тогда партия - это тоже Сталин?
     - Совершенно правильно!
     - В этом случае я констатирую, что не один Стэн -враг партии,- заключил
Белов.
     Юдин не возразил, а из зала раздались громкие голоса одобрения.
     - Информационное собрание объявляю закрытым,-сказал Юдин и, собрав свои
бумаги,  направился  к  выходу.  Вдогонку  летели  выкрики,   вопросы,  люди
осаждалиего со всех сторон, но он благополучно вышел из "окружения" и исчез.
     - Играет в Сталина,- заметил кто-то.
     - Юдин - это партия,- уточнил свое заключение Белов.
     Информационные собрания Юдина повторялись каждый вечер, но существенных
сведений о  ходе пленума они не давали. Из старших  курсов их почти никто не
посещал, имея, вероятно, более верные источники, чем Юдин. Не бывал на них и
Сорокин, который раз или два сам имел билет для гостей на пленум.
     Чем ограниченнее были наши сведения, тем больше росло наше любопытство.
Что сталинский  аппарат ЦК  будет  дезинформировать  коммунистов через своих
подставных Юдиных,- это понимали все: и  враги и друзья аппаратчиков. Почему
же правые члены ЦК скрывают от партии  "баню", которую задают  им на пленуме
сталинцы,-  это отказывались понимать  именно друзья  правых.  Только  через
месяц после пленума мы узнали  из  "стенограммы пленума ЦК" причину молчания
правых.  В  самом начале  работы  пленума  Сталин провел  одно  внеочередное
решение. В этом решении говорилось61:
     "Установить специальные меры,- вплоть до исключения из ЦК и из партии,-
могущие гарантировать секретность  решений  ЦК и  Политбюро ЦК и исключающие
возможность информирования троцкистов о делах ЦК и Политбюро".
     Цель этого  решения была ясна - лишить возможности любого из участников
пленума,  даже членов  Политбюро,  информировать  партию  о  внутрипартийных
делах,  если  у  него  не  будет  на руках  "путевки". Агитпропа ЦК. Поэтому
секретарь институтской ячейки Юдин имел право "информировать" коммунистов, а
член ЦКК Стэн, член Политбюро Бухарин должны были молчать.
     Из  этой же стенограммы мы узнали, в чем заключалась "философия правого
оппортунизма" нашего  профессора Стэна  (стенограммы  пленумов ЦК  партийная
организация ИКП получала в одном экземпляре, а читали ее в групповом порядке
по курсам и отделениям).  Стэн избрал оригинальный способ "философствования"
и на  основании всего того, что сам Сталин писал и  говорил о троцкистах  во
время  борьбы  с  Троцким,  доказывал,  что  в  нынешнем  курсе  Сталина  на
сверхиндустриализацию за счет военно-феодальных грабежей крестьянства ничего
нет сталинского - это "второе исправленное  и дополненное издание троцкизма"
Сталиным. "Исправления" и  "дополнения" сводятся только к одному: объявлению
открытой гражданской  войны  в деревне, клевеща на Троцкого и  фальсифицируя
Ленина. Если ЦК станет на путь Сталина, контрреволюция свернет шею нам всем.
В этом случае  русская революция  захлебнется  в крови крестьянской  Вандеи.
Теоретический  примитивизм  не дает Сталину видеть  за деревьями леса, а лес
этот  -   великая  крестьянская  Россия.  Русская   революция  была  спасена
крестьянством, крестьянство  же  может ее и  погубить.  Если партия не хочет
подготовить, в конечном счете, свои собственные похороны, она должна заявить
Сталину и  его единомышленникам - назад к нэпу.  По отношению к крестьянству
это означает  -  уничтожение чрезвычайных мер по  хлебозаготовкам, пересмотр
политики чрезмерного налогового обложения, свободу  кооперирования, поднятие
цен на хлеб, обеспечение крестьянского рынка промышленными товара-

     61 "ВКП(б) в резолюциях...", стр. 521.

     ми  по нормальным  ценам. Этот  путь  -  путь  завоевания  крестьянства
советским  рублем. Верно, путь этот - длинный, трудный, но ленинский. Есть и
другой путь,  короткий  и соблазнительный, но полицейский - путь  завоевания
крестьянства  штыками  войск ОГПУ.  По  первому пути завещал идти  Ленин, по
второму хочет шагать Сталин. Но мы ему тогда не попутчики.
