ла ночь вдали от стойбища.
   Какая-то часть охотницы в ней жила. И это будет всегда.
   Она всегда будет настороже.


3

   Прошел еще год изгнания. Не более счастливый, чем предыдущий.
   Марика  вышла  на  стену,  откуда  открывался  вид  на  плотину   и
электростанцию. Здесь обычно она  и  предавалась  своим  размышлениям.
Только совсем недавно пришедшие беженцы могли не знать, что это  место
принадлежит ей, и не уважать этого. Это место было ограждено  незримым
барьером, который даже Горри  или  ее  ровесницы  из  старых  силт  не
пересекали, если там сидела Марика. Сюда она приходила,  когда  хотела
полностью избавиться от опеки.
   Такое  место  было  у  каждой  силты.  Для  большинства  это   были
собственные покои.  Но  вообще  такие  места  создавались  молчаливым,
невысказанным образом, и об этом знала  вся  община  силт.  Постепенно
силты Акарда узнавали, что в этом месте - владения щены-дикарки.
   Ей нравились ветер и прохлада и вид отсюда. И еще ей нравилось  то,
что к ней никто не подойдет во плоти неожиданно, чтобы она  не  успела
привести мысли в порядок. Тех, кто мог бы и  посмел  бы  это  сделать,
было мало - старшая жрица и Хлес Гибани, например, хотя они никогда не
сделали бы этого без разумной причины.
   Хасген снова замерз. Силты ставили десятки беженцев на рубку  льда,
чтобы он не забил трубы электростанции. Эта зима была  еще  хуже  двух
предыдущих, а каждая из них ставила рекорды по стихийным бедствиям.  В
этом году было меньше бурь и снега, но ветер так  же  суров,  а  клыки
холода острее прежнего. Ледяной ветер находил  дорогу  даже  к  сердцу
крепости, издеваясь над огнями, ревущими в каждом камине.  Этим  летом
граница лесов в трети мили от края вспаханных земель отодвинулась  еще
на двести ярдов.  Дрова  складывали,  куда  только  можно.  И  все  же
Брайдик, сопоставляя расход дров с остающимся временем, ежилась.
   В эту зиму отряды фуражиров не выходили.  За  пределы  мощи  общего
прикосновения всех силт Акарда не выпускали никого. Ходили слухи,  что
в эту зиму ни один кочевник не остался на Зотаке.
   Первой тяжелой зимой на Юг пришло относительно немного.  Хотя  стая
Дегнанов погибла, большая часть стай Верхнего Поната уцелела. Немногие
кочевники, не удравшие на Север, были истреблены  силтами.  Во  вторую
зиму полностью погибла половина стай Верхнего  Поната,  а  наступившим
летом пролилось много крови,  когда  силты  пытались  истребить  массы
кочевников,  цеплявшихся  за  захваченные  стойбища.  Истребили  сотни
кочевников, но вызвать тотальное бегство силтам не удалось.
   Теперь у кочевников не было вождя-верлена, но он им и не был нужен.
Они слились в одну огромную сверхстаю. В этот год северные орды пришли
рано, в  сезон  жатвы.  Силты  делали  что  могли,  но  ни  резня,  ни
колдовство силт дикарей не останавливали. На место поглощенных яростью
Рейгг стай приходили еще более отчаянные.
   Из  большинства  выживших  стойбищ  многие   были   разрушены   или
захвачены. Брайдик предсказывала, что грядущей весной ни один кочевник
не станет уходить на Север.
   Марика чуяла, что третий год ее изгнания поставит точку на  истории
Верхнего Поната  как  границы  цивилизации.  Уже  самых  подвижных  из
передовых кочевников  видали  далеко  к  югу  от  Акарда.  Они  обошли
крепость  стороной,  затем  направились  вниз  по  руслу  Хайнлина   -
извилистой ледовой дороге, несущей их угрозу  к  землям  Юга.  Остался
нетронутым только один оплот цивилизации - Критца, крепость  торговцев
в низовьях реки.
   Марика мельком видела Критцу издали во время  охоты  на  кочевников
прошлым летом. Это были высокие каменные стены, неприступные, как  сам
Акард. Туда тоже бежали толпы беженцев.  Даже  больше,  чем  в  Акард,
потому что торговцев не боялись так, как силт.
   А они тоже не боялись кочевников. Во вторую зиму один раз, а в  эту
два раза дикари нападали на Критцу - и  безуспешно.  Говорили,  что  у
торговцев много странного  и  страшного  оружия.  Под  стенами  Критцы
осталось много сотен погибших кочевников.
