ледствии  до
секретаря  райкома  партии  включительно)  и до  наркома СССР,  зависели  от
соответствующего "сектора"  "Кабинета". Но, чтобы назначать новых, надо было
убирать старых,  по возможности  без  шума  и  скандалов. Об  этом заботился
"Особый  сектор", руководимый  Поскребышевым.  Внешне  он не был  каким-либо
"особым"  сектором.  Его  существование  в  аппарате  ЦК,  ранее  под именем
"секретного  отдела",  было  само  собой  разумеющимся  фактом.   Он  хранил
секретные  документы партии и правительства и был как  бы простым  партийным
сейфом. Когда  же  был окончательно оформлен  "Кабинет  Сталина",  секретный
отдел  ЦК просто  исчез, с тем чтобы появиться в составе  "Кабинета" уже под
другим и еще более таинственным названием: "Особый сектор". Да и существовал
он отныне, действительно, тайно. Только после окончательной победы Сталина -
после XVII съезда партии - было сообщено о его существовании.
     В чем же были его функции? В официальной партийной литературе вы будете
тщетно искать  ответа  на этот вопрос.  Неофициально же было о нем  известно
следующее. "Особый  сектор"  должен был  быть органом  надзора за верхушками
партии, армии, правительства и, конечно, самого НКВД. Для этого у него  была
собственная  агентурная  сеть и специальный подсектор "персональных дел"  на
всех вельмож без различия ранга. Сталин, сидя у себя в кабинете или находясь
где-нибудь на отдыхе, имел  постоянный контакт с закулисной жизнью партийных
и  государственных верхов  Москвы. Даже простая личная  переписка  людей  из
высших  слоев подвергалась бдительной  цензуре  сетью  "Особого  сектора"  -
исключение не делалось и для собственных единомышленников,- точь-в-точь, как
это делал и "черный кабинет" царской  охранки или Меттерниха. Таким образом,
Сталин знал, чем дышит его  враг  и  друг в  собственном  окружении. По мере
накопления   "минус   пунктов"  в  личном  деле   вельможи  его  судьба  уже
предрешалась  в  "Особом  секторе".  Предрешалась,   но  не  решалась.   Для
официального  решения существовали и официальные  органы ЦК в зависимости от
ранга  очередной  жертвы: если  он  был членом  ЦК,  его судьба  решалась  в
Секретариате и редко в  Оргбюро,  если же он  был высоким чиновником,  но не
членом  ЦК, то его  просто снимал  соответствующий  отдел ЦК. Если же Сталин
видел,  что  дело  не  обойдется  без  скандала,  то  он  часть  материалов,
дискредитирующих  того или иного высокого  члена  партии  или даже члена ЦК,
передавал официальному  партийному суду - ЦКК (позже КПК).  Там  тоже сидели
свои   "несменяемые   судьи"   -  Шкирятов,   Ярославский,   Сольц,   Янсон,
Орджоникидзе.
     В  основе  всей   организационной  политики  "Кабинета  Сталина"  лежал
испытанный  принцип,  который Сталин провозгласил в  качестве лозунга партии
лишь через два года -"Кадры решают  все!". Будущий биограф Сталина, которому
будут  доступны документы  сталинского "Кабинета",  с  величайшим изумлением
установит  тот  простейший  факт, что  не  Политбюро,  состоящее  из  старых
большевиков, а технический кабинет, состоящий из молодых, внешне скромных, в
партии и  стране  неизвестных,  но  способнейших  исполнителей  воли  своего
хозяина, направлял мировую и внутреннюю политику СССР. И это путем "подбора,
распределения и подготовки кадров", так как "кадры решают все".
     Так  "Особый  сектор"  освобождал  места, которые  немедленно  заполнял
"Сектор кадров" сначала Ежова, а потом Маленкова. Удивительно ли после всего
этого, что  наркомы дрожали  перед  Товстухой  и Поскребышевым, а  члены  ЦК
ползали перед Ежовым и Маленковым. И эти лица числились в списке аппарата ЦК
лишь "техническими сотрудниками" ЦК! "Техника в  период реконструкции решает
все",^- сказал Сталин по другому поводу. Его собственная "техника" над ЦК  в
руках  Поскребышевых и Маленковых  в Москве  предрешила и  судьбу партии. Не
выбранные  партией,  а  назначенные  "Сектором  кадров"  секретари  обкомов,
крайкомов и ЦК национальных компартий на местах, железная воля к единоличной
власти  самого главного  "конструктора"  всего этого заговора,-  такова была
обстановка в партии,  когда Сталин двинулся в "последний  и решительный бой"
за "ленинское наследство".
