иссия?  Я  не  ханжа,  но..,  вспомните  те
перлы, которыми сопровождался показ моей "Морской раковины".
   Бербело только фыркнул:
   - Я уже подумал об этом. Передача будет направленной.  Ни  одна  антенна,
кроме той, что установлена в моем загородном доме, ничего не сможет принять.
   Ну что за человек - все предусмотрел!
   - О'кей, - сказал я. - Начнем.
   Бербело снова завозился у пульта, а потом сделал мне  знак  рукой,  и  мы
уселись в кресла перед камерой. Все было устроено так, что мы  могли  видеть
себя самих и в зале, и на экране, не поворачивая голов.
   Передача началась. Бербело взглянул на часы.
   - Если я все правильно рассчитал, то мы получим  ответное  изображение  в
интервале от десяти минут до получаса. - Его голос прозвучал как-то странно,
и спустя мгновение я сообразил, что он идет из микрофонов приемника.
   К  этому  времени  аппаратура  прогрелась,  и  мы   увидели   собственные
изображения на экране. Это было странное зрелище: словно вы восседаете перед
большим зеркалом - но необычным, в котором "правое" не менялось на  "левое"!
Я сделал "козу" своему двойнику на экране, и получил в ответ то же.
   - Зря стараетесь, - хмыкнул сидящий рядом реальный  Бербело.  -  Мы  ведь
хотим увидеть аномалию, а не простое отражение...
   - Он чертовски прав, - поддержал его голос с  экрана.  Мы  переглянулись,
словно ошпаренные, а затем уставились на экран. Экранный  Бербело  полностью
повторял движения Бербело реального, а вот что касается  моего  изображения,
то оно в настоящий момент гнусно ухмылялось. В отличие от меня, застывшего с
разинутым ртом.
   Реальный Бербело хладнокровно посмотрел на часы.
   - Восемь минут сорок шесть секунд. Интервал каждый раз все  короче.  Если
это  будет  продолжаться,  то  следующие  эксцессы  на  экранах  телевизоров
произойдут сразу же после выхода передачи в эфир.
   - Верно, секунда в секунду, - ответил экранный Бербело.
   Кажется,  он  полностью  обрел  независимость  от  Бербело  реального.  Я
(реальный) потерял дар речи.
   Реальный Бербело тяжело опустился в кресло рядом с  реальным  мной,  лицо
его словно окаменело.
   - Вы слышали? - шепотом спросил он. - Ему понадобилась всего минута.
   - И ч-ч-что теперь? - выдохнул реальный я.
   - Осмотрите меня внимательно, - попросил реальный парфюмерный король.
   Мы оба откинулись в креслах  и  минуту-другую  разглядывали  друг  друга,
будто видели в первый раз. И, о Боже, тем же занимались наши  изображения  -
они рассматривали нас!

***

   Наконец реальный Бербело решился.
   - Кто вы? - спросил он, уставившись на экран.
   - Кого мы вам напоминаем? - переспросил экранный  я.  И  оба  изображения
зашлись в счастливом хохоте. Экранный Бербело ткнул в бок экранного меня:
   - Да мы просто прихватили первых попавшихся, не так ли, парень?
   -  Прекратите  молоть  чепуху!  -  неожиданно  жестко  приказал  реальный
Бербело. Хохот на экране немедленно стих.
   - Э, - произнес экранный я извинительным тоном. - Мы совсем не хотели вас
обидеть. Не злитесь. Давайте веселиться. Нам же весело!
   - О Боже, да они как дети, - вырвалось у реального меня.
   - Вы правы, - произнес реальный Бербело. Чуть  подумав,  он  обратился  к
нашим изображениям. - Послушайте, прежде чем и мы  развеселимся,  прошу  вас
рассказать нам все. Кто вы такие, как вам удается влезть в программу, и  как
и почему вы трижды портили нам настроение.
   - Мы что-то напортачили? - выпучил глаза экранный  я,  сущая  невинность!
Экранный Бербело только блудливо хихикнул.
   - Просто ангелочки, а? - реальный Бербело начинал заводиться не на шутку.
- Или вы ответите на мои вопросы, или я сейчас же выключу передатчик!
   - Мы расскажем, расскажем! - взвыли оба изображения. Не выключайте нас!
   - Как вы догадались? - еле слышно спросил реальный я у реального Бербело.
