ему   злые   духи
помогают... старец Лоуми про такое говорил...
   - А эти? - настороженно спросил Митька, указывая рукой  на  трупы,  -
они что, в самом деле единяне?
   Хьясси лишь ухмыльнулся.
   - Да ты чего? Кто служит Единому, разве стал бы беззащитного  хватать
и мучить? Грех это, за такое душа в темную пропасть пойдет.
   - Ну, - нерешительно протянул Митька,  -  всякие  же  люди  бывают...
Может, и единяне не все такие хорошие...
   - Да не наши это, - пренебрежительно  отмахнулся  Хьясси.  -  Ты  сам
посмотри. Все наши носят на груди знак Единого, рыбку  деревянную.  Вот,
вроде такой, - он нагнулся  возле  ближайшего  тела,  нашарил  что-то  и
спустя мгновение поднес к Митькиным глазам маленькую, с палец величиной,
деревянную рыбку на медной цепочке.
   - Ну и тем более, - хмыкнул Митька. - Раз рыба...
   - Рыба, да не та! - торжествующе ответил Хьясси. -  Смотри,  у  наших
она обязательно должна быть из красного  дерева,  потому  что  Единый  в
далеком краю пролил за людской род свою кровь. А у этих она из  обычного
лзиу-тамнага вырезана, и наспех, видишь, даже глаза не  прочерчены...  Я
не знаю, кто это... но они только притворялись нашими, а на  самом  деле
они чужие. И тебя жгли, и рыбы у них не правильные...
   - А ты господину-то все это рассказал? - ошарашено спросил Митька.
   - Да некогда было, -  смутился  Хьясси.  -  Времени-то  всего  ничего
прошло. Он сперва  на  палубе  дрался,  с  воинами,  потом  спустился  к
гребцам... и я не знаю, что он с ними сделал. Может, расковал и велел за
борт прыгать? - с надеждой протянул он.
   Митька скептически хмыкнул. Он знал, что кассар  не  любит  оставлять
свидетелей.
   - Ну, все возможно... - Хьясси необходимо было успокоить. И так  весь
трясется, глядя на трупы. Да Митьку и самого трясло. Ну да, ну  сволочи,
поймали, пытали, но неужели все эти, в беспорядке раскиданные на  досках
палубы, виноваты одинаково?  Тем  более  гребцы...  А  кровь,  наверное,
прочно въелась в дерево, подумал вдруг он. Никакие матросы не отдраят.
   ...Из черноты люка, точно мультяшный чертик,  выскочил  кассар.  Весь
перемазанный, закопченный, на расцарапанном ухе запеклась бурая кровь.
   - Плохие дела, - будничным тоном сообщил он, прислонясь  к  мачте.  -
Знатно горит, не затушишь. А самое скверное, там у них бочки  с  маслом.
Когда огонь до них доберется, все тут разом полыхнет. Зато  не  придется
долго мучиться, - оптимистически добавил он.
   Митька передернул плечами. Нет, ну нифига себе перспективы!
   - А что же делать? - угрюмо  спросил  он,  изо  всех  сил  борясь  со
слезами в голосе.
   - Не знаю, - помолчав, откликнулся кассар. - Думаю.
   - А может... Может, вплавь - и до берега?
   Кассар сухо рассмеялся.
   - По обоим  берегам  сейчас  взад-вперед  снуют  конные  разъезды,  -
объяснил он, успокоившись. - Настоящие  разъезды,  а  не  те  лопухи,  у
которых я позаимствовал коней. Государева гвардия, опытные бойцы. Их там
сотни, понимаешь? Ну я могу завалить двух, трех, может, если повезет,  и
десяток, меня хорошо учили... Но и этих учили немногим хуже. нас даже не
станут убивать. Просто повяжут и все равно увезут в город. А  уж  там...
если и суждено нам сгореть, то лучше быстро на корабле, чем  медленно...
