бствовало   широкому   распространению   начетничества,  догматизма   и
цитатничества. В  науке  появились  равнодушные и  безынициативные  люди, не
умеющие и не желающие самостоятельно мыслить"332.
     Вполне естественно, что в таких условиях не могло быть и речи не только
о существовании общественных наук, пусть даже марксистских,  но и о малейшем
проблеске самостоятельной  мысли в  области той или иной науки. Если  это  и
случалось  иной раз,  то  люди, так называемые ученые,  начинали  друг друга
бомбардировать цитатами из  Сталина,  пока сам Сталин  не объяснял, какую из
своих цитат он считает теперь искомой истиной (вспомним хотя бы дискуссию по
философии до войны, дискуссию по языкознанию и политэкономии после войны).
     Вот этот, по словам  самого же Сталина, "аракчеевский режим  в науке" и
привел  к  ликвидации  в   СССР   общественных  наук,   к  полной  стагнации
теоретической мысли. Журнал "Вопросы истории" сформулировал тот же вывод, но
в несколько мягкой форме: "Атмосфера культа личности,- писал журнал,- вела к
консерватизму и  застою в науке. У нас имеются люди, которые  боятся всякого
нового слова и не желают расстаться с привычными взглядами"333.
     Период  с XX съезда  (февраль 1956  г.)  и  до  октября  1956  года был
периодом переоценки сталинского наследства в общественных науках, литературе
и искусстве. Этот период характеризуется  явно выраженными  противоположными
тенденциями:  с одной стороны, коллективное руководство старается продолжать
курс на десталинизацию, но десталинизацию, контролируемую сверху; с другой,-
массы, даже партийные  массы,  научные и творческие кадры, поняв развенчание
Сталина,   как   провозглашение  научной   и  творческой  свободы,  начинают
переходить намеченные сверху "контрольные  границы" и критиковать не столько
Сталина, сколько сталинскую систему.  В  Кремле  с самого начала {а не после
польских и венгерских  событий,  как принято  думать)  понимали,  что вторая
тенденция смертельно  опасна  для  режима,  и  поэтому Хрущев  еще  в  своем
"закрытом докладе" указывал на необходимость осторожного развенчания Сталина
в рамках системы. Буквально через  неделю после  своей первой  статьи против
Сталина  "Правда"  выступила со второй статьей  (5  апреля 1956 г.).  В  ней
ударение уже делалось на борьбу  против  "демагогов"  и "гнилых  элементов",
которые  "под видом  борьбы против культа  личности  Сталина критикуют линию
партии".
     С таким же  предупреждением выступили журналы "Коммунист"  и "Партийная
жизнь". Последний писал уже в марте 1956 года:
     "На некоторых собраниях  имелись  случаи  демагогических выступлений...
было бы политической слепотой не видеть того, что отдельные гнилые  элементы
под  видом  осуждения  культа  личности  пытаются  поставить   под  сомнение
правильность  политики   партии,   и,  по  сути  дела,   перепевают  избитые
клеветнические измышления зарубежной реакционной пропаганды" 334.
     Партийное руководство увидело, что диалог с народом в отношении критики
Сталина, даже в области теории,-  вещь опасная, что трудно провести какую-то
демаркационную линию  между Лениным и Сталиным, мЬжду  Сталиным и сталинской
системой, что трудно, да и невозможно, указать  точные страницы и  пункты, в
которых  Сталина  можно критиковать, не критикуя  идеологии режима.  Поэтому
Хрущев, особенно  в  свете  кризиса в  Восточной  Европе,  внес  "ясность" в
дискуссии  вокруг Сталина335,  заявив, что Сталин был и  остается выдающимся
"марксистом-ленинцем" и идеалом коммуниста.
     После  речей  Хрущева в канун  нового, 1957,  года и 8  января в защиту
имени Сталина уже перестала быть "модной"


     331"Правда", No 88, 28.3.1956.
     332"Вопросы истории", 1956, No 3, стр. 4.
     333"Вопросы истории", 1956, No 7, стр. 222.
     334"Партийная жизнь", 1956, No 6, стр. 20.
     335Речь Хрущева. "Правда", 19.1.1957.

