и
разрешите,  я  пойду  надену  амазонку.  Долго  я не задержусь,
прежнее мое ремесло научило меня быстро менять костюмы.  Вы  же
тем временем выберите себе лошадей и прикажите их оседлать.
     Валломбрез  повел  Сигоньяка  в  конюшню,  где прежде было
пусто, а теперь оказалось десять кровных  лошадей,  разделенных
между   собой   дубовыми   стойлами;  под  ними  были  плетеные
подстилки, их упругие холеные крупы отливали  атласом.  Услышав
шум  голосов, благородные животные обратили на посетителей свои
умные глаза. Внезапно раздалось ржание:  славный  Баярд,  узнав
хозяина,  приветствовал  его  на  свой  лад; этот старый слуга,
которого Изабелла и не подумала удалить, занимал в  конце  ряда
самое   теплое   и  удобное  место.  Кормушка  его  была  полна
дробленого овса, чтобы облегчить работу старческим зубам: между
ног Баярда спал его старый приятель Миро,  который  поднялся  и
облизал руку барона. Если же Вельзевул не появлялся до сих пор,
причиной тому отнюдь не его доброе кошачье сердечко, а присущая
его  породе осторожность: вся эта суматоха, перевернувшая вверх
дном обычно столь спокойное жилище,  порядком  озадачила  кота.
Спрятавшись  на чердаке, он дожидался темноты, чтобы объявиться
и засвидетельствовать почтение своему возлюбленному хозяину.
     Потрепав  шею  Баярда,  барон  облюбовал   себе   красавца
гнедого,   которого   тотчас   же  вывел  из  конюшни;  герцогу
приглянулся  испанский  жеребец  с  горделиво  изогнутой  шеей,
достойный  носить  инфанта,  а для баронессы выбрали прелестную
лошадку,  белую  с  серебристым  отливом,  на  которую   надели
роскошное зеленое бархатное седло.
     Вскоре   появилась   Изабелла   в   кокетливой   амазонке,
подчеркивавшей все изящество ее фигуры. Костюм этот состоял  из
синего  бархатного казакина, отделанного серебряными пуговицами
и галунами, расшитого серебряным сутажом и падающего фалдами на
длинную светло-серую атласную юбку. На голове у нее была  белая
фетровая   шляпа   мужского   фасона  с  завитым  синим  пером,
спускавшимся сзади  до  шеи.  Чтобы  белокурые  волосы  молодой
женщины   не   растрепались   от  быстрой  езды,  их  покрывала
прелестная голубая сетка, унизанная серебряными бусинками.
     В  таком  виде  Изабелла  была  очаровательна,   и   самым
высокомерным  красавицам  пришлось  бы  стушеваться  перед нею.
Задорный наряд выдвигал на  первый  план  горделивые  черты  ее
обычно  скромной  и  мягкой грации и напоминал о том, что в ней
течет доблестная кровь. Это была прежняя Изабелла, но вместе  с
тем  и  дочь принца, сестра герцога, супруга дворянина, чей род
брал свое начало до крестовых походов. Отметив это,  Валломбрез
не мог удержаться, чтобы не сказать:
     - Сегодня  у  вас,  сестрица,  особо  величавая  осанка! У
Ипполиты,   царицы   амазонок,    не    могло    быть    такого
победительно-торжествующего вида!
     Изабелла, которой Сигоньяк держал стремя, легко вспорхнула
в седло;  герцог  и  барон  сели  на  своих коней, и кавалькада
выехала на площадку перед  замком,  где  встретила  маркиза  де
Брюйера  и  нескольких  соседей  из  местных  дворян, явившихся
приветствовать новобрачных. Хозяева собрались возвратиться, как
того требовали приличия, а гости твердили, что  не  хотят  быть
помехой начатой прогулке, и, повернув лошадей вспять, вызвались
