нефтяных  месторождений,
хотя имеется бесчисленное множество  доказательств,  свидетельствующих,  что
подобный вид топлива несет нам всем погибель!
   Да, я вечно сердит, но разве у меня недостаточно причин для этого?
   Она терпеливо ждала, когда тишина поглотит эти гулкие тирады, развеет  их
эхо в свежем утреннем воздухе. Потом помолчала еще немного,  чтобы  до  него
дошло: сейчас он не сидит здесь наедине со своим вечным спутником -  гневом.
У него есть собеседница. Наконец, мужчина понял это и смущенно улыбнулся.
   - А что, если вы неверно формулируете свои вопросы? - заговорила  она.  -
Возможно, люди, живущие  по  старым  правилам,  действительно  стараются  не
забивать голову мыслями о будущем. Но я знаю одно правило, над которым стоит
задуматься: "Если ты верно задал вопрос, то уже получил ответ".
   Она сделала паузу, чтобы убедиться, что он слушает.
   - Ну, вот, например, вы опустили руку на кусок раскаленного железа. Можно
задать себе вопрос: "Что делать, чтобы она  не  сгорела?".  Ответ  очевиден,
правда?  Если  мир  не  хочет  принимать  ваши  изобретения,  можно  ли  так
сформулировать вопрос, чтобы  в  нем  содержался  ответ,  почему  происходит
именно так, а не иначе?
   - Тут все ясно, - коротко сказал он. - Люди глупы.
   - Это не правильный ответ, и вы сами прекрасно знаете это.
   - Интересно, как же выглядит правильный?
   - Представления не имею! Могу сказать одно: для людей главное, -  не  что
делать, а как. Вы ведь уже знаете, как поступать с  бонсаи,  чтобы  он  рос,
повинуясь вашим пожеланиям?
   - Ах ты, черт!
   - Люди тоже живые существа, им также свойственно расти. Я не имею и сотой
доли вашего опыта обращения с бонсаи, но почему-то  уверена,  что  когда  вы
начинаете их формировать, они редко бывают  здоровыми,  стройными,  сильными
деревцами. Но именно из самых чахлых  и  искривленных  могут  вырасти  самые
красивые  экземпляры.  Помните  об  этом,  если  беретесь  формировать   все
человечество!
   - То, что вы сказали... Не знаю, что лучше,  -  рассмеяться  в  лицо  или
стукнуть по нему хорошенько!
   Девушка встала. Только сейчас он заметил, какая она высокая и стройная.
   - Наверное, мне лучше уйти.
   - Нет, нет, продолжайте. Я ведь в прямом смысле!
   Да пет, я совсем не испугалась. Просто мне лучше уйти сейчас.
   - Боитесь задать следующий вопрос? - теперь он сумел угадать ее мысли.
   - Ужасно.
   - Все-таки попробуйте.
   - Нет.
   - Хорошо, я спрошу вместо вас. Вы сказали, что я рассержен,  ожесточился,
что меня не отпускает страх. Хотите знать, чего я боюсь?
   - Да.
   - Вас. Я смертельно боюсь вас.
   - Не может быть!
   - В вас есть что-то, вызывающее на откровенность,  -  с  трудом  произнес
мужчина. - Знаю, знаю, что вы сейчас думаете:  боится  сблизиться  с  другим
человеком. Боится всего,  с  чем  нельзя  справиться  при  помощи  отвертки,
спектроскопа или таблицы косинусов и тангенсов. Да. С этим я ничего не  могу
поделать.
   Он очень  старался  сохранить  в  голосе  иронию,  но  руки  предательски
дрожали.
   - С этим вы справитесь, поливая лишь одну сторону  или  выставляя  ее  на
солнце, - мягко сказала девушка. - Просто обходитесь  с  ним,  как  с  любым
живым существом, неважно, бонсаи это или женщина, - и оно станет таким,  как
вы хотите. При условии, что сумеете остаться самим собой. -  Не  жалейте  ни
времени, ни усилий. Вложите в него часть себя.
   - Наверное, можно считать это своеобразным предложением. Почему?
   - Я сидела здесь почти всю ночь. В результате мне пришла  в  голову  одна
безумная  мысль.  Как  вы  думаете,  могут  два  чахлых  скрюченных  деревца
сформировать друг из друга бонсаи?
   - Как тебя зовут?...



   Теодор СТАРДЖОН
   КРОШКА И ЧУДОВИЩЕ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Почему-то она с самого начала пожелала узнать о Крошке абсолютно все.  До
последней детали.
