рыто нам - это, возможно, лишь капля из реки, а река-то течет
у вас. Правда, вы сами перестали из нее пить, но ведь не  все...  кто-то
же остался верным. Мы знаем Единого лишь в образах, видим Его как солнце
сквозь закопченное стекло, в вашем же мире Он открылся людям  полностью,
у вас Он стал человеком, умер и воскрес,  и  тем  дал  всем  возможность
спастись, уподобившись ему. А мы знаем об  этом  от  Вестников,  которые
давно - больше двух столетий - пришли в наш Круг откуда-то издалека. Они
недолго прожили здесь, немного что успели рассказать, от них не осталось
записанных их рукой свитков. Но слова их люди  хранили  в  себе,  и  так
пошла весть о Едином Боге, Рожденном  и  Нерожденном.  Немногие  из  нас
видели в молитвенном предстоянии отблеск Его славы и  силы,  но  все  же
видели. Он являлся некоторым и разговаривал с ними не как  с  рабами,  а
как с истинными друзьями. Он дал  нам,  посвященным  Ему,  силу  творить
чудеса,  силу  изгонять  демонов  и  противостоять   магам.   Заклинания
тхаранских искусников бессильны против  искренней  молитвы  единянина...
правда, таких среди нас не столь и много. Но пойми, Вик-Тору, это все  -
предутренний свет, алеющий горизонт, а мы хотим увидеть солнце.
   - Что ж, - дипломатично кивнул Петрушко, - надеюсь, у вас  получится.
А нам еще долго ехать?
   - Что, не терпится увидеть государя?  -  усмехнулся  Вестник.  -  Уже
скоро, уже подъезжаем.
 
*** 
 
   Вообще-то Виктор Михайлович ожидал  большего.  Тронный  зал  государя
Айлва сильно уступал и  Грановитой  Палате,  и  Букингемскому  дворцу...
Пожалуй, таким залом побрезговала  и  какая-нибудь  графиня  Растопчина,
будучи приглашенной сюда на бал. Иные из его московских  знакомых  имели
квартиры с большей площадью.
   И все-таки - красиво. Стены хоть и грубо отделаны, но не известняк  и
не гранит - какой-то переливающийся блестками сине-зеленый  камень,  пол
выложен мраморными плитками, образуя сложный, слегка даже завораживающий
узор. И  множество  факелов,  через  каждый  метр,  причем  не  обычные,
дымно-чадящие, как в  обиталище  Алама,  а,  видать,  из  ценных  пород,
пропитанные дорогим маслом. Благоухание -  пожалуй,  это  прозвучало  бы
слишком сильно, но запах приятный, немного отдающий можжевельником.
   Государь Айлва-ла-мош-Кеурами восседал в дальнем конце, на массивном,
явно из какого-то драгметалла троне.  Петрушко  про  себя  отметил,  что
государю, поди, не позавидуешь. В жару -  припечет,  зимой  -  все  себе
напрочь застудишь, никакие лекаря не помогут.  Впрочем,  бывает  ли  тут
зима?
   - Поклонись до пояса, -  на  ухо  шепнул  ему  Вестник  Алам.  -  Так
положено.
   Ну, поклонишься - не переломишься. Петрушко с легкостью согнулся  под
прямым углом, потом встал прямо, внимательно разглядывая государя.
   Тот оказался невысоким,  смуглым  мужчиной,  едва  ли  старше  самого
Виктора Михайловича. Курчавая бородка вьется поверх пурпурной,  расшитой
серебром и золотом мантии, на голове - тонкий обруч с  огромным  голубым
кристаллом посередине. Ну ни дать ни взять дон Румата. С трудом  удалось
сдержать улыбку.
   -  Приветствую  тебя,  Вестник,  -  поднимаясь  с  трона,   заговорил
государь. - Слово твое да пребудет со мной.
   - Да почиет на тебе сила и слава Единого, - пробасил  в  ответ  Алам,
воздымая над головой руки.
