рнул щеколду и  вошел во двор,  вернее,  в  садик,
потому что  зоолог плотненько засадил свои три  сотки абрикосами,  грушами и
виноградом.  Теперь,  по прошествии пяти лет,  Котенко не знал, что делать с
разросшимися плодовыми джунглями.  Единственно,  что он  предпринял,  -  это
соорудил более или менее пригодный ход от калиточки до дверей дома.
     По  этой  узкой аллее навстречу Саше тотчас двинулась молчаливая темная
тень.  Гость успел разглядеть,  что собака идет, пригнув настороженную морду
по-звериному, к самой земле.
     - Архыз... - сказал он с невольной укоризной.
     Тень все так же  молча бросилась к  нему и  втиснула морду между колен.
Архыз не взлаивал,  не визжал от радости,  он только преданно терся о Сашины
ноги и подрагивал, когда Саша забирался пальцами в густую шерсть на его шее.
Узнал!..
     Как он повзрослел, как вырос за эти прошедшие месяцы!
     Массивная голова с  короткими,  чуть подрезанными ушами,  толстая шея с
густой шерстью и  широкая грудь  делали этого почти годовалого щенка похожим
на вполне сформировавшегося волка.  Саша взял его за лапы и  положил себе на
плечи.  Архыз  тотчас  ухитрился лизнуть в  подбородок:  он  еще  не  вполне
отучился  от  щенячьих привычек.  Лапы  у  него  были  толстые,  волосатые и
сильные.
     - Ну,  знаешь!  -  только и сказал Саша,  подумав, что потомок Самура и
Монашки взял от родителей как раз все то, что делало его лучше.
     Скрипнула дверь,  в  садовую заросль упала светлая полоса из  сеней,  и
голос Котенко спросил:
     - Кто там милуется с волком? Написано на дверях по-русски: злая собака.
А ты,  Александр,  проник и портишь животное своими ласками.  Давай, давай в
тепло!
     - Я его и не угадал сперва. Вот вырос, правда, Ростислав Андреевич?
     - А то как же!  Молчановым будет предъявлен счет за прокорм и обучение.
Тот еще счет! Зарплатой не рассчитаешься. Ну, здорово, Саша, я тебя ждал еще
утром.
     С того дня,  как в Камышках похоронили Сашиного отца,  а Котенко, обняв
осиротевшего Александра,  долго говорил с  ним о  жизни,  не столько утешая,
сколько наставляя на  путь,  -  с  того дня Ростислав Андреевич сделался для
молодого Молчанова постоянным наставником и  верным  товарищем.  Именно  он,
зная  желание Молчанова-старшего,  посоветовал Саше  трудную работу лесника,
отставив на время мысль об учебе в Ростовском университете -  не навсегда, а
на один год,  чтобы не покидать мать и  в  то же время как следует проверить
себя:  так  ли  уж  предан идее  стать  биологом.  Котенко вел  переговоры с
директором заповедника и  даже с главком,  выколачивая для своего отдела еще
одну  штатную единицу младшего научного сотрудника или  хотя  бы  лаборанта,
чтобы иметь возможность впоследствии взять к себе Сашу.
     Зоолог обнял хлопца и пропустил его вперед.
     В  доме  зоолога устоялась та  не  очень уютная тишина,  которая прежде
всего говорит о холостяцком образе жизни.
     - Ужинать будем  через полчаса,  -  сказал хозяин,  опять усаживаясь за
стол,  сверх  меры  заваленный  исписанной  бумагой  и  толстыми  книгами  с
бесчисленными закладками между страниц. - Ты располагайся как удобней.
     Саша  уже  не  первый раз  гостевал здесь,  чувствовал себя  спокойно и
хорошо.  Раздевшись,  он  пошел умываться,  а  когда вернулся,  в  глаза ему
бросился свежевычищенный карабин на стене около вешалки, патронташ и кинжал,
похожий на отцовский. Значит, в поход. Котенко не спешил делиться новостями.
     - Как зубры? - спросил он из-за стола, не отрывая глаз от бумаги.
     - Одиннадцать штук насчитал.  Пасутся в долине.  Худые, вялые, смотреть
жалко.
     - Изголодались.
     - Снегу на  метр шестьдесят.  Они там много траншей пробили,  все ищут.
Видел  ободранные ясени,  осину,  клен,  всю  кору  на  острове  очистили  с
деревьев. Плохо им, Ростислав Андреевич.
     - Да-а...  -  Зоолог  задумчиво смотрел куда-то  в  угол.  -  Вчера  мы
заказали вертолет,  чтоб сбросить в  два-три места сено и веники.  Но что-то
авиация  не  торопится.  Как  бы  не  потерять зверей.  До  первой  травы  -
ой-е-ей!.. А они голодают.
