шь?  Считай,  что простилась.  И
спасибо тебе за честное признание. - Елена Кузьминична поцеловала ее. - Иди.
Он заждался.
     Таня потрепала Архыза за  уши и  ушла.  Он услышал шум машины,  в  доме
утихло.  Елена  Кузьминична вышла во  двор,  села  на  крылечко и,  подперев
подбородок ладонью, задумалась.
     То  ли  хозяйка так  уж  была занята своими невеселыми мыслями,  то  ли
пожелала сделать  овчару  облегчение,  но  только  когда  принесла ужин,  то
отстегнула цепь.  Он и виду не подал, как обрадовался, лишь глаза сверкнули.
Сунул нос  в  миску,  ел,  а  сам  косил на  нее:  уйдет или опять прицепит?
Наверное,  она  думала прицепить,  но  забыла.  А  когда ушла в  дом,  Архыз
перемахнул через штакет и  прямиком сквозь заросли сада к реке,  там напился
холодной воды, прыгнул на камень, другой и очутился в лесу.
     Задохнулся от счастья и свободы. И побежал...
     Усталость заставила овчара поискать ночлега.  Архыз побродил в  темноте
вокруг избранного места, убедился в безопасности и тогда забрался под кизил,
свернулся клубком и уснул.
     Первое чувство,  которое он  испытал,  проснувшись на заре,  был голод.
Приученный к регулярному кормлению, организм требовал пищи. Архыз потянулся,
глубоко вдохнул свежего и чистого воздуха и прежде всего отыскал тропу,  где
следы  лошадей.  Свою  дорогу.  А  затем  уж  отвалил влево  и  начал  поиск
съестного.
     Он  разжился  тетеревиным гнездом.  Сама  тетерка  удачно  избежала его
зубов,    выпала   из   гнезда   и   улетела.   Остались   яйца,   полдюжины
светло-желтеньких яиц.
     Больше, сколько Архыз ни рыскал, поживы не нашлось.
     А  скоро очень слабый,  едва заметный запах напомнил о  Лобике и  еще о
чем-то домашнем.
     Сбежав с  высоты,  Архыз  пошел  на  этот  запах,  отыскивая его  среди
усилившихся испарений.  Душно и  сильно пахли цветы,  целые колонии ландышей
мешали ему,  он  кружил,  кружил по  лесу,  пока  не  увидел белые  ленточки
разодранной человеческой одежды.  Шаловливый ветер  развесил их  по  колючим
веткам калины.
     За  калиной,  на  каменном взлобке,  он  отыскал еще более удивительные
вещи:   разорванный  рюкзак,   пустую  флягу  и  тяжелые  стеклянные  банки,
запотевшие от ночного холода.  Банки чуть-чуть попахивали мясом.  И Лобиком,
но каким-то непривычным Лобиком.
     Банка,  которую Архыз облюбовал,  не  поддавалась ни  лапам,  ни зубам.
Крепко закатанная, она несомненно хранила в себе съестное Архыз изучил ее со
всех сторон,  покатал по земле и  заскучал.  Полежал в грустном расположении
духа,  потом снова стал катать находку туда-сюда,  пока судьба не  сжалилась
над ним.  Когда Архыз в  сотый раз толкнул банку носом,  она чуть подскочила
над плоским камнем, покрытым мхом, и упала с этого камня на другой.
     Овчар еще не  видел,  как она распалась надвое,  но каким же прекрасным
запахом повеяло на голодную собаку!  Еще секунда -  и  Архыз быстро,  но без
жадности,  остерегаясь острых  краев  побитого  стекла,  стал  хватать  чуть
обжаренное и залитое жиром мясо.
     Чудо-завтрак!  В банке, пожалуй, находилось не меньше восьмисот граммов
превосходного мяса. Архыз старательно вылизал все до капельки и отяжелел.
     Но побежал дальше.
     Огибая  травянистый холм  с  несколькими сосенками на  каменном склоне,
Архыз внезапно затормозил и по природной осторожности юркнул за куст рододы.
Впереди,  в том же направлении, шагал человек с палкой в руке. Сутулая спина
его,  оседланная рюкзаком,  серый от старости плащ с  подоткнутыми за ремень
полами, чтобы не мешали идти, - все это показалось Архызу знакомым, но ветер
дул от овчара, а без запаха он не мог вспомнить, кто это такой.
     Небольшой маневр,  сделанный с ловкостью волка, вынес Архыза вперед. Он
свернул в  березняк,  обогнал путника,  и когда на него накинуло запах,  то,
умей Архыз улыбаться, непременно улыбнулся бы во всю клыкастую пасть.
