смотреть мою грезу. В ней есть девушка, которая не слушает мою
лекцию. Она думает о своих волосах.
   - А что у нее с волосами? - поинтересовалось чудовище.
   - Они каштановые, - объяснил Джереми. - И блестящие. А она  хочет,  чтобы
они были золотыми.
   - Зачем?
   - Некто Берт очень любит, когда у девушек золотые волосы.
   - Так давай, сделай ей золотые волосы!
   - Не могу! Что скажут остальные?
   - А разве это важно?
   - Наверное, нет. Значит, все-таки можно, да?
   - Кто она? - строго спросило чудовище.
   - Просто девушка, которая родится в этом самом доме  примерно  лет  через
двадцать, - ответил Джереми.
   Чудовище подлезло еще ближе к его пульсирующей шее.
   - Если ей предстоит родиться здесь, тогда ты можешь  сделать  ей  золотые
волосы. Поспеши же, и давай спать.
   Джереми довольно рассмеялся.
   - Ну, что там случилось? - тут же спросила тварь.
   - Я изменил их, - ответил Джереми. - Девчонка, которая сидела позади нее,
запищала как мышь, которой отдавило лапу мышеловкой. И подскочила  на  целый
фут. Это довольно большая аудитория; скамьи студентов расходятся амфитеатром
от того места, где стоит лекторская кафедра, и ступеньки в проходах довольно
крутые. Она зацепилась ногой за ступеньку...
   Джереми разразился радостным смехом.
   - А теперь что?
   - Она упала и сломала себе шею. Она мертва! Чудовище сдавленно хихикнуло.
   - Это очень смешная галлюцинация. А теперь верни первой  девушке  прежний
цвет волос. Кроме тебя никто этого не видел?
   - Никто, - заверил его Джереми. - Впрочем, лекция все равно  закончилась,
и студенты толпятся возле той, со сломанной шеей. У молодых людей под носами
висят капельки пота, а девушки стараются засунуть кулачки себе в рот. Можешь
приступать...

***

   Чудовище издало довольное хрюканье и с силой прижало пасть к шее Джереми.
Мальчик закрыл глаза.
   Дверь в детскую неожиданно отворилась, и на пороге появилась мама. У  нее
было усталое, доброе лицо и улыбающиеся глаза.
   - Джереми, дорогой, - сказала мама. - Мне показалось, что ты смеялся.
   Джереми нехотя открыл глаза. У него были такие длинные ресницы, что  они,
казалось, подняли маленький ветер,  словно  два  шелковых  опахала.  Мальчик
улыбнулся, и все три его зуба улыбнулись тоже.
   - Я рассказывал Пуззи сказку, мама, - сонно сказал Джереми. - И  она  ему
понравилась.
   - Ты -  прелесть,  -  промурлыкала  мать  и,  подойдя  к  кроватке  сына,
заботливо подоткнула одеяло, но мальчик  тотчас  же  выпростал  из-под  него
руку, чтобы крепче прижать тварь к себе.
   - А Пуззи уже заснул? - спросила мать нарочито серьезным тоном.
   - Нет, - ответил Джереми. - Он.., выращивает голод.
   - Как же это он делает?
   - Когда я ем -  голод  проходит,  -  объяснил  мальчик.  -  У  Пуззи  все
наоборот.
   Мать посмотрела на сына. Она любила его так сильно, что просто не могла -
не способна была задуматься.
   - Ты - самый замечательный сын, - шепнула она. - И у тебя  самые  розовые
щечки на свете.
   - А то как же, - согласился Джереми.
   - Вот только смеешься ты странно, - заметила мать, слегка бледнея.
   - Это не я, это Пуззи. Он считает, что это ты - странная.
   Мама некоторое время стояла, склонившись над кроваткой сына  и  глядя  на
него. Но на самом деле на  него  смотрели  только  ее  озабоченно  сдвинутые
брови, в то время как взгляд только скользнул по лицу Джереми  и  устремился
на что-то другое. Затем мать облизнула губы и потрепала его по макушке.
   - Спокойной ночи, малыш.
   - Спокойной ночи, мамочка. Джереми закрыл глаза, и мать на цыпочках вышла
из комнаты. Чудовище всегда знало, чего оно хочет.