   -  Приветствую  и  тебя,   далекий   гость,   -   степенно   произнес
Айлва-ла-мош-Кеурами, легким наклоном  головы  изволя  заметить  Виктора
Михайловича.
   - Доброе утро, - кивнул тот, с тоской отмечая, что ничего  приличного
в голову не лезет. А всякие "премного благодарен" и "вельми славен  еси"
тут вряд ли пригодились бы. Пускай чужой язык усвоился с  легкостью,  но
нужные фразы лежали где-то глубоко, до них  еще  докопаться  надо  было.
Хайяар ведь когда-то объяснял - при обмене душами имну-глонни передается
знание, но не жизненный опыт партнера.
   -  Легко  ли  добрался  ты,  гость?  -   безразлично-вежливым   тоном
поинтересовался  государь,   глядя   куда-то   мимо.   Мимо   нескольких
столпившихся возле трона придворных  в  пышных  мантиях,  мимо  замерших
стражников со странными копьями,  напоминавшими  африканские  ассегаи  -
толстое древко оканчивалось метровой длины четырехгранным клинком.
   -  Спасибо,  в  лучшем  виде,  -  сказал  Петрушко,  вспоминая   свое
мучительное странствие сквозь мутный кисель Тонкого Вихря.  -  Бывало  и
хуже, - добавил он себе под нос.
   - Ну, как бы то  ни  было,  ты  здесь,  кассар  Вик-Тору,  -  ответил
государь и неожиданно подмигнул ему. -  Нам  предстоит  обсудить  немало
важных дел, ибо времена приближаются трудные,  и  хотя  милость  Единого
непреложно пребывает с нами, но придется и самим поработать.
   - Это уж точно, - Петрушко вдруг обнаружил, что нуждается  в  носовом
платке. Вот уж некстати так некстати!  Просквозило,  что  ли,  в  Тонком
Вихре?
   - И посему не будем откладывать предстоящее нам совещание.  Готов  ли
ты, кассар Вик-тору?
   - Всегда готов, - стараясь не шмыгнуть носом, пробормотал Петрушко.
   - Тогда мы уединимся с тобой для тайной беседы, - кивнул государь и с
видимым удовольствием сошел с трона. Вблизи выяснилось,  что  ростом  он
даже слегка и пониже Виктора Михайловича, но жилист и строен.
   - Пройдем же вон в ту дверь, - продолжал государь,  деликатно  тронув
Петрушко за плечо.
 
*** 
 
   - Слушай, выпить хочешь? - государь не  дожидаясь  ответа  извлек  из
вместительного сундука большую серебряную флягу. - Тебе сейчас  полезно,
у тебя из носу течет.
   Айлва на стуле явно отличался от себя же на  троне.  Сбросив  тяжелую
мантию, он оказался в легкой, тонкого материала куртке и широких, как  у
запорожцев,  шароварах.  Сейчас  ничто  не  выдавало  в  нем   монаршего
достоинства. Скорее он напоминал уменьшенного раза в  полтора  Семецкого
на каком-нибудь совместном выезде на природу. Наверное, еще  и  шашлычка
предложит.
   -  Закусить  не  предлагаю,  для  лечения  оно   так   должно   идти.
Предупреждаю - крепкая.
   Петрушко приложился к горлышку. Крепкая... Ох, крепкая -  это  не  то
слово. Градусов шестьдесят все будут! Он едва  не  поперхнулся.  Неужели
здесь умеют гнать спирт?
   - Ключница делала? - не удержался он.
   - Обижаешь, кассар, - хмыкнул государь Айлва. - Я такое  ключнице  не
доверю. Сам все, своими руками. Настаивается на корках  лиу-мзи-тмаанга,
для аромата - сушенной лзи-мбау, выдержать год. Хочешь, научу?
   - Научи, - согласился Петрушко, и посмотрел на государя искоса -  как
отнесется к переходу на "ты". Государь отнесся нормально. Он, похоже,  и
не заметил никакого перехода.