     Шевельнув хвостом,  Архыз вышел из-за кустов и остановился. Сразу замер
на месте и человек, правая рука его потянулась к топору.
     - Фу,  черт!  -  пробормотал он,  явно  посчитав  Архыза  за  волка.  И
обернулся - нет ли еще одного сзади.
     Архыз лениво помахал хвостом. Жест, означающий дружелюбие и приглашение
к знакомству.
     - Дак это ты,  Архыз!  Ну,  напугал...  -  Александр Сергеевич взмахнул
руками.  -  Как же так...  Раз ты появился, само собой, и твой хозяин должон
находиться поблизости. Или ты один?
     Овчар дал  себя  погладить,  грубая ладонь Сергеича не  была неприятна,
однако он вывернулся и озабоченно побежал вперед. Смотритель приюта отстал.
     - Эй, кобелина, ты меня загонишь, убавь рысцу, вместе пойдем...
     Но  Архыз  только оглянулся.  И  тогда  Александр Сергеевич сбавил шаг.
Значит, Молчанов на Тыбге.
     В  тот долгий и  ясный день ни собака,  ни путник до балагана не успели
дойти.
     Архыз при переходе через речку потерял след, долго выбирался из ущелья;
лишь  к  вечеру  вновь  отыскал  тропу,   а  тут  упала  росистая  ночь;  он
основательно вымок  и,  как  мы  уже  знаем,  явился в  лагерь ловцов только
глубокой ночью.
     Саша лишь в  первое мгновение обрадовался своему овчару.  Но  уж  через
минуту  посерьезнел.  Мать  не  могла  отпустить  его  нарочно.  Самовольная
отлучка?
     Он  оглядел ошейник.  Цел  и  невредим.  Без лишних слов завел Архыза в
узенькие сенцы,  где  лежали седла,  привязал его,  поставил перед обиженной
мордой овчара консервную банку с остатками супа и пошел досыпать.
     Не тот, конечно, прием, на какой рассчитывал благородный овчар. Он всей
душой, а его сразу на поводок. Ах, люди, люди...
     Все на  Тыбге успокоилось.  Только Саша не сразу заснул.  Думал:  а  не
случилось ли что с  матерью,  если она отпустила овчара?  Может быть,  таким
способом давала знать, чтобы вернулся?


        "4"

     Недоумение разрешилось утром.
     Когда тебе за  полета лет,  по  горам не больно разбежишься.  Александр
Сергеевич к вечеру устал,  спустился с лугов пониже,  где пихтарник,  и ночь
провел под лесной крышей у маленького костра.
     Утром, ополоснув лицо холодной водой из родничка, он попил чаю, закусил
хлебом-маслом  и,  дивясь  только что  взошедшему солнцу,  ясности,  зелени,
искристым росам на лугу,  ощущая силенку и приподнятость духа, пошел дальше,
надеясь сегодня-то встретить Сашу и передать ему важное сообщение.
     Охотники как раз вернулись от ловушки с  пустыми руками и  сидели около
балагана, когда снизу, из березняка, показалась фигура человека.
     Все встали, пошли навстречу.
     - Это же  форменное убивство -  на такой косогор забираться,  -  сказал
вместо приветствия Александр Сергеевич.  -  А вы, хлопцы, нет чтобы пособить
старику,  лошадку, само собой, подать на ту сторону, расселись и сидите, как
петухи на насесте...  Ну,  здорово,  что ли,  охотнички!  И ты,  Саша,  в их
компанию затесался?
     Он сунул всем по очереди руку, похлопал Сашу по спине и, нарочно охнув,
сел на лавку. Перед ним тотчас появился горячий чай, мясо, хлеб.
     - Да  я  ж  сытый.  Во-он  за  тем  бугорчиком поспал  и,  само  собой,
позавтракал.
     Но за чай все же взялся. Чай - он не вредный.
     Выпил кружку, послушал рассказы ловцов, огляделся.
     - А кобель твой где? - спросил у Саши с плохо скрытым беспокойством.
     - Он  у  него пятнадцать суток схлопотал,  -  засмеялись хлопцы.  -  За
самоволку, значит.
     - Вы не знаете, что дома у нас?
     Саша спросил на всякий случай. Где Сергеичу знать, он же на Эштене.
     - Дома-то?  Дак все в порядке.  Когда я туда спустился, дай бог память?
Третьего дня. Ну, само собой, Елене Кузьминичне визит нанес, чаи погоняли, а
потом дождался милиции и опять же наверх подался.
     - Милиции? - повторил Саша.
