легка пульсирующим  светом.  Не
как факел, конечно, но вполне достаточно, чтобы разбирать, куда идешь.
   Этот изумруд вообще поражал. Действительно,  по-настоящему  волшебный
предмет. Небось, он умеет куда больше, чем показывать  скрытые  двери  и
работать фонариком.  Знать  бы  только,  как  им  пользоваться?  Кассар,
несомненно,  знает.  Ну  что  ему  мешало  объяснить   подробнее?   Нет,
промолчал. Дескать, носи при себе - и все дела.
   Мысль, в общем, была простейшая. Раз тут имеется вход  в  подземелье,
то вряд ли это запертая на сто замков дверь. Когда враг ворвется внутрь,
некогда ведь будет за ключами  бегать.  Значит,  не  амбарные  замки,  а
магия. Чтобы заклинание сказать, наверное, много  времени  не  нужно.  А
оставленный  кассаром   камушек,   между   прочим,   эту   самую   магию
нейтрализует. Типа как лед огнем растопить, или как  кислоту  щелочью...
Значит, надо походить с камушком внизу, глядишь, тайная  дверь  в  конце
концов и отыщется. А там - уж как-нибудь.
   Было жутковато, но безумно интересно. Он едва ли не час бродил уже по
пустынным, пыльным коридорам, радуясь, что Синто убежал на тренировку, и
до обеда не появится. Свобода! Пускай и недолгая.
   И  ведь  все  оказалось  правильным!  Дверь   обнаружилась!   Низкая,
скрипучая, незапертая. Зачем ее запирать, если  всякому  другому  вместо
нее видится глухая стена, и не просто видится, а  можно  сколько  угодно
толкаться - ничего, кроме холодного камня, не найдешь. Но  вот  если  по
стене, там, где изумруд начинает мерцать, поводить им... Сначала радужно
начинает переливаться воздух, слышится легкое  потрескивание,  потом  на
сером фоне проступает едва различимый контур. Несколько секунд -  и  вот
она, дверь. Толкай и шагай.
   Разумеется, так вот  сразу  шагать  он  не  стал.  Сперва  сходил  за
факелами, потом спрятал в горнице одежду. Подумав, отложил меч. Ну нафиг
он там? С кем сражаться-то? Если его зацапают стражники, то много против
них все равно не навоюешь, а  больше  вроде  и  некого  там  рубить.  Не
дождевых же червей?
   Единственное, что оказалось неожиданным - это холод. Не мороз в сорок
градусов, конечно, но зябко, мурашки по коже, ледяные коготки скребут по
спине. И ведь помнил же, что в пещерах  всегда  холодно,  но  как-то  не
связал с подземельем. Пещеры - это что-то дикое, природное, а подземелье
людьми вырыто. Хотя на самом деле - те же яйца, вид сбоку.
   Грязно, впрочем, тут было лишь неподалеку от входа, точнее, там,  где
кончалась спускавшаяся во тьму винтовая лестница. И  может  быть,  грязь
эту развели со смыслом. Следить, не отпечатает ли кто  свои  ступни?  Не
сунется ли кто сюда недозволенно? Наверняка у князя есть  и  специальные
люди, которые за этим наблюдают. Возможно, здесь, внизу, есть и  охрана.
Магия магией, а кто-то ведь должен стоять на страже возле дверей  камер,
кто-то должен носить узникам еду. А может, и допросы тут проходят?
   Он вновь передернул плечами. На сей раз вовсе даже не от холода.
 
*** 
 
   Сколько же лет ушло, чтобы вырыть все это! Небось одной земли  вынули
столько, что хватило бы на целую гору. И ведь  не  просто  земли  -  тут
долбили камень. То ли это гранит, то ли  базальт  -  Митька  не  слишком
разбирался. Главное, что твердый. Народу, наверное, полегло...
   Но зато получилось почти как в метро. Никаких тебе  узких  извилистых
лазов - тоннели здоровенные, тут грузовик бы проехал и не задел стен.  И
потолки высокие,  даже  если  руку  вытянуть,  не  заденешь.  Разве  что
прыгнуть?
