может и простить. А кто может тебя простить, кассар Харт? Я не
могу, наши жизни не переплелись. Может быть, вот он,  -  ладонь  старика
указала на съежившегося Митьку. - Давай, мальчик, скажи и ты. Бок о  бок
с этим человеком вы прошли долгий и опасный путь, он не раз спасал  тебе
жизнь, ты знаешь его свет, знаешь его тьму. Что решил бы ты?
   Больше всего на свете Митьке хотелось сейчас  оказаться  где  угодно,
только не здесь. Пускай даже на болоте, по пояс в  хлюпающей  трясине...
или в темноте на дыбе... а то  и  под  прозрачным  куполом  в  княжеской
"раборатории"... Только бы не говорить. Любое слово, что он  произнесет,
будет как расплавленный свинец.
   - Ну же? Чего молчишь, Митика? Пора, мальчик. Взрослей.
   - Я... - перехваченным горлом просипел Митька... -  я  не  знаю,  что
говорить. Он хороший человек, кассар Харт-ла-Гир. Я на него не  злюсь...
за себя. Он наказывал меня, больно наказывал, но  по  делу...  тут  чего
прощать? Тут даже нечего прощать... Может, если бы он даже убил меня,  я
бы на него не обиделся... Но он убил не меня. Он убил Хьясси. Как я могу
прощать за него? Пускай прощает Хьясси. Только его больше нет, и  тогда,
получается, некому...
   Он вновь затрясся в рыданиях, уже совершенно не думая,  как  на  него
смотрят. Сейчас, вот только  что,  секунду  назад,  он  предал  кассара.
Кассара, который лечил его, защищал,  учил...  которому  он  рассказывал
"Песнь о вещем Олеге" и о космических кораблях. Всего несколько слов - и
предал. А не скажи он их - предал бы Хьясси.
   - Что ж, - помолчав, сказал Посвященный Тми-Наланси, - значит, так  и
будет. Я думаю, Хьясси его простит там, у престола Единого. А  здесь  мы
простить не можем. Освободите его от пут и цепей, - приказал он  воинам.
- И ведите наверх. Вернее, несите, вряд ли  он  способен  сейчас  ходить
самостоятельно. И сделайте все быстро, не надо, чтобы он мучился.
   - Вы что же, - вытирая слезы,  повернулся  к  нему  Митька,  -  прямо
сейчас его хотите?
   - Да, - жестко ответил старик. - Чем  дольше  протянем,  тем  тяжелее
будет ему самому. Пойдем отсюда, малыш. Тебе вовсе незачем это видеть.
   - Почему же? - рассмеялся в дальнем углу кассар.  -  Я  бы  на  твоем
месте, Посвященный, все ему показал. Пускай знает цену  словам.  Что  ж,
прощай, Митика. Не думаю, чтобы мы когда либо встретились там... Что мне
тебе такого сказать? Ты слышал, как я говорил этому старику  про  третью
правду. Так вот, это - правда.
   Он замолчал, и двое стражников деловито подошли  к  нему,  нагнулись,
принялись возиться с цепями. А  Тми-Наланси,  крепко  обхватив  Митькины
плечи,  повел  его  из  камеры.  Митька  не  сопротивлялся,  механически
переставлял ноги и старался ни о чем не думать.  И  это  ему  удалось  -
мыслей действительно не было, ни одной. Просто тяжесть, слепая и  глухая
тяжесть внутри, и каждый шаг, казалось, прибавлял ей весу.
 
18. 
 
   Никого не хотелось видеть. Бодрые слова, что не все  потеряно,  он  и
сам говорить умел. Толку-то от них? Уже  несколько  часов,  как  сбылась
мечта - он домчался-таки,  добрался  до  вожделенного  замка  Айн-Лиуси.
Поднесли, можно сказать, на блюдечке с голубой каемочкой.  Вот,  высокие
серые стены, круглые, похожие на шахматные ладьи, башни, можешь  сколько
угодно щупать руками. Но, как в тех же шахматах, что  толку  от  сильных
фигур, когда ходить нечем? Вернее, некуда.