   А его действительно звали Крошкой. Наверное, в ту пору, когда он еще  был
щенком, имя вызывало у всех улыбку умиления; потом смешно становилось совсем
по другой причине.
   Потому что со временем Крошка вымахал в огромного датского дога. Хвост  у
него, правда,  остался  необрезанным,  зато  во  всем  остальном...  Гладкая
лоснящаяся коричневая  шкура,  плотно  облегающая  могучую  грудь  и  плечи.
Громоподобный лай. Огромные карие глаза, сильные черные лапы.
   И еще - у пего было большое и доброе сердце.
   Родился  Крошка  на  острове  Сан-Круа,  одном  из  Виргинских  островов,
покрытом  пальмовыми  рощами  и  плантациями  сахарного  тростника.   Остров
постоянно обдувал ласковый ветерок, а травы тихо шелестели, когда сквозь них
пробирался фазан или мангуста. Там встречались  облюбованные  крысами  руины
домов,  построенных  еще  рабами;  сорокадюймовые  стены   разделяли   арки,
сложенные из необработанного камня. Полевые мыши рыскали по пастбищам,  а  в
ручьях резвились на солнце голубые мальки.
   Словом, остров  как  остров.  Как  же  на  нем  умудрился  вырасти  такой
необычный пес?
   Уже в раннем детстве Крошка усвоил много полезных вещей. Хотя и было-то в
нем тогда - лапы да уши... Для начала  он  научился  уважать  все,  что  его
окружало. Вертких, зловредных и бездушных скорпионов  -  вершины  инженерной
мудрости Природы: хватило  одной-единственной  попытки  обнюхать  увенчанный
шинами хвост одного из них. Неожиданно повисшую мертвенную тяжесть в воздухе
- она означала приближение урагана, и в доме начиналась полная катавасия,  а
его обитатели вдруг становились расторопными и покладистыми.  Справедливость
дележки  -  стоило  ему  только  начать  отпихивать  братьев  и  сестер   от
материнского соска или кормушки, как  его  самого  быстро  прогоняли  прочь.
Крошка ведь был самым большим щенком в помете.
   Главное, чему он научился, - уважению. Никто никогда не  поднял  на  него
руку; однако, будучи бесстрашным  псом,  он  не  вырос  беспечным.  Единожды
испытанная боль от скорпионьего укуса; сильные и одновременно  мягкие  руки,
отучившие его жадничать при еде; свирепая ярость урагана, - так  постепенно,
шаг  за  шагом  Крошка  постигал  азы  справедливости,  одновременно   учась
осторожности. Он почти постиг главный закон этики:  никто  не  попросит  его
сделать  что-то,  как  и  не  запретит  без  явной  на  то  причины.  Взамен
подразумевалось послушание, но  не  слепое,  а  наполовину  осознанное.  Оно
строилось не на страхе, а на чувстве справедливости,  и  не  мешало  вовремя
проявлять сметку.
   В результате Крошка стал тем, кем стал  -  великолепным  образцом  своего
собачьего племени. Но вот как он выучился читать, оставалось загадкой. Как и
то, почему вдруг Алеку пришло в голову его  продать.  И  не  кому-нибудь,  а
именно ей, Алистер Форсайт, которую он и знать-то не знал...
   Вот зачем ей все нужно было выведать про Крошку -  чтобы  понять.  Потому
что история-то вышла совершенно безумная. Алистер никогда  не  хотела  иметь
собаку, а если б и так - то все, что угодно, но не  датского  дога.  И  даже
предположив совершенно невероятное - что ей вдруг стукнуло в  голову  купить
пса именно этой породы! - все равно непонятно,  причем  здесь  Крошка.  Сами
посудите: жил он на далеком острове,  откуда  его  пришлось  переправлять  в
Скарсдейл, штат Нью-Йорк, самолетом'.
   Во  всяком  случае,  все  ее  письма  Алеку  не   скрывали   настойчивого
любопытства. Как, впрочем, и его, написанные раньше,  в  те  дни,  когда  он
продал ей Крошку. Из тех писем она и узнала о встрече Крошки со  скорпионом,
об урагане и о многом другом. А если при  этом  она  выудила  хоть  какую-то
информацию о писавшем, то и это легко  объяснимо.  Алек  и  Алистер  Форсайт
никогда друг друга в глаза не видели, однако их несомненно сблизила какая-то
тайна, связанная с Крошкой. Да так крепко, как не бывает  даже  у  тех,  кто
вырос вместе.