     Что  могли ему  противопоставить Бухарин и  его группа? Очень немногое:
академические меморандумы  на  имя ЦК  и платонические  заклинания  в  своей
правоте на его заседаниях.
     С точки  зрения "интересов страны и интересов самой  партии", бухаринцы
апеллировали и к разуму, и к чувству партии.
     -- В  интересах захвата всей власти и  установления личной  диктатуры и
над  партией,  и  над страной  Сталин  апеллировал  к  сокровенным  чувствам
партийных карьеристов и организованной силе партийного аппарата.
     Знающий свое дело, Сталин не спешил с выводами. Он давал оппозиционерам
возможность   высказаться  на  закрытых  заседаниях  ЦК;  более  того  -  он
сознательно провоцировал их на выступления. Порою он искусственно создавал у
своих противников впечатление собственного бессилия... Или иногда совершенно
уходил в  тень, за кулисы,  оставляя за собой возможность  для отступления в
случае  надобности.  Но тем  настойчивее,  тем  целеустремленнее  действовал
аппарат. "Дело не в Сталине, а в том дьявольском  аппарате, в руках которого
он  находится",- сказал  в  разгаре борьбы сам Угланов. Такое  впечатление о
себе у своих врагов мог создавать только Сталин.
     Уже во время борьбы против Троцкого в союзе с Зиновьевым и Каменевым, а
потом в борьбе против Зиновьева и Каменева в союзе  с Бухариным и Рыковым, у
Сталина   была   не  только  эластичная  тактика,  но  и  во  всех   деталях
разработанная  стратегия  -  ликвидация  всей  "ленинской   гвардии"  старых
большевиков, чтобы создать собственную партию - партию Сталина. Две ступени,
два важнейших и решающих препятствия  к этой конечной цели были относительно
легко  преодолены, причем преодолены, главным образом, не столько при помощи
своего авторитета, сколько авторитета в партии Бухарина, Рыкова и Томского.
     Сам    Сталин     внес     в     эту    судьбоносную    борьбу     свой
организационно-комбинаторский  гений  и  изумительное  чутье величайшего  из
сыщиков в политике. Его  горе-союзники по борьбе с Троцким и Зиновьевым были
лишены  и  того  морально-этического  преимущества  в  политической  борьбе,
которым  владел  Сталин:  абсолютной  свободы от  всякой  морали, от всякого
морального чувства. Когда на глазах у этих же союзников Сталин пользовался в
борьбе "с левой  оппозицией" (Троцкого)  и  "новой  оппозицией"  (Зиновьева)
методами самой очевидной фальсификации  и сознательной провокации, бухаринцы
лишь восхищались высоким классом изобретательности Сталина.  Он прибегал при
молчаливом  согласии  бухаринцев  к  самым  виртуозным номерам  политической
дрейфусиады  в  отношении организатора  октябрьского  переворота Троцкого  и
троцкистов в таком  масштабе  и  формах,  которых  Ленин  не применял даже в
отношении  своих политических врагов.  И  это сходило  ему с рук  без  звука
протеста со стороны бухаринцев. Сталин  -  "этот дрянной  человек с  желтыми
глазами",-   по    запоздалому   свидетельству   Крестинского,-    настолько
загипнотизировал своих союзников, что те просмотрели ту внутреннюю революцию
в партии, которую провел Сталин и против них. Я  говорю об  аппарате партии.