     критика  "ошибок" Сталина  в области  теории, но это  не  означает, что
такая критика вообще прекратилась и что его ошибки амнистированы.
     В связи с этим надо отметить, что Хрущев, конечно, ничего принципиально
нового  в  вышеуказанных  речах  не  говорил, что  расходилось бы,  как  это
бессознательно полагают, с  политической оценкой, данной  Хрущевым Сталину в
его "закрытом докладе" от 25 февраля 1956 года.
     В самом деле, как начал и  окончил  свой доклад Хрущев? Вот начало  его
речи:
     "Целью  настоящего  доклада  не  является  тщательная  оценка  жизни  и
деятельности  Сталина. О  заслугах Сталина при  его жизни  уже было написано
достаточное  количество книг, брошюр и работ.  Роль  Сталина  в подготовке и
осуществлении Великой  Октябрьской Социалистической революции, в гражданской
войне и  в борьбе за построение социализма в нашей  стране известна во  всем
мире"336.
     А вот и конец:
     "Однако  в  прошлом у  Сталина несомненно  были  большие  заслуги перед
партией,   перед   рабочим   классом    и    перед   международным   рабочим
движением..."337
     Другое дело,  конечно,  что ни начало,  ни  конец  доклада  Хрущева  не
вязались   с  тем  списком   чудовищных  преступлений  Сталина  даже  против
собственной партии, который он докладывал съезду, но в этом  начале  и конце
уже содержались нынешние оценки Хрущева о Сталине. Но, как выше указывалось,
публичная  реабилитация   имени  Сталина  Хрущевым  не  означала  в   глазах
коллективного руководства амнистии так называемых "ошибок" Сталина.
     К этим  "ошибкам" журнал "Коммунист" вновь вернулся  уже в феврале 1957
года, разбирая вопрос  о  том, были ли правильны постановления  ЦК 1946-1948
годов в области литературы и искусства ("ждановщина"). Писатели, художники и
композиторы   особенно   резко  критиковали   многие   из   установок   этих
постановлений как "последствия культа личности" и голого администрирования в
области художественного творчества.  Разумеется,  ЦК  не мог  согласиться  с
такой критикой, особенно после польского и венгерского опыта. Но ЦК не мог и
полностью настаивать на них даже после этих событий. Слишком уже велико было
давление самих  писателей, слишком уже ярка была сталинская  печать на  этих
постановлениях. В статье "Коммуниста говорится:
     "Ленинские принципы руководства  в  области литературы и искусства  как
раз и направлены против  какой-либо "опеки", против  вмешательства в процесс
художественного творчества. Разумеется, последствия культа личности не могли
не отразиться на  литературе и  искусстве. В период, культа личности Сталина
были и элементы (!) администрирования, и необоснованной резкой критики, и т.
п...  Перегибы  перегибами,   однако   основное  направление...  состояла  в
осуществлении марксистско-ленинских принципов..."338
     Но редакция "Коммуниста" хорошо знает, что труден возврат  к ждановщине
- сталинщине в литературе... отсюда ряд оговорок и отступлений  от названных
постановлений. Журнал пишет:
     "Но  марксизм-ленинизм  требует  конкретного  исторического  подхода ко
всякому явлению, в том числе и к различным партийным документам,  принятым в
определенной  исторической  обстановке.   Было  бы  грубейшим   формализмом,
начетничеством применять каждую букву этих постановлений к новой обстановке,
к новым  условиям... некоторые их положения устарели,  некоторые нуждаются в
уточнениях"339.
     К числу неправильных положений журнал относит:
     идеализацию Ивана Грозного в постановлении ЦК о фильме "Большая жизнь";
     неправильную характеристику чеченцев и ингушей  в постановлении  ЦК  об
опере "Великая дружба"  Мурадели (все это было связано  с известным явлением
культа личности - пишет журнал);
     неправильную  и резкую характеристику выдающихся советских композиторов
(Шостакович, Прокофьев, Хачатурян, Шебалин и др.);
     "Что же касается,-  продолжает  журнал,- таких  административных мер  в
постановлениях ЦК о журналах "Звезда" и "Ленинград", как запрещение печатать
Зощенко,Ахматову и "им подобных", то эти меры были сняты самой
     жизнью"340 .
     В  новом  журнале  ЦК  "В  помощь  политическому  самообразованию"  уже
расшифрована  стыдливая формула, широко пущенная после развенчания Сталина,-
формула

     336 Н. С. Хрущев. "Доклад на закрытом  заседании  XX съезда КПСС", стр.
3.
     337Там же, стр. 54.
     338"Коммунист", 1957, No 3, стр. 15.,
     339Там же, стр. 21.
     340Там же, стр. 22.

