тены, и в их  мутных  глазах  можно  было  прочесть
бессильную ярость. Они были сейчас абсолютно беспомощны, хотя  мозг  каждого
из них работал со скоростью мощной вычислительной машины, и они ясно видели,
что обмануты.
   Белл задумался и изрек:
   - Посиди с ними, а я ненадолго отлучусь. Они в  прострации  и  не  смогут
помешать тебе время от времени вливать им в  пасти  колу.  У  тебя  остается
пятьдесят галлонов. Не давай им протрезветь. Пригрози им, что утопишь  их  в
коле, если они не станут пить.
   Слимми и Белл вынесли безжизненные тела марсиан наружу и  уложили  их  на
песок возле корабля.
   - Надо бы от них избавиться, - заметил Слимми.
   - Я об  этом  думал.  Только  вспомни,  пожалуйста:  о  сути  артнейского
процесса мы пока только догадываемся. Вдруг мы чего-то не  учли?  Тогда  эти
ребята могут нам опять понадобиться.
   - Как скажешь, - разочарованно вздохнул Слимми. -  Значит,  придется  мне
тут о них заботиться. А когда ты вернешься, то возьмешь их на себя.  Кстати,
будь осторожен.
   - Не беспокойся, малыш. Я вернусь часов через пятьдесят. Пока.
   Белл хлопнул друга по спине и  скрылся  внутри  корабля.  Дверь  бесшумно
закрылась за ним, корабль поднялся в воздух, сделал прощальный круг  и  стал
удаляться. Слимми провожал его тоскливым взглядом, пока он не превратился  в
едва различимую  точку  на  горизонте.  Тогда  он  обратился  к  неподвижным
марсианам:
   - Сейчас по бутылочке получите, дружочки. С этими словами он стал усердно
вливать колу им в раскрытые рты.

***

   Когда космический корабль скрылся из поля  зрения  пьяных  марсиан,  Белл
стал  набирать  высоту.  Выйдя  из  поля  тяготения  планеты,  он  вошел   в
гиперпространство и понесся к Проциону и его темному спутнику со  скоростью,
во много раз превышающей скорость  света.  На  протяжении  всего  полета  он
внимательно наблюдал за показаниями хронометров, переводя время  от  времени
переключатель скоростей из одного положения в другое, и наконец  вернулся  в
обычное пространство менее чем в двух тысячах миль  от  внутренней  планеты.
Хотя корабль отважных землян  был  надежно  защищен  от  повреждений,  пилот
почувствовал, что борта начали нагреваться. Тогда он создал  вокруг  корабля
локальное силовое поле, преобразующее тепловую энергию в  свет.  Убедившись,
что свет, как и положено, возвращается к двойной звезде. Белью  приступил  к
облету маленькой, но неимоверно горячей планеты. Острые глаза умных приборов
проникали в глубины горных кратеров и кипящих минеральных морей. Белл  одним
глазом следил за показаниями телеоспектрографа,  а  другим  -  за  стрелками
многочисленных датчиков.
   Вскоре выяснилось, что на планете имеются колоссальные запасы урана-236 и
-237, изотопов столь редких, что дотоле никому во Вселенной не было известно
об их существовании. Но не благодаря им белоснежные зубы Белла обнажились  в
радостной улыбке. Он обнаружил, что ничуть не менее велики здесь залежи  как
урана-235, так и урана-238.
   Над участком поверхности,  где  было  отмечено  наличие  обоих  изотопов,
корабль, окутанный светообразующим силовым полем, пошел на снижение, и тогда
экран телескопа открыл Беллу  то,  ради  чего  космонавт  и  покинул  Артну.
Огромное поле сплошь было покрыто мхами, наполовину засыпанными  мельчайшими
спорами. Огромная разрешающая способность телескопа позволяла  Беллу  воочию
наблюдать за тем, как эти мхи поглощают редкостные изотопы и  усваивают  их,
одновременно выделяя из себя все  примеси,  в  том  числе  и  уран-235.  Все
жизненные процессы этих растений шли поразительно быстро. Когда мох  истощал
имеющиеся вокруг запасы урана, он разбрасывал споры и умирал. Горячий  ветер
разносил  споры  по  планете,  и  уран  притягивал  их  к  полурасплавленной
поверхности в местах своего залегания. Там немедленно вырастал новый мох,  и
все процессы повторялись вновь.
   Корабль еще приблизился к поверхности планеты, и  при  помощи  трубки  из
берилстали и насоса небольшой мощности  Белл  получил  в  свое  распоряжение
образчики  спор.  Простейшие  эксперименты  убедили  его,  что  он   отыскал
сокровище. Было очевидно, что споры могли  сохраняться  жизнеспособными  без
всякого  питания  неопределенно  долгое  время.  Прорастали  они  при  любой
температуре. Присутствие урана было единственным условием,  необходимым  для
появления чудо-мха.
   Придя к этим выводам, счастливый Белл Белью вошел в  гиперпространство  и
полетел на Артну.