   - Ну что, кассар, я тебе с собой  "настоянки"  дам,  вечером  сегодня
выпьешь, завтра к утру уже все пройдет, сможешь скакать.
   - Кстати, а почему ты называешь меня  кассаром?  -  Петрушко  неловко
улыбнулся. - Я-то какое отношение имею?
   - Кассар - это благородный человек, - серьезно разъяснил государь.  -
Блистающий  своим  внутренним   светом.   А   благородному   достоинству
соответствует чин. Ты у себя командуешь Стражей - значит, кассар.  Какие
еще могут быть вопросы?
   - Ну,  во-первых,  не  командую,  -  возразил  Петрушко.  -  Руковожу
отделом, надо мной - начальник Управления, над ним - директор Службы.
   - Директор Службы - это будет  уже  дакассар,  ла-мау,  -  усмехнулся
государь. - Все просто. Нет, ты постой, ты не объясняй мне,  что  у  вас
все не так, я и сам знаю, мне Алам рассказывал. Но  надо  же  на  что-то
привычное опираться. Иначе как вообще разговаривать? Так что  ты  будешь
кассар, этот ваш Ген-Нау - маг, Виаз-нику - воевода. Годится?
   - Вполне, - сказал Петрушко. Ему нравился государев  подход  к  делу.
Без комплексов мужик.
   - Давай повторим, - предложил Айлва. - Редко когда вот так  просто  с
кем-то выпьешь. С тобой хорошо, ты чужой здесь, ты пришел и ты уйдешь, а
с нашими - тут же интриги пойдут,  придется  вникать,  играть,  расклады
всякие строить...
   - А умеешь? - осторожно спросил Виктор Михайлович.
   - Умею, - кивнул Айлва. - Кабы не умел  -  меня  еще  в  младенчестве
задушили бы. Желающих,  знаешь,  много.  В  основном,  конечно,  старший
братец Айяру, но и тут разные люди есть, скользкие.  Хочешь  жить,  умей
крутиться, правильно? Но не думай, что мне все это нравится.
   - Да, не позавидуешь. Тяжела шапка Мономаха...
   - Это кто? - быстро спросил государь и тут же, сообразив, усмехнулся.
- Все никак не привыкну, что у вас там все по-другому было. Казалось бы,
такие же люди, а Круги - разные. У нас был  такой  мудрец  в  древности,
Миару-Хьяоли, он учил, что когда-то был единый мир, а  потом  раскололся
на множество отражений. Алам говорит, что о таком нельзя думать, что нам
не постичь замысел Единого на сей счет, а значит, нечего и  болтать.  Но
иногда поболтать хочется. Алам вообще великий праведник, он и  этого,  -
Айлва указал на фляжку, - не одобряет. Ладно, давай к делу.
   "К делу"  означало  по  второй.  Поочередно  приложились  к  широкому
горлышку фляги, поочередно вздрогнули. Петрушко не понимал,  отчего  тут
нет стаканов. И вообще тут, в небольшой  комнатке,  имелись  только  две
лавки да большой, грубо сколоченный стол. Ну, еще и сундук в углу.  Окон
вообще не было, все освещение - три воткнутых в медные кольца факела.  И
не ароматных, как в тронном зале, обычных, вонючих.
   - Зато здесь тихо, - проследив его взгляд, сообщил  Айлва.  -  И  тут
очень трудно подслушать, стены толщиной в два локтя. А  подземного  хода
как раз нет, снизу не подберешься. Самое лучшее место для размышлений.
   Петрушко  подавился  смешком.  В  их  семье  местом  для  размышлений
называлось нечто иное. - Давай так,  -  предложил  государь.  -  Ты  мне
сейчас расскажешь, как тебе видится дело, чего ты хочешь от меня и  чего
можешь сам. Потом обсудим, и тогда уже будем решать.