   Митька прыгнул. Пальцы встретили пустоту, зато мимо  лица  прошуршало
что-то быстрое. Летучие мыши, что ли? Ой, не хотелось бы. Он испытывал к
этим тварям необъяснимое отвращение. То ли фильмами ужасов навеянное, то
ли какими-то позабытыми уже книжками. Вроде,  они  к  тому  же  и  кровь
сосут. Вцепится такая дрянь  в  волосы,  прокусит  кожу...  Нет,  такого
подарочка не надо. Уж лучше обычные крысы. Во  всяком  случае,  там,  на
корабле, они вели себя вполне вежливо.  Не  то  что  в  ту  ночь,  когда
выбирались с кассаром из города... Перед глазами явственно  нарисовалась
мерзкая оскаленная зверюга. Впрочем, тогда-то они  сами  превратились  в
гномиков, вот крыса и почуяла себя в своем праве...
   Крыс тут, однако, не обнаружилось, да и  летучие  мыши  больше  никак
себя не проявляли. В слабом, синевато-зеленом свете  изумруда  виднелись
только стены. Пол - и тот  не  был  виден.  Конечно,  если  присесть  на
корточки, то разглядишь плотно пригнанные друг к дружке каменные плиты.
   Тишина стояла жуткая. Давила на уши словно многометровая толща  воды.
Ни  тебе  срывающихся  с  потолка  капель,  ни  осторожных  шорохов,  ни
приглушенного звука шагов. За это, кстати,  спасибо.  Правда,  непонятно
кому.
   Митька, конечно, отмечал в памяти боковые ответвления,  повороты,  но
пока ничего интересного не было. Длиннющие ходы, и  никаких  дверей.  Ну
где же эта самая темница? Пора бы ей, наверное, быть.
   Сейчас он уже сомневался, а так ли уж  ему  надо  эту  самую  темницу
посмотреть? Ну да, чего не сделаешь  со  скуки,  да  и  с  Харриму-Глао,
наставником Синто, интересно было бы потолковать. Раз его князь в тюрьму
зафигачил, значит, у него на князя зуб имеется. Значит, может что-нибудь
полезное рассказать. С другой  стороны,  чем  дальше,  тем  сильнее  его
охватывала жуть. Росла тяжелым  комом  в  горле,  покалывала  в  животе,
клубилась в душном воздухе.
   Он уже всерьез подумывал повернуть назад, когда  обнаружилась  первая
дверь.
   На вид тяжелая, низкая, но  очень  широкая,  она  была  сколочена  из
плотных брусьев. Дерево, но, видать, окаменевшее  от  времени.  Никакого
замка Митька не обнаружил, как эта дверь открывалась, было загадкой.  Он
посмотрел на изумруд -  тот  светился  ровно,  не  пульсировал.  Значит,
никакой тут магии. Неинтересно.
   Двери начали попадаться примерно через каждые сорок  шагов.  Все  они
были по левую руку, все однотипные - низкие, плотные, на вид  совершенно
непробиваемые. Сидел ли  кто  за  ними,  оставалось  загадкой.  Впрочем,
однажды он услышал вой. Едва различимый,  монотонный.  Похоже,  женский.
Так и  представилась  скованная  цепями  старуха  в  истлевших  тряпках,
давным-давно обезумевшая, уподобившаяся животному. За что ее? Может, это
поварихи,   приготовившая   господину   князю   невкусный    суп?    Или
заартачившаяся наложница? У князя наверняка ведь имеется гарем.
   Возле очередной  двери  изумруд  предупреждающе  вспыхнул.  Так,  уже
интереснее. Митька приложил ухо. Ни звука. Нащупав  железную  скобу,  он
наудачу толкнул дверь вовнутрь. Та вдруг, недовольно скрипнув, подалась.