под медным колоколом,  например.  Чего  выпятился?  Это  еще  хуже,  чем
муравьиная яма. Приподнимут колокол,  засунут  тебя  внутрь,  опустят...
Потом обложат дровами... Что, мальчик, до сих пор не  понял,  что  здесь
все  по-настоящему?  И  куда  смотрят  Высокие  Господа?  Чтобы  единяне
обнаглели до такой степени...
   - Господин, - решительно дернул его за  край  куртки  Хьясси,  -  это
никакие не единяне. Вот взгляните, у них рыбы ненастоящие... Они  просто
переоделись как наши, наскоро. А наши бы никогда такого...
   - Отвяжись, - рассеянно отмахнулся кассар. - Сейчас это уже неважно.
   - Нет, это важно! - в голосе Хьясси вновь  зазвенело  упрямство.  Как
тогда, возле чудом возникшего  в  степи  источника.  -  Вы  хулите  слуг
Единого, а лишь Он может нас сейчас спасти.
   Харт-ла-Гир с бешенством обернулся к Хьясси, сгреб его за ворот млоэ.
   - Да ты что себе позволяешь, сопляк? - прошипел он. - Да я тебя...
   - А что вы меня? - как-то вдруг устало и не по-детски спросил Хьясси.
- Пороть будете? Самое время. Вон, -  указал  он  рукой,  -  налегли  на
весла, спешат к нам.
   Харт-ла-Гир обречено выпустил мальчишку и обернулся.  Задний  корабль
приближался. Еще несколько минут назад он выглядел туманным пятнышком, а
сейчас превратилось в большую черную птицу. Хищную, изготовившуюся.
   - Да, дела... - выдохнул кассар. Лицо его пошло красными  пятнами,  и
даже под слоем сажи их нельзя было не заметить.
   Все разом замолчали. Даже и ветер утих, желтые  паруса  провисли  как
белье  на  веревке,  и  только  нетерпеливая  речная   волна   назойливо
колотилась о высокие борта. Равнодушно  глядело  синевато-белое  солнце,
равнодушно клубились на западе, у горизонта,  сизые  облака,  равнодушно
поднимался из открытых люков густой, едкий дым...
   - Ладно, - протянул наконец Харт-ла-Гир. Скулы его заострились, а  на
руках ощутимо набухли вены. - Ладно... Поскольку ничего другого  уже  не
остается, и смерть близка... Может, он все же услышит нас?
   - Кто? - едва ли не хором встрепенулись Митька с Хьясси.
   -  Кто-кто,  -  досадливо  скривился  кассар.  -   Высокий   Господин
Тиура-Гьянни-Лоу, повелитель изначального мрака. Боюсь, это единственный
выход.
   - Так вы хотите ему? - с ужасом выдохнул Хьясси, а  Митька  оторопело
взирал на обоих, ничего не понимая. О чем это они?
   - Да, - жестко произнес кассар. - То есть я не хочу  этого,  мальчик,
мне это противно, но другого пути нет. Только он, Господин мрака,  может
нас отсюда вытащить. Больше никому не под силу. Только Тиура-Гьянни-Лоу,
покровитель того, к кому мы и так направлялись...
   Он шагнул к Хьясси, крепко взял его за локоть.
   - Господин! - пытаясь отодвинуться как можно дальше,  тонко  закричал
мальчишка. - Господин, не делайте этого! Нельзя, после этого уже вам  не
будет прощения. Вы лучше просто убейте, только не это!
   - Какая тебе разница? - раздраженно бросил кассар. - Так или иначе, а
жизнь подошла к концу. Еще несколько минут - и вспыхнут бочки с  маслом.
Поверь, Хьясси, так тебе не будет больно. Пойми  же  ты,  гореть  -  это
гораздо больнее.
   - Да вы что? - вскинулся  Митька.  Происходило  что-то  страшное,  не
укладывающееся в голове.