     "марксизм-ленинизм". Формула "марксизм-ленинизм" отныне означает:
     "Наши  великие учителя - Маркс -  Энгельс - Ленин"34'.  Выключенный  из
этой  семьи  Сталин, однако,  был  "предан  марксизму-ленинизму", боролся за
теорию и практику коммунизма, но журнал оговаривает:
     "Мы знаем также и те  серьезные ошибки, которые он допустил в последний
период своей жизни, и которые наша партия успешно преодолевает"342.
     В  том же номере журнала помещена критическая статья  о  работе Сталина
"Марксизм и языкознание"343. Такой же критике подвергается и "военный гений"
Сталина.  "Красная   звезда"  6   марта  1957  года  в  статье,  посвященной
"ленинскому военному гению", не только не  нашла у Сталина никаких заслуг, а
подвергла критике так называемое сталинское  учение о "постоянно действующих
военных факторах"344.
     В общей оценке "заслуг" и "ошибок" Сталина в области теории все еще нет
единой  линии,   существует  несвойственный  "генеральной  линии"  разнобой,
который,  очевидно, отражает разнобой  во мнениях по данному вопросу в самом
коллективном руководстве.
     Общий   итог   критики   "теоретических  трудов"  Сталина   сводится  к
следующему:  Сталин   отныне  не   классик   марксизма-ленинизма,   а   лишь
марксист-ленинец, выдающийся, но и ошибающийся.

VI. ВОЗВРАТ К СТАЛИНУ

     Кардинальное   внутреннее   противоречие   в   разоблачении  культа   и
преступлений  Сталина  заключалось  в  том,  что  1)  в  области практики  -
сталинские  методы  террористического  правления  объявлялись   незаконными,
антипартийными,  тогда  как без них нельзя управлять режимом диктатуры и им,
только им, коммунизм обязан своим существованием и в СССР и в сателлитах; 2)
в  области теории  -  сталинскому  теоретическому наследству,  особенно  его
теории о классовой борьбе  в период  социализма  и его концепции  о  "врагах
народа", объявлялась война, как антиленинской  и антипартийной теории, тогда
как по этой части Ста-

     341"В помощь политическому самообразованию", 1957, No 1, стр. 5.
     342Там же, стр. 8.
     343Там же, стр. 127-131.
     344"Красная звезда", 6.3.1957.

     лин был просто незаменим  в  деле  обоснования текущей коммунистической
практики   теоретическими  догмами;   3)  в  области  морали  -   сталинское
вероломство,  подозрительность и  двуличие  выдавались  за  личные  качества
диктатора,  тогда  как  эти  качества и  составляют тот "моральный  кодекс",
которым органически пронизана вся философия господствующей системы.
     Сталинские диадохи совершили ошибку, решив противопоставить  сталинскую
систему самому Сталину, присвоив себе, как указывал Тольятти, все достижения
системы, объявив Сталина ответственным за  ее чудовищные преступления. Такой
поступок людей из  Кремля и их объяснения о культе личности тот  же Тольятти
объявил немарксистскими. Тольятти,  несомненно, прав. Ведь это Маркс писал в
предисловии к "Капиталу":
     "С  моей  точки  зрения, меньше  чем  с  какой бы  то  ни было  другой,
отдельное лицо можно  считать ответственным за условия, продуктом которых  в
социальном  смысле  оно  остается,  как  бы  ни  возвышалось  оно  над  ними
субъективно"345.
     Последствия ошибки Кремля сказались  очень скоро: 1)  в  идеологическом
кризисе в  мировом  коммунистическом  движении; 2) в политическом кризисе  в
странах-сател-литах; 3)  в  психологическом  кризисе  в самом СССР. Источник
всех кризисов один: развенчание  и  разоблачение Сталина:  Сталина  - творца
системы, Сталина - образца правителя.
     Однако  разоблачение   и   развенчание  Сталина  не  было  единственным
источником   идеологического  кризиса  в   самом   мировом  коммунистическом
движении.
     Хрущев огласил в своем  открытом докладе ревизию  ряда  догматических и
тактических   положений  коммунизма  применительно   к   новым  условиям   в
международной жизни. То была, однако, ревизия Ленина, а не Сталина. Нетрудно
в  этом  убедиться,  если сопоставить  то, что  говорил Хрущев,  с тем,  что
составляет основы ленинизма. Хрущев заявил на XX съезде:
     1.В  свободных  странах   коммунисты  могут   приходить   к   власти  и
парламентским путем.
     Сам  парламент  при  его коммунистическом  большинстве  превратится "из
органа буржуазной демократии в орудие действительной народной воли".
     То, что мы будто бы признаем единственным путем