Сперва образовалась узенькая  щелочка,  потом,  когда  Митька  навалился
плечом - щелочка выросла до вполне приемлемой ширины.
   Он шагнул внутрь. На миг сделалось страшно - а ну как  дверь  за  его
спиной захлопнется, щелкнет  незаметный  запор,  и  он  останется  здесь
навсегда?  Или,  что  ничуть  не  лучше,  до  прихода   разносящих   еду
стражников.
   Дверь не захлопнулась  -  вместо  этого  кто-то  молча  и  решительно
прыгнул на него из темноты. Жаркое  дыхание  обожгло  щеку,  едкая  вонь
ударила в нос, а в горло впились острые ногти.
   Нападающий не издавал ни звука, и от этого было особенно страшно. Что
делать?  Сердце  бухало  тяжеленным  маятником,  мозги  затопило  волной
липкого, тошнотворного ужаса. Не видя врага, нельзя было и  понять,  как
сопротивляться, да и возможно ли вообще сопротивление? Может, это  зомби
какой-нибудь? Или вампир, жаждущий свеженькой крови?
   Впрочем, чисто интуитивно Митька сделал самое разумное - крепко  сжал
изумруд в кулаке. Не дай Бог потерять камушек  -  без  него  обратно  не
выйдешь. Ну что же делать-то? Он с трудом подавил крик.  Вот  только  не
хватало сейчас звать кого-то на помощь. Стражники прибегут, помогут... и
объясняйся потом с князем в пыточной, зачем сюда полез.
   Будь тут кассар, он бы живо скрутил невидимого  узника.  С  такими-то
мышцами, с таким опытом боя это, наверное, несложно. А Митька барахтался
на полу, со всей силы отталкивая руками нападавшего.  Очень  волосатого,
кстати. Едва ли не как  медведь.  Если  судить  по  весу,  то  уж  точно
медведь, без вопросов. Ну чего стоило взять с собой меч!  Он  бы  сейчас
оказался куда полезнее изумруда. Совершенно  некстати  вспомнился  вдруг
анекдот про грузина,  чей  сын  обменял  подаренный  отцом  пистолет  на
швейцарские часы. "Вот придет, Гиви, в  твой  дом  враг,  зарэжет  твоих
детей, возьмет твою жену, и что ты ему скажешь? Полшестого?"
   Он непроизвольно  хрюкнул,  не  в  силах  сдержать  смех.  Совершенно
идиотский сейчас смех. Правда, чем больше было смеха, тем слабее делался
страх, и мозги начинали мало-помалу отмерзать.
   Митька на миг  ослабил  усилия,  позволил  врагу  приблизиться  почти
вплотную - и резко, со всей дури врезал ему коленом. Куда пришелся удар,
толком было не понять, но судя по короткому, прерывистому вздоху - место
оказалось подходящим. Не теряя времени, он вскочил на ноги  и  опрометью
метнулся к двери. Вернее, туда, где,  как  ему  помнилось,  должна  была
находиться дверь. Правда, там ее почему-то не обнаружилось.
   А коварный невидимка, наверное, уже подбирается вновь. Такого  амбала
одним ударом не вырубишь. То есть кассар вырубил бы. И Синто,  наверное,
тоже. А восьмиклассник Самойлов - вряд  ли.  Даже  если  ему  нарисовали
годовые оценки и возвели в сан девятиклассника.
   И что теперь? Митька наудачу разжал ладонь. Ну хотя бы посмотреть  на
этого  злобного  узника.  Хотя  бы  узнать  перед  смертью,  кто  именно
перегрызет ему горло.
   Зеленый свет вырвался из пальцев, озарил пространство камеры. Первое,
что увидел Митька - это  гостеприимную  дверную  щель.  А  потом  уже  -
привалившегося к стене, хрипло дышащего врага.