     - А вот олени... - начал было Саша.
     - Знаю.  -  Голос Ростислава Андреевича сделался сердитым.  - С десяток
убито.  И  где убиты,  как ты  думаешь?  На  делянках Аговского леспромхоза.
Завтра мы начнем чистить...
     - Облава?
     - Иного выхода нет,  Саша.  Обратились в милицию, а там говорят - своих
хлопот довольно, обходитесь лесной охраной.
     - Трое чужих прошли через камышковскую кладку. Я след видел.
     - Куда это  они?  -  Зоолог потянулся за  картой,  наклонился над ней и
Саша.  -  Ну,  понятно.  Пройдут через  места  зимовки,  свалят двух-трех  и
прибудут  вот  сюда.   У  них  тут  как  раз  зимовье,   понимаешь?  Видимо,
браконьерская база. Ух как все это скверно!
     Он поднялся над столом, большой, сердитый, и решительно свел брови.
     - Ладно,  -  сказал, отодвигая стул. - Не будем мучить себя бесплодными
вопросами. Завтра попробуем наказать мерзавцев. А сейчас пойдем-ка, друг, на
кухню и поужинаем.
     Архыз фыркал за дверью,  царапал доски лапами,  пытаясь проникнуть хотя
бы в  коридор.  Но не визжал,  не лаял.  И  в  этом его молчании лучше всего
чувствовался волк -  свободолюбивый и гордый зверь, не способный снизойти до
унизительной просьбы. Котенко прислушался, улыбнулся.
     - Знаешь,  мы, пожалуй, возьмем собаку на дело. Еще неизвестно, как все
сложится на облаве.
     Ужин стоял на столе.  По привычке,  усвоенной в горах,  Котенко ел не с
вилки,  а  ложкой.  Он и Саша сидели по разным сторонам узкого стола,  между
ними стояла сковородка с румяной картошкой и две бутылки магазинного молока.
Холодного молока,  чтобы  запить жареную картошку.  Саша  тоже  взял  ложку.
Удобнее.
     Предложение хозяина насчет Архыза он  одобрил и  тут  же  подумал,  что
операция будет серьезной.
     - На поводке пойдет? - спросил он чуть позже.
     - Там видно будет.  Понимаешь,  вообще-то  он не злой.  Но характер уже
есть.  Все молчком, взглядом спросит, взглядом ищет одобрения или порицания.
Ты его завтра при свете разглядишь как следует.  Глаза умные,  но щенячьи. А
так вылитый Самур.  Та же голова,  черная полоска на спине, шестипалые лапы.
Все точно.  Если что и есть от волчицы, так это характер, какая-то затаенная
хитринка во взгляде. Людей, в общем, уважает, но все время, как мне кажется,
настороже.
     - Ему еще надо объяснить, кто хороший, а кто плохой.
     - Не-ет, друг мой, это уже из области дрессировки. Нам требуется, чтобы
он  сам все понял,  своим умом.  Пусть набирается ума-разума по нагляду,  по
хозяйскому поведению.
     - Можно его впустить? - спросил вдруг Саша.
     - Нельзя,  -  решительно ответил зоолог.  -  Это  не  домашняя болонка.
Понял?
     После ужина Саша вышел во двор,  и  они все-таки посидели с  Архызом на
крылечке.  Саша гладил его,  что-то  шептал,  а  пес только плотней прижимал
голову к  его  груди,  дышал чуть слышно,  и  сердце у  него билось сильно и
нервно. Это было счастье, которого зверь еще не переживал.
     Когда Саша вошел в комнату, Котенко спросил:
     - Поговорили?
     - Еще как! - И Саша засмеялся.
     Спал  он   крепко,   безмятежно.   На  крыльце  дома  всю  ночь  лежал,
свернувшись, верный и надежный сторож.


        "3"

     "Газик"  не  дошел  до  сторожки,   потому  что  забуксовал  в   снегу,
раздавленном множеством тракторных гусениц. Похоже, все тракторы леспромхоза
побывали около сторожки. Центр вселенной.
     Восемь лесников высыпали из брезентового кузова и,  закинув карабины за
спину, быстро пошли к домику.
     Саша Молчанов сюда не поехал. План несколько изменился. С тремя другими
лесниками и с Архызом он вернулся в свой поселок,  чтобы, минуя его, подойти
к кладке через реку и сделать там засаду.  Так распорядился Котенко, считая,
что если браконьеры в лесу будут отступать, то им деваться некуда, кроме как
пробиваться на этот мосток. Тут их и перехватят.