   Лешку отыскать не удалось. Замок, понятное дело, огромен, но и народу
в обеих хандарах тоже немало. И уж, казалось бы, все облазили, в  каждую
щелочку потыкались,  каждую  стенку  простучали.  И  нашли,  много  чего
интересного нашли, только вот Лешки -  ни  следа.  И  здешнего  хозяина,
князя Диу, тоже ни следа. Магия? Но все Посвященные дружно уверяли,  что
никакой магии в замке не осталось, вся развеялась по молитве к  Единому.
Виктор Михайлович не спорил - им, наверное, виднее, что там  развеялось,
что нет. Только ведь и сына нет, и что тогда выходит? Или они изначально
шли не туда, то есть тхаранские маги  спрятали  Лешку  где-то  совсем  в
другом месте, а Айн-Лиуси - камушек в кусты, или, что не менее  скверно,
князь, удирая отсюда, взял ребенка с собой. Ищи теперь ветра в поле.
   А как мчались, как понукали и без того  взмыленных  коней,  когда  на
горизонте показались угрюмые серые стены! Собственно, можно  было  и  не
гнать, все равно ведь предполагалась осада. Кто  же  знал,  что  хандара
Оорта-ла-Мирру  сумеет  ворваться  внутрь?  Илси-Тнаури,  кстати,   едва
заметно хмурился, видно, очень уж  ему  хотелось  быть  первым.  Ничего,
перетерпит, не гонки на кубок Европы.
   Фактически, хандара Илси-Тнаури оказалась лишней. Все уже  сделано  -
ключевые  пункты  заняты,  княжеские  войска  обезоружены  и  заперты  в
казармах, подземные темницы обследованы. С военной точки зрения все  уже
было закончено. Достаточно оставить здесь гарнизон до подхода регулярных
войск государя Айлвы, и можно бы возвращаться.  Только  вот  Лешка...  и
князь. Упускать этакую змею никак нельзя.
   Упускать никто и не собирался.  Высланные  в  степь  конные  разъезды
стрелами разлетелись во все стороны, сотники Аун-Минна  и  Хъярри-Гломму
вели сейчас допросы. Пока результатов ноль. Никто ничего не  слыхал  про
Лешку, не было такого, говорят. Впрочем, воины и слуги мало  что  знали.
Мало кого из них допускали в княжеские  покои,  а  те,  кого  допускали,
видели доступное лишь обычному, человеческому  глазу.  И  теперь,  когда
магия вроде бы отключена, становится ясно, сколько же  здесь  такого,  о
чем никто никогда и не подозревал. Чего стоит один лишь колодец, доверху
заполненный детскими скелетами! А  бесконечная  череда  залов,  галерей,
тайных хранилищ... По-хорошему,  сюда  бы  весь  УКОС  командировать  на
полгода - и это только чтобы разобраться, что к чему.
   Многое, конечно, мог бы рассказать Дима Самойлов. Как  удачно  вышло,
что его нашла хандара Оорта-ла-Мирру! Казалось бы, одной головной  болью
меньше. Но именно что казалось - парень вскоре куда-то  исчез.  Вот  уже
несколько часов никто не знает,  где  он.  То  ли  обиделся  на  излишне
опекавших его единян и забился в какой-то глухой угол, то ли  захотелось
приключений... Ясно только, что за ворота замка он не выходил, а  больше
отсюда никак. Обычные  пути  перекрыты,  а  магических,  надо  полагать,
больше нет.
   По словам Посвященного Тми-Наланси, мальчишку упустили, уже выйдя  из
подземелья. Стоило старику на минуту отвлечься -  и  на  тебе.  Впрочем,
Посвященный не слишком по этому поводу дергался. "Да  не  переживай  ты,
Вик-Тору, - говорил он слегка усталым голосом, - найдется отрок,  никуда
не денется. Нелегко ему сейчас на  сердце,  вот  и  носит  его  где-то".
