двумя деревьями,
когда моя кровь попала на их корни( - лоб Осдена покрылся каплями пота, -
вот тогда-то и появился страх. Страх в чистом виде, - добавил он дрожащим
голосом.
  - Ну, допустим, такое образование существует, - задумчиво проговорил
Харфекс. - Но если это и так, я уверен, что оно не в состоянии
отреагировать на присутствие самопередвигающегося существа. Для подобного
организма воспринять наше присутствие не легче, чем нам, скажем, осознать
бесконечность.
  - Когда я думаю о бесконечности, меня ужасает ее полное безмолвие, -
прошептала Томико. - Но Паскаль был способен осознавать бесконечность.
  Может, именно через страх.
  - Лесу мы могли показаться чем-то вроде лесного пожара, - продолжал
развивать свою гипотезу Маннон. - Или урагана. Чего-то опасного. Для
растения все, что передвигается, - опасно. Все, что не имеет корней, -
чуждо, неприемлемо. И если у него все же есть сознание, то стоит ли
удивляться, что он смог осознать присутствие Осдена - человека, чей мозг
открыт для всех, человека, чувствующего обостренно. И вот этот человек
лежит, излучая страх и боль, прямо внутри этого лесоорганизма. Вот он и
испугался( - Только не говори "он"! - перебил его Харфекс. - Это не
существо, не личность! Это не более чем функция( - Там только страх, -
сказал Осден.
  На минуту в комнате повисла тишина. Все молча прислушивались к
безмолвию снаружи.
  - Это что-то вроде того, что я все время ощущаю у себя за спиной? -
робко спросила Дженни Чонг.
  Осден кивнул:
  - Вы все это ощущаете. Даже своими притупленными чувствами. А Эсквана
просто не смог это перенести, потому что его эмпатические способности
развиты лучше, чем у вас. Он даже мог бы сам научиться проецировать
эмоции, но был всегда для этого слишком слабоволен и предпочитал роль
медиума.
  - Осден, - встрепенулась Томико, - но ты-то умеешь проецировать. Так
попробуй передать этому лесу наши добрые намерения. Пусть он поймет, что
мы не причиним ему вреда, и перестанет нас бояться. Ведь если у него есть
некий механизм, позволяющий ему проецировать то, что мы воспринимаем как
эмоцию, почему бы не попробовать найти с ним общий язык? Пошли ему
сообщение: "Мы дружелюбны и неопасны".
  - Ты должна знать, что ни один эмпат не способен лгать в проекции
эмоций, Хайто. Я не могу послать им то, чего нет.
  - Но мы действительно не желаем ему ничего плохого.
  - Правда? Там, в лесу, где вы меня подобрали, ты тоже была столь
прекраснодушно настроена?
  - Нет. Я была в ужасе. Но ведь это же не относилось ни к лесу, ни к
растениям.
  - - Да какая разница? Ты же все равно это излучала. Неужели вы до сих
пор не поняли, - наконец прорвало Осдена, -- почему с самого первого дня
мы с вами - со всеми вами - так невзлюбили друг друга? Неужели вы не
почувствовали, что я, получив от вас удар агрессии или антипатии,
мгновенно возвращаю его обратно? Как и любое проявление симпатии, кстати.
Это моя самозащита. Тут я ничем не лучше Порлока. Я был вынужден
разработать эту технику зеркального отражения, потому что не имел
естественной защиты от разрушительного воздействия эмоций других. И в
результате ваша первоначальная антипатия ко мне как к уроду стала расти,
как снежный ком, пока не превратилась в прочную ненависть. Какой-то
порочный замкнутый круг!
  Теперь-то вы можете меня понять? Лес сейчас продуцирует
одну-единственную эмоцию - страх. Так чем еще я могу ему ответить, если
привык отражать?
  - Ну и что нам теперь делать? - спросила Томико, - Переносить лагерь,
- тут же предложил Маннон. - На другой континент. Если там тоже есть эти
лесоорганизмы, то, возможно, они нас заметят нескоро - если заметят вообще.
  - Это будет для всех большим облегчением, - кивнул Осден.
  Теперь команда смотрела на него совсем другими глазами. Он открылся
им, и они увидели глубоко несчастного человека, загнанного в ловушку своих
сверхразвитых чувств. До них постепенно стало доходить то, что уже давно
поняла Томико: его эгоизм, его грубое, неприязненное отношение к ним было
их собственным творением. Это они построили клетку, заперли его в ней и
морщили носы, наблюдая за возмутительными манерами превращенного ими в
обезьяну человека.
  Никому не пришло в голову отнестись к нему с искренним доверием, если
уж любви с первого взгляда он не способен был вызвать. А теперь уже
слишком поздно. Будь у Томико побольше времени и возможности общаться
наедине, она, наверное, смогла бы наладить с ним нормальные, основанные на
доверии гармоничные отношения. Но времени не было: все поглощала работа,
которую необходимо было сделать и которая не оставляла ни минуты на
культивацию столь сложных отношений. Однако на то, чтобы понемногу,
исподволь накапливать взаимную симпатию и ползти к любви черепашьим шагом,
времени все же хватало. Она чувствовала, что в силах осуществить это, но,
взглянув на Осдена, поняла, что ему этого будет недостаточно. Его пылавшее
от сдерживаемого возмущения лицо свидетельствовало о том, что ему крайне
неприятно всеобщее жалостливое любопытство. И даже ее сострадание не
способно исправить положение.