   - Митика, - непривычно мягко сказал кассар, - постарайся понять,  что
иначе нельзя. Иначе я не спасу тебя, не осталось уже других  путей.  Да,
это неприятно... и ты, быть может, проклянешь меня, но это уже ничего не
изменит. Я принял решение. Господин мрака получит свой дар. - Он  указал
свободной рукой на брыкающегося Хьясси.
   Митька вскочил на  ноги.  Плевать  на  боль  в  пятке,  плевать,  что
кружится голова. Неужели сейчас повторится то, что уже было  когда-то  в
ночной степи? Очерченный клинком круг, теплая кровь,  стекающая  вниз...
только на сей раз не конская...
   Под руку сам собой подвернулся чей-то изогнутый клинок. Изо всех  сил
сцепив пальцы  на  длинной  витой  рукояти,  Митька  медленно  пошел  на
кассара.
   - Я вам не позволю, - свистящий  шепот  вырвался  из  его  пересохшей
глотки. - Я убью вас...
   Глупо это все прозвучало,  неубедительно.  Как  у  восьмиклассника  в
школьном драмкружке. С той лишь разницей, что вместо сцены была  дощатая
палуба.
   - Митика, - так  же  мягко  повторил  кассар,  неожиданно  оказавшись
сзади, - успокойся. Ты все равно не сможешь ничем помешать.
   Короткое движение ладони - и хрустящая, острая боль затопила Митькино
запястье, сама собой разжалась ладонь, кассар аккуратно вынул из нее меч
и не глядя швырнул за борт. Короткий плеск - и река приняла добычу.
   - Прости, мне придется временно  обездвижить  тебя,  -  с  сожалением
произнес кассар и вдруг, без всякого  замаха,  ударил  его  пальцем  под
ребро.
   Что удивительно, не было боли. Вместо  нее  родился  холод  -  сухой,
безжалостный, не оставляющий надежды. Митька привалился спиной к  мачте,
попробовал было вскочить - и тут же понял, что не в силах пошевелить  ни
единым членом. Тело не то что не слушалось - его вообще не стало. Просто
масса, пятьдесят кило того, что когда-то было живым и теплым. А сейчас -
как курица в морозильной камере.
   - Мой Наставник может  это  делать  словом  Силы,  -  чуть  улыбнулся
кассар. - Мне такого умения  не  дано,  приходится  пользоваться  рукой.
Потом это пройдет, не волнуйся.
   Медленно, невыносимо медленно Харт-ла-Гир вытянул  откуда-то  толстую
веревку,  так  же  медленно  скрутил  Хьясси   руки,   потом   перетянул
несколькими витками ноги, закрепил узлом. Бережно взял на руки,  опустил
на палубу. Брезгливо отшвырнув мешающиеся тела убитых, расчистил  вокруг
извивающегося мальчишки пространство.
   Митька хотел крикнуть - не получилось. Воздух с легким шипением  ушел
внутрь.  Ни  сдвинуться,  ни  сказать  ничего.  Оставалось  лишь   молча
наблюдать за происходящим.
   Кассар вынул из-за  пояса  нож,  опустился  на  корточки  и  принялся
проводить им по доскам палубы. Да, это не в степи, не на земле...  Мышцы
его вздувались чудовищными буграми, на  лбу  набухли  вены,  но  лезвие,
глубоко вонзившись в дерево, медленно ползло по часовой стрелке, замыкая
вокруг Хьясси круг.
   Хьясси молчал, уставившись на нож темными, полными отчаянья  глазами,
и Митька понял, что кассар и его приморозил.
   А  Харт-ла-Гир  довел  круг  до  конца  и,  угрюмо  напевая  какую-то
белиберду, принялся чертить ножом по краям круга  странные,  похожие  на
пауков знаки. Постепенно к  ним  прибавлялись  стрелки,  лучи,  какие-то
хвостатые звезды. Казалось, он никуда не торопится.
   Успеет или нет, растерянно думал Митька. Может, бочки все-таки рванут
раньше? Потому что лучше уж испепеляющее пламя, чем вот это  -  тягучее,
пакостное, выматывающее душу.