     -  Вы  попутчики  Каменева!-  раздалась  чья-то  реплика  в этом  месте
стенограммы.
     - Сталин и Молотов были попутчиками  Каменева  всю свою жизнь!- ответил
Стэн,  намекая  на  работу   Молотова  и   Сталина  вокруг  думской  фракции
социал-демократов большевиков  и в  газете  "Правда"  -  первого в  качестве
секретаря редакции, а второго в качестве помощника редактора (редактором был
Каменев).
     Вся   речь  Стэна  была   пересыпана  такими  репликами   уже   заранее
прорепетированных  сотрудников  Сталина. Трудно было судить  об  успехе речи
Стэна на пленуме, но на нас она произвела исключительное  впечатление. После
речей  Бухарина  и  Угланова  она,  пожалуй,  и была  наиболее  острой. Речь
Томского была грубее, прямолинейнее,  но в том  же плане. Рыков дискутировал
по практическим вопросам хозяйственной  политики, почти  не  касаясь "чистой
политики".  Поэтому мы ничуть  не удивились,  когда  узнали,  что Рыков  был
назначен  докладчиком   по  пятилетке  на   XVI  партийной   конференции  по
предложению самого Сталина, несмотря на возражения его друзей.
     Стэн  участвовал  более  активно  и  в  подаче  реплик  Сталину,  когда
последний  терялся в дебрях теории. В "Сочинения"  Сталина вошла  пара таких
реплик  Стэна,  видимо,  очень изуродованных,  а потому  маловразумительных.
Прежде чем привести их здесь, я  хочу сказать о предмете спора.  В 1916 году
Бухарин выступил  в журнале "Интернационал  молодежи" со статьей,  в которой
утверждал,  что социал-демократия  должна подчеркивать  свою  принципиальную
враждебность  к  государству.  Ленин  ответил  Бухарину  статьей, в  которой
говорилось, что теория враждебности ко всякому государству, теория  "взрыва"
государства  -  это  не  марксистская,   а  анархистская  теория.  Марксисты
утверждают,  что  есть, кроме буржуазного, и "пролетарское  государство",  к
которому социал-демократы  будут относиться как  к своему государству, и что
такого государства  ("диктатура пролетариата") не "взрывают", а оно отмирает
постепенно само по себе
     (Энгельс.   "Анти-Дюринг").  Приводя  эту  дискуссию  между  Лениным  и
Бухариным, Сталин заключил62:
     "Кажется  ясно, в чем тут дело и в какую полуанархическую  лужу  угодил
Бухарин!
     Стэн: Ленин тогда в развернутом виде еще не  формулировал необходимость
"взрыва  государства".  Бухарин,  делая  анархистские  ошибки,  подходил   к
формулировке этого вопроса.
     Сталин:  Нет, речь идет сейчас не об  этом, а  речь идет об отношении к
государству вообще, речь  идет о том, что, по мнению Бухарина, рабочий класс
должен быть  принципиально враждебен ко всякому государству, в том числе и к
государству рабочего класса.
     Стэн: Ленин  тогда говорил только об  использовании государства, ничего
не говоря в критике Бухарина о "взрыве".
     Сталин:  Ошибаетесь,  "взрыв"   государства  есть  не  марксистская,  а
анархистская  формула. Смею  заверить вас,  что речь идет здесь о  том,  что
рабочие  должны  подчеркнуть,  по  мнению  Бухарина   (и  анархистов),  свою
принципиальную  враждебность  ко  всякому  государству,  стало   быть  и   к
государству переходного периода, к государству рабочего класса..."
     Стэн  не  ошибался, но  не  ошибался и  Сталин.  Последний  сознательно
выдергивал отдельные слова  из  писаний  Бухарина,  чтобы,  в  конце концов,
заявить, что "Бухарин против диктатуры  пролетариата!". Для этого Сталин шел
на сознательную  фальсификацию и Ленина, рассчитывая с полным  основанием на
невежество большинства членов пленума в чересчур теоретических проблемах. На
такой операции  Стэн и поймал Сталина. Но Сталин не был из  тех, кто, будучи
на  месте  пойман  с  поличным, поднимает  руки вверх и говорит:  "Сдаюсь!".