***

   На следующий день, когда настало время послеобеденного сна, мать в  сотый
раз чмокнула Джереми в лобик и проворковала:
   - Ты всегда так хорошо спишь после обеда, милый! Это была  правда.  После
обеда Джереми всегда отправлялся в постель так  же  послушно,  как  вечером.
Почему - этого мать, конечно,  не  знала.  Возможно  не  знал  этого  и  сам
мальчик. Пуззи знал, но предпочитал молчать.
   Оказавшись в детской, мальчик первым делом  открыл  ящик  с  игрушками  и
достал оттуда Пуззи.
   - Готов спорить, - сказал он, - ты не прочь подкрепиться.
   - Да. Так что поторопись.
   Джереми быстро забрался в кроватку и крепко прижал к себе игрушку.
   - Я продолжаю думать об этой девушке, - сказал он.
   - О которой?
   - Ну, о той, чьи волосы я изменил.
   - Быть может, это потому, что ты впервые изменил человека?
   -  И  вовсе  не  потому!  Вспомни  того  дядьку,   который   свалился   в
вентиляционную шахту подземки.
   - Тогда ты просто подбросил ему под ноги шляпу. Ту, которую сдуло  ветром
с головы какой-то дамы. Он наступил одной ногой на поля, другой запутался  в
тулье и - готово!
   - А как насчет той девчонки, которую я толкнул под грузовик?
   - Ты к ней даже и не прикасался, - спокойно возразило чудовище. - Она  же
была на роликовых коньках! Ты только  сломал  какую-то  штучку  в  одном  из
колесиков, так что оно не могло вертеться. Вот она и  грохнулась  на  дорогу
прямо перед грузовиком.
   Джереми задумался.
   - А почему раньше я никогда никого не трогал и ничего ни с кем не  делал?
- спросил он наконец.
   - Я не знаю, - проворчал Пуззи. - Но думаю, что это может иметь  какое-то
отношение к этому дому - к тому, что ты здесь родился.
   - Может быть. - Джереми с сомнением пожал плечами.
   - Послушай, я голоден, - проговорило чудовище, поудобнее  устраиваясь  на
животе мальчика, который как раз перевернулся на спину.
   - Ну хорошо, - вздохнул Джереми. - Следующая лекция?
   - Да! - с энтузиазмом  воскликнул  Пуззи.  -  Только  постарайся  грезить
поярче. Замечательные штуки эти твои  лекции.  Они-то  мне  и  нужны;  люди,
которые их слушают, мне совершенно не мешают. И ты меня тоже не интересуешь.
Мне нужно только то, что ты говориш-шь...