сопутствовать молодой чете и герцогу де Валломбрезу.
     Увеличившись  еще  на  пять-шесть всадников, одетых как на
парад, ибо провинциалы расфрантились  вовсю,  кавалькада  стала
весьма  импозантной.  Этот поистине королевский кортеж двигался
по укатанной дороге мимо  зеленеющих  лугов  и  полей,  ставших
плодородными    при    помощи    тщательной   обработки,   мимо
благоустроенных ферм и бережно ухоженных лесов.
     Все это принадлежало Сигоньяку. Ланды, поросшие фиолетовым
вереском, казалось, отступили от стен замка.
     Когда кавалькада проезжала сосновым  лесом  вдоль  границы
баронских  владений, послышался лай, и вскоре из чащи появилась
Иоланта де Фуа в сопровождении  дядюшки-командора  и  двух-трех
кавалеров.  Тропа  была  узкая,  и  всадникам  с трудом удалось
разминуться, хотя те и другие сторонились,  как  могли.  Лошадь
Иоланты  била  копытами и становилась на дыбы, а сама наездница
задела юбкой юбку Изабеллы и, покраснев  от  досады,  старалась
придумать  оскорбление  поязвительнее.  Изабелла  же душой была
выше женского тщеславия; ей даже не пришло на  мысль  отомстить
Иоланте   за   презрительный   взгляд  и  слова  "странствующая
комедиантка", оброненные  чуть  ли  не  на  этом  самом  месте;
подумав,  что  торжество  соперницы  могло  бы  ранить  если не
сердце, то гордость Иоланты, она  со  спокойным  и  приветливым
достоинством  поклонилась  мадемуазель де Фуа, которая, кипя от
бешенства, принуждена была ответить легким кивком. А  барон  де
Сигоньяк  с невозмутимым равнодушием отвесил ей учтивый поклон,
и в глазах своего бывшего обожателя  Иоланта  не  усмотрела  ни
искры  прежнего  огня.  Яростно  стегнув  лошадь,  она умчалась
галопом, увлекая за собой свою малочисленную свиту.
     - Клянусь  всеми  Венерами  и  Купидонами,  девица  хороша
собой,  только  на  вид  чертовски строптива и сердита. Как она
посмотрела на мою сестру! Что ни взгляд, то  удар  кинжалом!  -
весело сказал Валломбрез ехавшему рядом маркизу де Брюйеру.
     - Она долго и полновластно царила здесь, - пояснил маркиз,
- а быть  свергнутой  с трона не так-то приятно, победа же явно
осталась за баронессой де Сигоньяк.
     Кавалькада  воротилась  в  замок.  В  зале,  где  когда-то
бедняга  барон, не имея у себя никакой провизии, угощал актеров
ужином  из  их  собственных  припасов,  сейчас  пышная  трапеза
ожидала гостей, пришедших в восторг от роскошного убранства. На
камчатной    скатерти,   где   среди   узоров   были   вплетены
геральдические  аисты,  сверкало  тяжелое  серебро   с   гербом
Сигоньяков. Отдельные предметы из старого сервиза, мало-мальски
целые,  были  благоговейно  сохранены и приобщены к современной
утвари, чтобы ее роскошь не колола глаза своей новизной и чтобы
древняя колыбель Сигоньяков внесла  свою  лепту  в  великолепие
нового  замка. Все уселись за стол. Изабелле было предназначено
то же место,  которое  она  занимала  в  знаменательный  вечер,
изменивший  судьбу  барона.  Оба  супруга,  вспомнив  об  этом,
обменялись нежной  улыбкой,  полной  умиленных  воспоминаний  и
радужных надежд.
     Подле  буфета, где мажордом разрезал мясные кушанья, стоял
мужчина атлетического  сложения  с  широким  и  бледным  лицом,
окаймленным  густой  темной  бородой,  весь в черном бархате, с
серебряной цепью на шее и  важным  тоном  отдавал  распоряжения