   Марика лишь смутно представляла себе, что  такое  Критца,  пока  не
увидела сама. Тогда  ей  стало  любопытно,  как  это  силты  допускают
существование такой независимой силы в своих  границах.  Тем  более  в
руках мужчин. Потому что  у  силт  были  очень  сильные  предубеждения
против мужчин. Такие,  перед  которыми  бледнели  предрассудки  женщин
Верхнего Поната.
   Некастрированных мужчин  в  Акард  не  допускали.  Это  неимоверной
тяжестью ложилось на плечи беженцев, особенно тех остатков  стай,  что
надеялись когда-нибудь восстановиться.
   Была маленькая деревушка некастрированных мужчин - под той  стеной,
где сидела сейчас Марика, цепляющихся за жизнь и молящих  Всесущего  о
помощи, в которой отказали  те,  кто  их  защищал.  И  даже  некоторые
охотницы, не  желавшие  склонить  шею  перед  требованием  силт,  жили
снаружи.
   Марика подозревала, что эти меты отправятся в  Критцу,  как  только
переход станет не таким рискованным.
   И все же Критца - как она вообще могла существовать? Доброго  слова
о торговцах не нашлось бы ни у одной  старой  силты,  ни  одна  им  не
доверяла ни на волос. Они были почти одиночки - мужчины  без  стай,  -
определенная угроза абсолютной власти силт, уже хотя  бы  потому,  что
разносили вести между стойбищами.
   Брайдик говорила, что торговцы необходимы  для  равновесия.  У  них
было признанное  место  в  более  гибких  законах  Юга,  и  это  место
признавалось всеми сестричествами. Силты не любили братство торговцев,
но им приходилось мириться с ним - пока торговцы оставались  в  рамках
строго определенных профессиональных ограничений.
   Марика ежилась под диким ветром, но продолжала глядеть на ландшафт,
над которым высилась крепость. Никогда за всю  историю  крепости  -  а
началась она на много столетий раньше,  чем  пришли  в  Верхний  Понат
первые из Дегнанов - не было такой суровой зимы, а уж тем  более  трех
подряд, одна другой злее.
   Марика  пыталась  припомнить  зимы  до  прихода  кочевников  и  что
говорили о них Мудрые. Но вспоминались только жалобы того сорта,  что,
"когда мы были моложе, зимы  были  мягче".  Охотницы  только  фыркали,
называя это старушечьим ворчанием.
   Но Мудрые оказались правы. Последние три зимы не были  отклонением.
Сестры утверждали, что зимы давно уже крепчают и что  это  длится  уже
больше поколения. И еще они говорили, что  это  только  начало  и  что
климат станет куда хуже, пока начнется улучшение.  Но  какая  разница?
Марике это не подвластно. Конца этого цикла  она  не  увидит.  Брайдик
говорила, что до поворота к лучшему пройдут столетия, и еще  столетия,
пока восстановится норма.
   По опасным  обледенелым  ступенькам  на  стену  кто-то  поднимался.
Марика никак не реагировала, зная, что это Грауэл. Да, Грауэл, которую
она не видела уже неделями, по которой скучала, и все же...
   Грауэл наклонилась навстречу ветру, пробираясь  к  месту  уединения
Марики. Когда она подошла, у нее стучали зубы.
   - Что ты делаешь тут в такую погоду, щена? Простудишься до смерти.
   - Мне тут нравится, Грауэл. Особенно в это время года.  Сюда  можно
прийти и думать, и никто тебе не будет мешать.
   Грауэл пропустила намек мимо ушей.
   - Там, внизу, они говорят о тебе, щена.
   Марика отметила фамильярный тон - к которому даже Грауэл  прибегала
теперь лишь в моменты волнения, - но сохранила свою отстраненность.  А
Грауэл вела дальше:
   - Я их услышала. Я там на посту  была.  Опять  Горри.  Говорила  со
старшей. Так же злобно, как всегда, но на этот раз, мне  кажется,  она
нашла сочувствующую слушательницу. Что ты там натворила?
   - Ничего.
   - Что-то есть наверняка. Ты так напугала Гори, что она требует тебя
отослать в монастырь Макше, как только придет весна.
   Это Марику встревожило. До сих пор Горри была решительно  настроена
скрыть самое существование Марики от Макше, которому подчинялся Акард.