   "Вы спрашиваете, почему я выбрал именно Вас из всех живущих на  Земле,  -
отвечал Алек в  одном  из  первых  писем  на  ее  прямой  вопрос.  -  Должен
признаться, что сам не знаю. Это все  благодаря  Крошке.  Ваше  имя  впервые
произнес кто-то из туристов, заглянувших  к  нам  на  коктейль  с  круизного
лайнера. Кажется, его звали доктор Швелленбах - такой  милый  старикан.  Так
вот, услышав ваше имя, Крошка странно так вскинул голову, как  будто  я  его
позвал. Потом поднялся, подбежал к старику, навострив уши  и  тычась  ему  в
ноги. Сначала мне показалось, что этот Швелленбах просто захотел  прикормить
мою собачку, однако Крошка не просил еды - он словно желал еще раз  услышать
ваше имя. Тут я и спросил про вас... Стоило мне на следующий день рассказать
друзьям об этом случае и вновь  громко  произнести  "Алистер  Форсайт",  как
Крошка сорвался с насиженного места и стал проявлять признаки  беспокойства.
Он возбужденно дрожал, тычась мокрым носом в мою ладонь, и  я  не  выдержал.
Написал моему нью-йоркскому другу, а тот разыскал  ваш  адрес  в  телефонной
книге...
   Остальное Вам известно. Сначала у меня и в мыслях не было продавать моего
пса - просто хотелось поделиться этой историей,  и  все.  Но  мне  почему-то
казалось, что Вам просто необходимо увидеть Крошку, а поскольку Вы сообщили,
что не можете в ближайшее время покинуть  Нью-Йорк,  -  что  мне  оставалось
делать? Только отослать Крошку к Вам. Сейчас я сам не знаю, как отнестись  к
этой дурацкой истории: судя по количеству вопросов, которыми  заполнены  все
ваши письма, она вас не на шутку встревожила".
   Из ее ответного письма:
   "Я вовсе не встревожена, с чего вы взяли? Да ни  чуточки!  Заинтригована,
сгораю от нетерпения - это есть, а если и волнуюсь, то самую малость. Однако
испуга нет и в помине, хотя не понимаю, почему. Порой мне  кажется,  что  от
Крошки - и, может быть, даже от кого-то вне его, - исходит волна успокоения.
Будто у меня появился ангел-хранитель, кто-то даже более  значительный,  чем
эта умная псина. Согласна, это может удивлять и интриговать,  но  совсем  не
пугает.
   А у меня появились новые вопросы. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить: что
именно доктор Швелленбах говорил обо мне в тот вечер, когда  Крошка  впервые
услышал мое имя? Не оказывал ли кто-нибудь на Крошку влияние  -  кроме  Вас?
Что он ел, когда был щенком? Сколько раз..." и так далее.
   Из ответного письма Алека:
   "Я уже не помню, о чем мы тогда говорили с Швелленбахом  -  ведь  столько
времени прошло! Кажется, он рассказывал о своей работе - что-то  из  области
металлургии. Помню, что был упомянут некий профессор  Ноуленд  -  крупнейший
специалист  нашего  времени  по  сплавам,  -  а  затем  разговор  сам  собой
перекинулся на  его  ассистентку.  Подчеркнув  ее  высокие  профессиональные
качества, доктор Швелленбах добавил, что это не мешает ей  оставаться  самой
жгучей красавицей с огненно-рыжими волосами, когда-либо сходившей с небес на
грешную землю-(Вы не покраснели, мисс  Форсайт?  В  конце  концов,  Вы  сами
настояли, чтобы я припомнил все до мельчайших деталей!) Так вот, как  только
было произнесено Ваше имя, Крошка стал сам не свой.
   Что касается "чужого влияния", то я припоминаю только один случай,  когда
он исчезал на целый день - кто его знает, чьему влиянию он тогда  подвергся?
Крошке стукнуло всего три месяца, и его взял с собой старый Деббил. Это  еще
одна  местная  достопримечательность:  одноглазый  старик-бродяга,  на   вид
вылитый пират, к тому же страдающий слоновой болезнью. За понюшку табака или
стаканчик рома он всегда готов выполнить любое мелкое поручение. Помнится, в
то утро я послал его на холмы посмотреть, не протекает ли труба, по  которой
к нам поступала вода из резервуара. Путь туда не близок - менее, чем за  два
часа, старик вряд ли обернулся бы, - и я предложил  ему  захватить  с  собой
щенка: пусть порезвится на природе.