     Мог ли смотритель приюта оставаться безучастным после того,  как словил
Хобика?  Рана  у  оленя  свежая,  пулевая.  Стрелян  близко,  где-нибудь  на
Скалистом.  Уж если сюда браконьер забрался, то, видно, отчаянная головушка.
Такой и  в  балаганы явится.  А  там туристы вот-вот придут.  Черный человек
вокруг бродит.  Сегодня ему  олень попался,  завтра -  кто  другой на  мушке
окажется.
     Александр Сергеевич добрался до  кордона,  и  менее  чем  через полчаса
уголовному розыску стало ясно,  что  смотритель напал на  след  преступника,
которого ищут вот уже несколько недель.
     Александра Сергеевича попросили обождать в поселке,  пока приедет наряд
милиции.  Вот тогда он и зашел к Молчановым на чаек, то есть до приезда Тани
с приятелем и до бегства Архыза.
     Вскоре понаехали из  города вооруженные люди.  Снова  выспросили насчет
оленя и,  как сказал Сергеич,  "шибко посумневались,  как это я  голой рукой
оленя добыл".  Доказал он,  в  общем,  -  ведь зоолог тоже кое-что  знал про
меченого Хобика и подтвердил: да, бегает такой в горах, Молчанов даже кормил
его с  рук.  И  про пещеру рассказал,  где находится;  по-видимому,  большая
пещера со многими входами-выходами, раз олени пользуются ею.
     - Ну и все. - Александр Сергеевич стал сворачивать самокрутку. - Только
вот  насчет приказа я  под  конец оставил,  потому как,  скажи вам  об  этом
сначала, вы заторопитесь и слушать старика всякая охота пропадет.
     Сергеич снял шапку,  вынул из подкладки конверт и передал старшому. Тот
прочел про себя, отдал Саше. От Саши - к остальным двум.
     - Понятно,  -  сказал старшой.  -  Значит,  так:  сейчас собираемся, на
вечерней заре сходим к  ловушке,  если что будет -  возьмем,  закроем ее  от
греха, а завтра чем свет в путь-дорогу.
     - А если я вперед пойду, с собакой? - спросил Саша.
     - Не велено, - быстро сказал смотритель приюта. - Не велено тебя одного
пущать - и точка.
     Больше не заводили о  том разговора.  Любому человеку встреча с  беглым
преступником удовольствия не принесет,  а  уж Молчанову такая встреча просто
ни к чему.
     Саша спросил:
     - Где та пещера, в которой Хобик?
     - Да рядом же...  Никто не знал.  Если взять левей от тропы на юг,  там
стенка,  ну,  она, само собой, дальше поспокойней делается, версты не будет,
тут и смотри плоский камень, а над ним кусты.
     - Хобик ночевал в пещере?
     - Убей меня,  Александр,  но  они пришли с  другого конца!  Я  бы  след
увидел.  А то -  чисто. И вдруг из темноты прямо на меня. Видать, скрывались
от охотника, залезли в лаз. А вышли с другого конца. Ты уж займись, походи в
том лабиринте.
     Он посмотрел на часы и стал собираться.
     - Кто  знает,  цела  ли  тропа на  Прохладный?  -  спросил всех  сразу,
упреждая лишние расспросы.
     Выяснилось,   что  осенью  еще  была,   даже  мостики  сохранились,  но
посоветовали осторожней с мостиками, давно их никто не поправлял.
     - Вы  там  долго пробудете?  -  Саше  очень не  хотелось расставаться с
Сергеичем.
     - Как  начальство мое  прикажет.  Если  нового  человека пришлют,  само
собой,  сразу вернусь на Эштенский приют.  Ты заглядывай,  Саша.  И  того...
веселей смотри.
     Сергеич засунул топор за пояс, набросил рюкзак, всем руку подал, Архызу
ласковое слово сказал и пошел от балагана на пригорок, потом вниз, к урочищу
Джемарука, и скрылся там в зазеленевшем березняке.
     У ловцов начались сборы.
     Шесть клеток с  турами разделили попарно,  примерили к вьюкам.  Уложили
вещички. Вышло не только на всех лошадей, но и каждому добрый тючок.
     На  вечерней заре туры не показывались.  Хлопцы не грустили,  напротив,
облегченно вздохнули. Ладно, и шести довольно.
     Ловцы поднялись еще по  серому рассвету,  чуть только звезды на востоке
затухать начали.  Привели коней,  стали ладить вьюки. Наскоро поели, закрыли
балаган и  потянулись по  тропе.  Архыз шел  на  поводке.  Ни  побегать,  ни
поискать своих.
     И никто из лесников даже думать не мог,  что все они под контролем, что
один человек внимательно следит за группой ловцов.