   - Озарение, - так же шепотом ответил он. -  Я  вдруг  сообразил,  что  им
доставляет  удовольствие  появляться   вот   так,   и   другой   возможности
материализоваться, кроме как усевшись на полихромную волну, у них нет.
   - Что вы хотите знать? - спросил нас экранный Бербело.
   - Кто вы?
   - Э.., мы не знаем. У вас же нет имени для нас?
   - Где вы находитесь?
   - О, везде. Бродим тут неподалеку.
   Рука реального Бербело потянулась к выключателю.
   - Нет-нет, пожалуйста, не надо! Я пошутил.
   - Шутка? - вышел из себя реальный я. - Еще одна такая шуточка, и  мы  вас
вырубим навсегда! Экранный я вступился за товарища:
   - Поверьте, это правда. Мы действительно везде.
   - На что вы похожи? - продолжал реальный я допрос.  -  Покажитесь  нам  в
своем истинном облике.
   - Мы не можем, - ответило второе изображение, - потому что мы не можем на
кого-то "походить". Мы.., просто существуем, и все.
   - Мы не отражаем света, - поддакнул экранный  я.  Реальные  Бербело  и  я
обменялись удивленными взглядами.
   - Либо кто-то из вас решил  над  нами  посмеяться,  -  медленно  произнес
реальный Бербело, - либо мы впервые столкнулись с чем-то неслыханным.
   - Именно так, - искренне подтвердил его экранный двойник. - Мы уже  очень
долго изучаем вас - долго по вашему исчислению времени...
   - Да, - продолжал экранный я, - мы впервые узнали о  вашем  существовании
двести ваших лет назад. Хотя ощущали испускаемые вами колебания  задолго  до
того, не имея понятия, откуда они исходят.
   - Двести лет назад, - пробормотал  реальный  Бербело.  -  Как  раз  тогда
начали разрабатывать первые телевизоры нового поколения...
   - Точно! - радостно подтвердил экранный я. - Они возбудили особые токи  в
нашем сознании, и мы получили возможность видеть и слышать. Но лишь  недавно
мы смогли прорваться к вам - в первый раз  это  случилось  на  той  дурацкой
истории с морской раковиной...
   - Еще одно слово!.. -  начал  закипать  реальный  я,  но  Бербело  жестом
заставил меня замолчать и продолжал допрос:
   - Сколько вас?
   - Один - и много. Мы конечны  и  бесконечны.  У  нас  нет  ни  формы,  ни
размеров в вашем понимании. Мы просто.., существуем.
   Последнюю информацию мы проглотили без комментариев.
   - Как вы изменяете программы? Например, эту? - задавал все новые  вопросы
реальный Бербело.
   - Ваши волны интерферируют с нашими, постоянно обволакивающими наш  мозг.
И наши мысли меняют ваши сообщения. До  этого  мы  могли  только  безучастно
следить за вашими программами, но ваша новая волна дала  возможность  и  нам
быть услышанными, потому что ее фаза совпадает с нашей.
   - Но почему ваше вторжение происходило именно таким  образом?  Я  имею  в
виду те гадости, которые вы нам устроили.
   Первый раз  за  все  время  нашей  безумной  дискуссии  экранный  Бербело
выглядел смущенным.
   - Мы просто хотели вам понравиться. Нам казалось, что лучше  всего,  если
мы вас рассмешим. Как это делается, мы изучили за двести  лет  прослушивания
ваших радио- и телепрограмм: этого достаточно,  чтобы  разобраться  в  чужом
языке, эмоциях, стиле мышления. Мы  что,  действительно  сделали  что-то  не
так?
   - Сдается мне, нам сейчас преподадут курс космического чувства  юмора,  -
заметил реальный Бербело, обращаясь к реальному мне. А затем спросил  своего
экранного двойника:
   - Да, можно сказать и  так.  Вы  разрушили  три  огромные  корпорации,  у
которых отобраны лицензии  на  вещание.  Вы  выставили  в  чудовищном  свете
человека по фамилии Грифф, а также государственного секретаря. Вы, - он даже
поперхнулся, - привели моего друга в состояние крайнего бешенства.  Все  это
совсем не смахивает на добропорядочное поведение, вам не кажется?
   - Кажется, - ответил экранный я. Я, то есть "он" выглядел  сейчас  просто
потерянным. - Мы никогда больше не будем так поступать. Мы  были  не  правы.
Простите.
   - А, ладно, забудем об этом, - махнул рукой реальный  я.  Честно  говоря,
мне тоже было не по себе. - У кого не бывает проколов.