То,  что делалось в  Центральном Комитете партии, мы  видели. Еще лучше, еще
основательнее Сталин поработал над созданием собственного аппарата на местах
- в областях, краях, национальных республиках. Начиная с 1928 года на местах
уже  не  было ни одного законно избранного  секретаря партийной организации,
как  того   требовали   "устав"  партии   и   пресловутая   "внутрипартийная
демократия".   Старые  выборные  секретари   под  тем  или   иным  предлогом
освобождались от  партийной  работы. Иногда  их назначали, как я уже говорил
относительно Москвы, на высокие административные, дипломатические, а главным
образом  на хозяйственные должности,  лишь бы избавиться от них в  партийном
аппарате.  На  место  снятых "Сектор  кадров"  через легальный  орган  ЦК  -
оргинструкторский отдел - направлял чистокровных сталинцев. Когда  привыкшие
к шуму  о внутрипартийной демократии и к еще номинально  действующему уставу
партии   местные   партийные  организации  начали   отказываться   принимать
"рекомендуемых" Москвой  секретарей,  то  ЦК ввел практику (вопреки  тому же
уставу) назначения местных секретарей сверху. Для проведения их без скандала
через  местные пленумы партийных комитетов  ЦК теперь вместе  с назначенными
секретарями  посылал  на  место  и одного  из  инструкторов  ЦК. Инструктора
докладывали пленумам, что это есть "воля ленинского ЦК".
     Трудно  было  спорить  с  такой   могучей  "волей".  Если  же  где-либо
высказывали  недовольство  по   поводу   этой   новой  практики  или  против
навязывания  данной  организации   совершенно  неизвестного  ей  человека  в
качестве руководителя, то сеть "Особого  сектора"  быстро  создавала дело об
"антипартийной группе" в такой-то организации, которое обычно кончалось тем,
что  охотников   пошуметь  быстро  исключали  из  партии   решением  другого
подсобного органа Сталина - партколлегии ЦКК.
     В  отношении  подбора  и назначения местных секретарей  Сталин  как  бы
руководствовался мудрым  рецептом  Макиавелли  -  не  назначать наместниками
людей   местных.  Склонные  к  "сепаратизму",   они  легко   могут  изменить
"государю". Нельзя им давать,  кроме  того, и засиживаться на одном и том же
месте, надо их часто перетасовы
     вать. Организационная  практика Сталина  на местах придерживалась  этих
принципов весьма строго.
     К  концу  1928  года  завершился  и этот процесс  перестройки  низового
аппарата  партии  по  сталинскому образцу. Отныне основные кадры  секретарей
обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий состояли из людей пропущенных
через "Особый сектор" и назначенных  "Сектором кадров" "Кабинета Сталина". В
самих местных аппаратах, начиная с обкома, также был введен институт "особых
секторов", которыми  заведовали  исключительно лица,  присланные  из  Москвы
"Особым сектором"  и "Сектором кадров".  Формально заведующий "спецсектором"
подчинялся секретарю обкома (крайкома, ЦК местной партии),  но фактически он
был  подотчетен только  "Кабинету  Сталина". В  распоряжении этого  местного
"Особого сектора" находилась особая  сеть "партинформаторов"  вне парткома и
весьма  квалифицированный  штат  работников  в  самом   аппарате  партийного
комитета  (от  3 до 10  чел.)-сам  заведующий,  один  или  два  инструктора,
шифровальщик,  протоколист, особая  машинистка и  т.  д.  Никаких прав "спец
сектор" не имел, не имеет и сейчас. Вся его задача - в организации правдивой
и исчерпывающей информации для "Особого сектора" в ЦК. Заведующий "сектором"
постоянно участвует во всех заседаниях бюро и секретариата обкома (крайкома,
ЦК)   как  протоколист,  имея  при   себе  "особую  машинистку",  являющуюся
одновременно и стенографисткой.  Директивная связь  ЦК  с обкомами  проходит
через этот "спецсектор" -  шифрованные телеграммы,  секретные  директивы  ЦК
поступают  в  "спецсектор",   и  он  доводит  их  до  сведения  секретаря  в
расшифрованном виде.  Сам  секретарь обкома  передает Москве свои  секретные
доклады, ответы, решения через этот же сектор. Кроме обычных почтовых связей
и  правительственных проводов,  в  распоряжении  "спецсектора"  находится  и
отдельная "фельдъегерская служба" по линии НКВД (МВД),- то есть своеобразные
внутренние "дипломатические  курьеры",  которые  доставляют  в  Москву и  из
Москвы на места наиболее важные партийные и правительственные документы. Эти
курьеры более неприкосновенные лица, чем даже какой-либо  министр советского
правительства.   Они  снабжены  личными   мандатами  за  подписями  министра
госбезопасности, гарантирующими им не только личную неприкосновенность, но и
экстраординарные  права  на любые  услуги со  стороны  партийных и советских
властей при  исполнении  ими  служебных  обязанностей.  Такова  была техника
организации  партийного   аппарата  "Кабинета  Сталина"  накануне  открытого
выступления так называемой правой оппозиции в начале 1929 года.