     Он  устроился еще с  вечера на  скалистой высотке километрах в  двух от
балагана и все видел:  как ушел Александр Сергеевич,  как ходили к ловушке и
как,   наконец,  покинули  обжитое  место.  Довольная  улыбка  появилась  на
исхудавшем лице Козинского.
     Когда  лесники  и  лошади  скрылись  за  травяными  холмами  Абаго,  он
направился к балагану,  полежал немного на покинутых нарах, приготовил дров,
а потом налегке пошел к ловушке. Настроил ее и вернулся.
     Теперь сюда  люди не  скоро заявятся.  Стрелять он  не  будет.  Ловушка
доставит ему пищу. Все отлично.


                               Глава десятая

        "ДОЛИНА РЕЧНОГО КРЕСТА"


        "1"

     Из  куцего  подростка к  началу лета  Лобик  превратился в  порядочного
медведя.  Но выглядел несколько худоватым.  Это и понятно:  какая такая пища
зимой и весной.  Ни ягод, ни орехов, так, корешки, личинки, трава да изредка
мелкая пожива вроде браконьерского рюкзака или хлебных сухарей.  Бока у него
запали.  Охотиться за более слабыми животными он не умел и  не мог.  В  этом
было повинно его воспитание.
     Примерно  к  тому  же  времени  окончательно  определились границы  его
владений.  Лобик не  раз  обходил склоны гор между двумя речками и  нигде не
встретил следов другого медведя.  А  чтобы ни у кого не оставалось сомнения,
чьи  здесь  угодья,  он  много раз,  испытывая при  этом  скорее потребность
почесать живот,  чем сделать отметину, все же вытягивался во весь рост около
какого-нибудь заметного граба или бука,  даже на цыпочки становился, и, пока
чесал брюхо,  цепкими когтями своими делал глубокие царапины на  коре  -  по
четыре,  пять  шрамов с  каждой стороны дерева.  Они  приходились на  уровне
среднего человеческого роста. Отходя в сторону, Лобик не без уважения к себе
оглядывал эти царапины.
     Так он  предупреждал пришельцев,  что здесь не бесхозные леса,  а  его,
Лобика, охотничьи угодья.
     Правда,  медвежьи отметины мало кому попадались на глаза, но однажды их
увидел зоолог Котенко и  сделал приятную для себя запись;  до сих пор в этих
местах медведь не встречался. С новосельем вас, Топтыгин!
     Когда у Скалистого люди прочесывали леса в надежде отыскать Козинского,
Лобик забеспокоился.  Он ощущал не страх,  а неудобство,  какое бывает, если
попадешь после привычного одиночества в  большое общежитие.  Раздосадованный
вторжением,  Лобик долго колесил с  увала на  увал  и  в  конце концов снова
заявился  на  то  памятное место,  где  попробовал вкусное  мясо  и  ужасную
жидкость.
     Тут были новости: разбитая банка и отчетливый запах Архыза.
     Лобик изучил осколки, покатал уцелевшие банки, но так и не догадался их
открыть. Пробовал лапой, пробовал на зуб. Твердо и скользко. Неудачно. Можно
бы и бросить бесполезное занятие, но уходить ему тоже не хотелось. Он провел
среди банок ночь и еще почти день -  тот самый день,  когда с пастбища Абаго
пошел вниз караван лошадей с турами.
     Стояли последние дни  июня,  золотое время  самых долгих дней  и  очень
коротких ночей. На лугах трава вымахала выше колен, и от ярких цветов рябило
в глазах.
     Когда вьючные лошади лесников миновали луга и начали спуск через лес на
границе заповедника,  Саша сжалился над Архызом и спустил его.  Здесь уже не
запретная зона.
     Овчар еще некоторое время шел сзади,  как бы  привыкнув к  неволе,  но,
когда Саша сказал: "Порезвись", ожил, обогнал караван и умчался в лес.
     Бестолковая  беготня  ему  быстро  надоела;  он  вспомнил,  что  где-то
поблизости недавно отыскал лакомую банку. Архыз постоял, ориентируясь, потом
сделал круг и вскоре почуял не запах банок,  а запах Лобика.  Тогда он пошел
прямо на этот запах.
     Лобик мирно дремал,  когда овчар подкрался против ветра и прыгнул через
него. Как ни внезапна была дружеская атака, Лобик все же успел огрызнуться и
клацнуть зубами вслед Архызу. Он вскочил, и минуту или две они гонялись друг
за  другом,  одинаково обрадованные встречей.  Затем Архыз остановился перед
банкой,  Лобик заворчал:  мое...  Архыз покатил банку, подталкивая ее носом.