лакеям.    Подле   поставца,   загроможденного   разнообразными
бутылками,  пузатыми  и   удлиненными,   оплетенными   или   не
оплетенными   соломой,  смотря  по  происхождению,  без  устали
суетился, невзирая на старческую  дрожь  в  ногах,  чудаковатый
человек  с  носом  пьяницы,  усеянным  угрями,  с нарумяненными
виноградным суслом щеками, с  лукавыми  разномастными  глазками
под  остроугольными  бровями.  Случайно  взглянув в их сторону,
Сигоньяк узнал в первом из них трагика Ирода,  а  во  втором  -
комика Блазиуса. Изабелла заметила его взгляд и на ухо пояснила
ему,  что,  желая  избавить  славных  стариков от тяжелой жизни
бродячих актеров, она сделала  одного  из  них  управителем,  а
другого  дворецким в замке Сигоньяк, - должности спокойные и не
требующие большого труда,  в  чем  барон  согласился  с  женой,
одобрив ее решение.
     В   самый  разгар  пиршества,  когда  бутылки,  стараниями
хлопотливого  Блазиуса,  без  задержки  сменяли  одна   другую,
Сигоньяк  вдруг  почувствовал,  как  чья-то голова легла ему на
одно колено, а острые когти царапают другое, словно  перебирают
струны  гитары,  наигрывая знакомый мотив. Это Миро и Вельзевул
прошмыгнули в приоткрытую дверь  и  при  всем  страхе,  который
внушало  им  нарядное  и  многолюдное  общество, все же явились
требовать  у  хозяина  свою  долю   с   пиршественного   стола.
Разбогатев,   Сигоньяк   не  изменил  смиренным  друзьям  своей
бедности: погладив Миро и почесав безухую голову Вельзевула, он
щедро наделил их лакомыми кусками. На сей раз объедки  состояли
из   ломтиков   жирного  паштета,  крылышек  куропатки,  рыбьих
ребрышек и прочих деликатесов.  Вельзевул  не  помнил  себя  от
упоения  и,  царапаясь  когтистой  лапкой, требовал все новых и
новых подачек, а Сигоньяк с неистощимым терпением не уставал их
подкидывать,   забавляясь   такой   прожорливостью.    Наконец,
раздувшись,  как  бочонок,  раскорячив ноги и почти не имея сил
мурлыкать,  старый  черный  кот  удалился  в  спальню,   обитую
фландрскими  шпалерами, и свернулся клубком на привычном месте,
чтобы переварить столь обильную трапезу.
     Валломбрез не отставал в возлияниях от маркиза де Брюйера,
соседние дворяне только и знали, что пили до  дна  за  здоровье
молодых  супругов,  а  Сигоньяк,  воздержанный  от природы и по
привычке, в ответ старался лишь пригубить свой бокал,  ни  разу
не  осушив его. Наконец захмелевшие соседи, пошатываясь, встали
из-за стола и не без помощи лакеев добрались до  приготовленных
для них комнат.
     Изабелла,  под предлогом усталости, покинула гостей еще во
время десерта. Чикита, возведенная в ранг горничной,  переодела
ее   ко   сну  с  обычным  своим  молчаливым  усердием.  Чикита
превратилась  в  красивую   девушку.   Не   подвергаясь   более
воздействиям  непогоды,  цвет  ее  лица стал светлее, однако не
утратил той жгучей  бледности,  которую  так  ценят  живописцы.
Волосы, спознавшись с гребнем, лежали гладко, связанные красной
лентой,  концы  которой  падали  сзади на смуглую шею. А на шее
по-прежнему  блестело  жемчужное  ожерелье,  подарок  Изабеллы,
ставшее  для  странной девушки знаком ее добровольного рабства,
своего  рода  обязательством,  которое  может  разорвать   лишь
смерть.  Она всегда носила черное платье в знак траура по своей
единственной любви. Госпожа ее не перечила  этой  причуде.  Так