     Сторожка  стояла  на  опушке  сильно  изреженного,  а  попросту говоря,
вырубленного букового  леса.  Черная  от  времени,  вместительная изба.  Над
высокой  железной  трубой  подымался обильный дым,  у  входных  дверей  снег
почернел от множества следов, тут валялись ломы, пилы, какие-то тряпки, сюда
же выплескивали помои. Грязное, небрежное жилье лесовиков.
     Сбоку  избы  стоял  старый,   потертый  трелевочный  трактор.   Недавно
выключенный мотор  звонко  потрескивал:  остывал.  С  гусениц  капала  вода.
Значит, гости в сторожке.
     Хлопнула  дощатая  дверь,  на  улицу  высунулся  было  дедок  с  редкой
бородкой,  но,  увидев  лесную  охрану,  тотчас юркнул назад,  а  спустя три
секунды выскочил снова и расплылся в улыбке.
     - Хозяева прибыли!  -  неожиданно нежным, певучим голосом сказал дед. -
Давненько вас не видывал. Заходьте до мене, отдохните.
     Согнувшись в дверях, Котенко с карабином в руках протиснулся первым.
     В  тусклой неподметенной хате стояли шесть коек,  заправленных грязными
одеялами.  Два человека в одежде трактористов старательно поправляли матрацы
и подушки: видно, спали и только что вскочили, когда дедок предупредил. Угол
избы, отгороженный фанерой, обозначал жилье деда.
     - Кто будете? - спросил зоолог, не здороваясь.
     - А   вы  кто,   позвольте  спросить?   -   спокойно  ответил  один  из
трактористов.
     Котенко  представился,   даже  удостоверение  показал.   Тогда  и   они
назвались.  Из дальней станицы хлопцы.  И  еще сказали,  что трелюют лес тут
недалеко,  заехали дружка  проведать.  Дед  согласно кивнул.  Дружок  -  это
значит, он сам.
     Лесники стояли тесной группой,  все  с  карабинами,  лица  у  них  были
настороженными и строгими.
     - Обыщите помещение, - сказал Котенко.
     - По какому такому праву... - начал было дедок, но замолчал.
     - Подымись, - сказали трактористу на первой кровати. - Твоя постель?
     - Тут все обчее.  - Парень сидел, покачиваясь на пружинах. Не торопился
вставать. Его взяли под руки, оттеснили в угол, сдернули матрац.
     На сетке под матрацем лежал карабин.
     - Твой?
     - Тут все обчее, - оскалился он снова.
     - Патроны где?
     Хлопец только плечами пожал: какие еще патроны?
     Второй тракторист отошел заранее и  сел у запотевшего окна.  Всем видом
своим он  говорил,  что  до  этой хаты ему  нет  никакого дела.  Но  под тем
матрацем, где он лежал до этого, тоже нашелся обрез.
     - Твой? - спросил Котенко.
     - Понятия не имею. - Он деланно отвернулся. - Мы тут чужие...
     Дедок заохал и проворно юркнул к дверям. Его успели схватить за штаны.
     - Посиди в хате,  -  сказал Котенко.  -  Еще рано оповещать других.  Мы
как-нибудь сами.
     В фанерном закутке топилась плита. На плите варилось мясо.
     - Оленина,  -  сказал опытный лесник.  - А ну покажь, откуда рубил? Где
туша?
     - В  магазине туша,  -  весело огрызнулся дед,  стараясь обратить все в
шутку. - Рупь семьдесят за кило.
     Два лесника вышли. Отыскать разрубленную тушу под снегом у задней стены
не составляло труда. Браконьеры не очень хоронились.
     Документы  у  трактористов  брали  силой.   Дедок  сидел  на  положении
постороннего. Котенко спросил у него:
     - Где остальные?
     По  мятым  постелям  нетрудно  было  догадаться,  что  постояльцев  тут
шестеро. Значит, четверо на охоте: под их матрацами оружия не оказалось.
     Составили протокол, трактористов усадили в "газик" и увезли в ближайшее
отделение милиции. Пятеро остались ждать "охотников" из леса.
     Перевалило за полдень. Дедок, растеряв наигранное оживление, замкнулся,
чесал бородку,  охал,  засматривал в окно. На улицу его не выпускали: найдет
способ предупредить. Но никто пока не шел из лесу.
     - Так дело не пойдет,  - сказал наконец Котенко. - Надо их встретить. А
ну, старый, говори: сколько их, кто такие?
     Дедок вздохнул.