   И вот тут уже сдержать вопль не удалось. Ужас  моментально  вернулся,
заполнил всего его с ног до головы, и Митьки хватило лишь на  то,  чтобы
крысой метнуться в дверной проем, вылететь в коридор - и с бешеной силой
ухватиться снаружи за скобу. Удалось.  Тяжеленная,  окованная  железными
полосами дверь не спеша приняла исходное положение. Ну  почему  тут  нет
засова? Ведь узник сейчас вырвется!
   Почему он не вырывался раньше, сейчас размышлять было некогда. Митька
тянул дверь на себя - дрожащий, потный. Босые пятки елозили по каменному
полу, ноги тряслись в коленках. Из оцарапанной шеи  сочилась  кровь,  но
нечего было и думать обтереть ее.
   Странно, но почему-то узник  не  шебуршился  с  той  стороны.  Митька
честно держал дверь несколько минут, но больше сил не было. Он  отскочил
в сторону и вновь посмотрел на зеленый кристалл. Тот светился ровно,  не
вспыхивая, не тускнея. Что, кончилась магия?  А  не  магия  ли,  кстати,
вообще открыла эту дверь?  С  чего  бы  это  тюремщикам  держать  камеру
незапертой?
   Это было глупо, но Митька, выждав какое-то время,  попробовал  слегка
толкнуть дверь. Бесполезно. С тем же успехом можно толкать  плечом  танк
Т-34 или статую Петра Первого. Обошлось.
   Он шумно вздохнул и поспешил убраться отсюда. Самым  лучшим  было  бы
навсегда забыть  то,  что  видел  несколько  мгновений  в  слабом  свете
изумруда. Но вряд ли у  него  это  получится.  Только  бы  по  ночам  не
снилось, тоскливо подумал Митька.
 
*** 
 
   Наверное, лучше всего было бы повернуть обратно. Время, наверное, уже
иссякло, скоро его начнут искать. Тут ведь, без часов,  запросто  всякий
счет потеряешь. Особенно после таких вот приключений.
   Но  Митька  все-таки  не  поворачивал.  Как-то   обидно   это   было,
получается, что все впустую. Тем более, больше такого шанса может  и  не
представиться. Если Синто  что-то  заподозрит,  то  ведь  не  отвяжется.
Забьет на свои тренировки и будет ходить как прилипший.
   И Митька все-таки шел вперед - медленно,  осторожно,  водя  изумрудом
вдоль стен. По-прежнему донимал холод, саднила оцарапанная шея. Надо  бы
заранее придумать какое-то объяснение. Ни с того ни с сего  царапины  не
возникают.
   Изумруд вел себя спокойно, никак не реагируя на очередные двери. Один
раз вдалеке послышались шаги, и Митька испуганно замер, зажав  камень  в
кулак, чтобы скрыть свет. Ноги сделались ватными, а сердце  бухало  так,
что, казалось, его слышно на километры.
   Обошлось, однако. Шаги постепенно заглохли, и  Митька,  досчитав  для
верности до двухсот, двинулся дальше. Было темно и пусто.
   Изумруд вспыхнул неожиданно.  И  не  просто  вспыхнул,  а,  казалось,
толкнулся  в  пальцах,  завибрировал  часто-часто.  А  ведь   рядом   не
наблюдалось никаких дверей, мертвый, необтесанный камень.
   Присев на корточки, Митька потрясенно глядел,  как  из  этого  дикого
камня проступает дверь, как прорастает она сквозь холодную серую  толщу.
Нечеткие сперва контуры заострились, потом  окрасились  бурым,  подобным
запекшейся крови цветом. И спустя минуту в стене  уже  виднелась  дверь,
такая же, как и  остальные  -  сбитая  из  толстых  деревянных  брусьев,
окованная металлическими полосами.
   Интересно, с каким новым чудовищем придется сейчас  встретиться?  Или
не надо? Плюнуть на все, быстренько почапать назад? А потом ругать  себя
за трусость? Ну уж нет.
   Митька осторожно толкнул дверь. Та медленно  и  беззвучно  поддалась,
поехала вовнутрь, освобождая узкий темный проход.