     345 К. М а р к с. Капитал. Москва, 1949, т. I, стр. 8.

     преобразования общества насилие и гражданскую войну -  не соответствует
действительности.
     4. Фатальной неизбежности войны нет346.
     Тактическая цель этих новых "открытий" в ленинизме  была ясна: 1) войти
в "единый  фронт"  с  социалистами,  чтобы  легче  завладеть мировым рабочим
движением изнутри; 2) успокоить страны-сателлиты; 3) теоретически обосновать
"сосуществование"  для проникновения  в  тыл свободного  мира  (политически,
экономически и идеологически).
     Однако    эти    "открытия"    в    области    "дальнейшего    развития
марксизма-ленинизма",  не дав  Кремлю  каких-либо выгод, усугубили кризис  в
мировом  коммунизме, вызванный  разоблачением Сталина. Усугубили потому, что
новые  тактические  приемы  Кремля  находились  в  кричащем  противоречии со
старыми стратегическими установками Ленина. Вспомним отправные пункты Ленина
на этот счет:
     1.Ленин о тактике большевизма:
     "Эта тактика оправдалась громадным успехом, ибо большевизм стал мировым
большевизмом...  Большевизм  популяризовал  на   весь  мир  идею  "диктатуры
пролетариата", перевел сначала эти слова с латинского на русский, а потом на
все языки  мира...  Массам пролетариев  всех стран  с каждым днем становится
яснее... что большевизм годится как образец тактики для всех"347.
     2.Ленин о разных формах социализма:
     "В России диктатура пролетариата неизбежно должна отличаться некоторыми
особенностями...  Но  основные  силы  - в  России  те  же,  как  и  в  любой
капиталистической стране, так  что эти особенности могут касаться только  не
самого главного"348.
     3.Ленин о парламентаризме:
     "Коммунизм отрицает парламентаризм, как форму  будущего  общества... он
отрицает  возможность  длительного завоевания парламентов:  он  ставит своей
целью   разрушение  парламентаризма.   Поэтому  речь  может   идти  лишь  об
использовании буржуазных государственных учреждений с целью их разрушения. В
этом и только в этом смысле можно ставить  вопрос... Коммунистические партии
идут в эти
     учреждения  не  для  того,  чтобы вести там органическую  работу, а для
того,  чтобы   из   парламента  помочь  массам  взорвать  путем  выступления
государственную машину буржуазии и сам парламент изнутри"349.
     4.Ленин о "сосуществовании":
     "Мы  живем  не  только  в государстве,  но и  в  системе государств,  и
существование советской республики рядам с империалистическими государствами
продолжи  гельное время  немыслимо. В конце  концов, либо  одно, либо другое
победит. А пока этот конец наступит,  ряд  самых  ужасных столкновений между
советской республикой и буржуазными государствами неизбежен" .
     5.Ленин о форме власти:
     "Республика  советов   рабочих,  солдатских  и  крестьянских  депутатов
является не только формой более высокого типа демократических учреждений, но
и единственной формой"351.
     Кризис  коммунизма принял прямо-таки  катастрофический характер,, когда
Кремль    признал    "национал-коммунизм"     Тито     правомерной    формой
интернационального  коммунизма  в национальном масштабе.  По своей  правовой
системе  коммунизм Тито ничем не  отличается  от  ленинской системы, но Тито
внес в нее совершенно новый элемент - национальный динамизм.
     Интернационализм  Ленина  переродился в руках Сталина в  самое голое  и
неприкрытое   господство   советского   шовинизма   над   его   сателлитами.
Национал-коммунизм  Тито  и  был  реакцией на  этот шовинизм. И Тито победил
Сталина  не в  качестве  коммуниста,  а  как националист. Национальная  идея
оказалась  сильнее  коммунистической доктрины даже в  руках коммуниста.  Это
было серьезное предупреждение для  коммунистической империи во главе с СССР.
Сталин правильно видел в этом роковой прецедент для судьбы всего коммунизма.
Воздерживаясь до поры до времени от вооруженной ликвидации титоизма, Сталин,
однако,  поспешил объявить  режим  Тито  "фашистским режимом", чтобы считать
прецедент несуществующим.  Тем  временем началась  ликвидация  потенциальных
титоистов  в других странах "народной демократии".  Но  смерть  помешала ему
довести это дело до конца, а его незадачливые наследники в двух