***

   Исследования внутренней планеты и опыты со спорами мха  заняли  несколько
больше времени, чем  Белл  предполагал,  так  что  он  оказался  над  крышей
артнейского уранового завода лишь через семьдесят часов после расставания со
Слимми. С тревогой посмотрел он туда, где  оставил  товарища  и  его  пьяных
подопечных. Ничего, только голый песок.
   Нахмурившись, Белл включил телескоп и  стал  вглядываться  в  поверхность
планеты. Все признаки указывали на некоторую  потасовку.  Белл  хорошо  знал
своего друга и мог предположить, что стычка была весьма серьезной,  несмотря
на то что любой марсианин втрое сильнее человека с Земли.
   Совершив посадку, Белл поспешно выбрался наружу и побежал к месту стоянки
марсианского корабля.
   При его приближении входная дверь открылась, и показался Наш  Парень.  По
нему было видно, что он страдает от изрядного похмелья.
   - Что тебе нужно?
   - Мне нужен Слимми. Что вы с ним сделали?
   - Мы вернем тебе твоего спутника, если ты отдашь нам то, что привез.
   - Вы убили его!
   Наш Парень сделал шаг в сторону.
   - Войди и убедись.
   Белл решительно вошел в корабль. Слимми в самом деле оказался  там,  и  у
него был покорный вид, так как его крепко держали железные руки Гулливера  и
Лилипута.
   - Привет, - сказал он.
   - Слимми! Что случилось?
   - Вспомни, что было с тобой в Цинциннати, у Берта.
   Белл вспомнил. Вообще-то гордиться в  той  истории  ему  было  нечем.  Он
попытался перепить на спор шестерых рабочих борных шахт. После  того  случая
он уже не забудет, что в определенных дозах алкоголь  из  источника  высоких
жизненных радостей превращается в самое натуральное рвотное.
   - А при чем здесь...
   - Они  меня  надули.  Часов  восемь  после  твоего  вылета  они  пытались
сопротивляться, и я поил их насильно,  а  потом  на  них  как  будто  напала
жадность,  и  они  стали  пить  беспрерывно.  А  потом   им   стало   плохо.
По-настоящему плохо. И они стали трезветь. Я усиленно поил их, а из них  все
выливалось, галлон за галлоном. Не знаю, как они  вызывали  рвоту,  но  факт
остается фактом: у меня закончилась кола. Надо было их сразу убить.
   - Успеем, - мрачно сказал Белл. - Ладно, ребята, отпускайте его.
   Он спокойно сунул руку в  карман  и  извлек  небольшой  темный  пистолет.
Марсиане вздрогнули.
   - Откуда это? -  спросил  Гулливер.  -  Вы  обещали,  что  позволите  нам
уничтожить все оружие, что было у вас на борту. Все наше оружие  уничтожено.
Что же это такое?
   И снова Белл пожалел о том, что голоса марсиан лишены  интонации.  Сейчас
ему до смерти хотелось, чтобы самый высокий из его врагов злился  и  брызгал
слюной.
   -  Это  именно  то,  -  проговорил  Белл,  посторонившись,   чтобы   дать
возможность освобожденному Слимми выйти  из  корабля,  -  что  мы  на  Земле
называем тузом в рукаве. В общем, приятно было с вами познакомиться.
   Уверенно держа марсиан под прицелом, он покинул корабль.

***

   Когда космический корабль  землян  уже  удалялся  от  поверхности  Артны,
Слимми оторвал взгляд от приборной доски и улыбнулся.
   - Знаешь, Белл, нехорошую ты с ними шутку сыграл, но я все-таки рад,  что
пистолетик ты придержал.
   Белл с ухмылкой встал, взял в руки пистолет и подошел с ним  к  люку  для
отходов.
   - Ну-ка возьми чуть левее, - распорядился он. - Ты меня не совсем  понял,
малыш. - Он опустил пистолет в люк и нажатием кнопки  открыл  клапан.  -  Мы
сдержали свое  слово  и  уничтожили  все  оружие,  приносящее  смерть.  Этот
пистолет - не  оружие.  Это  наша  с  тобой  любимая  игрушка,  наш  водяной
пистолет, и я рад подарить его нашим новым друзьям.
   А в это время пистолет уже упал на поверхность Артна рядом с  марсианским
кораблем, и три долговязые фигуры склонились  над  ним.  Они,  наверное,  не
ожидали душа из мыльной пены.