     - Я  как  на  духу.   -  Он  слабо  махнул  рукой,  решив  купить  себе
снисхождение.  -  Четверо пийшлы,  все с ружьями. А хто такие, вот как перед
богом,  не можу сказать.  Прийшлы,  ночевали и подались в лес. "Диду, подай.
Диду, свари..."
     - Куда пошли? - быстро спросил Котенко.
     - Ось бачьте направо горку? Аж до нее.
     Зоолог поднялся,  назвал троих,  они  вскинули карабины и  вышли.  Двое
остались с дедом.  Кто знает, не появятся ли новые "охотнички". Видно, тут у
них база.
     Дедок тоже  вышел.  Он  топтался на  снегу рядом с  лесниками,  скорбно
почесывал бородку и  нет-нет да и  поглядывал остреньким взглядом влево,  на
пологую  горушку с  вырубленным лесом.  Котенко перехватил его  взгляд  раз,
другой и понятливо сощурился. Внезапно спросил:
     - Так куда же они все-таки пошли?
     - А  бог их  знает!  -  с  притворным смирением отозвался дедок.  -  Чи
вправо, чи влево - не углядел.
     Зоолог и трое остальных разобрали лыжи,  но поначалу пошли пешком. Снег
в лесу,  истоптанный гусеницами тракторов,  слежался,  пожелтел и засорился.
Всюду валялись сучки,  стояли свежие пни  бука  и  граба.  По  мере  подъема
дорожки редели, близ вершины перевальчика исчезли почти все. Только старая и
новая  лыжня  уходили вниз,  где  за  ручьем начинался заповедник.  Кажется,
Котенко не ошибся в выборе направления, деду не удалось сбить его со следа.
     - Вчетвером топали,  -  сказал один из  лесников,  внимательно осмотрев
лыжню. - Еще морозом не прихватило.
     Ручей  переходили на  лыжах.  Вокруг стоял  голый  лес,  ветер  тихо  и
печально посвистывал в  ветках ольховника,  обивал шишечки.  Стало холодней,
все надели рукавицы.
     Когда  поднялись  на   противоположный  склон,   покрытый  разномастным
пихтарником, сверху вдруг накинуло дымком далекого кострища.
     - Тихо... - предупредил Котенко и передвинул карабин на грудь.
     Лыжня перед ними разошлась веером.  Они шли теперь на дымок, застрявший
между  белых и  черных стволов редколесья.  Подъем снова сделался круче,  но
вдруг сломался,  и  началась плоская ступенька горы,  густо заросшая пихтой.
Лес широким полукольцом охватил нижнюю часть высокого массива.
     Из  этого леса  прямо на  них  выкатилась человеческая фигура.  Бойко и
весело отталкиваясь палками,  "охотник" шел по старой лыжне. Он сгибался под
тяжестью  большого  рюкзака  за  спиной.  Короткий обрез  болтался на  груди
браконьера. Уверенный в безопасности, разгоряченный удачной охотой и хорошей
дорогой,  браконьер не  смотрел ни вперед,  ни по сторонам.  И  когда четыре
карабина почти уперлись ему в  грудь,  он еще несколько секунд улыбался,  не
сумев сразу постигнуть происшедшее. А в следующее мгновение, сообразив, упал
вдруг назад,  на мокрый и грязный от крови рюкзак с мясом, перехватил обрез,
и не успели лесники навалиться на него, как прогремел выстрел, нацеленный не
в людей -  в небо. В ту же секунду браконьер заработал такой удар прикладом,
что только замычал от боли.
     - Лебедев,  отведешь этого мерзавца до зимовки,  -  приказал Котенко, а
сам уже стал на  лыжи.  Он спешил.  Ведь те,  что остались в  лесу,  слышали
выстрел и, конечно, ударились в глубь долины.
     - Кого стрелил? - строго спросил Лебедев у пленника.
     - Я не зна-аю,  я только отношу...  -  плаксиво ответил пленник,  сразу
растерявший всю свою воинственность.  Хоть и с опозданием,  но до него дошел
наконец весь трагизм "веселенькой охоты", и он живо представил себе не очень
завидное будущее.
     - Сколько вас там, у костра?
     - Не зна-аю... - скучнее прежнего завел он.
     Лебедев, пожилой и суровый с виду лесник, вдруг сделал свирепые глаза и
широко замахнулся прикладом.
     - Ну?..
     Парень упал и, заслоняясь руками, признался:
     - Трое там...
     - Трое! - крикнул Лебедев вслед своим, уже вошедшим в лес.
     До  костра оказалось метров шестьсот.  Там уже никого не  было.  Только
следы преступления.  Безрогая голова оленухи,  шкура,  перевернутый впопыхах
котелок с  мясом,  даже  расчатая пачка  сигарет в  красной коробке.  Быстро
они...