   - Как это благородно с вашей стороны, - с чувством произнес экранный я. -
Мы бы хотели как-то отплатить вам за причиненный  ущерб.  И  вам,  мистер..,
э...
   - Бербело, - представился реальный Бербело.
   - Лучшее, что вы можете сделать, это  никогда  больше  не  вмешиваться  в
цветные телевизионные передачи, - произнес я раздраженно.
   - Вы действительно считаете,  что  этого  будет  достаточно?  Экранный  я
повернулся лицом к экранному Бербело. - Мы совершили  ошибку.  Оскорбили  их
чувства и разозлили. - После чего бросил на нас последний взгляд и пообещал:
   - Больше мы вас не потревожим. Прощайте!
   - Эй, секундочку! - Мой  крик,  увы,  запоздал.  Обе  фигуры  по-прежнему
занимали экран телевизора, но на  сей  раз  это  были  мы  -  Бербело  и  я.
Реальные.
   Наступившая пауза, казалось, будет тянуться вечно.
   - Смотрите же, что вы наделали, - наконец выдавил из себя Бербело. Он еще
попытался восстановить  все,  как  было,  но  экранный  Бербело  лишь  точно
копировал его жесты и возгласы.  Убедившись  в  тщетности  своих  намерений,
Бербело выключил телевизор.
   - Болван, - вот и все, что он произнес на прощание.
   Я испытал чувство, почти забытое с детства: меня сейчас поставят в  угол,
и я расплачусь.
   Ну  вот  и  все.  Конечно,  процесс,  затеянный  Федеральной   комиссией,
закончился ничем ("за отсутствием виновных", как они сформулировали),  после
чего цветное телевидение стало вселенской реальностью. Мир так и не узнал  -
до выхода этого моего рассказа в свет, - что стояло  за  той  вакханалией  в
эфире. Три месяца кряду Бербело каждую ночь проводил  в  своей  лаборатории,
пытаясь установить новый контакт с  эфирным  разумом,  но  тщетно.  Понятное
дело: двести лет ждать  возможности  достучаться  до  нас,  и  в  результате
наломать столько дров Сгинешь тут от стыда...
   Своей вины я не отрицаю, и этот правдивый от первой до последней  строчки
рассказ вряд ли поможет, разве что совесть облегчит. Если бы  я  еще  что-то
мог сделать!..



   Теодор СТАРДЖОН
   ЗОЛОТОЕ ЯЙЦО



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Он родился, когда время было вдвое моложе  своего  нынешнего  возраста  и
находилось на расстоянии и в измерении, которые невозможно себе представить.
   Он так давно покинул свой мир до того, как попал на  Землю,  что  сам  не
знал, сколько времени провел в космическом пространстве. Он так давно жил  в
том мире, что даже не мог вспомнить, что он собой представлял до  того,  как
их наука изменила их род.
   Хотя невозможно узнать, какое  место  в  пространстве  занимал  его  мир,
известно, что он находился  в  системе  двух  громадных  солнц,  голубого  и
желтого. Его планету окружала  атмосфера,  а  великая  цивилизация  и  наука
планеты были недоступны самым глубоким представлениям человечества. Он  мало
говорил о своей планете, потому что ненавидел ее.
   Слишком совершенна. Их науки кормили их,  и  управляли  эфирными  токами,
которые создавали им удобства, и переносили их с места на место, и учили их,
и всячески заботились о них.  Миллиарды  лет  существовали  члены  общества,
выделенные для ухода за машинами, но со временем они вымерли - в них  больше
не нуждались. Не было ни борьбы, ни неудобств, ни болезней.
   Следовательно, не существовало границ, целей,  побуждений  и  в  конечном
счете не осталось места для возможных преобразований, за исключением  одного
- самого рода.
   Это происходило постепенно. От конечностей  отказались,  отделили  их  от
древних, ленивых тел, заменили, реконструировали и забыли о  них.  Чем  реже
случалась смерть, тем реже появлялась новая жизнь. Это  была  могущественная
раса, сильная раса, исключительно высокоцивилизованная раса и  -  стерильная
раса.
   Совершенствование продолжалось бесконечно, так как  на  протяжении  веков
изредка  вспыхивало  стремление  к  поиску  нового.  Ненужное   отбрасывали,
добивались того, что считали желательным, пока не остались только  несколько
тысяч сверкающих золотых яйцевидных существ, оболочек с абсолютно  развитыми
умственными способностями, функционально обтекаемых, красивых  и  скучающих.