   Теодор СТАРДЖОН
   ТАКСИДЕРМИСТ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Я вообще-то по пустякам не люблю нервничать. Небольшой беспорядок в  моей
двухкомнатной квартире в Вестсайде меня  обычно  не  беспокоит.  В  принципе
достаточно открыть дверь, ногой вытолкать более или менее  крупный  мусор  в
общий коридор, и дело с концом. Но сегодня придется прибраться. Придет Мира,
и незачем ей видеть, что у меня здесь творится.
   Ей-то по большому счету беспорядок до лампочки. Она уже достаточно  знает
мой характер. Но сегодня у меня многовато довольно.., необычного мусора.
   Я тщательно подмел пол, заглядывая во все углы, так как мне не  хотелось,
чтобы что-нибудь эдакое вдруг вылетело на середину комнаты из-за  случайного
сквозняка. Не стоит расстраивать Миру. Признаться,  меня  подмывало  кое-что
оставить на видном месте. Мира так гордилась своей железной  выдержкой,  что
мне, наверное, доставило бы удовольствие услышать, как она завизжит.
   Однако я отогнал от себя эту недостойную мысль.  Мира  прекрасно  ко  мне
относилась, и я даже иногда задавался вопросом: отчего  я  испытываю  к  ней
такую симпатию, тогда как она явно не принадлежит к моему типу женщин.
   Итак, я даже заполз под кровать и выволок оттуда свои домашние туфли. Мои
ноги по-прежнему были там. Левую туфлю  я  поставил  на  каминную  полку,  а
правую отнес в другую комнату, присел на стул и принялся выковыривать из нее
ступню. Туфли у меня своеобразные: левая значительно больше правой.  Наконец
я вытащил ступню; к этому времени я уже ругался вслух. Кожа шуршала в руках.
Я скомкал ее и швырнул в мусорное ведро. Так, теперь надо  оглядеться.  Ага,
на ручке ящика стола висит моя рука. Я отодрал ее и выкинул ко всем  чертям.
С какой стати, спрашивается, Мира дала телеграмму, а не позвонила,  как  все
нормальные люди? А теперь от  нее  не  отделаешься.  Свалится  как  снег  на
голову. А мне, собственно говоря, несколько не до нее...
   Я смел с клавиатуры пианино указательный палец. За ним в  мусорное  ведро
последовала левая нога. Потом я подумал, не убрать ли и туловище (оно висело
в прихожей в шкафу для одежды), и решил оставить его в  покое.  Из  цельного
куска кожи такого размера я в принципе мог бы сделать  что-нибудь  полезное;
чемодан,  скажем,  или  непромокаемый  плащ.  Вообще  я   отныне   обеспечен
первоклассным сырьем.
   Кажется, я ничего не забыл. О ногах можно не думать до завтрашнего  утра.
Правая рука тоже, к счастью, сошла. К  счастью,  конечно,  потому  что  Мира
могла бы, мягко говоря, сконфузиться, если бы после рукопожатия у нее в руке
осталась бы пустая перчатка. Остается левая рука. Я пощупал ее. Кожа  слегка
поддалась, но сдирать ее силой мне не хотелось, так как  сама  по  себе  она
сходит совершенно безболезненно. Лицо должно  сойти  очень  и  очень  скоро,
хотя, возможно, мне удастся продержаться до ухода Миры, если я не буду много
смеяться.
   Обеими руками я сжал шею и помассировал ее. Это помогло;  кожа  упала  на
пол. Нужно надеть галстук, тогда Мира не заметит неровного края старого слоя
кожи над воротником.
   Я вздрогнул, когда раздался звонок в дверь, и вскочил на ноги. Тут же  от
меня отвалился кусочек кожи. Я спрятал его  под  диванную  подушку  и  пошел
открывать. Возле двери угрожающе скрипнуло ухо. Я расправился с ним, засунул
в карман и отпер дверь.
   - Дэвид! - сказала Мира, выражая единственным словом, что она  рада  мне,
что мы не виделись целых восемь месяцев, что у нее все в порядке,  что  надо
было, наверное, написать, но я, мол, прощу ее - ведь  она  никому  не  пишет
писем, такое у нее правило.
   Мира повернулась ко мне спиной, легким движением сбросила плащ, зная, что
я сразу подхвачу его, чтобы повесить на вешалку, прошла в комнату и  уселась
на коврик на полу, поджав под себя ноги. Только после этого она взглянула на
меня.
   - Дэвид, иди скорей сюда! Ты замечательно выглядишь. А морщин-то сколько!
Милый мой, ты чересчур много работаешь. А как ты находишь  меня?  Правда,  у
меня цветущий вид? Смотри, у меня новые  туфли.  Между  прочим,  из  змеиной
кожи. Кстати, о змейках. Как дела?
   - Кстати о змейках, Мира. Я рассыпаюсь на  части.  От  меня  периодически
отлетают маленькие кусочки, как только дунет ветер. Мира, у  меня  что-то  с
кожей.
   - Это ужасно, - рассеянно проговорила Мира. - А это не из-за меня? Ты  не
ради меня худеешь? Да, жениться на мне ты  по-прежнему  не  можешь.  Это  на
случай, если ты хотел спросить.
   - Спрашивать я не  собирался,  но  знать  все-таки  не  мешает,  так  что
спасибо. - В этот момент мое лицо отвалилось, я быстро поймал его и  спрятал
под полу пиджака. Слава Богу, Мира ничего  не  заметила!  Значит,  несколько
часов я могу быть спокоен. Осталась только левая  рука.  Вот  бы  и  от  нее
втихую избавиться! О-о!.. И она уже сошла!
   Может быть, она осталась на дверной ручке. Не надо, чтобы Мира ее видела.
   Я вышел в прихожую и огляделся. Руки нигде не было. Может, она валяется в
комнате, на полу, рядом с Мирой? Мне уже почему-то не  хотелось,  чтобы  она
завизжала. Я люблю, когда она.., счастливая. И в тысячу  первый  раз  с  той
минуты, когда я получил свой злополучный порез, я прошептал:
   - О Боже, ну почему это должно было произойти со мной?