Хотя она ничего конкретного не сделала, что могло бы  напугать  Горри,
ее наставница, значит, знала ее лучше, чем Марика думала. Опыт  старой
силты и ее  превосходство  в  знаниях  давали  ей  преимущество  в  их
утонченной, дружески-враждебной, не признаваемой открыто дуэли.
   - Все равно не понимаю, Грауэл. Чего они меня боятся?
   Горри была ей понятна  на  уровне  личных  отношений.  Та  боялась,
поскольку сама зародила в своей ученице негасимую ненависть. Но  страх
Горри оказался куда больше,  чем  просто  опасение  мести  Марики.  Не
понимая полностью, Марика все же  чувствовала,  что  все  это  гораздо
сложнее, и знала, что до некоторой степени страхи Горри разделяют  все
силты крепости.
   Грауэл  повторила  все,  что  говорилось  раньше  ею,  Барлог  и  в
особенности Брайдик. Но Марика отнеслась к этому не лучше  и  на  этот
раз.
   - Они боятся не такую тебя, какова ты сейчас,  Марика.  Они  боятся
того ужаса, которым ты можешь стать. Горри твердо уверена,  что  ты  -
самая сильная ученица, которую она видела и даже  о  которой  слышала.
Включая и тех, с кем училась она, а по ее словам - это самые одаренные
сестры современности. Что здесь правда - кто может знать? Они все лгут
для своей выгоды. Но один факт неопровержим. Вокруг тебя  ореол  рока,
которого они боятся.
   Марика чуть не поперхнулась. Такого она еще не слышала.
   - Ореол рока? Что это может значить?
   - Точно я не знаю. Я просто говорю тебе, что слышала. А  слышала  я
то, что  Горри  верит,  будто  в  тебе  есть  что-то  большее.  Что-то
мифическое. Эта мысль пришла к ней  давно.  Другие  фыркали  в  ответ.
Больше  они  не  фыркают.  Даже  те,  кто   находит   другие   способы
подтрунивать над Горри. Что-то ты сделала такое,  что  твои  защитницы
оказались в неловком положении.
   Марика прогнала в памяти последние месяцы.  Ничего  там  такого  не
было, чего  она  не  делала  бы  раньше.  Разве  что  достигла  начала
физического созревания, и ей было велено ежедневно пить зелье, которое
должно было помешать наступлению первой течки.
   - Не понимаю, Грауэл. У меня нет ощущения, что я носитель рока.
   - А как ты могла бы знать? Разве Джиана знала?
   Слово, услышанное от Горри. Джиана. Как-то в  минуту  гнева  старая
силта недавно назвала ее Джианой.
   - Грауэл, это же миф. И вообще Джиана даже не была метой.
   Полубогиня Джиана была  дочерью  великой  самки  рейма  и  всеобщей
ипостаси Всесущего - Гиерлина, который спустился  из  великой  тьмы  и
оплодотворил мать Джианы во сне. Это не  было  официальной  доктриной.
Просто сказкой,  как  и  многие  другие,  дошедшие  с  давних  времен.
Донаучные попытки объяснить тайны мира.
   Когда Джиана достигла взрослости, она понесла по миру проклятие,  и
на ее пути все животные теряли речь и разум. Все, кроме метов, которых
предупредил Гиерлин, и они спрятались так, чтобы Джиана их не нашла.
   Давняя была сказка, искаженная многими поколениями сказителей. Если
там и была какая-то правда, ее давно уже выкинули в попытках  улучшить
оригинал. Марика ее воспринимала так,  как  и  надо  было,  -  попытка
объяснить,  почему   только   меты   остались   разумными   животными,
обладающими речью. Как мог  быть  связан  этот  миф  с  ее  теперешним
положением, она не могла себе представить.
   Это она и сказала Грауэл.
   - Миф или не миф,  а  Горри  называет  тебя  маленькой  Джианой.  А
кое-кто из других это  серьезно  слушает.  Они  все  уверены,  что  ты
отмечена прикосновением Всесущего.
   Это выражение могло иметь два  смысла.  Сейчас  Марика  знала:  это
вежливый способ сказать, что она сумасшедшая.
   - Кто-то отмечен прикосновением Всесущего, Грауэл. И  я  не  думаю,
что это я. Силты - они не очень от мира сего, если к ним приглядеться.