Наоборот,  в  таких случаях  он умел  напускать  вокруг себя  такую  дымовую
завесу, сквозь которую не было видно  ни вора, ни поймавшего его "блюстителя
порядка".   Только   слышны   громкие,  самоуверенные,  возмущенные   окрики
"пойманного". И тогда вы должны были невольно  спрашивать себя - кто же кого
поймал: вор - "блюстителя порядка" или "блюститель" - вора?
     Так случилось со  Сталиным и сейчас. Вопреки железным фактам,  несмотря
на неопровержимые документы о том, что

     62 И.Сталин.Сочинения, т. 12, стр. 72.

     Бухарин  был  вместе с  Лениным  автором  программы партии о "диктатуре
пролетариата" -1919 года;
     1) Бухарин был автором, а Ленин соавтором теории о "взрыве" буржуазного
государства,- Сталин утверждал обратное. Пойманный с поличным и раздраженный
этим Сталин начал  целыми страницами цитировать Ленина, а все цитаты  как бы
нарочито говорили за Бухарина и против Сталина63.
     Когда и этот  прием  не  произвел  должного  впечатления, Сталин  начал
цитировать Бухарина. На этот  раз Сталин хотел доказать пленуму, что Бухарин
считает   себя,   как  теоретика,  выше  Ленина.   Прием  этот   был   чисто
демагогическим.  Продолжая свой  спор  со Стэном, но  обращаясь  к  пленуму,
Сталин спрашивал64:
     "Вы не считаете это  вероятным,  товарищи?  В таком случае послушайте".
После этого интригующего вступления Сталин процитировал примечание  Бухарина
к его статье в "Интернационале  молодежи", перепечатанной после  революции в
сборнике "Революция права". В этом примечании Бухарин писал:
     "Против статьи  в "Интернационале  молодежи" выступил с  заметкой В. И.
(т. е. Ленин). Читатели легко увидят, что у меня не было ошибки, которая мне
приписывалась, ибо я отчетливо видел необходимость диктатуры пролетариата; с
другой стороны, из заметки Ильича видно,  что он тогда неправильно относился
к  положению о "взрыве" государства (разумеется, буржуазного), смешивая этот
вопрос с вопросом об отмирании диктатуры пролетариата...
     Когда я  приехал из Америки в  Россию и  увидел Надежду  Константиновну
(это было на нашем нелегальном VI съезде, и в это время В. И. скрывался), ее
первыми словами  были слова: "В. И.  просил вам передать,  что в  вопросе  о
государстве у него нет теперь разногласий с вами". Занимаясь вопросом, Ильич
пришел к тем  же выводам  относительно "взрыва",  но  он развил эту тему,  а
затем и  учение о  диктатуре  настолько, что сделал целую  эпоху  в развитии
теоретической мысли в этом направлении".
     Приводя эту цитату Бухарина, Сталин с сарказмом заявляет65:
     "До сих пор мы считали и продолжаем считать себя

     63 Там же, стр. 74, 75, 76 - три страницы мелким шрифтом.
     64 Там же, стр. 77.
     65 Там же, стр. 78.

     ленинцами,  а  теперь оказывается,  что и  Ленин  и  мы,  его  ученики,
являемся  бухаринцами..."   Но  приведенная   цитата,  засвидетельствованная
присутствующей тут же женою  Ленина - Крупской, доказывала обратное: Бухарин
считал  себя учеником Ленина, воздавая  должное, а в  данном  вопросе даже и
больше  своему  учителю, но продолжал  мыслить  самостоятельно,  как  и  при
Ленине, а это как раз и не полагалось при Сталине.
     Право на свободу мысли отныне имел только  Сталин. Все остальные должны
были мыслить по Сталину. Юдины  мыслили по Сталину  -  и поднимались в гору.
Стэны и Бухарины мыслили по-своему и катились в пропасть. В этом  и была вся
"философия эпохи!" "Играть в Сталина" - стало  модой фанатиков, карьеристов,
приспособленцев. Партия вступила на путь политического хамелеонства. Начался
естественный отбор сталинских приживальщиков. Нигде этот "отбор" так ярко не
свидетельствовал о своей истинной природе, как у нас в Институте. Как только
у нас узнали, что Бухарин  снят  с  работы  в "Правде",  а Томский - с поста
председателя  ВЦСПС, тотчас же  началось брожение  среди правых в Институте.