Это была своеобразная жизнь. Существа могли передвигаться, как они хотели: в
воздухе, во времени или в пространстве.
   Все для них делалось автоматически; каждый был совершенно самостоятельным
и действовал сам по себе. Они были мозгом, защищенным оболочкой из вещества,
которое не могло быть разрушено ничем, кроме жара самого  мощного  из  солнц
или сверхкосмических сил, могущих быть выпущенными на волю по желанию любого
из них.
   Но желания не было. Для них ничто не представляло  интереса.  Они  висели
небольшими группами, беседуя о  вещах,  недоступных  нашему  пониманию,  или
лежали на равнинах своей планеты и жили своей внутренней  жизнью,  пока  их,
совершенно ко всему равнодушных, не погребали в камнях и  скалах  в  течение
нескольких миллиардов лет. Одни просили, чтобы их убили, и их убивали.
   Убивали и тех, кто уклонялся от прямого ответа в отвлеченных  философских
спорах. Другие бросались в голубое солнце, страстно желая нового ощущения  и
зная,  что  там  они   обретут   мгновенную   смерть.   Большинство   просто
существовало. Один исчез.
   Он остановился, как-то сумел остановиться в космическом пространстве так,
что и его мир, и солнечная система, и уголок  космоса,  в  котором  он  жил,
отступились от него, и он стал свободным. И тогда он отправился в путь.
   Он побывал во многих местах и многими способами, как ему того хотелось.
   Иногда он  растягивался  по  кривой  изогнутого  пространства,  пока  его
конечные  точки  не  становились  диаметрально  противоположными;  затем  он
сжимался в прямую линию, восстанавливая бесчисленные миллионы  световых  лет
от  точки  своего  растяжения;  и  тогда  его  скорость,  естественно,  была
скоростью света в кубе. Или опускался со своего уровня во времени до  уровня
ниже, где балансировал в задумчивости в течение одного цикла до  возвращения
вновь на более высокий уровень;  именно  так  он  открыл  характер  времени,
представляющего собой спиральную  ленту,  которая  вечно  вращается,  но  не
передвигается в своем сверхпространстве. Или медленно перемещался  от  одной
силы притяжения к другой в поисках необычного, но без всякого  интереса.  Во
время такого периода он и попал на Землю.
   Его обнаружил гусь. Он лежал в  каких-то  кустах  у  проселочной  дороги,
наблюдая издалека за землей и анализируя ее элементы.  Гусь  был  обычным  и
бесповоротно гордым своей традиционной глупостью. Когда гусь  приблизился  к
нему и с любопытством постучал  по  его  корпусу,  он  не  обратил  на  него
внимания. Но когда гусь перевернул его клювом, он решил, что тот ведет  себя
невежливо. Он намертво обхватил гуся лучевой петлей и быстро  ознакомился  с
его крошечным мозгом, ища способ досадить гусю, а  потом  начал  дергать  за
хвостовое оперение, ожидая возможной реакции. Гусь отреагировал криком.
   Случилось так, что той же проселочной  дорогой  проходил  Кристофер  Инс,
ведя домой из воскресной школы сестренку. Крис был  озлобленным  и  циничным
простым смертным, нормальным двенадцатилетним мальчишкой, который только что
узнал, что старший возраст и мужественность дают человеку  превосходство,  и
должен был вот-вот превратиться в подростка и убедиться в обратном. Девчушка
была его  пятилетней  сестрой,  которую  он  заботливо  оберегал.  Она  была
глупенькой. Она говорила:
   - Но так мне сказали на той неделе в школе, Крис, значит, так оно и есть.
Принц вошел во дворец, и все спали, а он пошел в комнату, где  была  она,  а
она тоже спала, но он ее поцеловал, и она проснулась, и тогда все...
   - Еще чего, заткни свой родничок, - сказал Крис, который  слышал,  что  у
младенцев по мере роста затягиваются роднички, хотя толком не знал, что  это
такое. - Ты веришь всему, что говорят. Старый  мистер  Бекер  как-то  сказал
мне, что я могу поймать птицу, насыпав ей на хвост соли, а потом вздул  меня
за то, что я зарядил дробовик двенадцатого калибра  каменной  солью  и  сшиб
трех его родайлендских красноперок. Они говорят  тебе  чепуху,  чтобы  потом
стукнуть тебя.