***

   Я быстро вернулся в комнату. Мира все так же сидела на полу, правда,  она
переместилась поближе к лампе. В руках у нее была моя рука. Жаль, что вы  не
видели, какая улыбка играла на ее губах. Язык мой прилип к гортани. Я ожидал
чего угодно, только не этой безмятежной улыбки.  Я-то  привык  уже,  но  как
Мира...
   Она метнула на меня быстрый взгляд. Что-то птичье есть в  ее  манере  вот
так вот вскидывать голову. Она любит глянуть на человека  и  отвести  взгляд
через долю секунды. Удивительно, как много она при этом замечает.  Вообще  я
должен  сказать,  что  за  ее  легкомысленной  внешностью  щебечущей  птички
скрывается холодный и цепкий ум.
   Мира поднесла руку  -  собственно,  не  руку,  а  полупрозрачную,  словно
целлофановую, перчатку - и посмотрела на меня сквозь пальцы.
   - Привет, змееныш!
   Она хихикнула, но я вдруг понял, что ей не смешно, а страшно,  до  смерти
страшно, ей хочется плакать, ее хорошенькая мордочка искривилась, и я уже не
назвал бы ее хорошенькой, а только милой, милой...
   Она припала ко мне и прошептала:
   - Дэвид, что же нам теперь делать? Я притянул ее к  себе,  не  зная,  что
сказать, но она не ждала моего ответа, она бормотала сама:
   - Дэвид, она и тебя укусила, да? О, эта т-тварь меня укусила!  Индусы  ей
поклоняются. Они г-гово-рят, что ее укус превращает человека в  з-змею...  Я
испугалась... И с тех пор я меняю кожу раз в сутки... И так всю  жизнь...  -
Она прижалась  ко  мне.  Голос  ее  звучал  теперь  чуть  спокойнее,  совсем
чуть-чуть. У нее красивый голос. - Я не убила змею,  я  подумала,  что  тебе
захочется посмотреть на такую редкость, и вот я  ее  тебе  прислала,  а  она
укусила и тебя, и твоя кожа... 0-о-ох!
   - Не надо. Мира. Пожалуйста. Змея не кусала меня. Я снимал с нее  кожу  и
порезался. Сам. Змея была мертва, когда  я  заразился.  Значит,  это  ты  ее
прислала! Надо было мне сразу  догадаться.  При  посылке  не  было  никакого
письма. Конечно, это ты! И давно это с тобой?
   - Четыре месяца. - Она всхлипнула и ткнулась  розовым  носиком  в  лацкан
моего пиджака, так как в моем нагрудном кармане не нашлось носового  платка.
- Я успокоилась, когда оказалось, что это ., не больно. И я  знала  заранее,
когда какие части отпадают. Я думала, это со временем  пройдет.  А  потом  в
Альбукерке в одной витрине я увидела твою руку. Ремень  с  такой  пряжкой  -
человеческая рука сжимает палку, когда пряжка  застегивается.  Я  эту  штуку
купила и все поняла, потому что  от  руки  пахло  препаратами,  которыми  ты
консервируешь кожу для чучел, и вообще только ты мог такую пряжку придумать,
только тебе могло прийти в голову использовать собственную кожу,  раз  уж..,
появилась такая возможность. Я ненавидела себя, Дэвид, и любила  тебя..,  за
это. - Она отстранилась и посмотрела мне  в  лицо;  в  глазах  ее  светилась
изумленная радость. - И сейчас я люблю тебя, я раньше никого  не  любила,  и
мне все равно... - Она покрутила мое ухо, и кожа зашуршала под ее  пальцами.
- Что ты рассыпаешься, - весело закончила она.
   Тогда я понял  все.  Безумная  страсть  к  приключениям  привела  Миру  в
пустыню. Она попала в такое  место,  где  природа  не  испытала  воздействия
человеческой цивилизации, где обитают те же виды животных и растений, что  и
миллионы лет  назад.  Она  обнаружила  неизвестную  змею  и  решила  мне  ее
подарить, решила, что подобный сувенир как раз  для  меня,  таксидермиста  и
ювелира в одном лице. Мира сумасшедшая. Змея укусила ее,  а  она  никому  не
сказала ни слова, потому что ей, видите ли, не  было  больно.  А  потом  она
узнала, что та же беда приключилась со мной, и примчалась в Нью-Йорк,  чтобы
признаться, что она во всем виновата!
   - Если так, Мира, - твердо сказал я, - тогда мне нет дела до этой сушеной
дряни. Змейка ты моя подколодная! И я поцеловал ее.