Тми-Наланси вкратце рассказал и о том, чем именно  отягощено  отроческое
сердце.
   -  А  что,  никак  нельзя  было  оставить  этого  Харта  в  живых?  -
раздраженно поинтересовался Петрушко, в упор глядя  на  Посвященного.  -
Обязательно нужна кровь?
   Тми-Наланси спокойно выдержал его взгляд, не моргнул.
   - Кассар Харт из рода Гиров убил беззащитного ребенка, и хуже того  -
принес его в жертву темному демону. По нашим установлением сие  подлежит
смерти, - строго разъяснил  он.  -  Никаких  скидок  и  уверток  тут  не
предусмотрено. Закон Единого прям как стрела, отступить от него в  малом
означает отступиться и от всего упования нашего.
   - Этак вы, ребята, далеко пойдете, - бросил в душный воздух Петрушко.
- Если уже сейчас, едва  лишь  получив  государево  покровительство,  вы
наладились кровь лить, так посмотрел бы я, что из  вас  получится  через
пару сотен лет. Запылают, боюсь, костры, полетят клочки по  закоулочкам.
У нас так было, кстати,  и  ничем  хорошим  не  кончилось.  В  рай,  как
говорится, на аркане не тянут. - Рука Единого убережет нас от пути  зла,
- убежденно заявил старик, и Виктор Михайлович понял,  что  спорить  тут
бессмысленно. Фанатик есть фанатик, да и  некогда  богословские  диспуты
разводить. Умен Посвященный и по-человечески симпатичен, но если  уж  на
чем-то его заклинит... остается лишь умыть руки.
   - А друга его так и не нашли? - помолчав, спросил он.
   - Нет, - вздохнул Тми-Наланси. -  Тоже  как  в  воздухе  растворился.
Камера его пуста, цепи валяются, ошейник бронзовый  пополам  разломан...
Похоже, это еще до нас, ибо пахнет магией... Ну да будет  воля  Единого,
сыщется.
 
*** 
 
   Гораздо  интереснее  оказался  разговор  с   освобожденным   узником,
стариком Харриму-Глао. Правда, освобождать старика солдатам не  пришлось
- он вышел им навстречу сам. Жуткий вид, струпья, раны, грива волос - но
ведь сумел же как-то освободиться от цепей, открыл как-то дверь  камеры.
Это при отключенной-то магии! Впрочем, как  он  сам  утверждал,  прямого
отношения  к  магии  его  искусство  "дьордо-хмангу"  не  имеет.  Просто
проникание в суть вещей. "Суть вещей",  конечно,  вызвала  у  полковника
Петрушко профессиональную настороженность, но опять же,  не  время  было
отвлекаться.
   Старика он допрашивал сам, не доверил сотникам. И правильно сделал  -
полезный  и  знающий  оказался  старик.  Отмытый   и   накормленный,   с
перевязанными ранами, Харриму-Глао охотно пошел на  контакт.  Какой  там
допрос - так, беседа двух умных людей с параллельными целями. А  что  за
дверями горницы подпирают стенку двое солдат с копьями - так это ничего,
это для проформы.
   Полагалось,  конечно,  все  вызнать  про  этого   старика,   все-таки
наставник княжеских боевиков - фигура  ценная.  Только  не  стал  Виктор
Михайлович ни о чем выспрашивать, слишком муторно было внутри и  глупыми
казались  все  эти  игры  в   "психологические   типы",   "эмоциональные
подстройки" и "ментальные привязки". Да и не УКОС  тут  -  совсем  иной,
странный и страшный мир. Обманчиво похожий на  Землю,  но  иной,  совсем
иной... Он просто рассказал старику главное  -  скупо  и  четко,  словно
делая доклад в кабинете Вязника. То, что  Харриму-Глао  оказался  магом,
сильно упрощало дело. О переходах между Кругами объяснять не пришлось.
