ученые договорились  считать,  что
наличие украше