   Но они пропадали допоздна. В тот день я закрутился с делами как  белка  в
колесе, и послать на поиски мне было  некого.  Деббила  я  увидел  только  к
вечеру и сделал ему выволочку. Спрашивать, где он пропадал, не имело  смысла
- имя бродят вполне  соответствует  его  умственному  развитию.  Разумеется,
старик божился, что ничего не помнят, но это его любимая отговорка. Однако в
последующие три дня я напрочь  забыл  о  нем,  потому  что  с  Крошкой  явно
творилось что-то странное.
   Он отказывался есть и почти не спал. Мог часами неотрывно вглядываться  в
плантацию сахарного тростника на холме, - что он там  потерял,  не  знаю.  В
конце концов я сам сходил туда,  но  ничего  подозрительного  не  обнаружил,
кроме  упомянутого  резервуара  и  развалин  дома,  в  котором  некогда  жил
губернатор острова. Там теперь только груда камней, поросших кустарником, да
арки - хотя поговаривали,  что  в  развалинах  водятся  привидения...  Когда
Крошка пришел в себя, я, конечно, забыл  обо  всей  этой  чепухе:  мне  было
достаточно, что мой  пес  снова  обрел  аппетит  и  сои  и  резво  помахивал
хвостиком! Хотя нет -  иногда  он  вдруг  застывал  как  вкопанный  и  опять
тревожно поглядывал на развалины, будто прислушивался к чему-то.
   До Вашего письма я не относился к этой истории серьезно. Кто  его  знает,
что там произошло  в  развалинах:  то  ли  его  отогнала  от  выводка  самка
мангусты, или он объелся ганжи, которую у вас  называют  марихуаной...  Я  и
сейчас не думаю, что тот случай как-то особенно повлиял на моего  пса  -  во
всяком случае, это не более  странное  событие,  чем  тот  инцидент  прошлой
осенью, когда все компасы вдруг как по команде показали на запад.
   Вспомнили? Ничего удивительнее мне не приходилось слышать. Я эту  историю
помню очень хорошо, потому что она произошла  как  раз  после  того,  как  я
отправил Крошку к Вам. Одновременно  со  всех  кораблей,  рыбачьих  лодок  и
самолетов отсюда и до Сэпди-Хука пришло сообщение, что стрелки  их  компасов
указывают на запад - хотя за мгновение до того исправно целились в север!  К
счастью, светопреставление длилось от силы часа два  и  серьезных  жертв  не
вызвало: сел на мель какой-то пароход, да пара рыбачьих  лодок  недалеко  от
Майами попала в легкий переплет.
   Напоминаю Вам об этом с целью подчеркнуть: поступки Крошки иногда  бывают
странными,  однако  они  явно  меркнут  и  сравнении  с  разом  обезумевшими
компасами".
   Из ее следующего письма:
   "Мой тропический друг, да Вы, оказывается, философ? Люди,  подобные  Вам,
самое необъяснимое  событие  быстро  доведут  до  таких  абстракций,  что  и
объяснения не потребуются. Еще бы мне не помнить этой истории  с  компасами:
мой шеф, профессор Ноуленд - да,  тот  самый,  который  может  сплавить  что
угодно с чем угодно! - тогда встал на уши, разбираясь с ней. Как я поняла, в
том же состоянии  пребывали  и  лучшие  специалисты  в  самых  разнообразных
областях! Однако они нашли феномену вполне разумное объяснение.  Что-то  там
связанное с природной квазимагнитной аномалией,  дополнительным  полем,  чей
вектор перпендикулярен нормальному магнитному полю Земли... В общем,  чистые
теоретики, счастливые, как дети с новой игрушкой, отправились  по  домам,  а
практикам - среди них были и профессор Ноуленд со своей группой - оставалось
разобраться лишь с сущим пустячком: выяснить  причину  аномалии!  Нет,  наша
наука это что-то...
   Обратили ли Вы внимание на мой новый адрес? Знаете, мне просто повезло: я
всегда хотела иметь собственный домик, а тут кстати  подвернулся  один.  Это
чуть севернее Нью-Йорка, на берегу  реки  Гудзон  -  чудесная  природа  плюс
отличная связь с городом. Я пригласила маму пожить со мной, думаю, ей  здесь
понравится. Кроме того, обязательно должно понравиться еще  одному  близкому
мне существу - Вы, конечно, без подсказки не догадаетесь, кому. Крошка  ведь
не городской пес... Я бы сказала Вам больше - что дом выбрал  не  кто  иной,
как наш гениальный датский дог, - но  боюсь  показаться  поддавшейся  нашему
общему поветрию: наделять Крошку способностями, которые уже  определенно  на
грани фантастики.