   Потом кассар, закончив чертить знаки, выпрямился, с силой, не  жалея,
полоснул себя ножом по запястью - и пошел внутри круга,  против  часовой
стрелки, стряхивая на доски темную, остро пахнущую кровь.
   Этой же кровью он заново нарисовал намеченные лезвием символы, теперь
они виднелись отчетливо, нагло, как  злобные,  дождавшиеся  своего  часа
насекомые.
   Внутри  внешнего  круга,  рядом  с  неподвижно  лежащим  Хьясси,   он
окровавленной ладонью прочертил круг поменьше и тоже что-то изобразил по
его краям. При  этом  кассар  непрерывно  пел  непонятные  заклинания  -
низким, утробным басом.
   Затем он выпрямился, поднял голову к небу и негромко произнес:
   - Тиура-Гьянни-Лоу, Господин изначального мрака, слышишь ли ты  меня?
Я, хаграно Хиури-Тлани, по мирскому имени  Харт,  владетель  земли  Гир,
вызываю тебя из тьмы. Кровью своею обозначаю  твое  первое  имя,  словом
своим называю имя твое второе и  мыслью  произношу  тайное  имя  третье.
Знаешь ты, Великий Господин, мои пути, знаешь мой долг  и  видишь  беду.
Нет спасения  отроку,  взятому  из  Железного  Круга,  и  потому  смерть
приблизилась к сообществу избранных, к великому  Тхарану,  а  значит,  и
вам, Высоким Господам нашим, грозит неизбежная гибель, ибо и  вы,  боги,
нуждаетесь в посредниках. И лишь ты, Тиура-Гьянни-Лоу, можешь спасти нас
обоих, ибо властен над скрытыми дорогами и тонкими  слоями...  Спаси  же
нас, спаси наше дело,  перенеси  в  безопасное  место,  в  замок  твоего
верного слуги, великого кассара Диу, владетеля земель Тмер. Залогом же и
платой да будет тебе вот это дитя, его кровь и его дыхание. Возьми  свою
плату, Господин мрака, возьми ее!
   Митька тщетно пытался зажмуриться. Без толку  -  ни  отвернуться,  ни
закрыть  глаза,  ни  провалиться  в  спасительный  обморок...   Пришлось
глядеть, как широкое лезвие впивается в беззащитное ребячье  горло,  как
буйным фонтаном взлетает в теплый воздух кровь - и опадает,  растекается
внутри круга. Тело Хьясси несколько раз дернулось  -  и  затихло,  точно
игрушка, в которой лопнула самая главная пружинка.
   И сейчас же раздался гром. Казалось, он доносился  отовсюду,  низкий,
прерывистый гром, похожий на чей-то удовлетворенный  смешок.  Небо,  еще
минуту  назад  ясное,  стремительно  темнело,  заволакивалось   густыми,
стального отлива тучами.  Сверкнуло  несколько  молний  -  одновременно,
точно по кораблю выпустили вереницу  блистающих  голубых  стрел.  Воздух
закрутился бешеной воронкой, она - Митька видел это совершенно отчетливо
- уплотнялась, росла, набирала силу. Внутри нее  постоянно  рождались  и
исчезали  странные,  ни  на  что  непохожие   формы,   и   воронка   эта
приближалась, засасывая все, что оказывалось у нее на пути.
   Кассар  склонился  над  Митькой,  легко  поднял  на  руки,  беззвучно
прошептал что-то - и шагнул внутрь, в клубящиеся потоки тьмы.
   А там, внутри, уже ничего не было. Ни верха, ни  низа,  ни  неба,  ни
холода, ни жара.  Где-то  осталось  солнце,  остался  готовый  вспыхнуть
корабль, осталось безжизненное детское тело. Но все это было  где-то  за
гранью, которую они с кассаром уже перешли, и  обратный  путь  закрылся,
растаял в торжествующей, ревущей пустоте. А потом уже совсем  ничего  не
стало.