   На полусогнутых ногах, готовый в любую секунду метнуться обратно,  он
медленно крался вперед. Шаг, еще, и еще, и вот  уже  дверь  осталась  за
спиной. Изумруд вел себя странно - он светился ярко, но свет этот как-то
быстро сворачивался,  не  достигая  стен,  и  вокруг  по-прежнему  зияла
чернота. Кто оттуда на него кинется?
   - Я чувствую твой страх, -  негромко  раздалось  откуда-то  сзади.  -
Интересно, меня ли ты боишься?
   Митьке показалось, что сердце его  проткнули  очень  тонкой  и  очень
острой иглой. Он дернулся, открыл было рот, готовый завопить - и  замер,
почувствовав, что горло его изнутри распирает ледяной ком.
   - Ну-ну, не  надо  так  волноваться,  -  голос  был  хриплый,  слегка
шепелявый, и Митька почему-то подумал вдруг, что у обитателя  камеры  не
хватает зубов.
   - Вы... - сумел-таки выдавить он непослушными губами, - вы кто?
   - О, какие мы любопытные, - протянул невидимый. - Лучше бы рассказал,
кто ты сам. А то, понимаешь, крадемся по коридору и дышим  так,  что  за
тысячу локтей услышишь,  пахнем  страхом  и  наглостью.  Ну,  думаю,  на
стражника вроде непохоже, на беглого узника  тем  паче.  Да  вдобавок  и
камушек у нас интересный... Ты, малой, не  бойся,  поближе  подойди,  не
укушу. Трудно, понимаешь, кусаться, когда ты к стене прикован.
   Митька робко двинулся на голос, выставив вперед руку с крепко зажатым
изумрудом. И вскоре из мрака выступило лицо. В  зеленоватом  свете  мало
что можно было  разглядеть,  он  заметил  лишь  густую  грязную  бороду,
наверняка когда-то белую, и столь же густые брови. А вот волос совсем не
оказалось -  одна  сплошная  лысина.  Зато  глаза  -  огромные,  черные,
притягивали словно магниты, не отпускали взгляд.
   Митька все же посмотрел вниз. Совершенно голое  тело,  прикованное  к
стене,   вдобавок   было   опутано   множеством    мелких,    серебристо
поблескивающих цепочек. "Говорят, к стене цепями прикован,  и  непростые
это цепи", мелькнуло в голове. Кажется, поиски увенчались успехом.
   - А я про вас  слышал,  -  сказал  он,  поднимая  глаза.  -  Вы  ведь
Харриму-Глао, да?
   - Надо же, какой образованный  юноша,  -  усмехнулся  старик.  -  Ну,
допустим, ты прав. И что дальше?
   - Да я вообще-то не знаю... - Митька вдруг обнаружил, что все  нужные
слова куда-то подевались, а в голове остался один мусор.  -  Мне  просто
поговорить хотелось...
   - Ну что ж, говори, - кивнул Харриму-Глао. - Только  первым  говорить
будешь ты. Рассказывай, кто, откуда, зачем. И не торопись, мне ведь тут,
понимаешь, скучновато.  Гости  редко  наведываются,  да  и  то  приносят
невкусное угощение - железное или огненное.
   Митька вновь попытался отвести взгляд - и понял, что не  может  этого
сделать. Черные  стариковские  глаза  держали  его  на  привязи.  Голый,
прикованный к стене старик был тут главным, и  казалось  немыслимым  его
ослушаться.
   Он начал говорить - сперва путано, глотая  фразы,  давясь  словечками
"значит", "типа" и "как бы", но потом немного освоился. К его удивлению,
потребовалось  не  столь  уж  много  слов,  чтобы  изложить  главное.  А
бесконечные мелочи, в которых он временами  начинал  тонуть,  решительно
пресекались стариковским взглядом. Да,  несладко,  пожалуй,  приходилось
его ученикам... такому не соврешь, будто не сделал уроки из-за того, что
ездил в больницу к любимой бабушке, апельсины с бананами возил...