   Однако так и произошло. У бывших хозяев коттеджа - моих приятелей  Грегга
и  Мэри  Уимс  -  начались  галлюцинации.  Им  казалось,  что  но  соседству
поселилось ужасное привидение, которое частенько забредало и  в  дом.  Бред,
конечно, но Мэри, по ее словам, сама видевшая страшилище, так  перепугалась,
что решила немедленно съезжать, хотя в семейные планы это никоим образом  не
входило. И они почему-то  отправились  прямо  ко  мне.  Весьма  подверженная
всякой мистической чепухе Мэри вбила себе в голову, что в доме теперь  может
поселиться жилец с большой собакой - я  никто  другой.  Все  это  тем  более
странно, что оба понятия не имели о моем четвероногом приобретении... Однако
стоило им увидеть Крошку, как они буквально повисли на мне,  убеждая  купить
домик. Мэри, по-моему, сама не очень-то понимала, что с ней происходит:  они
ведь приехали уговаривать меня сначала купить  себе  большую  собаку,  а  уж
только затем - дом! Почему они выбрали меня, я до  сих  пор  не  знаю.  "Вот
увидишь, тебе там понравится!" - и все дела. Как бы то ни было, дом мне  лег
на сердце, а наличие собаки рассеяло последние сомнения.
   Так что примите новое пополнение Вашей коллекции необъяснимых явлений".
   Так они переписывались около года. Писали молодые люди друг другу часто и
помногу, и, как это часто случается, быстро сблизились. Со временем  Алистер
и Алек обнаружили, причем совершенно случайно, что в их письмах  все  меньше
места  занимает  Крошка,  хотя,  конечно,  были  и  такие,  что  посвящались
исключительно ему. Все реже в этих письмах он выступал в роли canis superior
- суперпса; он был просто псом - от морды до кончика хвоста  -  и  поступал,
как положено воспитанной собаке. Странности  происходили  с  ним  только  от
случая к случаю. Поначалу Крошка выкидывал труднообъяснимые фокусы  в  самые
неожиданные моменты - то есть когда Алистер этого менее всего ожидала; позже
он научился демонстрировать свои  необычные  способности,  когда  она  этого
ждала. А потом стал и вовсе управляемым: превращался в  суперпса  только  по
просьбе хозяйки...

***

   Коттедж стоял на самой вершине  холма,  под  которым  проходила  железная
дорога, тянувшаяся по берегу реки. Сами поезда видны не  были,  из-за  холма
доносился  лишь  перестук  колес.  Воздух  был  первозданно  чист  и   полон
необъяснимой тревоги, смешанной с надеждами на лучшее будущее. Будто  кто-то
ехал себе утренним поездом в Нью-Йорк,  преисполненный  радостного  ожидания
чуда, и его мысленные волны достигли коттеджа на холме, и проникли в дом,  и
он сохранил это приподнятое ощущение навсегда.
   Тем весенним утром по узкой, петляющей по холму дороге, к дому с  натугой
пробирался кургузый автомобильчик. Его маломощный мотор мучительно пыхтел  и
урчал, преодолевая последний крутой подъем, и  наконец  испустил  дух  перед
каменными ступенями, ведущими на веранду. Из  машины  выбралась  миниатюрная
женщина. Если бы не летная кожанка да не крепкое словцо, сорвавшееся  с  губ
старой леди, когда она первым делом потрогала перегретый радиатор, ей вполне
бы нашлось место на слащавой открытке "Дорогой мамочке в день рождения".
   Дама нетерпеливо нажала несколько раз на гудок,  и  жуткий  рев  разорвал
тишину, царившую вокруг. Дом ответил таким же пугающим  собачьим  воем,  как
будто исторгнувшее его  четвероногое  находилось  в  агонии.  Дверь  веранды
распахнулась, и на пороге показалась девушка в шортах и с поводком в  руках.
Ее огненно-рыжие волосы немедленно вспыхнули огнем на солнце, а  его  блики,
отраженные от речной глади, заставили девушку прищуриться.
   - Глазам своим не верю!  Мама!  Мамочка,  неужели  это  ты?  Так  быстро?
Крошка, назад! - крикнула она огромному датскому догу, шмыгнувшему  вниз  по
ступеням.
   Пес замер. Впрочем, миссис Форсайт уже была готова отразить  нападение  с
помощью гаечного ключа.
   - Пусть только попробует подойти, - мрачно произнесла  она,  обращаясь  к
собаке. - Ради Бога, дочка,