     Я уже говорил, что с середины 1928 года споры между Сталиным и будущими
правыми носили характер скорее теоретический, нежели практический.
     Подробности о разногласиях Бухарина со Сталиным  по важнейшим  вопросам
большой практической политики в Политбюро, даже  в  кругах  членов ЦК, знали
очень  немногие  (зато  члены  "Кабинета Сталина" в лице  Ежова,  Маленкова,
Поскребышева, Поспелова и др.  о них  не  только знали, но и принимали в них
ближайшее участие на стороне Сталина).
     Сам Бухарин, по настоянию Рыкова, воздерживался выносить спор на пленум
ЦК. Томский, наоборот, был сторонником решительной развязки  или, во  всяком
случае, коллективной отставки  всей "тройки", чтобы этим  продемонстрировать
свое несогласие  со  сталинским  курсом.  Но  цель  Сталина  была  другая  -
подготовить   партийный  аппарат   и  партийный   актив  к  уничтожению  его
противников в открытых  боях, представив  их как  новую, на этот раз "правую
оппозицию".  Кличка "оппозиция" постоянно была  в истории ВКП(б)  той вечной
искомой   мишенью,  против   которой   всегда  можно  было   мобилизовать  и
неразборчивую партийную массу, и вполне разбирающихся партийных карьеристов.
Сталин вел дело к этому, но вел по-своему, по-сталински, то есть мастерски в
смысле  конспирации  и  виртуозно в  смысле  провокации. О  конспирации  уже
говорилось,  что  же касается  провокации, то  тут мне запомнился один очень
яркий эпизод, рассказанный "Генералом", который я и хочу сейчас изложить.


     XVI. СТАЛИН ВСТРЕЧАЕТ НОВЫЙ ГОД

     В  то время, когда  Томский поднимал  бокал за здравие рабочего класса,
Бухарин  читал  сентиментальные стихи советским "гранд-дамам",  а полупьяные
участники новогоднего  бала  поздравляли друг друга с "Новым  годом, с новым
счастьем",- на другом конце Москвы, на такой же, как у Томского, даче, тихо,
сухо и деловито встречала  Новый год и  ковала  новое счастье  группа серых,
безвестных, но энергичных молодых людей. Ни музыки, ни елки, ни даже
     тостов. Лишь монотонная  проповедь "отца", апостола, самого старшего из
присутствующих, быстро воспринимаемая его вернейшими адептами. Изредка сухие
и деловые  вопросы, на  которые  сейчас же следуют столь  же сухие и деловые
ответы.    Уединенность    места    сборища,   таинственность    обстановки,
озабоченно-деловые  лица  присутствующих и гнетущая тишина в большой длинной
комнате составляли резкий контраст шумно-веселому балу в Болшеве.
     Это  собрались  на  даче у Кагановича члены "Кабинета Сталина", в числе
которых  был и наш  "Генерал". Встречей руководил  Каганович. Докладывал сам
"отец".  Докладчик нарисовал предварительно "ужасающую" картину готовящегося
"истребления"  аппарата партии  со стороны  "заговорщиков"  против  партии -
Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова... Сталин доказывал присутствующим, что
первой жертвой этого "истребления", по замыслу  "заговорщиков", "должны быть
вот  мы  с вами,  весь  партийный  аппарат  сверху  донизу".  Более  того  -
"заговорщики"  хотят   уничтожить  и   военные  кадры  партии,  заменив   их
троцкистами  и  бывшими  специалистами  из  царской армии. И  объективно,  и
субъективно  программа  правых  "заговорщиков"  направлена  на   реставрацию
капитализма в стране. Именно потому, что без уничтожения партийного аппарата
невозможна  подобная  реставрация,  первый  удар  направлен  против  нас. Но
"заговорщики" достаточно умные люди, чтобы понять,  что нормальными методами
свободной партийной дискуссии, хотя  бы на пленумах ЦК или на съезде партии,
им   не   одолеть  уже  сложившийся  "ленинский  аппарат"  партии.   Поэтому
"заговорщики" прибегают к явно  провокационным трюкам и приемам. Даже больше
-  они стали  на  путь  вымогательства  и  шантажа  отдельных  членов  ЦК  и
руководителей  Красной  Армии.  Пользуясь  теми  или иными недостатками  или
ошибками в  прошлом  у  ряда наших руководящих  товарищей, бухаринцы готовят
удар  и  по  ним. Это им тем  более легко  делать,- многозначительно добавил
Сталин,- что странным образом копии всех личных дел наших кадров из "Особого
сектора" очутились  в руках  Бухарина. Когда заведующий  персональным учетом
Смиттен  начал оправдываться,  заявляя,  что эти документы  никак  не  могли
попасть к Бухарину, Сталин вопрошающе посмотрел на Поскребышева.