   Марика в свое время была крайне поражена открытием, что силты,  при
всей их  образованности  и  осведомленности,  куда  больше  склонны  к
ритуалам и мистике, чем самые примитивные из кочевников. Они  почитали
десятки обязательных дней, о которых она  прежде  и  не  слышала.  Они
приносили ежедневные жертвы и Всесущему, и меньшим силам,  с  которыми
имели дело. Они приносили жертвы в масштабах,  удивительных  для  той,
которая привыкла, что жертва  -  миска  каши,  выставленная  за  стену
стойбища с кувшином ормонового пива, или небольшой зверек, принесенный
в пещеру Махен раз в три месяца в день слияния больших лун.  Силты  же
были одержимы боязнью дьявола. Они все еще боялись призраков,  которых
поверг Всесущий, собрав все более  ранние  силы.  Они  боялись  теней,
изгнанных Всесущим и надежно закованных  в  цепи  в  других  мирах.  И
больше всего они боялись тех - всегда  бывших  верленами,  -  кто  мог
оказаться способным призвать эти тени против них.
   Марика  видела  несколько  высших  церемоний,  подглядывая   сквозь
отдушину между собой и миром призраков. Эти  ритуалы  не  имели  почти
никакого влияния на Сущих - так силты называли то, что Марика называла
призраками. И эти Сущие были единственными сверхъестественными силами,
которые  признавала  Марика.  В  такие  моменты   она   даже   всерьез
сомневалась в существовании самого Всесущего, а уж тем более - никогда
не виденных теней, что преследовали ее наставниц.
   Эти призраки не нуждались в жертвах, насколько Марика могла видеть.
Вообще  они  оставались  безразличными  к  той  плоскости,  где   жили
смертные. Они отвечали на сигналы, очевидно, лишь  из  любопытства,  в
моменты напряжения. И оказывали свое действие  лишь  тогда,  когда  их
направлял кто-то, обладающий даром.
   Обрекающая. Таков был мистический титул  Джианы.  Охотница,  ищущая
то, что ей никогда не найти, что всегда у  нее  за  спиной.  Насколько
могла видеть Марика, хождение тропою рока было не  более  чем  избитой
метафорой.
   Однако к этому мифу  очень  серьезно  относились  силты,  и  Марика
подозревала, что Горри цинично на этом играет, чтобы заручиться против
нее поддержкой старших силт. Ни одна силта Акарда не любила Горри,  но
все же ее уважали, хоть и неохотно, помня, кем она была до изгнания.
   Но даже и так, ей придется еще долго и  много  убеждать,  пока  она
получит разрешение на более грубые меры против своей ученицы.  В  этом
Марика была уверена.
   Осторожность и осторожность. Вот и все, что от нее требуется.
   - Я не Обрекающая, Грауэл. И у меня нет честолюбия. Я только  делаю
то, что должна ради собственного выживания. Им не надо меня бояться. -
Она соскользнула к роли, которую играла перед Грауэл и Барлог во время
их редких встреч, поскольку опасалась,  что  они  -  по  крайней  мере
Грауэл  -  передают  все  ее  реплики  ради   с_о_б_с_т_в_е_н_н_о_г_о_
выживания. - Я искренне верю, что стану такой  силтой,  которая  редко
покидает монастырь и  даром  тоже  редко  пользуется,  да  и  то  ради
обучении щен быть силтами.
   Не слишком ли сумасшедшие подозрения?  Всех  подозревать  в  кознях
против себя - не значит ли быть помешанной? Одну мету - разумеется.  В
каждом стойбище есть и  вражда,  и  дружба.  В  каждом  стойбище  есть
конфликт молодых со старыми, собственные пары "Горри - Марика".  Взять
хоть Пошит. Но подозревать, что против  нее  действует  вся  крепость,
действует  тонко  и  все  энергичнее  -  пусть  такое   подозрение   и
поддерживают Грауэл, Барлог и Брайдик, - да еще по  причинам,  которые
ей  самой  кажутся  мистическими  и  недоступными,  -  это  попахивает
безумием чистейшей воды.
   Значит, возможно, она безумна. Все равно она убеждена и все  больше
убеждается, что действовать надо так, будто ее подозрения - правда.
   Зачем силтам эти игры сестричества? Может быть, каждая силта прошла
через такое отношение к своим сестрам, как Марика сейчас  -  к  своим?
Сестричество - не маска ли, обращенная к внешнему миру? Образ, которым
правители вызывают почтение управляемых?  А  реальность  -  постоянный
хаос в стенах монастыря? Свалка голодных щенков за объедки?
   Грауэл перебила ход ее мыслей.
   - Я не могу заставить тебя мне поверить, Марика. Но я  должна  была
тебя предупредить. Мы остаемся Дегнанами.