     А куда,  спрашивается,  убежишь,  если снег кругом? Он все равно выдаст
беглецов с головой.
     - Смотри-ка,  а мясо забрали с собой,  не захотели оставить,  -  сказал
Котенко. - И винтовки не бросили. Ладно, пусть вытряхнут силенку, от нас они
не уйдут.
     Он открыл планшетку и  сверил направление по карте.  Точно,  побежали в
сторону Камышков, как они с Сашей и предполагали. Их там встретят.
     У  костра  закурили,  а  передохнув,  пошли  по  свежей лыжне,  изредка
отступая с нее, чтобы спрямить нервно петляющий путь беглецов.
     День  стал  клониться к  вечеру,  сильней морозило;  лыжня  браконьеров
стекленела,  идти по  ней было легко,  и  лесники,  не  особенно напрягаясь,
сближались с беглецами.
     - Видать,  здоровые,  подлецы,  если ни ружей, ни поклажи не скинули, -
сказал лесник, идущий сзади.
     - Надеются уйти, - отозвался Котенко. - Тут до кладки шесть километров.
Часа не пройдем, все-таки под горку движемся.
     Только один раз,  когда переваливали небольшую высоту,  удалось увидеть
браконьеров в бинокль.  Впереди у них шел высокий, за ним едва поспешали еще
двое;  передний все оглядывался и,  должно быть,  понукал отстающих.  У всех
были рюкзаки и винтовки.
     Не  больше  половины  километра разделяло их,  когда  путь  браконьерам
преградила река.  Она  катила темную воду меж белых берегов,  глухо ворчала;
над рекой вился парок, и вид у зимней воды был до дрожи неприятный.
     Беглецы вышли точно на кладку.  Соскочили с лыж,  бросили их в кусты, и
высокий  первым  ступил  на  обсохшие бревна.  Сзади  раздался пронзительный
свист: Котенко оповещал засаду.
     - Перейдем и скинем бревна,  - обернувшись, хрипло сказал высокий. Он с
надеждой смотрел на поселок. Там дорога. Уйдут.
     Когда  между  берегом  и  браконьерами осталось метров  пятнадцать,  из
кустов  вышли  трое.  Саша  держал  на  поводке Архыза.  Собака  вытянулась,
напряженный взгляд ее спрашивал хозяина, что делать.
     Высокий остановился на  мостке так резко,  что идущий за  ним ткнулся в
его  рюкзак и  недоуменно глянул через  плечо  ведущего.  Попались!  Сгоряча
повернули было назад.  Но и там уже стояла лесная стража.  Догнали.  И тогда
передний взмахнул рукой - в реку полетела винтовка. Следом бухнулся рюкзак.
     - Живо!  -  Высокий  командовал  на  виду  у  лесников.  Он  знал,  как
поступать. Вещественные доказательства...
     Еще одно ружье бухнуло в воду,  потом полетел второй тяжелый рюкзак.  С
берегов что-то  кричали,  но  в  эту  минуту  третий браконьер,  не  удержав
равновесия,  полетел вниз, только руки раскинул. Холодная вода, словно боясь
упустить его,  тотчас накрыла с головой.  А потом,  не мешкая, понесла вниз,
переворачивая, как желанную игрушку.
     Все замерли. Погиб...
     Бросив поводок и  на ходу стаскивая с себя карабин,  полушубок и шапку,
Саша Молчанов рванулся по берегу; проворно прыгая через кусты, он отстегивал
пуговицы,  ремень,  сбрасывал все лишнее,  но не спускал глаз с  утопающего.
Браконьер барахтался,  временами всплывал,  белое лицо его с  вытаращенными,
полными ужаса глазами то  мелькало над водой,  то  снова погружалось.  Поток
вертел его.  Даже  если он  умел плавать,  все  равно плохо:  тяжелая одежда
утянет вниз,  бешеная вода  ударит разок-другой о  камни,  и  тогда придется
искать его останки далеко за грозными порогами близкого ущелья.
     Обречен...
     Следом за Сашей, волоча поводок, мчался Архыз.
     Опередив погибающего, Саша у самой воды скинул сапоги и, не раздумывая,
бросился наперерез.  Несколько метров он прошел по камням,  но,  когда стало
выше колен,  вода сбила его,  и он поплыл наискосок по течению. Белая рубаха
холодно облепила плечи,  спину,  светлые волосы ополоснуло водой;  он мотнул
головой,  и в это мгновение ему под ноги как раз подтащило уже погрузившееся
тело.  Саша  схватил утопающего за  воротник полушубка и,  сильно отгреба