   - Мне все равно, так-то вот, - надулась малышка.  -  Моя  учительница  не
будет меня бить за то, что я ей верю.
   - Тогда кто-нибудь другой, - мрачно сказал Крис. - Что там за шум,  хотел
бы я знать? Похоже, утка попалась в лисий капкан. Пошли посмотрим.
   Крис остановился  подобрать  палку  на  тот  случай,  если  ему  придется
открывать капкан, а малышка убежала вперед. Когда он подошел, то увидел, что
она прыгает на месте, хлопает в ладоши и захлебывается от радости:  "Я  тебе
говорила! Я тебе говорила!", самое противное из  всего,  что  женщина  может
сказать мужчине.
   - Что ты мне говорила? - спросил он, и  она  показала  рукой.  Он  увидел
большого белого гуся, зарывшегося лапами в землю и пытающегося  освободиться
от невидимых пут, а позади него лежало сверкающее яйцо. Пока  они  смотрели,
еще одно хвостовое перышко отлетело от того места, на котором оно держалось,
и улеглось на землю рядом со своими двумя собратьями.
   - Вот это да! - выдохнул Крис.
   - Мне  рассказывали  и  такую  историю!  -  сдавленно  заливалась  смехом
девочка. - О гусыне, которая снесла золотое яйцо. Ой, Крис, если мы  заберем
эту гусыню домой и будем за ней ухаживать, мы  станем  богатыми,  и  у  меня
будет пони, и сто кукол, и...
   - Вот это да! - снова сказал Крис и осторожно взял в руку золотое яйцо.
   Едва он сделал это, птица неожиданно обрела свободу, ее  застрявшие  лапы
резко бросили ее вперед и прямо на землю, где она и  заперла,  оглушенная  и
слабо гогочущая. И как это может делать только деревенский ребенок,  девочка
схватила ее за обе ноги и обняла.
   - Мы богаты, - выдохнул Крис и засмеялся. Потом он  вдруг  вспомнил  свои
рассуждения и нахмурился. - Не-е, эта не ее яйцо. Кто-то обронил его, а  эта
старая гусыня просто нашла его здесь.
   - Эта гусыня несет золотые яйца! Тоже несет!  -  пронзительно  выкрикнула
девчонка.
   Крис поплевал на яйцо и обтер его обшлагом рукава.  "Красивая  штука",  -
сказал он вполголоса и подбросил яйцо в воздух. И вот так, с открытым ртом и
протянутыми руками, он стоял не менее двух минут,  потому  что  оно  уже  не
вернулось. Оно исчезло.
   Позже они открыли, что гусь был гусаком. Никто  из  них  так  и  не  смог
полностью свыкнуться с этим.

***

   "Было бы интересно, - размышлял сам с собой бронированный  мозг,  лежа  в
стратосфере, - превратиться  на  время  в  такого  двуногого.  Думаю,  стоит
попробовать. Хотел бы я знать, которые из двух более разумные  -  с  перьями
или без перьев?" Он немного поразмыслил над этим забавным различием и  затем
вспомнил, что мальчик вооружился палкой,  в  то  время  как  гусь  этого  не
сделал. "Они несколько неуклюжи, - додумал он, мысленно пожав плечами.
   - Я стану похожим на них".
   Он камнем  ринулся  к  земле,  притормозил,  пулей  промчался  над  самой
поверхностью и оказался в небольшом городке. Его внимание привлекло какое-то
движение в маленькой аллее; один мужчина целился  из  пистолета  в  другого,
стоявшего на противоположной стороне  улицы.  Космический  пришелец  молнией
промчался между ними, оставшись незамеченным,  и  направление  его  движения
пересекло траекторию полета пули. Она ударилась о его гладкую поверхность и,
вонзившись в землю четырьмя футами ниже, не оставила следа и не изменила его
полета даже на одну тысячную градуса. Вероятная жертва осталась невредимой и
продолжала свой путь, а мужчина в аллее выругался и в недоумении  отправился
домой разбирать пистолет. Никогда в жизни он так не мазал.
   Рядом с городком мозг обнаружил  то,  что  искал,  -  поле,  прикрывавшее
огромный пласт скальной породы. Он остановился  в  поле  и  исчез  из  виду,
пронизав дерн, землю и гранит, как воду; в считанные минуты он вырезал  себе
в скале огромную подземную камеру с  высокими  арочными  стенами,  сводчатым
потолком и ровным  гладким  полом.  Повиснув  на  мгновение