 
Часть третья 
Цветные камни 
 
1. 
 
   - Вы только учтите, Вестник, я совершенно не разбираюсь во всяких там
церемониалах, с коронованными особами как-то вот общаться  не  довелось.
Все мои познания по этой части взяты... о Боже, в вашем языке  даже  нет
специфического термина... ну, скажем,  из  притч  и  басен.  У  нас  это
называется "литература". К тому же ваши обычаи наверняка  отличаются  от
земных... от принятых в нашем Круге. Как же нам быть?
   Вестник Алам слегка натянул  поводья,  притормаживая  своего  каурого
жеребца. Внимательно оглядел едущего рядом Петрушко.
   - Кстати, ты не так уж плохо держишься в седле, Вик-Тору,  -  заметил
он, помолчав. - Я думал, будет хуже.
   - Было  дело,  в  молодости  занимался  в  секции  верховой  езды,  -
отмахнулся Виктор Михайлович. -  Недолго,  правда.  По  службе  начались
дальние...  гм...  поездки,  пришлось  оставить.  Не  думал,   что   вот
пригодится.
   - Да, - кивнул Алам, - вы там у себя совсем одичали  с  этими  вашими
самодвижущимися повозками. То ли дело добрый конь... он тебе как младший
брат, как соратник. Привыкай, Вик-Тору, скоро тебе  это  понадобится.  А
насчет государя - ты не волнуйся. Он  знает,  откуда  ты  пришел,  и  не
станет ждать от тебя положенных во дворце манер.  Да  и  подскажут  тебе
люди тихонько, как надо. Ты не об этом думай, тебе с ним державные  дела
решать придется.
   - Вот  это  тоже  отдельная  головная  боль,  -  досадливо  признался
Петрушко.  -  Во-первых,  у  меня  и  полномочий  таких   нет.   Вы   не
представляете себе наше государственное  устройство.  Думские  комитеты,
комиссии  и   подкомиссии,   верхняя   палата,   нижняя,   президентская
администрация, тихо враждующие между собой силовые  ведомства...  Это  у
вас тут просто - государь повелел, и все дела. А у нас... Начнем с того,
что никто из держащих власть просто-напросто не поверит в  существование
Оллара, во все эти Круги, Тонкие Вихри, переносы... И это  даже  хорошо,
что не поверят. А то пошли бы крутиться интриги,  потянулись  бы  долгие
согласования... и под шумок к  вам  сюда  полезли  бы  наши  разбойники.
Собственно говоря, с государем именно  это  и  надо  решить  -  как  нам
обезопасить и Оллар, и Землю.
   - Я понимаю, - согласился Алам. Сейчас он ехал бок о бок  с  Виктором
Михайловичем, и конь его фыркал,  тянул  шею,  явно  интересуясь  гнедой
кобылой.  Та  совершенно  равнодушно  относилась  и  к   домогательствам
каурого, и к своему не слишком умелому всаднику. Слушалась поводьев,  не
пыталась  лягаться,  но  и  особого  радушия  не   проявляла.   Петрушко
подозревал, что ему специально выделили самую смирную, самую  безопасную
для  изнеженного  гостя  лошадь.   А   может,   ее   опоили   чем-нибудь
успокоительным... в лошадиных дозах. Сейчас же вспомнился Семецкий,  как
на даче он суетился насчет седуксена для дорогого шефа. И хотя  по  сути
Юрик  действовал  правильно,  все  же  оставался  у  Петрушко   какой-то
неприятный осадок. Как-то очень уж быстро его тогда вынесли за скобки.
   - Я понимаю, - согласился Алам. - Не думай, что нам ничего неизвестно
о вашем мире. Тхаранские маги ходят к вам уже много  столетий,  а  среди
уверовавших во Единого много бывших магов. Правда, до сих пор никому  из
наших не доводилось бывать в  Железном  Круге,  мы  довольствуемся  лишь
рассказами.