***

   Джереми  почувствовал  в  жилах  прилив  какой-то   особенной   крови   и
расслабился. Устремив взгляд на потолок, он нашел на нем  тонкую,  не  толще
волоса,  трещинку,  на  которую  всегда  смотрел,  когда  грезил  наяву,   и
заговорил.
   - Ну вот, я здесь... Здесь - это значит в большой аудитории. В ней  снова
собрались все студенты,  и  эта  девушка  тоже  здесь.  Ну,  та,  у  которой
блестящие каштановые волосы. Кресло позади нее пустое -  раньше  там  сидела
другая девушка - та, которая сломала себе шею...
   - Это можно  пропустить,  -  нетерпеливо  перебило  чудовище.  -  Что  ты
говоришь?
   - Я...? - Джереми ненадолго задумался, и Пуззи слегка толкнул его.
   - Ах да, - спохватился мальчик. - Я говорю о вчерашнем несчастном случае,
и добавляю, что как это ни печально, наши занятия должны  продолжаться,  как
то знаменитое представление.
   - Так поторопись же! - пропыхтел монстр.
   - Сейчас, сейчас, начинаю, - отозвался Джереми с некоторым  раздражением.
- Вот... Тема сегодняшнего занятия - гимнософисты, чей крайний  аскетизм  не
имел себе равных в писаной истории. Эти странные люди рассматривали одежду и
даже пищу как нечто весьма вредное, пагубно влияющее на чистоту мысли. Греки
называли их также гилобиоями; это название, как наверняка известно  наиболее
эрудированным  нашим  студентам,   аналогично   санскритскому   вана-прасти.
Совершенно  очевидно,  что  гимнософисты  оказали  значительное  влияние  на
Диогена Лаэртия, основателя элизийской школы чистого скептицизма...
   Так он бубнил и бубнил ровным, монотонным голосом. Чудовище скорчилось  у
него  на  животе.  Его  маленькие,  круглые  уши  совершали  едва   заметные
жевательные движения, а порой, когда твари удавалось  услышать  какую-нибудь
особенно смачную подробность из области эзотерических знаний, из его плотных
складчатых ушей начинала течь слюна.
   В конце концов - примерно час спустя - голос  Джереми  начал  слабеть,  а
потом и вовсе оборвался, и монстр недовольно завозился.
   - В чем дело? - спросил он.
   - Снова та девушка, - сказал Джереми.  -  Пока  я  говорю,  я  все  время
вспоминаю ту девушку.
   - Тогда перестань немедленно, я еще не кончил.
   - На сегодня все, Пуззи. Я все время мысленно вспоминаю эту девушку и  не
могу даже продолжать. Сейчас я говорю студентам, какие параграфы в  учебнике
им следует прочесть и даю задание. Лекция кончилась.
   Пасть чудовища была почти полна крови, и оно вздохнуло ушами.
   - Что ж, это было не очень много, но все-таки лучше, чем  ничего.  Теперь
можешь спать, если хочешь.
   - Я хочу немножко посмотреть картинки. Чудовище чуть-чуть раздуло щеки  -
слегка, почти незаметно, так что давление в его пасти было совсем небольшим.
   - Валяй. - Оно скатилось с груди Джереми и  с  мрачным  видом  свернулось
рядом.
   Странная кровь поступала  в  мозг  мальчика  ритмично  и  равномерно.  Он
смотрел в потолок неподвижными,  широко  раскрытыми  глазами  и  видел  себя
будущего - худощавого, начинающего лысеть профессора философии.
   Он сидел в аудитории и, глядя на то, как студенты поднимаются  по  крутым
ступеням и толпятся у выхода, снова и снова пытаясь найти объяснение  своему
непонятному желанию снова и  снова  смотреть  на  эту  девушку,  на  мисс..,
э-э-э.... Ахда!..
   - Мисс Пэтчелл!
   Он вздрогнул, удивляясь самому себе. Он вовсе не собирался окликать ее по
имени. Но было уже поздно, и он поспешно  собрался  и  крепко  сжал  ладони,
напуская на себя сухую чопорность,  помогавшую  ему  выглядеть  достойнее  в
своих собственных глазах.
   Девушка медленно спускалась по крутым ступенькам  прохода.  В  ее  широко
расставленных глазах сквозило легкое  недоумение.  Под  мышкой  она  держала
стопку книг; каштановые волосы блестели в неярком дневном свете.
   - Да, профессор?
   - Я... -  Он  замолчал  и  слегка  откашлялся.  -  Я  знаю,  что  занятия
закончились, и у вас есть свои планы. Я не задержу  вас  надолго...  А  если
задержу, - вдруг добавил он, поражаясь своей смелости, -  вы  вполне  можете
встретиться с Бертом и завтра.
   - С Бертом? О-о... - Девушка очаровательно порозовела. - Я не знала,  что
вам известно... Как вы догадались?
   Он пожал плечами.
   - Надеюсь, мисс Пэтчелл, - сказал  он,  -  вы  простите  своего  старого,
гм-м.., пожилого профессора за его болтовню. Дело в  том,  что  в  вас  есть
нечто такое, что.., что...
   - Что же? - В ее глазах были настороженность и капелька страха; несколько
раз она даже оглянулась через плечо - на просторную и уже пустую аудиторию.

***

   Профессор неожиданно хлопнул по кафедре ладонью.
   - Нет, я не допущу, чтобы это  продолжалось!  Я  должен  объясниться.  Вы
боитесь меня, мисс Пэтчелл, но вы не правы.
   - Пожалуй, я лучше.... - испуганно пробормотала девушка и попятилась.
   - Сядьте! - загремел  он.  За  всю  свою  жизнь  он  впервые  на  кого-то
закричал, и оттого испытал потрясение едва ли не  более  сильное,  чем  сама
девушка.
   Девушка невольно попятилась и села на одно из кресел в первом  ряду;  при
этом она выглядела намного меньше, чем в действительности. Только  ее  глаза
на побледневшем лице казались огромными.
   Досадуя на себя, профессор покачал головой. Потом он поднялся из-за стола
и, сойдя с лекторского возвышения, подошел к девушке и сел рядом.
   - А теперь успокойтесь и  выслушайте  меня,  -  промолвил  он,  и  слегка
улыбнулся уголком рта. - Хотя, честно  говоря,  я  даже  не  знаю,  что  вам
сказать. Что ж, постарайтесь быть терпеливой -  это  может  оказаться  очень
важным...
   Несколько  секунд  он  сидел  молча,  собираясь  с  мыслями  и   стараясь
сосредоточиться на тех неясных, расплывчатых  образах  и  картинах,  которые
теснились в его мозгу. При этом он ясно слышал или, вернее,  осознавал,  как
часто, постепенно замирая, бьется ее сердце.
   - Мисс Пэтчелл, - сказал он наконец и повернулся к ней. - Я не заглядывал
в ваше личное дело и не знаю, кто вы такая. До.., вчерашнего дня вы были для
меня лишь одной  из  многих  -  просто  студенткой,  сдававшей  лабораторные
работы, которые я должен был проверить и оценить. Я никогда не наводил о вас
справок в учебной части, и, насколько мне известно, я впервые разговариваю с
вами лично.
   - Да, сэр, это так, - негромко подтвердила она.
   - Очень хорошо. - Профессор облизнул пересохшие губы.  -  Так  вот,  мисс
Пэтчелл, вам двадцать три года. Дом, в котором вы родились,  был  достаточно
старым, двухэтажным, с решетчатым эркерным окном в  свинцовом  переплете  на
лестничной площадке. Маленькая спальная комната  или  детская  располагалась
прямо над кухней, так что когда в доме было тихо, вам был хорошо слышен звон
посуды. Этот дом стоял на Базирус-роуд, 191.
   - Да, но... Как вы догадались?
   Он покачал головой, потом обхватил ее руками.
   - Не знаю. Честное слово - не знаю. Я сам жил  в  этом  доме,  когда  был
ребенком. Но я не могу сказать, откуда мне известно, что и вы тоже там жили.
В этом доме есть нечто... - Профессор потер лоб.  -  Мне  казалось,  что  вы
могли бы помочь...