как  Чиките больше нечего было делать в спальне, она удалилась,
как всегда, поцеловав руку Изабеллы.
     Когда Сигоньяк вошел к себе в спальню, где провел  столько
печальных  и одиноких ночей, отсчитывая каплю за каплей минуты,
долгие,  как  часы,  слушая  жалобный  вой  ветра  за   ветхими
шпалерами, он увидел при свете китайского фонаря, висевшего под
потолком,  милое  личико  Изабеллы,  которое  выглядывало между
зелеными   с   белым   штофными   занавесками,   улыбаясь   ему
целомудренной и нежной улыбкой.
     Так  полностью  осуществились  мечты,  которые  он лелеял,
когда, потеряв всякую надежду вновь  встретиться  с  Изабеллой,
взглядом,  полным  неизбывной тоски, смотрел на пустую постель.
Поистине, судьба знает, что творит!
     Под утро Вельзевул, не находя себе покоя, сполз с  кресла,
где   провел  ночь,  и  через  силу  вскарабкался  на  кровать.
Ткнувшись  носом  в  руку  спящего   хозяина,   он   попробовал
замурлыкать,  но  урчание  перешло в хрип. Сигоньяк проснулся и
увидел,  что  Вельзевул  смотрит  на  него,  как  бы   моля   о
человеческой  помощи,  а его широко раскрытые зеленые глаза уже
потускнели и подернулись пленкой. Шерсть  утратила  шелковистый
блеск  и слиплась, как от смертного пота. Он весь дрожал и лишь
неимоверным усилием держался  на  трясущихся  лапах.  Казалось,
некое  страшное  видение возникло перед ним. Наконец он упал на
бок, судорожно дернулся несколько раз, испустил  стон,  похожий
на  крик  ребенка,  которого  режут,  и застыл в неподвижности,
словно незримые руки вытянули его во  всю  длину.  Предсмертный
вопль его разбудил молодую женщину.
     - Бедный  Вельзевул! - сказала она, увидев труп кота. - Он
столько лет терпел все бедствия замка  Сигоньяк,  а  теперь  не
может насладиться его процветанием!
     Говоря  по  правде,  Вельзевул  пал  жертвой  собственного
обжорства.  Изголодавшийся   желудок,   непривычный   к   таким
роскошествам,  не  справился  с  переизбытком пищи. Смерть кота
сильно поразила  Сигоньяка.  Он  не  считал  животных  простыми
автоматами,  а  полагал,  что  у  них есть душа, хоть и низшего
порядка, но способная чувствовать и  понимать.  Такого  мнения,
кстати, придерживаются все, кто долго жил одиноким, только лишь
с  кошкой, собакой или каким-либо другим животным, и, постоянно
общаясь с ним, успел его изучить. Не мудрено, что  Сигоньяк  со
слезами  на  глазах и с болью в сердце бережно завернул беднягу
Вельзевула в шелковый  лоскут,  чтобы  похоронить  его  попозже
вечером,  опасаясь,  как бы эта церемония не показалась смешной
или кощунственной грубым и пошлым  душам.  Когда  стемнело,  он
взял  заступ, фонарь и окостеневший труп Вельзевула, завернутый
в шелковый саван. Спустившись  в  сад,  барон  принялся  копать
землю   около   шиповника   при  свете  фонаря,  лучами  своими
разбудившего насекомых и привлекшего  ночных  бабочек,  которые
бились  пыльными  крыльями  о  роговые пластинки. Кругом стояла
темень. Только краешек луны проглядывал сквозь  разрывы  черных
туч, и вся обстановка, пожалуй, была не в меру торжественна для
похорон  кота.  Сигоньяк  все  рыл и рыл, ему хотелось закопать
Вельзевула как можно глубже, чтобы хищные звери не добрались до
него. Внезапно железный заступ высек искру, будто ударившись  о
кремень.  Решив,  что  он наткнулся на камни, барон стал рыть с