   - Поэтому и послали к нам этого вашего человека?
   -   Да,   Хья-Тинау.   Очень    толковый    юноша.    Вообще-то    он
Хья-Тинау-ла-Оменну, но не  хочет  именоваться  кассаром.  Ему  пришлось
бежать от своих родных... В Оменну его даже похоронили...  символически,
конечно. Так вот, Вик-Тору. Все на самом  деле  очень  просто.  Если  ты
верен своей земле, то не думай о грызне ваших правителей, делай то,  что
считаешь правильным, и воля Единого будет с тобой.
   Петрушко ухмыльнулся.
   - По нашим законам это трактуется от превышения служебных  полномочий
до государственной измены, - сообщил он Аламу. - Выручает лишь  то,  что
мало кто  из  власть  предержащих  способен  поверить  в  Круги.  А  мой
непосредственный начальник, генерал Вязник,  не  побежит  с  докладом  к
директору Службы...
   Он огляделся.  Вокруг  уже  начинался  город  -  по  здешним  меркам,
конечно. Кривые пыльные улочки, глиняные заборы - совсем как  в  Средней
Азии, отвратительная вонь гниющих отбросов,  и  тут  же  -  голые  дети,
бегающие взапуски с тощими, похожими на шакалов собаками, мутная вода  в
канавах.
   - Это предместье, - проследив его взгляд, пояснил  Алам.  -  Ближе  к
дворцу государя ты увидишь и прекрасные сады, и  белокаменные  храмы,  и
дома знатных. Но для Единого нет разницы между дворцом и халупой,  между
вот  этим  чумазым  мальцом  и  блистательным  кассаром.  В  это  трудно
поверить, но это так.
   - Отчего же трудно? - повернулся к нему Петрушко.  -  Как  раз  очень
даже понятно.  В  нашем  мире  это  общепринятая  идея,  идущая  еще  от
Священного Писания. На практике, правда, бывает иначе.  Но  теоретически
все согласны, что люди равны...
   - Люди не равны, - строго возразил Алам. -  Люди  рождаются  разными.
Одним Единый дал больше, другим - меньше. Одни с детства воспитываются в
неге и в роскоши, другие голодают и терпят побои. Одни умны, а другие не
сильно отличаются разумом от животных. Но и те, и  другие  равно  дороги
Единому, каждая душа для Него драгоценна, каждая  входит  во  Вселенский
Узор. Нельзя сделать всех равными - это все равно что растянуть на  дыбе
низких и отрезать ноги высоким. Но если  видеть  в  каждой  душе  отсвет
сияния Единого, то уже становится неважным, кто  раб,  кто  кассар,  кто
государь. Это земные разделения, их нет в Грядущем Царствии.
   - Да, что-то похожее и наши священники говорят, - заметил Петрушко. -
Я, правда, не  слишком  в  этих  вещах  разбираюсь...  жена,  правда,  с
недавних пор заинтересовалась...
   - Ничего, Хья-Тинау разберется, - пробасил Алам. - Он хоть  и  молод,
но внимателен и умеет схватывать суть.  Ибо  сдается  мне,  что  древние
предания не лгут, и все началось именно в вашем Круге.  -  А  что  будет
дальше? - прищурился Виктор Михайлович. - Ну вот обменяемся мы  снова  с
вашим парнем, вернется он сюда и расскажет, что Единым вы зовете  нашего
Христа. Хорошо, узнали вы это. Но смысл?
   Алам заметно качнулся в седле.
   - Ну как же ты не понимаешь, Вик-Тору? -  недоуменно  спросил  он.  -
Если все окажется правдой, если Единый пришел в ваш Круг, значит, Он дал
вам путь спасения. И  этот  путь  может  оказаться  гораздо  вернее  той
окольной  дороги,  которой  идем  мы.  Хья-Тинау  узнает,  как  же   нам
соединиться с вами, как, пускай и в разных Кругах, идти  одной  дорогой.
То, что отк