   Старик сидел на плетеной из каких-то местных зеленых прутьев циновке,
молча слушал, время от времени кивая головой, отчего его  густая  борода
опускалась ниже пояса. Возможно, при иных обстоятельствах это  выглядело
бы и комично... но сейчас горечь и досада начисто лишили его  даже  тени
юмора.
   - Что ж, - пожевал губами Харриму-Глао, выслушав "отчет",  -  дело-то
еще хуже, чем думалось мне. Князь наш не таков,  чтобы  вот  так  просто
сбежать. Стало быть, замыслил он некую хитрую пакость. Здесь он  где-то,
поганец Диу, неподалеку. Прячется, выжидает.
   - Как это здесь? Как прячется? - не поверил Петрушко. - Ведь  единяне
сняли всю здешнюю магию, о чем ты говоришь?
   - Дело я говорю, чужак! Дело! - с неудовольствием посмотрел  на  него
старик и вновь тряхнул бородой. - Магию они, понимаешь, сняли... Ага, ну
как же, как же... Так просто княжескую  магию  не  снимешь...  это  они,
друзья твои единяне, только внешние  барьеры  убрали...  те,  что  силою
стихийных духов выставлены. Да и то, мнится мне,  ненадолго.  Духи  эти,
понимаешь, точно крысы.  Ногой  на  них  топнешь,  они  шмыг  по  углам,
затаились вроде как, а после опять... Но  не  то  главное,  чужак.  Есть
много  чего,  духам  неподвластного...  Князь-то  хоть  сердцем  и  гриб
поганый, а зато разумом велик.  Глубоко  он  проник  в  тайны  естества,
освоил мертвые, слепые силы. Не по зубам твоим выскочкам-единянам законы
естества отменять. Духов  припугнули,  да  и  только.  Хотя  тоже  дело,
конечно... Я ведь потому из камеры-то и вышел, что воздушные духи,  коих
к моим цепям приставили, в оммо-тло сбежали. А уж  от  простых-то  цепей
избавиться - дело плевое, чужак.
   - Значит, думаешь, здесь прячется?
   - То и думаю, - оскалился старик. - Только не думаю, что хватит у вас
силенок отыскать его. Ты ведь и дитя свое найти не можешь, хоть  людишки
все облазили да обнюхали. А мальчонка-то здесь. Не такой человек  князь,
чтобы  спесивым  старцам  тхаранским   такой   вкусный   кусок   отдать.
Догадываюсь я даже, для чего дитя ему нужно. Нет, не убить, и не  думай,
- поспешно добавил он, увидев Петрушкины глаза. - Ключик он, твой сын. К
тебе ключик, к твоему Кругу, к твоей службе. И потому не отдаст он  тебе
его ни за что... пока ты ему нужен, все будет тянуть да обещать... а как
сделаешься бесполезен,  так  обоих  того...  вроде  как  меня,  на  цепь
заговоренную. Или еще проще, выпить живую  силу  и  забыть.  Только  это
нескоро. У князя-то, видать, большие расчеты имеются  на  твой  Железный
Круг. Потому и земляка твоего, парнишку этого, обхаживал. А  ведь  силен
парнишка оказался, - неожиданно рассмеялся Харриму-Глао, обнажая  черные
осколки зубов. - Утек от дакассара нашего, и от единян  утек.  Говоришь,
тут он где-то бродит? Ну-ну...  Ох,  чувствую,  найдет  он  таки  Черный
Камень. Только хватит ли духу воспользоваться?
   - Какой-какой камень? Ты о чем, почтенный Харриму-Глао?  -  не  понял
Петрушко.