Многие из тех, кто еще вчера громче всех кричали о правоте правых или просто
дипломатически  отсиживались в  ожидании развития событий,  столь же  громко
начали кричать о правомерности "генеральной линии" партии и ее "генерального
секретаря". Карьеристы  с  их тончайшим чутьем ловить  колебания  партийного
барометра,  приспособленцы  с  их  удивительным даром применяться  к  любому
месту, конъюнктурщики с их гениальным умением сбывать  старые  и приобретать
новые акции  на партийной бирже,- все  двинулись в  поход против собственной
совести,  чести  и  простой  порядочности,  чтобы  завоевать свои  права под
восходящим "солнцем  Сталина". Объявленная  "генеральная чистка" не только в
партии, но  и во всех частях  государственной машины (в советском  аппарате,
профессиональных союзах, в армии) еще больше  подогревала  страсти людей  из
этой породы. Историческим решением апрельского пленума Сталин накалил железо
докрасна. Теперь дело было за ковкой. И его аппарат ковал.
     Когда через  несколько дней после пленума и  XVI  партийной конференции
секретарь ЦК Каганович делал доклад для теоретиков и пропагандистов партии в
Коммунистической академии, в зале собрания уже царила другая атмосфера,  чем
в  декабре прошлого года.  Да и Каганович  меньше  всего опровергал "теории"
правых.
     Партия политически похоронила правых на своем пленуме. Если о них нужно
разговаривать,  то  только   как  о  покойниках,  но  не   в  плане   старой
оппортунистической  поговорки,  что  "о  покойниках ничего  не  говорят  или
говорят  только  хорошее".  Совершенно наоборот,  о дрянных  покойниках надо
говорить только дрянь. Если мы сегодня говорим о них вообще, то  в назидание
тем скрытым врагам  внутри нашей партии, идеологом которых выступал Бухарин.
Обращаясь  к ним, мы говорим: не выходит,  не вышел и не выйдет  ваш  номер.
Партия  железной метлой будет  выметать вас из своих рядов. Ошибутся и те из
них, кто подумает, что в горячих боях  партии за строительство  социализма в
нашей  стране  они постоят в тени до лучших времен. Таких мы будем брать  за
шиворот, подводить к огню и ставить перед выбором: или в бой за дело партии,
или вон из партии Ленина.
     Партия  научилась  читать  душу своих членов  по их делам.  Кто  начнет
кривить  душой  в надежде обмануть партию, тех ждет глубокое  разочарование.
Когда  же, разочаровавшись, они пощупают под собою почву - они ее не найдут:
они  окажутся  на  дне троцкистско-белогвардейского  болота. В  этом  болоте
найдется  место  для всякой  сволочи. Приблизительно таким был академический
язык Кагановича на собрании "коммунистических академиков".
     Вызывающий, угрожающий  и  победоносный  тон  речи свидетельствовал  не
столько об  уже  одержанной  победе,  сколько  о наступающей  новой главе  в
истории    большевизма.   Об    этой   главе    при   гробовой   тишине    и
подобострастно-напряженном внимании слушателей Каганович сказал:
     - Наша партия сейчас сильна как  никогда.  Сильна тем,  что  она  после
смерти Ленина через ряд серьезнейших потрясений  и суровых  испытаний нашла,
наконец, своего  истинного,  волевого и  мужественного вождя.  Вождь  этот -
товарищ Сталин!
     Слова эти были сказаны с таким подъемом,  а напряжение на собрании было
настолько высоким, что разрядка последовала автоматически - в зале раздались
бурные   аплодисменты.  Какая   ирония   политической  борьбы,   какая  сила
политического хамелеонства! Еще несколько месяцев тому назад тот же зал, при
тех же  слушателях, столь же бурно аплодировал одному появлению  Бухарина, а
тому  же Кагановичу вызывающе сорвал собрание. Теперь Каганович торжествующе
мстил ему за это.
     Каганович  говорил  долго, говорил с  энтузиазмом,  убежденно,  говорил
формулами лозунгов,  когда напрашивался  на аплодисменты, языком  протокола,
когда констатировал  величие  Сталина, тоном  приказа,  когда  олицетворял в
Сталине  партию. Приказ No 1 Кагановича для теоретического фронта гласил: за
"культ Сталина!" За "культ Сталина" в партии, за "культ Сталина" в политике,
за "культ Сталина" в истории,  за "культ  Сталина"  в  стране. Конечно, этих
слов не  было,  но  смысл  был  этот. До сих  пор  было принято  говорить  о
"коллегиальном руководстве" партии, о  "ленинском ЦК", о "вождях партии", об
"учениках и соратниках Ленина".  Отныне родилась новая формула: "вождь нашей
партии т. Сталин" и никаких других "вождей нашей партии" нет! Потом родились
и другие формулы  (правда, значительно позже): не "партия Ленина", а "партия
Ленина -  Сталина", не "ученики  и соратники Ленина", а "ученики и соратники
Сталина",  не  "учение  Маркса -  Энгельса  - Ленина", а  "учение  Маркса  -
Энгельса - Ленина - Сталина", пока дело не дошло до того, что Ленин оказался
лишь "великим", а Сталин "гениальным".