   - Годится, - сказал Виктор  Михайлович.  -  Я  начну,  что  непонятно
будет, переспрашивай. В общем, давай признаем за  очевидное,  что  между
нашими Кругами было, есть и, наверное, будет общение.  Ваши  маги  умеют
ходить к нам. Умеют ли наши - не знаю, пока  мы  не  проследили.  Пускай
жизнь у нас с вами очень непохожая, культура отличается, традиции  -  но
человеческая суть всюду  одинакова.  И  там  и  сям  есть  алчные,  есть
жестокие, есть хитрые... Хорошие люди тоже попадаются...  Так  вот.  Мне
кажется, что лучше бы переходов не  было.  -  Отчего  же?  -  прищурился
Айлва, лаская в ладонях заветную фляжку.
   - Сам посуди, страдает безопасность государства. Любого. Какой-нибудь
олларский маг ограбит твою казну и сбежит к нам, и хрен  его  твои  люди
достанут. А у нас он обратит украденное в деньги и совершит немало  зла.
Причем у нас все  очень  сложно,  у  нас  его  и  не  распознаешь,  а  и
распознав,  ничего  не  сможешь  сделать.  Дальше  -  представь,   наших
преступников такой маг за деньги переправит  к  вам.  Нужен  тебе  такой
подарок? А переход-то  двусторонний,  страдают  ни  в  чем  не  повинные
люди-партнеры. В чужом мире оказаться - чего хорошего? Одно дело как  мы
с этим вашим  молодым  человеком,  а  другое,  когда  тебя  не  спросясь
выдернут из привычной жизни и швырнут...  непонятно  куда.  Такие  люди,
оказавшиеся в чужой среде, могут быть и опасны  для  порядка.  И  потом,
есть  у  нас  страшная  беда  -  дурманные  зелья,   по-нашему   говоря,
наркотические вещества. Сколько народу от этого гибнет... Подумай,  тебе
понравится, если из нашего Железного Круга это к вам потащат? Или от вас
к нам. Тоже ведь наверняка у вас свой дурман имеется.  Наживаться  будут
деляги, страдать - бедолаги, а расхлебывать -  тебе.  Короче,  государь,
выгоднее всего эти  переходы  между  мирами  разбойникам.  И  нашим,  и,
наверное, вашим.
   - Да, - кивнул Айлва. - Долг государя - казнить разбойников. Но лучше
их вообще не заводить, согласен.
   - Но все на самом деле  еще  хуже,  -  продолжал  Петрушко.  -  Ладно
разбойники, а что будет,  если  у  нас  имеющие  государственную  власть
узнают о вашем мире, узнают, что туда можно  попасть?  Найдутся  ведь  и
охотники повоевать. У нас, понимаешь, оружие очень мощное, вам такого  и
не снилось. Да, тхаранский маг говорил мне,  что  оно  перестанет  здесь
действовать. Но ведь правители  в  это  поначалу  не  поверят.  Пока  не
убедятся - сколько крови с обеих сторон прольется. Тебе это  надо?  Вот,
мне тоже не надо. И еще - что будет, если к вам попадут идеи  из  нашего
мира? Идеи могут быть пострашнее сабель. А идеи у  нас  водятся  всякие,
есть и очень страшные, из-за этих идей у нас  миллионы  полегли.  Теперь
представь, это попадает к вам, в совсем иную  обстановку.  Вы  окажетесь
совсем незащищенными. Вот сейчас вы уверовали в Единого,  раньше  верили
различным идолам, но это во всяком  случае  было  понятно,  вы  к  этому
привыкли. А представь, среди вас пойдет  гулять  идея  о  том,  что  нет
никаких богов вообще, что после смерти - пустота,  и  главное  -  успеть
урвать от жизни все. Да ведь тут развалится любая держава,  согласен?  А
если и удастся остановить, так подумай, какой кровью. Кровь же, пролитая
ради укрепления государства, со временем  начинает  разъедать  его,  как
ржавчина губит железо. И в  итоге  все  кончается  еще  большей  кровью.
