и "левых",

     34 И.Сталин. Сочинения, т. 11, стр 235-236.

     ни примиренцев с ними.  Это надо сказать здесь со всей категоричностью.
Пора бросить сплетни..."
     Декабрь 1928  года окончательно прояснил горизонт:  Сталин на заседании
общей комиссии  предложил  свои  контртезисы против  Бухарина  и Рыкова и по
вопросам коллективизации, и по  вопросам индустриализации. Тезисы  эти  были
утверждены  комиссией против двух голосов (Рыкова  и Бухарина).  Контртезисы
Сталина радикально расходились с установками  Рыкова и Бухарина, даже больше
- с  директивами XIV и XV съездов партии, именно по вопросу о методах, путях
и  темпах  проведения  пятилетки  в  промышленности  и  сельском  хозяйстве.
Комиссия, приняв план Сталина, предоставила, однако, право Бухарину и Рыкову
изложить свою критику плана Сталина в письменном виде на очередном заседании
Политбюро.  Рыков  был  против  того, чтобы  воспользов-ваться этим  правом,
Бухарин  хотел  доказать  во  что  бы  то  ни  стало  недоказуемое.  Томский
беспрекословно присоединился к  Бухарину. Рыков тогда сдался. Так  появились
контр-контртезисы по всем основным вопросам хозяйственной политики партии от
имени этой тройки. Аппарат ЦК размножил эти тезисы и как  "платформу правых"
разослал  местным  организациям  еще  до  того,  как   они  стали  предметом
обсуждения в Политбюро.  К ним были приложены тезисы  Сталина -  как решение
ЦК, против которого теперь выступает правая тройка. Сталин  оформил "правых"
юридически, а "партактивы" начали требовать расправы с "тройкой".
     Пока  Сталин  счел  возможным   созвать  заседание  Политбюро,   в   ЦК
образовалось  наводнение  резолюций  с  мест -  "решительно  осуждаем правых
капитулянтов - Бухарина, Рыкова, Томского", "решительно требуем их вывода из
Политбюро", "решительно требуем... требуем...".
     Сейчас же, в разгаре этого  потока резолюций и "негодования партии"  по
адресу  правых, было созвано  совещание  секретарей обкомов, крайкомов  и ЦК
национальных   коммунистических  партий  для  подведения  итогов  обсуждения
"платформы  правых". Совещание,  при незначительном количестве  "против", но
при значительном количестве "воздержавшихся", внесло предложение в Политбюро
и президиум  ЦКК  об  осуждении  "платформы  правых".  Теперь  Сталин созвал
Политбюро и доложил результат "дискуссии"  в местных "организациях" партии и
центрального совещания при ЦК. Колеблющиеся члены
     Политбюро и президиума  ЦК покорились  "воле  партии"  Рыков, Бухарин и
Томский оказались в изоляции. уже тогда Рыков произнес  впервые цитированную
мною в другом месте известную фразу:
     - Сколько раз я говорил Николаю Ивановичу (Бухарину.-  А. А.) - не надо
составлять письменных документов!
     Впоследствии, в феврале  1937 года, он  эту фразу вновь повторил. Рыков
не понимал, что беспокойной рукой Бухарина водила незримая воля Сталина.
     Сталину нужны были  письменные документы (он, конечно, и без них сделал
бы  свое дело,  но так  было  легче), а  Бухарин любил писать. Эту  слабость
Сталин использовал.
     -  Вот документы, вами  же  подписанные,  товарищи,-швырял  ими  Сталин
каждый   раз,  когда  правые  начинали  сопротивляться.  И  это  производило
впечатление.


     XII. БУХАРИН ИЩЕТ "СОЮЗНИКОВ"

     Начавшаяся борьба между правыми и группой  Сталина поставила троцкистов
и  зиновьевцев перед тяжелым решением: как  быть?  Идеологически в  нынешнем
споре Сталина с Бухариным  они  стояли  ближе к Сталину ("правая опасность -
главная  опасность  в  партии  и  стране"),  психологически  они  не   могли
поддержать Сталина, так как слишком велики были раны, нанесенные им Сталиным
в  союзе  с тем  же  Бухариным.  Политически  ориентация  на группу  Сталина
означала  бы для них  катастрофу: полное идейное, на этот  раз добровольное,
разоружение перед Сталиным. В этом  случае троцкисты и зиновьевцы похоронили
бы  себя  в глазах  партии как  ортодоксальное  "ленинское  течение"  внутри
партии,  на что они до сих пор претендовали. Еще менее приемлема была группа
Бухарина. Не Сталин, а Бухарин ,был ведущим, главным идеологом и  теоретиком
разоблачения платформы и троцкистов, и зиновьевцев, а потом и "объединенного
троцкистско-зиновьевского  блока"  (1926  г.).  Без  пропагандной  машины  и
теоретической лаборатории Бухарина Сталин  погиб бы еще в  первой  схватке с
троцкистами, не  говоря уже об объединенном блоке троцкистов  и зиновьевцев.