***

   Сброшенная человеческая кожа - поразительная штука. Раз в двадцать четыре
часа, минута в минуту, эпидермий твердеет и отваливается. Она  на  удивление
прочная, эта кожа. Ступни, например, остаются в  туфлях,  идеально  сохраняя
при этом форму.  Если  немного  помять  эту  омертвевшую  оболочку,  на  ней
появляется сеть мелких сгибов, и  она  становится  мягкой  и  податливой.  С
ногтей отваливается верхний  слой.  После  обработки  дубильной  кислотой  и
пальмовым маслом мертвая кожа  делается  прочной  и  совершенно  прозрачной.
Потом ее можно покрыть шеллаком, добавить чуть-чуть масляной краски, и тогда
она приобретает коричневый цвет с темно-золотистым, как на портретах  работы
Ван Дейка, оттенком. Выходит, заболев этой странной болезнью, я одновременно
приобрел чудесный материал.
   Вот она, наша змейка... Фута четыре в длину, середина туловища  несколько
тоньше, чем передняя часть и хвост. Кожа у нее  оранжевая,  матовая;  брюшко
чуть темнее, чем спина. В  темноте  она  заметно  светилась.  Змея  издавала
довольно сильный запах, такой, как будто мед смешали с муравьиной  кислотой.
Впрочем, я, наверное, неясно выражаюсь. У нее два ядовитых зуба, причем один
на голове сверху, а другой - под нижней челюстью.  Язык  змеи  раздваивается
только у  корня.  У  нее  имеется  надгортанник  и  семь  пар  рудиментарных
конечностей. Чешуи на коже нет. Я называю это существо  змеей  лишь  потому,
что на змею оно больше всего похоже.  Вот  Мира,  к  примеру,  ведь  она,  в
сущности, ангел, но женщиной-то  ее  называть  можно.  Понимаете,  о  чем  я
говорю? У этой змейки много странностей, и я готов поклясться, что предки ее
жили не на этой Земле.
   Мыс Мирой стояли, держась за руки, смотрели на нее и думали, что бы с ней
сделать.
   - Давай показывать ее за деньги, - предложила Мира.
   - Никто не поверит, что это не подделка, - возразил я. - Может,  продадим
самих себя Медицинской ассоциации?
   Мира  поморщилась,  и  кожа  с  ее  носика  упала  на  пол.  Идея  насчет
Медицинской ассоциации Мире не понравилась.
   - Дэвид, что будем делать?
   Она задала этот вопрос таким тоном, словно была уверена, что я знаю ответ
и ответ этот единственно правильный. Многие женщины используют этот прием, и
действует он безотказно.
   - Ну, можно, скажем...
   Я не договорил, потому что услышал тяжелые удары в дверь.
   Только у одного типа живых существ в этом мире не хватит  мозгов  на  то,
чтобы заметить кнопку электр