удвоенной силой; но удары заступа отдавались каким-то  странным
звоном, и работа не двигалась с места. Тогда барон поднес к яме
фонарь,  чтобы  разглядеть,  в  чем  тут  препятствие, и не без
удивления увидел крышку  дубового  сундука,  обитого  железными
полосами,  заржавленными,  но  еще  крепкими;  он выкопал землю
вокруг ящика и, вооружась  заступом,  как  рычагом,  изловчился
поднять таинственную находку, несмотря на ее вес, до края ямы и
поставить   на  твердую  землю.  Затем  опустил  Вельзевула  на
освободившееся место сундука и засыпал яму землей.
     Покончив с этим делом, он попытался отнести свою находку в
замок, но это оказалось  не  под  силу  одному  человеку,  даже
такому  крепкому,  как  барон, и ему пришлось позвать на помощь
верного Пьера. Слуга  и  хозяин  взялись  за  ручки  сундука  и
понесли его к дому, сгибаясь под тяжестью ноши.
     Пьер взломал замок топором, и крышка, отскочив, обнаружила
внушительное количество золотых денег: унций, двойных пистолей,
цехинов,  дукатов, крузад, ангелотов, генуэзских, португальских
и других монет разных стран и разного достоинства, но одинаково
старых. Среди золота  находились  старинные  уборы,  украшенные
драгоценными   каменьями.   На   дне   укладки  Сигоньяк  нашел
пергаментный свиток, скрепленный гербом Сигоньяков, но  сырость
смыла  письмена. Только подпись была еще чуть-чуть различима, и
барон букву за буквой разобрал слова: "Раймон де Сигоньяк". Так
звали одного из его предков, уехавшего воевать в дальние  края,
откуда  он  не  вернулся,  унеся с собой тайну своей смерти или
исчезновения. Он оставил дома единственного малолетнего сына и,
отправляясь в чреватый опасностями поход, зарыл свои богатства,
рассказав  об  этом  надежному  человеку,  который,   по   всей
вероятности,  внезапно был застигнут смертью и не успел указать
законному наследнику место, где зарыт клад. С этого-то  Раймона
и   начался  упадок  дотоле  богатого  и  могущественного  рода
Сигоньяков.   Такова   была   вполне   правдоподобная   история
происхождения  клада,  которую  барон  восстановил на основании
этих слабых примет; бесспорно было одно - найденное  золото  по
праву  принадлежало  ему.  Он велел позвать Изабеллу, чтобы она
увидела его сокровища.
     - Положительно, Вельзевул был добрым гением Сигоньяков,  -
сказал  барон.  -  Через  свою смерть он сделал меня богатым, а
когда явился ангел, он исчез. Роль его  была  окончена,  потому
что вы принесли мне счастье.

     Примечания

     1 "Зубом памятный знак [в губы вожмет тебе]" (лат.).

     1 Среди опасностей моря (лат.).

     1 Змеи гремучей страшно жало,
       Но нет лекарства от кинжала (исп.).

     1 Танцовщица, играющая на бубне (исп.).

     1 Крупица соли (лат.).

     1 Деревяшкой, движимой нитями (лат.).

     1 Целую, кавалер, руку вашей милости (исп.).

     1 Разодетыми (итал.).

     1 Изысканные фразы, сравнения (итал.)

     2 Остроты (исп.).

     1 Любыми путями (лат.).

     1 Верный Ахат (лат.).

     1 Смуглянка (исп.).

     1 Ломаю, но сам не сломлюсь (лат.).

     1 Высшая степень, предел совершенства (лат.).

     1 Вторым заходом (лат.).

     1 Второе "я" (лат.).

     1 Блестящие поэтические изыски (итал.).

     1 Перевод Мориса Ваксмахера.

     1 На низком существе (лат.).

     1 Грабитель (исп.).

     1 "Стремиться к высокому" (лат.).