Лобик с  интересом следил,  что  будет дальше.  Не  желая оставаться в  роли
наблюдателя,  он тоже поддал лапой другую банку,  она покатилась немного,  и
тут у Архыза произошло то самое,  что и в первый раз. Банка разбилась. Запах
мяса просто свел медведя с  ума.  Он  бросился к  лакомой поживе,  но  Архыз
заворчал  куда  более  грозно,  чем  когда-то  у  детского корыта,  и  Лобик
благоразумно отступил.
     Наконец и ему повезло.  Обеими лапами он поднял другую банку,  встал на
дыбы и выпустил ее. Раздался глухой стук, запахло мясом. Лобик повел желтыми
глазами на Архыза, но тот лишь коротко оглянулся и от своей банки не отошел.
Теперь, значит, кто скорей...
     На  мшистых камнях лежали еще  две  банки.  Лобик подошел к  ним уже со
знанием дела.  Поднял,  даже подшвырнул,  зазвенели осколки. Подбежал Архыз.
Почти сытый медведь спокойно уступил ему  место,  а  сам повторил операцию с
последней банкой и принялся за нее.
     Покончив с едой,  подобревшие, ленивые, они легли так близко, что могли
достать друг друга носами,  подремали самую малость,  потом овчар поднялся и
пошел.  Лобик за ним.  Когда Архыз побежал, вспомнив, как далеко ушли теперь
лошади, медведь не отстал.
     Ловцы туров сделали привал,  чтобы дать коням передышку.  Сняли клетки,
нарвали турам травы. Кони с отпущенными подпругами разошлись по поляне.
     Архыз выскочил из кустов, отряхнулся и лег рядом с Сашей. Лошади только
глаза  скосили  на  овчара.  Уже  привыкли.  Но  в  следующее  мгновение они
захрапели и  шарахнулись в  сторону.  И  туры  перестали жевать,  беспокойно
забили копытцами по тесным клеткам.
     Старшой снял винтовку.
     - Никак,  медведь близко,  -  сказал он и встал, но Саша уже догадался,
кого мог привести за собой Архыз.
     - Положи ружье, - тихо произнес он. - Если и медведь, то мой.
     - Какой еще твой?
     - Потом, потом, ребята. Я сейчас...
     Он взял Архыза за ошейник и вошел в кусты.  Ну конечно! Отступая задом,
перед ним возник Лобик.  Он  с  интересом следил за Сашей.  Ушки его торчали
упруго и стойко, вырез отчетливо просвечивал.
     Саша прошел в пяти шагах от него,  словно и не заметил. А потом сел, не
отпуская Архыза.  И тогда Лобик,  успокоенный позой Саши, отсутствием ружья,
видом своего друга-овчара, сделал шаг, другой, подошел совсем близко. Черные
ноздри  его  тревожно трепетали.  Но  стоило  Саше  протянуть руку,  как  он
отскочил.
     - Держи! - К морде Лобика полетела конфета.
     Он  нашел ее в  траве и  стал жевать вместе с  бумажкой.  Облизнувшись,
потянулся еще.  Саша держал вторую "Коровку" в протянутой ладони до тех пор,
пока  Лобик не  осмелился взять ее  прямо с  руки.  Медведь скусил половину,
зачавкал,  довольный,  а когда брал вторую половинку,  почувствовал на своей
шее ладонь человека.  Но не отпрянул,  а лег на живот, мордой к Саше, и стал
слушать, что он такое говорит.
     Вот так их  и  увидел старший лесник,  выглянув из-за  кустов:  овчара,
медведя,  Сашу  с  рукой  на  медвежьей  шее.  Рот  у  лесника  раскрылся от
удивления.
     Наверное,  он все-таки неудачно шевельнулся в кустах; Лобик живо скосил
в сторону желтые глаза, поднялся, боком ушел в сторону.
     - Иди и ты. Погуляйте. - Саша похлопал Архыза по спине.
     - Колдун ты,  что ли? - спросил лесник у Саши, оглядывая его с каким-то
смешанным чувством удивления и почтительности.
     - Просто к дикарям надо подходить без камня за пазухой, - смеясь сказал
Саша. - Они понимают не хуже нас. И помнят добро. Никакого колдовства.
     Он  мог бы  рассказать своим спутникам немало интересного на этот счет,
даже поучительного,  о чем сам узнавал от зоолога Котенко. Разве вся прошлая
история человечества не свидетельствует о дружбе людей с животными?
     Собака,   вероятно,   первое  дикое  животное,   прирученное,  а  потом
измененное человеком.  О  собаке Брем пишет,  что ей  "недостает только дара
слова,  чтобы быть человеком.  Ни  об  одном животном не