   Харриму-Глао долго молчал. Потом раздвинул губы в улыбке, и  Митькина
догадка подтвердилась: у него вообще не осталось ни единого зуба.
   - Чего дивишься? - прошепелявил наконец старик. - Зубы  мне  господин
наш князь вырвал. Сам постарался, честь оказал. Удивляюсь я, как это  он
язык мой пощадил? Впрочем, умен Диу-ла-мау-Тмер, ничего он не забывает и
ничего не делает без расчета.  Видно,  все  же  надеется  уговорить,  да
только без толку. Ишь, пакостник, костром меня пугать вздумал! Это меня,
понимаешь? А, ничего ты не понимаешь. Чужой ты здесь. Уходить тебе надо,
парень, вот что. Домой уходить, пока не поздно.
   - Так мне же обещали, что через месяц, - обеспокоено сказал Митька. -
Что этот самый меккос Хайяар вернется из своей... -  он  замялся.  Слова
"командировка" в олларском не было. - Из своей... поездки, и тогда  меня
сразу же обратно.
   -  Это  ежели  господину  князю  будет  выгодно,   -   скривил   губы
Харриму-Глао. - А я вот совсем не уверен, выгодно ли ему.  Господин  наш
князь и черный плащеносец, и с государем сношения имеет,  да  только  не
Тхарану он служит, и не державе Олларской, а одному лишь себе. Хитрые  у
него замыслы, тонкие расчеты. И  что  он  замыслил  о  тебе,  никому  не
ведомо. А вот  поразмысли,  а  ну  как  выгодно  ему  умертвить  меккоса
Хайяара? Тогда он может тебя казнить.
   - За что? - непроизвольно выдохнул Митька. - Что я ему сделал?
   - Ежели в  добром  расположении  духа  будет,  -  беспощадно  ответил
старик, - то за шею. Минутку-другую в петле поболтаешься,  и  все  дела.
Поболит и перестанет, и полетишь  воробушком  в  черные  пещеры  Великой
Госпожи Маулу-кья-нгару. А вот коли захочет князь поразвлечься...  тогда
не завидую я  тебе...  тогда  ты  меня  вспомнишь  и  позавидуешь.  Зато
узнаешь, откуда он живую силу качает.
   Харриму-Глао помолчал, облизнул губы.
   - Но может, и иначе князь наш поступит. Может, сдаст тебя государевым
людям. Надо же ему с  Айяру-ла-мош-Ойгру  чем-то  расплачиваться.  А  уж
зачем  ты  государю,  не  ведаю.  Но  видать,  нужен.  Мыслю,  это  они,
государевы тайные люди тебя тогда похитили и  на  корабле  в  Ойла-Иллур
сплавляли. Только и в этом  нельзя  быть  уверенным.  Ежели  князь  Диу,
владетель Тмерский, в большой  силе  себя  ныне  почуял,  то  пошлет  он
подальше и государя Айяру, и государя Айлву, и утес наш Тхаран  туда  же
пошлет. Его покровитель-то, Господин мрака, наособицу стоит среди прочих
Высоких Господ. Те-то наши, природные, а Тиура-Гьянни-Лоу пришлый, и  не
знаем мы, откуда он, и в том, быть может, счастье наше... если это можно
назвать счастьем... - он  мелко  захихикал,  и  смех  вскоре  перешел  в
кашель.
   - И что тогда? - осмелился спросить Митька.
   - Тогда будет плохо, - успокоившись, сказал старик. - Даже хуже,  чем
единянское владычество. Те-то хоть мир перевернуть не мыслят,  а  нашему
дай волю... Так что бежать тебе надо, это мой совет.
   - Мне вот князь  сперва  таким  симпатичным  показался,  -  признался
Митька.
   - А, ну как  же,  как  же,  умеет  он  хвост  распушить...  С  самого
детства... Мы ж с ним вместе, с поганцем, росли. Только он ла-мау,  а  я
просто ла, понимаешь?