     Величие  Сталина  первоначально  "открыли"  три  члена  ЦК:  Каганович,
Молотов и Ворошилов и три человека на  идеологическом фронте: Мехлис, Юдин и
Митин.  Эта последняя тройка  и подхватила на  собрании  данный  Кагановичем
приказ науке о возвеличении Сталина.
     -  До  сих пор  в широких  кругах партии было  принято думать,-  заявил
первый оратор в прениях Мехлис,-  что основная тяжесть разоблачения теории и
философии троцкизма лежала на  т.  Бухарине.  Сейчас  надо  заявить  со всей
откровенностью, что  это -  легенда, созданная самими бухаринцами. Главным и
единственным теоретиком нашей партии после Ленина был и остается т.  Сталин.
Сталину, и  только ему,  наша партия  обязана  разгромом всех  теоретических
позиций троцкизма. Эклектику и схоластику Бухарину эта задача  не  только не
была  по  плечу, но  он  за нее  даже  и  не брался.  Теоретическая  мощь  и
марксистская глубина сталинского анализа могут быть сравнены только с гением
Ленина. Чтобы развенчать искусственную легенду о  Бухарине как  о теоретике,
мы должны рассказать всей партии, каким великим теоретиком она располагает в
лице  т. Сталина.  Нам всем известна исключительная скромность  т.  Сталина,
когда мы начинаем говорить о  его личных  заслугах и личных качествах. Точно
так же мы знаем, что т. Сталин не терпит не только  саморекламы, но и всякой
рекламы о нем. Мы,большевики, и  не  собираемся  делать  реклам в  интересах
создания новой фальшивой "легенды". Мы только доводим до сведения партии тот
величайшей  важности  исторический  факт, который тщательно скрывали  от нее
бухаринцы:  Сталин является  единственным  теоретическим преемником  Ленина.
Партия  должна,  наконец,  знать  эту  правду  даже через голову  сталинской
простоты и скромности, так  как  он принадлежит партии  так  же,  как партия
принадлежит ему!
     Так  говорил Мехлис о Сталине  как о теоретике, о том  Сталине, который
еще  года  два  тому  назад,  будучи выставлен кандидатом  в члены  этой  же
Коммунистической   академии,  был  почти   единогласно   забаллотирован  "за
отсутствием у т. Сталина специальных исследований в области марксизма".
     Читатель легко  догадается, что  новый заместитель  главного  редактора
"Правды"  -  Мехлис  - скоро  перестал быть  таковым:  "скромный" Сталин его
назначил  главным редактором! Юдин  и Митин  предложили в своих выступлениях
пространный "издательский план" для работников "теоретического фронта". План
предусматривал разработку  и издание новых философских работ на тему о  том,
"как Сталин поднял  марксизм на новую,  высшую ступень". Потом "пошла писать
губерния"  - экономисты наперебой доказывали, что  Сталин  разработал основы
"политической экономии социализма" (Леонтьев, Островитянов, Варга,  Лаптев и
др.),  историки  нашли  в  работах Сталина  ключ к  пониманию  исторического
процесса  всего человечества (Минц, Панкратова, Кин, Кнорин и др.). Философы
поражались "глубиной и  универсальностью сталинского диалектического метода"
(те же Митин,  Юдин,  Ральцевич,  Розенталь,  Константинов и  др.).  Словом,
Каганович  произвел Сталина  в действительного "вождя  партии",  констатируя
смысл происшедшего в ЦК переворота, а коммунистические "академики" произвели
его, хотя и задним числом, в  сан непогрешимого и вездесущего академического
бога!
     Так началось рождение новой славы или новой "легенды".  Люди  создавали
себе бога воистину  по  образу  и подобию  своему.  Именно  создавали,  а не
открывали. При всем напря