Нельзя забывать, что на первых этапах развертывания дискуссии за  "ленинское
наследство",  иначе  говоря  за  власть,  центр  тяжести   лежал  в  области
теоретической и программной.  Аппарат  ОГПУ  был  пущен в ход для физической
расправы только  после  идеологической  победы.  Идеологическая  расправа  с
троцкистами  и  зиновьевцами  закончилась на XV съезде партии (декабрь  1927
г.).
     С  1928 года началась физическая  расправа  - троцкистов и  зиновьевцев
начали    десятками    и   сотнями   ссылать   в    Сибирь.    Идеологически
дискредитированные,   как   антиленинцы,   особенно   после   антисталинских
демонстраций 7 ноября 1927  года (в день годовщины Октябрьской революции)  в
Москве  (Троцкий)  и  в Ленинграде  (Зиновьев), троцкисты и зиновьевцы легко
были сданы в руки ОГПУ. Теперь Бухарин и остался один на один со Сталиным, и
Сталин приступил к осаде сначала "школы Бухарина" (теоретическая критика), а
потом   и  группы  Бухарина  (политическая  критика).   В  этих  условиях  и
приходилось отвечать на вопрос: "как быть"?  К началу похода против Бухарина
многие  из  ведущих лидеров  троцкизма,  в том  числе  и сам  Троцкий,  были
сосланы.  Но  у  Троцкого  остались  подпольные  группы  в  Москве,  которые
продолжали нелегальную работу против Сталина. К  этим группам принадлежали и
некоторые  из  тех,  которые  подписали  заявление  о капитуляции  и поэтому
избегли ссылки и были восстановлены в правах  членов  партии. У зиновьевцев,
наоборот, рядовые члены  были  репрессированы,  а сами  Зиновьев и  Каменев,
безоговорочно подписав капитуляцию  и признав  Сталина  "великим вождем",  а
Троцкого  "историческим  врагом"  народа,  остались  в  Москве.  Зиновьев  и
Каменев, конечно, не  были искренни, и Сталин им  ни на йоту не  верил, но в
тот пероиод такое самобичевание "старых большевиков" и льстивые  восхваления
ими Сталина, как "вернейшего  соратника"  Ленина, лили  воду  на  сталинскую
мельницу.
     Новый  раскол  в  Политбюро,  совершенно  неожиданный для  Зиновьева  и
Каменева, поставил и их перед тем же вопросом: "как быть, с кем пойти"? Сами
бухаринцы великолепно понимали,  что апеллируя в борьбе со Сталиным к старым
оппозиционным группам,  они  рискуют сами  оказаться  в  роли  беспринципных
банкротов  в  политике. Для  Сталина  такой  поворот  бухаринцев  в  сторону
троцкизма  давал  неоценимые  тактические  козыри,  тогда  как Бухарин  мало
выигрывал,  так  как  основные  кадры  Троцкого  и  сам  Троцкий,   как  уже
указывалось, были не только политически, но и физически изолированы.