     -  К  сожалению,  Иосиф  Виссарионович  прав,-   с   апломбом   ответил
Поскребышев.
     - Но как быть, как исправить эту ошибку нашего
     аппарата и одновременно обезвредить бухаринцев?- спросил  Сталин. И сам
же ответил:
     - Вот мы с Лазарем Моисеевичем и Вячеславом Михайловичем договорились о
следующем: пока бухаринцы еще не успели реализовать украденные документы, мы
должны предупредить наших людей, наших членов ЦК и руководителей армии о той
провокации, которую готовят против них бухаринцы. Для этого есть только один
путь -  сотрудники  аппарата ЦК,  допущенные  к  работе  в "Особом секторе",
должны немедленно выехать  на места и ознакомить  этих товарищей с выписками
из их личных дел, которыми против них хотят воспользоваться бухаринцы.
     Сталин  закончил  свое  изложение  одним строжайшим  предупреждением  -
"выписки  эти предъявляются соответствующим товарищам не  как выписки  из их
личных дел, а как перехваченный ЦК материал бухаринцев".  После ознакомления
товарищей  с  выписками  командированные  должны  взять  у  каждого  из  них
письменное объяснение по двум вопросам:
     1.  Что  может  сказать  этот товарищ в  свое  оправдание  по  существу
обвинения, которое выдвигают против него бухаринцы?
     2. Если  он  опровергает этот  компрометирующий его материал, то чем он
объясняет поведение группы Бухарина?
     Роли  были  распределены. Новогодняя  встреча  кончилась. Прямо  с этой
встречи "Генерал" приехал к  Томскому и изложил весь план Сталина Бухарину и
Томскому в присутствии Сорокина.
     Какова была реакция  у Бухарина и Томского  на план Сталина, Сорокин не
рассказывал, но  я живо помню  реакцию кружка  Зинаиды Николаевны, когда  мы
через два или три дня после Нового года обсуждали этот план  на ее квартире.
Мы  собрались довольно поздно вечером,  но так  как инициатор данной встречи
"Генерал"  все  еще  отсутствовал,  делились  пока впечатлениями  от встречи
Нового года. Разговор как-то  не клеился, тем более,  что Сорокин  был почти
безучастен, хотя  Зинаида Николаевна старалась  вывести его из "равновесия",
что ей явно не удавалось. Только  "Нарком" на этот  раз  был очень оживлен и
без умолку хвалился своими, по всей  вероятности, мнимыми  успехами на охоте
под Новый год,  так  что  Сорокин  при  каждом  его  новом удачном  выстреле
недоверчиво  покачивал  головой или  строил  насмешливую  гримасу. Когда  же
"Нарком",  уничтожив  сонмы  уток, куропаток,  зайцев  и пару  лисиц,  начал
целиться в волка, Сорокин резко оборвал "выстрел":
     - Давайте оставим холостые выстрелы. Лучше расскажи,  почему у тебя  не
хватило пороху на московском активе, когда надо было стрелять в Кагановича?
     -  Но я никогда не охотился сразу  за двумя зайцами,как ты  на активе в
ИКП,- рассердился "Нарком".
     - Заяц за зайцем не охотится,- ответил Сорокин.
     - Перестаньте говорить глупости,- вмешалась Зинаида Николаевна.
     Очень кстати раздался звонок. Явился, наконец, "Генерал".
     -  Я совершенно  уверен,  что Зинаида  Николаевна,а вместе  с нею  и вы
будете  снисходительны  ко мне  заопоздание,  если я поведу  свой  рассказ с
конца,-начал "Генерал". Он сообщил, что был на инструктивномсовещании в ЦК и
что  на  рассвете  на  специальном  юнкерселетит  на  Кавказ  для  обработки
руководителей края.  "Генерал" изложил "план Сталин