     346Н. С. X р у щ е в. Отчетный доклад ЦК КПСС XX съезду партии.
     Москва, 1956, стр. 40, 41, 42, 43, 44.
     347Ленин. Собрание сочинений, 3-е изд., т. XXIII, стр. 385-386
     (везде подчеркнуто Лениным.- А. А.).
     348Ленин, т. XXIV, стр. 508.
     349  "Резолюция II Конгресса Коминтерна 1920 года, написанная Лениным".
Ленин, т. XXV, стр. 581-582. 350 Ленин, т. XXII, стр. 122.
     Л е н и н, т. XXII, стр. 131.


     декларациях - Белградской 1955  года и Московской 1956 года - узаконили
национал-коммунизм  как  правомерную  форму  коммунизма  вообще.  Вот  тогда
прецедент Тито родил  школу:  началось  брожение за  "свой  путь" социализма
почти  во всех странах-сателлитах, в Китае и даже в коммунистических партиях
свободного  мира.  Началось  движение  за децентрализацию  коммунистического
абсолютизма,  которая явно направлена  на создание трех  центров коммунизма:
Москва - Белград - Пекин.  Сила советского коммунизма до сих пор заключалась
в том, что советский путь коммунистической революции признавался единственно
правильным,  советская  формула  "диктатуры пролетариата"  -  универсальной,
"тактика большевизма  -  образцом для  всех", а  Москва  -  единым верховным
центром. Развенчание  Сталина  и  политическая  переориентировка  о "формах,
методах и путях" коммунизма на XX съезде  нанесли тягчайший  удар всей  этой
концепции. Логическим  следствием  этого  было появление стольких "путей"  к
социализму, сколько существует в мире коммунистических партий.
     Если для Кремля "теория  о  разных  путях" должна была служить наиболее
эластичным  тактическим средством  сохранения  собственного  господства,  то
некоторые  коммунистические партии за границей увидели в ней искомую формулу
"самоопределения". Даже ортодоксально-сталинская партия коммунистов в Италии
стала говорить об "итальянском" пути к социализму. Китай пошел  еще  дальше,
развив  именно после разоблачения  Сталина не  только собственный путь, но и
собственную доктрину  о  его методах. Пока  что успешная  попытка Гомулки  и
трагический опыт Имре Надя тоже были актами того же процесса. Когда развитие
процесса  далеко  зашло в  этом  направлении,  наследники Сталина очнулись и
пошли  на  то,  на что  не шел  даже Сталин:  коммунистическое правительство
Булганина объявило  войну коммунистическому правительству Надя. Польша  была
спасена  (на время)  исключительной  ловкостью  Гомулки, редким  единодушием
польского народа и вероятными разногласиями в Кремле.
     Вывод из  этих  событий  оказался весьма  многозначащим а  исторической
перспективе:  войны  возможны  и  между коммунистическими государствами, как
войны  империалистические  со   стороны  великих   держав  (СССР)  и   войны
национально-освободительные со стороны малых держав (Венгрия, потенциально -
Польша и Югославия).
     Польско-венгерские  события, резко усилившие оппозиционное брожение и в
самом СССР, привели к времен-