     При всем этом бухаринцы  понимали, что блок  воз можен только на основе
единой платформы по ведущим вопросам внутренней и внешней политики, но такая
платформа с Троцким исключалась. Что касается Зиновьева то сам он был весьма
неподходящим человеком для нелегальных  переговоров,  еще  более для блока с
ним. Он уже дважды  заключал блок с Троцким  и  оба раза изменил ему в самый
критический  момент.  Восторженный   трибун  революции,  когда   ее   победа
обозначалась наверняка, он  легко впадал  в панику, если надо было рисковать
головой. Так было  с  ним и  накануне  решающих дней октябрьского переворота
большевиков, когда  он на секретных заседаниях ЦК 10 и  16 октября 1917 года
дважды  голосовал  с  Каменевым   против  вооруженного  восстания.  В   ночь
октябрьского  переворота он  вообще  исчез  неизвестно куда,  создавая  себе
алиби, хотя его друг  Каменев вместе с Троцким  лично руководил из Смольного
института ходом восстания. Наверное, этим  объяснялось то,  что когда правые
решили повести переговоры с зи-новьевцами о создании  блока  против Сталина,
то  они обратились не к Зиновьеву,  а к  Каменеву. Более того,  правые  были
склонны  вообще исключить Зиновьева  из  новой  комбинации, если  Каменев  и
зиновьевцы согласятся на совместные действия  без Зиновьева.  Эти переговоры
повел  от   имени  правых  летом  1928  года  Бухарин  с  Каменевым.  Беседа
происходила с соблюдением  всех условий конспирации  на  квартире  Каменева.
Присутствовал  лишь  один   Сокольников  -  "посредник"   и  друг  Каменева.
Информировав  Каменева  подробно  об  основных  пунктах  разногласий  внутри
Политбюро и о  настроениях  отдельных  его членов, Бухарин сделал конкретное
предложение о блоке. Каменев  почти  со  стенографической точностью  записал
исповедь Бухарина,  считая  себя  морально  обязанным  довести  до  сведения
Зиновьева  содержание  беседы  Бухарина. В  тот  же  день Каменев  предъявил
Зиновьеву  свою  "запись  беседы".  Приятно  удивленный  Зиновьев  увидел  в
откровениях  Бухарина   совершенно   неожиданные   перспективы   для  своего
возвращения к власти. Но вскоре собственноручная запись Каменева очутилась и
у Сталина. Можно себе представить, как был обрадован Сталин, получив в  свои
руки столь гибельное для бухаринцев оружие.
     - "Правые уже в гробу,- дело только за могилой",торжествовал он.
     После   этого  провала  бухаринцы  относились  ко  всяким  предложениям
представителей  бывших оппозиции  весьма скептически. Троцкисты у бухаринцев
пользовались  и  как идейная  сила,  и как  антисталинские  фанатики  лучшей
репутацией. Причем троцкисты, несмотря на разгром и ссылку их руководителей,
продолжали  непримиримую  борьбу  против  "эпигонов Октября"  и  "сталинской
реакции".  Мужество,  бесстрашие  и  готовность  на  личные  жертвы  выгодно
отличали троцкистов от зиновьевцев. В этом .отношении троцкисты как союзники
были бы весьма реальной силой,  но идеологическая пропасть  между "левыми" и
"правыми"  была  той  мертвой  зоной,  куда  не  осмеливались  вступить   ни
доктринеры-бухаринцы,  ни  идеалисты-троцкисты.  Редкие  лица из обеих групп
поднимались выше  обеих  доктрин в смысле понимания исторических перспектив.
Борьба шла не  за  ленинизм,  а  за власть,- ни  левые,  ни правые этого  не
понимали. Сталин это понимал отлично. Поэтому, цепляясь за  буквы ленинизма,
и левые и правые стремительно  падали на дно, а Сталин столь же стремительно
шел  к  вершине власти. Ее он достиг ровно  через год, в  декабре 1929 года,
когда  впервые  вся  страна прочла  на  страницах "Правды": "Сталин  - вождь
партии  и лучший ученик Ленина".  Это было как бы  юридической документацией
исторического переворота...
     Когда начались массовые высылки, особенно высылки  руководящих лидеров,
троцкисты  радикально  изменили  тактику. С  ведома  или  без ведома  своего
руководства, но они в своей массе прекратили открытую борьбу против "партии"
и  перешли  к  нелегальным методам.  Открыто бороться  против сталинского ЦК
сейчас  было  и  практически  невозможно.  Уже  XV  партийный  съезд объявил
проповедь троцкизма несовместимой с пребыванием в партии.  Поэтому тот,  кто
принадлежал  ранее к  троцкистам, а  теперь хотел  оставаться в  партии  или
вернуться в  партию,  должен  был  публично  объявить (видные троцкисты -  в
печати, рядовые  - на партийных собраниях),  что они  признают  "генеральную
линию" правильной, Сталина вождем, а Троцкого врагом партии.  Для троцкистов
это было тяжелой и противной их натуре задачей. Все-таки  они вынуждены были
так поступать, так как другого пути обратно  в партию  не было. Хотя  Сталин
относился с  подозрением к их возвращению или  покаянию, но в тот период это
было  ему  выгодно  в  борьбе  с  бухаринцами.  Поэтому  троцкистов  массами
восстанавливали  в  партии,  возвращали  из ссылки и  которые  из них  вновь
выдвигались на руководящие посты Упорствовал только Троцкий и  несколько его
лучших  друзей.  Однако большинство  троцкистов признало Сталина  только  на
словах,  чтобы на деле бороться и дальше за дело  Троцкого. Троцкисты  этого
толка были почти  во всех  звеньях органов  государственного  управления, за
исключением  самого  партийного  аппарата  и  органов политической  полиции.