   - Ох, - вздохнул старик, - неужели тебе друзья-единяне ни  о  чем  не
рассказали? Хотя оно и понятно, демонские штучки это по их  понятиям,  а
стало быть, незачем и язык поганить. Ну, слушай, у тебя, я гляжу, в ушах
пробок нету... Магическую силу из человека можно в  камень  перелить,  и
камень такой многое  способен.  Как  это  делается,  разговор  долгий  и
неприятный, да не о том  мы  сейчас.  Любит  наш  князь  такие  камушки,
собирает их... Которые сам сделал, которые  купил,  которые  и  отобрал.
Много у него камней... Целый зал на то отведен, все стены  переливаются,
от камушков-то. И все как на подбор в себе силу хранят. Но есть у  князя
и особенные камни, могучие. Их всего-то три, и вся  сила  их  только  на
один раз... зато и  огромная  сила.  Черный  камень,  к  примеру,  может
человека куда угодно перенести, хотя бы и в другой Круг.
   - Это как же? -  заинтересовался  Петрушко.  -  А  теория  трех  душ?
Колебания этой самой имну-глонни как же? Не разорвет человека в чужом-то
мире?
   - Ничуть, - старик поерзал, принимая позу поудобнее.  Видимо,  болели
все-таки раны.
   - А почему?
   - Почему, знает лишь князь, который сей камень и сотворил, -  отрезал
старик. - Мнится мне, однако,  что-то  такое  случается  с  имну-глонни,
какое-то превращение, и не страшны ей уже никакая дрожь  Кругов.  Вот  я
парнишке про камень-то и рассказал. Какой-никакой,  а  единственный  для
него выход. Чем при князе оставаться,  лучше  уж  сразу  в  петлю...  да
только хитер князь, и такого не допустит.
   - Значит, уважаемый, ты полагаешь, мальчик сейчас по  замку  шастает,
волшебный камень ищет?
   - Видать, так, -  подтвердил  Харриму-Глао.  -  Ежели  бы  он  просто
поплакать убежал, так и нашли бы  его  давно  уже.  А  он,  постреленок,
видать, в княжеские покои прямиком. Там колдовская защита особая, не  от
духов, ее твоим единянам не снять...  вот  и  не  находите  его.  Другое
странно, как  это  ему  удалось...  при  том,  что  даже  малой  искорки
магического дара у него нет. Разве что сразу ему удалось  камень  найти,
пока еще не хватились его? А уж с камнем-то нипочем не  найдете,  камень
его такой завесью покроет, что и сильный маг не справится...  Разве  что
ежели кто Великого Посвящения.
   - Алама, что ли, сюда вызвать? - вслух задумался Петрушко. - Он вроде
говорил, у него великое...
   - Как же, как же, - ехидно заметил старик, - побежит сюда Алам...  Он
ведь отступник, проклял он и посвящение свое,  и  дар  свой  магический.
Целиком все выкинул,  отдался  Единому.  Не  пойдет  он  вспять,  не  из
таковских... Я ведь его, Алама, видал... Ох,  давно  это  было...  -  на
старческих глазах  блеснула  слеза,  и  Петрушко  опасливо  подумал,  не
начнется ли сейчас вечер воспоминаний. Но нет - старик дернул головой  и
внимательно взглянул на него.
   - А еще у князя Диу есть Белый камень, - проговорил он негромко и  со
значением.
   - И что из этого следует? - в тон ему протянул Виктор Михайлович.
   - Тебе бы сей камень пригодился, Вик-Тору, - пояснил  старый  маг.  -
Белый камень  многое  может,  к  примеру,  перенести  к  тебе  человека,
которого больше всего хочешь видеть. Откуда угодно - из дальней  страны,
из другого Круга... Может, даже  и  из  нижних  пещер,  из  страны  тьмы
смертной, да только правда ли, никому неведомо. Не  проверяли.  Так  что
гляди, найдешь камень - он тебе и сына вернет. А уж  как  потом  в  свой
Круг вернуться, сам решай, камень на том силу свою утратит.
   - Да дальше-то как раз понятно, - нетерпеливо отмахнулся Петрушко,  -
дадим домой Хайяару знать, обменяет Лешку на здешнего юношу, лемгну его.