***

   Она  подняла  голову  и  посмотрела  на  него.  Профессор  был  человеком
деликатного сложения и блестящего ума,  но  он  выглядел  усталым  и  быстро
старел, и девушка сочувственно дотронулась до его рукава.
   - Мне бы очень хотелось помочь, - сказала она искренне. - Честное слово -
хотелось бы.
   - Спасибо вам, дитя мое.
   - Быть может, если вы расскажете мне больше...
   - Я попробую, но..,  дело  в  том,  что  часть  моих  воспоминаний  может
показаться вам.., очень и очень неприглядной. К тому же, все это было  очень
давно, теперь я многое забыл, а остальное видится мне, как сквозь  туман.  И
все же...
   - Продолжайте, прошу вас.
   - Я помню, - почти прошептал он. - Помню вещи, которые случились  как  бы
очень давно, но которые непременно должны найти свой отзвук в  настоящем.  И
недавние события я  тоже  помню  как  бы  двояко.  Одно  из  воспоминаний  -
отчетливое и ясное, другое - старое и расплывчатое. И так же неясно, смутно,
я помню то, что происходит сейчас и то, что только будет происходить.
   - Я.., не понимаю.
   - Мисс Симе... Помните ее? Вчера она погибла в этой самой аудитории.
   - Да, помню. Она сидела прямо позади меня, - кивнула мисс Пэтчелл.
   - Я знаю это! Больше того, я знал и то, что должно с ней  случиться.  Для
меня это знание было как полустертое, смутное, давнее воспоминание - вот что
я имел в виду. Я не знаю, мог ли я что-нибудь сделать,  чтобы  предотвратить
этот несчастный случай. Скорее всего - нет, и все же я продолжаю чувствовать
себя так, словно она оступилась и упала потому, что я что-то с ней сделал.
   - О, нет!..
   Профессор чуть тронул руку девушки, без слов  благодаря  ее  за  участие,
потом жалко улыбнулся.
   - Подобное случалось и раньше, - сказал он. - Много,  много,  много  раз.
Когда  я  был  сначала  мальчиком,  а  затем  -  подростком,   меня   просто
преследовали несчастные случаи. Нет, я вовсе не был сорванцом,  напротив,  я
рос тихим и застенчивым ребенком. Я не был  особенно  силен  и  подвижен,  а
книги всегда нравились мне больше бейсбола. И  тем  не  менее  мне  довелось
стать очевидцем  доброй  дюжины  жестоких  и,  если  можно  так  выразиться,
бессмысленных смертей - автомобильных аварий, утоплений, падений  с  большой
высоты, и других случаев... - (тут его голос невольно задрожал) - о  которых
я не стану упоминать. Кроме этого я был свидетелем множества менее серьезных
случаев - на моих глазах люди получали переломы, ножевые  ранения  и  другие
увечья. И каждый раз - как и вчера - мне начинало казаться, что  это  -  моя
вина, и я.., я...
   - Не надо, - негромко сказала она. - Прошу вас, не казните себя. Ведь  вы
были далеко, когда Элен Симе упала.
   - В том-то и дело, что я всегда был далеко.., достаточно далеко.  Но  для
меня это ровным счетом ничего не значило.  Во  всяком  случае,  я  продолжал
ощущать свою вину. Видите ли, мисс Пэтчелл...
   - Кэтрин...
   - Да, благодарю вас. Так вот, Кэтрин, существует  группа  людей,  которую
работники  страховых  компаний  называют  "предрасположенными  к  несчастным
случаям". Безусловно, большинство таких людей попадает в неприятные ситуации
исключительно по своей собственной неосторожности или  беспечности,  или  же
благодаря каким-то особенностям их психики, которая  побуждает  таких  людей
бросать  обществу  сознательный  или  бессознательный  вызов,  чтобы   любым
способом привлечь к себе внимание. Но есть люди, которые просто присутствуют
при разного рода происшествиях, ни в коей  мере  не  участвуя  в  них.  Это,
простите за пышное сравнение, своеобразные катализаторы смерти, и я, похоже,
один из них...
   - Тогда почему же вы ощущаете себя виноватым?
   - Я... - Он неожиданно замолчал  и  посмотрел  на  нее.  У  девушки  было
доброе, нежное лицо, в  глазах  светилось  неподдельное  сострадание,  и  он
решился. - Я рассказал вам достаточно много, - промолвил профессор,  пожимая
плечами. - Вряд ли остальное покажется вам еще более невероятным;  вреда  от
этого, во всяком случае, не будет.
   - Обещаю, что бы вы мне ни сказали, вам это не повредит!  -  сказала  она
решительно.
   Профессор снова улыбнулся ей, на этот раз - в знак признательности, потом
опять помрачнел.
   - Все эти ужасы - гибель  людей,  увечья,  кровь...  Когда-то  давно  это
казалось мне.., забавным, занимательным. Должно быть, когда я был  ребенком,
почти младенцем,  кто-то  или  что-то  научило  меня  подстраивать  подобные
происшествия и получать удовольствие от смертей и страданий других людей.  Я
помню.., почти помню, когда это прекратилось. У меня была  игрушка,  у  меня
была...