Несмотря на тотальный разгром последовавший за "планом Маленкова", троцкисты
имели  сильнейшее влияние и среди московского  студенчества  Почти  половина
состава преподавателей общественных  наук  в московских вузах была из бывших
или  настоящих  троцкистов, другая половина  была  явно  бухаринская. Меньше
всего было влияние троцкистов  в рабочей среде, еще меньше - в крестьянстве.
Там и  здесь  господствовало  пробухаринское настроение.  Я уже сказал,  что
вернувшись  в  партию или открыто  покаявшись  в своих  "грехах",  троцкисты
изменили тактику  борьбы со Сталиным.  Они создали свои собственные группы и
кружки, которые  вербовались  исключительно  из коммунистов и  ставили своей
целью развертывание  нелегальной работы как в партии, так  и  среди рабочих.
Соответственно   были  выработаны  и   методы  работы  -  в   партии   вести
индивидуальную  обработку членов  партии в  антисталинском  духе, в  рабочей
среде   вести  нелегальную   работу   путем  массового   и  систематического
распространения прокламаций, листовок и лозунгов. Первые листовки этого рода
посылались  из  Алма-Аты, подписанные  самим  Троцким.  За ними  последовали
воззвания  к  московским  "большевикам-ленинцам"   от  бывшего  командующего
Московским военным округом Муралова,  к "соратникам и  единомышленникам"- от
Мрачковского  и др.  В Москве  они  перепечатывались  на гектографе и  потом
распространялись по всей стране  самыми различными  путями через Союзпечать,
вложенные в  официальные  издания  (через своих людей);  через  почту  - как
заказные  письма  к  местным  парторганизаниям  и  их  руководителям;  через
торговые  и кооперативные  организации -  как  оберточная бумага  к торговым
посылкам.
     Воззвания,  составленные  в  Москве, носили всегда  анонимный характер:
"группа    большевиков-ленинцев",   "ленинская   группа",   "группа   старых
большевиков", "группа рабочих большевиков".
     Организованные   группы   троцкистов  (официально  они   называли  себя
"большевики-ленинцы"     в    противоположность     "большевикам-сталинцам")
существовали почти во  всех  исследовательских  учреждениях Коммунистической
академии.


     XIII. ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОМИССАРЫ НАД ПРАВЫМИ

     После осуждения платформы "правой оппозиции"  в Политбюро Сталин сделал
и соответствующие организационные выводы: взял всех трех лидеров под строгий
контроль своих "политкомиссаров",  которые должны были обеспечить проведение
"генеральной  линии"  в  Совнаркоме  СССР   (председатель  Рыков),  в  ВЦСПС
(председатель  Томский), в газете  "Правда"  (главный редактор Бухарин) и  в
Коминтерне  (секретарь  Политсекретариата  Бухарин - должность  председателя
исполкома  была  ликвидирована после  снятия  Зиновьева). "Политкомиссарами"
были назначены близкие к Сталину люди, которым были обеспечены места будущих
членов Политбюро в зависимости от того, насколько они  сумеют оправдать свое
назначение - не только контролировать правых,  но  и компрометировать их как
руководителей.    В    качестве   таких   политических    комиссаров    были
прикомандированы:  к Рыкову  - Серго  Орджоникидзе, к  Бухарину  -  Савельев
(позднее  Мехлис),  к  Томскому - Л. Каганович  (как член президиума  ВЦСПС,
бывший одновременно  третьим  секретарем ЦК ВКП/б/).  По линии  Коминтерна к
Бухарину был назначен  Мануильский, но  уже при более строгом контроле  всей
делегации ВКП(б)  в Коминтерне во  главе с  Молотовым (Сталин,  Мануильский,
Молотов,  Каганович,  Пятницкий,  Куусинен,  Скрыпник,  Шацкин,  Ломинадзе).