Значит, самое разумное - это жить каждому Кругу по-своему.
   О том, что единянские проповедники на Земле тоже не слишком  желанны,
Петрушко говорить не стал. Айлва все же единянин,  и  кто  знает,  сколь
далеко простирается его терпимость...
   - Все разумно говоришь, Вик-Тору, - кивнул Айлва, - но что именно  ты
предлагаешь делать?
   Виктор  Михайлович  задумчиво  посмотрел   на   него.   Было   как-то
необыкновенно  тепло  и  хорошо,  какое-то  долгожданное   умиротворение
снизошло, и все привычные уже занозы  теперь  только  покалывали,  а  не
раздирали душу. Так  изъеденный  кариесом  зуб,  часами  сверля  унылой,
изматывающей болью, вдруг перестает - и ты  веришь,  будто  он  перестал
навсегда, и сам же улыбаешься  своей  наивности.  Интересно,  эта  самая
лиу-мзи-тмаанга не дает ли наркотический эффект? То-то праведный Алам не
одобряет...
   - Главная опасность - это маги, то есть Тхаран, - заявил Петрушко.  -
Именно они умеют преодолевать барьер между мирами. Не будет магов  -  не
будет и проблемы. Верно?
   - То есть мне надо их всех вырезать? - вновь прищурился Айлва. - А ты
знаешь, сколько их? Одного тхаранского войска восемьдесят тысяч,  и  это
отменные бойцы, почище ратников братца Айяру...
   - Давай смотреть так, - предложил Петрушко. - Нас сейчас волнуют  те,
кто умеет между мирами ходить. Все они попадают в те полторы-две тысячи,
которых решено перекинуть в Древесный Круг. Ясное дело, не  все  из  них
обладают этим умением, но остальные уж точно не попадают в список. Лучше
всего было бы их взять как можно быстрее, пока Хайяар не начал у нас, на
Земле. А то с магами окажутся связаны  наши  люди,  и  их  трогать  уже,
получается, нельзя.
   - А что, такие уж хорошие эти ваши люди?  -  невинно  поинтересовался
Айлва. - Ими никак нельзя пожертвовать?
   - Никак! - отрезал Виктор Михайлович. - Это не обсуждается, государь.
Это непреложно. Какие они не есть, а наши. И мы людьми не швыряемся.
   Он замолчал. Во рту стало  кисло  от  красивых  слов.  Стройки  века,
Гулаги, Афганы, реформы, Чечни -  обо  всем  этом  упоминать  сейчас  не
стоило,   и   лишь   усугубляло   стыд.   Какой   бы   Айлва   ни    был
дикарски-непосредственный, он сейчас законно представляет свой народ,  и
более того - свой мир, ну а полковник Петрушко? Себя плюс еще нескольких
человек из УКОСа?
   - Ну хорошо, - вкрадчиво  заметил  Айлва,  -  ваших  трогать  нельзя.
Ладно, убедил. А не ваших? Совсем далеких людей?
   - Это ты про кого? - не понял сразу Виктор Михайлович.
   - Про тех, из Древесного Мира. Вот глянь, что получается. Сперва ваши
сюда, наши туда, к вам. Потом наши от вас к диким, дикие  к  вам.  Потом
дикие к нам, а ваши домой. Так?
   - Ну, так, - согласился Петрушко.
   - А прикинь, где в конце концов окажутся имну-глонни наших  магов?  В
диких, которые осядут здесь. И если этих диких перебить, то и маги скоро
сдохнут. А диких перебить легко.  Только  сразу  надо,  пока  связи  еще
крепкие. Тянуться-то через два Круга будут...
   - А что, дикие не люди? -  привстал  Петрушко.  -  Их  не  жалко?  Им
умирать, да?
   - А чего такого? - удивился Айлва. - Мы же  не  звери  какие,  мы  их
аккуратно, безболезненно. Есть, знаешь ли, такие тихие яды...  И  потом,
мы сперва их посвятим Единому, омоем их души Его сиянием,  и  впереди  у
них будет светлая Вечность.