***

   Джереми моргнул. Он так долго смотрел на тоненькую, как волосок,  трещину
в потолке, что от напряжения у него заболели глаза.
   - Что это ты делаешь? - спросило чудовище.
   - Грежу, - ответил Джереми. - Я стал взрослым, и сижу в большой и  пустой
аудитории с девушкой,  у  которой  блестящие  каштановые  волосы.  Ее  зовут
Кэтрин.
   - А о чем вы говорите?
   - О тех смешных видениях, которые у меня бывают. Только...
   - Только - что?
   - Не такие уж они смешные. Чудовище  быстро  подбежало  к  нему  и  легко
вскочило на грудь.
   - Пора спать, Джереми. Пора спать. Я хочу...
   - Нет, - твердо сказал мальчик, прикрывая горло  обеими  руками.  -  Пока
достаточно. Подожди, пока я досмотрю эту грезу.
   - А что бы ты хотел увидеть?
   - Не знаю. Пока не знаю. Мне кажется, в этом сне наяву есть что-то...
   - Давай лучше повеселимся, - предложило чудовище. -  Ведь  это  та  самая
девушка. Та, которую ты можешь изменять, верно?
   - Да.
   - Ну так давай, действуй! Пусть у нее исчезнут ноздри. Приделай ей хобот,
как у слона. Или бороду. Или - что хочешь. У тебя получится!..
   Джереми коротко усмехнулся, потом сказал:
   - Не хочу.
   - Ну, давай, давай же! Вот увидишь, как весело будет...!
   - ..Игрушка, - повторил профессор. - То есть, не совсем. Мне кажется, эта
штука могла говорить. О, если бы я только мог вспомнить!
   -  Не  напрягайтесь  так.  Быть  может,  если  вы  не  будете   стараться
специально, все придет само!.. - воскликнула девушка импульсивно хватая  его
за руку. - Продолжайте, прошу вас.
   - Это было что-то.., мягкое и не очень большое, - произнес он, запинаясь.
- Я что-то не...
   - Гладкое? - спросила девушка наугад.
   - Нет, оно было такое меховое, пушистое... Пушистое'.  Постойте-постойте,
я, кажется, начинаю вспоминать! Я звал его Пуззи.  Эта  штука  действительно
была очень похожа на плюшевого мишку, только  она  умела  разговаривать.  Ну
конечно! Она была живая!
   - Быть может, это была не игрушка, а какое-то домашнее животное?
   - Нет, - ответил профессор и вздрогнул. - Это  была  именно  игрушка.  Во
всяком случае, так считала моя мать. И она.., это существо  заставляло  меня
грезить наяву.
   - Вы хотите сказать - как Питер Иббетсон ?
   - Нет, не совсем так.... - Он откинулся на спинку кресла и поднял глаза к
потолку. - Дело в  том,  что