Бухарин формально не был выведен из состава делегации, но ему было запрещено
непосредственно сноситься с другими делегациями и секциями Коминтерна.
     Эти политические  комиссары  (они официально назывались представителями
ЦК) фактически руководили ведомствами правых лидеров. Так, например, ни одно
распоряжение председателя  правительства  Рыкова не имело  юридической силы,
если оно  не  было  подписано одновременно и  Орджоникидзе.  Заверстанная  и
подписанная главным  редактором  Бухариным "Правда"  не могла быть  отдана в
печать, если  Савельев ее  не  визировал.  Ни одно  постановление президиума
ВЦСПС, принятое большинством голосов его членов, не могло быть направлено по
профсоюзам, если на него накладывал свое вето Каганович. Молотов, как второй
секретарь ЦК, должен был  разработать  систему контроля партийного  аппарата
над советским аппаратом,  в котором работали лица, имевшие когда-либо то или
иное отношение  к  правым.  Последние были поставлены  в  такие условия, при
которых  не было  никакой  возможности  вести  плодотворную  работу.  Будучи
членами Политбюро и руководителями ведомств, они вынуждены были обращаться к
своим "заместителям", не членам Политбюро, и согласовывать с ними каждый шаг
и каждое  действие  -  от устных  распоряжений  по  наркоматам  до очередной
передовой в "Правде".
     Эти "заместители"  постоянно  пользовались  своим  правом  "вето",  что
парализовало всякую правительственную, профсоюзную или  редакционную работу.
По  всем  этим  вопросам  потом приходилось обращаться  в  Политбюро, как  к
арбитру, но арбитр, как правило, решал всегда в пользу "заместителей". Такая
практика, конечно, не могла долго  продолжаться. Сперва  правые  решились на
негласное  самоустранение.  Они  санкционировали   только  те  распоряжения,
которые  давались их "заместителями"  или принимали на заседаниях только  те
решения,  по которым  те  вносили предложения. Но  тогда сами  "заместители"
начали  жаловаться в  Политбюро на  своих  шефов, устраивавших  "итальянскую
забастовку". На работу являются, но не работают.  Политбюро начало  угрожать
более серьезными организационными мерами воздействия.
     Тогда бухаринцы сами  сделали отсюда организационные выводы: они подали
заявление  об  отставке  со   всех  руководящих  постов:  Рыков  -  с  поста
председателя Совнаркома СССР; Томский  - с поста председателя ВЦСПС; Бухарин
- с  поста главного редактора  газеты  "Правда". Теперь казалось, что Сталин
добился  своего - добровольного ухода со  сцены лидеров "правой  оппозиции".
Однако  Политбюро  по  предложению   того  же  Сталина  отклонило  отставку,
предложило  им  продолжать  свою  работу,  но   записало  им  новую  "статью
обвинения".  Она гласила: "капитулянты". Правые хотят "капитулировать" перед
классовым  врагом,  правые  испугались  "наших  трудностей  роста",   правые
"дезертируют   с   фронта   социалистического   строительства",   правые   -
"штрейкбрехеры  социализма". В целях  этого нового обвинения, казалось, была
спровоцирована и  сама отставка  правых.  В  этом  смысле она  действительно
достигла  цели  в  кругах  партийного  актива, сочувствовавшего правым.  Как
бухаринцы,  так  и сочувствующие  "правой  оппозиции"  ожидали,  что  правые
лидеры, готовясь к очередному съезду  партии, будут держаться  на  своих, по
существу решающих в государстве постах, пока не будет дан генеральный бой на
самом  съезде. "Бухарин,  Рыков,  Томский готовят бомбу против заговорщицкой
группы  Сталина  на XVI парт-съезде"-  таково  было весьма  распространенное
мнение в антисталинском активе партии. Вместо  этого произошла беспринципная
игра  в   парламентаризм  -  "отставка".  Правые  непоправимо  уронили  этим
опрометчивым  шагом  свой  моральный  престиж.  На  этот раз положение  спас
Сталин,  отклонив  эту  отставку.  Еще  не  поздно  сделать  соответствующие
политические  выводы.  Надо  любой   ценой  ускорить  созыв  съезда.   Да  и
мотивировка  отставки  правых  должна была  заставить ЦК  запросить  решение
съезда  по  спорным вопросам. Правые подавали  в  отставку, н