   У Марики были по этому поводу определенные и  сильные  чувства,  но
она их не проявляла. Грауэл  и  Барлог  всегда  становились  угрюмыми,
когда Марика даже намекала, что стая Дегнанов  -  прошлое.  Когда  они
узнали, что она больше не ведет Хронику, они у нее ее забрали.  Барлог
лучше Грауэл владела каллиграфией, и теперь Хронику вела она.
   Они были хорошими охотницами, эти две меты.  Никогда  они  не  дали
крепости повода сожалеть, что их туда приняли. И служили ей хорошо. Но
дуры они были, жертвы сентиментальности. И еще -  предательницы  своих
идеалов. А не работают ли они против Марики, ее одностайницы?
   - Спасибо, Грауэл. Я благодарна тебе за заботу. Ты  извини,  что  я
так невежлива. У  меня  было  трудное  утро.  Одно  из  самых  трудных
испытаний Горри.
   Зубы Грауэл тут же свирепо оскалились. На секунду у Марики возникло
искушение  чуть  нажать  и   проверить   подлинность   этой   реакции.
Использовать Грауэл как клинок в битве с Горри.
   Нет. Это то, что пробовали  против  нее  на  Разломе.  И  не  вышло
ничего, кроме ее презрения  к  неизвестной  вдохновительнице  попытки,
подставившей на гибель другую вместо себя.  Счесться  с  Горри  -  эту
работу она должна выполнить лично.
   Так как Грауэл не выразила намерения уйти, Марика повторила:
   - Спасибо, Грауэл. Дай мне посидеть одной. Мне нужна песня ветра.
   - Это не песня, щена. Это смертный плач. Но будь по-твоему.
   Надо отдать Грауэл  должное.  Она  не  стала  выполнять  все  жесты
почтения, которые полагались Марике как силте, пусть  и  ученице.  Вот
если бы были свидетели... Но Грауэл знала, что Марика терпеть не может
ту искусственную вежливость, которой окружали себя силты.
   Когда Грауэл ушла, балансируя своим копьем  с  табличкой  -  знаком
официальной должности, Марика подумала, что о ней пошли  слухи  как  о
разговаривающей с ветром. Без сомнения, Горри и ее сверстницы записали
это как очередную против нее улику. Джиана разговаривала с  ветром,  и
северный ветер был ее ближайшим союзником, иногда  переносящим  ее  по
миру. Уж не одна сестра спрашивала  -  в  насмешку,  -  что  слышно  с
Севера.
   Она не отвечала, потому что ответь она - они бы не поняли.  Она  бы
ответила, что слышен холод, великий лед и шепот великой тьмы.  Она  бы
ответила, что слышен шепот завтрашнего дня.



Глава одиннадцатая


1

   Попытка Горри избавить Акард от самой  странной  его  обитательницы
провалилась. С наступлением весны Марика не  отправилась  в  монастырь
Макше. Старшая жрица еще недостаточно повозилась с самой трудной своей
ученицей, чтобы принять потерю  лица,  которую  принесла  бы  передача
проблемы наверх.
   Безнадежные, как их надежды, изгнанницы Акарда старались  выглядеть
хорошо  в  глазах  своих  дальних   повелительниц.   Иногда   менялись
политические ветры у силт в старших монастырях,  и  прежних  изгнанниц
возвращали. Не часто - но достаточно часто, чтобы  это  было  мотивом.
Жульнической приманкой, считала Марика.
   Как бы там ни было, старшая не желала терять  лицо,  отсылая  такую
неподдающуюся ученицу.
   Зато не постеснялась убрать свою самую  нелюбимую  ученицу  на  все
лето из Акарда.

   Приказы пришли даже не из Макше,  а  гораздо  дальше  -  из  самого
главного монастыря сестричества Рейгг. Следует очистить от  кочевников
Верхний Понат. Никакие оправдания приниматься не будут.
   Акард наполнился страхом. Марике казалось, что у этого  страха  нет
объекта, что он вызван скорее далекими, таинственными повелительницами
сестричества, нежели близкими и конкретными ордами кочевников.
   Марика покинула крепость с первым отрядом.  Он  состоял  из  сорока
мет, и силтами  были  только  три  из  них.  Одна  молодая  -  дальний
контактер. Одна  старая  -  начальница.  Тридцать  семь  охотниц,  все
набранные из беженцев. И одна специалистка по темной стороне. Марика.
   Быть может,  они