Ты лучше скажи, как мне этот Белый камень найти?
   - Ну что я тебе отвечу? - прикрыл глаза  старик.  -  Где  князь  свои
особенные камни прячет, никому не ведомо. Думаю, однако, что  у  себя  в
покоях. Вряд ли на виду, и вряд ли без охраны.
   - Какая еще охрана? - перебил Петрушко. - Вся охрана у нас в казармах
под замком сидит. Пуст замок, ни одного стражника.
   - Да не такая охрана, -  усмехнулся  Харриму-Глао.  -  Магическая,  и
единянским молениям, думаю, неподвластная. Да вот только такие камни  не
очень-то любят лежать в тайнике... есть у них некое подобие воли...  Так
что, быть может, камень и сам к тебе потянется. Ты, главное, думай о нем
неотступно... Вот и все, что могу сказать.
   - Что ж, благодарю и за это, - поднялся он с кресла.  -  Что  сделать
для тебя, почтенный Харриму-Глао? Я, конечно, не командую хандарами,  но
думаю, к слову моему тут прислушаются.
   - А ничего не надо, - просто ответил старик. - Что  нужно  тому,  кто
очень скоро помрет? Тишина. Здесь тихо.
   - Это ты брось? Зачем помирать, тут, как мне сказали,  есть  искусные
целители, ты еще не дряхл... зачем ты так, куда торопишься?
   - Не тороплюсь я, просто знаю. Мне бы давно уже полагалось спуститься
в нижние пещеры, видишь следы  пыток?  Смертные  это  пытки,  чужак.  Да
только сие неинтересно князю, нужен я ему был... вот он и  приставил  ко
мне духов земли, воздуха и камня, дабы удерживали они во  мне  жизнь,  а
заодно  и  стерегли.  Теперь  единяне  их  прогнали,  и  все  пойдет  по
естеству... Сегодня я еще увижу закат, а вот будет  ли  мне  завтрашний,
сомневаюсь. Это нестрашно, поверь.  Это  грустно,  но  истинный  человек
сильнее своей грусти. Прощай,  Вик-Тору.  Если  ты  в  кого-то  все-таки
веришь, пускай тот и поможет тебе. А я устал, я сейчас буду  спать...  в
тепле, в сухости...
   И повернувшись к стене, старик замер.
   Виктор Михайлович осторожно  вышел,  тихо  прикрыл  за  собой  дверь.
Подозвал стражников, отдал несколько коротких распоряжений. И  пошел  по
винтовой лестнице вниз... Вход в княжеские покои был в другой башне.
 
*** 
 
   Он и сам удивлялся своей прыти.  Взрослый  человек,  полковник,  муж,
отец - а точно мальчишка поверил сказке доброго дедушки... или не  очень
доброго... очень добрых здесь не бывает по  определению.  Зверский  мир,
жестокость у всех в крови.  Даже  эти  слуги  Единого,  без  пяти  минут
христиане - и то заражены все  тем  же  неистребимым  зверством.  Пускай
трупов во дворе замка немного, но ведь есть они, есть. И ладно бы только
княжеские воины, до последнего защищавшие  своего  господина...  кстати,
хладнокровно предавшего их господина.  Так  нет  же  -  к  телам  воинов
добавились и прочие. Старик-управляющий, правая рука  князя,  самодержец
во всем, что касается здешнего хозяйства. Его  выдали  обозленные  рабы,
притащили избитого к воеводе, бросили к ногам. И готово  дело  -  вывели
старичка во двор, предложили  отречься  от  идолов,  а  когда  тот  сухо
отказался, поставили на колени и деловито, умело отсекли  голову.  Потом
еще и кассар этот, Харт-ла-Гир. То же самое... ему, говорят, прострелили
голову из тяжелого боевого лука, такие на  полкилометра  бьют...  только
здесь едва ли десяток метров был... а наконечник стрелы здоровый, пальца
в два шири