   Виктора Михайловича передернуло. Весь хмель мгновенно выветрился.
   - Ты понимаешь, что говоришь, государь? Ты сейчас вот про яды сказал.
Так вот, этим ядом ты не только дикарей из Древесного отравишь,  ты  всю
свою державу отравишь, а главное - всю вашу веру в Единого. Если сегодня
можно по-тихому травануть чужаков, значит,  завтра  можно  жечь  каждого
второго, пытать, грабить,  насиловать...  И  все  во  славу  Единого,  и
найдутся такие вот богословы, все убедительно  обоснуют.  Типа  что  для
пользы дела, то и нравственно... Это насколько надо же верить не Ему,  а
себе, чтобы такое замыслить? Ну ладно я, никогда не был особо  верующим,
но мне и то понятно, что нельзя так. Хочешь, расскажу, как у  нас  было?
Как у нас во славу Божию города вырезали, людей пачками на кострах жгли?
И что, и где сейчас эта слава? Никто вообще ни во что  не  верит,  кроме
нескольких упрямых одиночек! Хочешь, чтобы и у вас так же было? Вестнику
Аламу ты про свой план рассказывал, кстати? Что, он тоже одобряет?
   - Еще нет, - невинно глядя на него через стол, сказал  Айлва.  -  Вот
если бы мы с тобой решили, тогда сказал бы. Только я  не  понимаю,  тебе
что же, земная жизнь человека дороже его судьбы в вечности?
   - Я насчет вечности ничего говорить права не имею, - заявил Петрушко.
- У меня для этого нет ни веры достаточной, ни знаний. Я  другое  скажу.
Вот дает Господь человеку жизнь, не просто же так, неслучайно. И не  нам
своей волей эту жизнь отнимать, если  захотелось.  Он  что,  просто  так
сказал "Не убий"? В шутку, что ли?
   - А Он сказал? - заинтересовался Айлва.
   - Сказал, сказал, - кивнул Петрушко. - В нашем Круге  сказал,  три  с
половиной тысячи лет назад.
   - Что, вообще нельзя? - поразился государь. - Совсем никак, да?
   - Ну, если на войне, если он с мечом на тебя  лезет  -  тогда  другое
дело.  Тогда  ты  жизни  человеческие  защищаешь.  А  вот   так,   чтобы
самовольно,  для  собственной  надобности,  невинного...  Ты,   конечно,
государственной   необходимостью   станешь   отговариваться,   так   под
государственную необходимость что хочешь можно подшить. Но не  обманывай
свою совесть. Казнить разбойников - да, казни, они кровь пролили,  людей
замучили. Варвары на тебя войной пошли - веди войско, разбей,  ты  народ
свой  защищаешь,  стариков,  детишек,  баб...  Но   чтобы   ради   своих
раскладов... невинного... Да ты что, Айлва? Как Единому  потом  в  глаза
посмотришь? В этой самой Вечности?
   Он замолчал, откинувшись назад. Вспышка красноречия... С  государевой
"настоянки", что ли? Смешно - кого он учить собрался? Древнего  деспота,
у которого жестокость в крови, без которой (Айлва прав!) тут  ни  минуты
не проживешь... Кого он стыдит Богом? Настоящего верующего,  не  как  он
сам, не как навешавшая в  последний  год  икон  Настя...  И  ведь  Айлва
действительно предложил дельный вариант - если,  конечно,  отвлечься  от
щекотливых моментов.
   - Да, наверное, ты прав... - медленно заговорил Айлва. - Все, знаешь,
никак привыкнуть не могу, что надо не как хочешь, а по  воле  Единого...
Все прежний опыт вперед лезет. Но что же тогда делать? Кстати, а  почему
все-таки нельзя этого Хайяара у вас прибить... ну или хотя бы  в  железа
взять? Тогда перемещение надолго отложится, и я бы тут успел с  Тхараном
разобраться..