  - Тебе лучше прилечь, - торопливо сказала она, - а то рана снова
начала кровоточить.
  Осден послушно ушел к себе.
  На следующий день исследователи запаковали оборудование,
размонтировали ангар и жилые помещения, погрузились на борт "Гама" и
отправились на другую сторону Мира-4470. Они долго летели над бескрайними
зелеными и красными равнинами, лениво плещущимися теплыми морями, пока не
опустились посреди заранее выбранной прерии на континенте G: двадцать
тысяч квадратных километров, поросших опыляемыми ветром травами. На сотни
километров вокруг не было не только леса, но даже одиночных деревьев. Виды
трав здесь никогда не перемешивались, предпочитая расти как бы колониями.
Исключение составляли лишь вездесущие сапрофиты.
  Весь день команда монтировала новый лагерь и тридцать два часа спустя
уже праздновала новоселье. Эсквана все еще спал, а Порлока продолжали
накачивать наркотиками, зато все остальные воспрянули духом.
  - Здесь можно дышать спокойно! - периодически облегченно вздыхал
каждый.
  Осден встал с постели и на дрожащих от слабости ногах доковылял до
двери. Там он остановился и долго-долго смотрел на волнующееся в вечерних
сумерках море трав, которые на самом деле травами не являлись. Ветерок пах
пыльцой и шуршал в траве. А больше - ни звука. Эмпат не двигался. Настала
ночь, и в небе загорелись звезды, заглядывая в окна самого обособленного в
мире человеческого дома. Ветер улегся, и наступила полная тишина. Сенсор
слушал.
  Томико Хайто тоже напряженно вслушивалась в ночь. Она лежала,
вытянувшись, на постели и слушала, как кровь бьется в ее артериях; она
слушала дыхание спящих, легкие порывы ветра, бег черных мыслей, мягкие
шаги приближающихся снов, плавное движение Вселенной к большому взрыву,
вкрадчивую поступь смерти. Но долго этого выносить она оказалась не в
силах и, вскочив с постели, почти сбежала из тесного крошечного мирка
своей комнатки, Нынешней ночью из всей команды спал лишь Эсквана. Порлок,
спеленутый смирительной рубашкой, ворочался, пытаясь выпутаться, и ругался
на чем свет стоит на своем родном языке. Оллероо с Дженни Чонг с унылыми
лицами играли в карты, Посвет Ту заперлась в блоке физиотерапии Аснанифоил
рисовал мандалу.
  Маннон с Харфексом сидели в комнате Осдена.
  Томико сменила ему повязку на голове и только сейчас обратила
внимание на то, что его рыжеватые волосы выглядят несколько необычно - в
них появились седые пряди. Ее руки задрожали. Все молчали, - Откуда и
здесь появиться страху? - вспорол тишину ее резкий голос.
  - Не только деревья; травы тоже( - Но мы же в двадцати тысячах
километров от места, где были сегодня утром. Мы на другой стороне планеты.
  - А, это все равно, - угрюмо произнес Осден. - Это один большой
зеленый организм. Много ли потребуется времени, чтобы отфутболить мысль из
одного конца мозга в другой?
  - Оно не может думать. Оно на это не способно, - по привычке возразил
Харфекс. - Это всего лишь сеть, по которой идут некие процессы. Все эти
переплетающиеся ветви, вездесущие эпифиты, корневые узлы - все это
способно лишь передавать электрохимические импульсы. Если выразиться
точнее, то тут нет отдельных растений как таковых. Это единая система, а
пыльца, разносимая ветром, служит своеобразным способом связи между
континентами. Нет, в это невозможно поверить. Не может вся биосфера
планеты быть единой коммуникативной сетью. Причем ощущающей, но не
обладающей сознанием, бессмертной и изолированной( - Изолированной( -
повторил Осден. - Вот оно! Вот откуда страх. Дело не в том, что мы
способны передвигаться или можем нести разрушение. Дело в том, что мы
просто есть. Мы - нечто иное. Чужое. Здесь никогда не было ничего чужого,
отдельного от этого мира.
  - Ты абсолютно прав, - почему-то шепотом поддержал его Маннон. - Оно
никогда не имело равных себе. Не имело врагов. Оно ни с кем не общалось,
кроме себя самого. Оно всегда было одно и вообразить себе не могло, что
существует кто-то еще.
  - Тогда, интересно, как отражается его самость на борьбе видов за
выживание?
  - Может, и никак, - ответил Осден. - С чего это ты полез в
телеологию, Харфекс? Ты что, хайнец, что ли? Чем заковыристей задачка, тем
больше кайфа с ней возиться?
  Но Харфекс никак не прореагировал на укол. Было похоже, что он
сломался.
  - Мы должны убираться отсюда, - грустно сказал он.
  - О, вот теперь-то ты понял наконец, почему я всегда так стремился
убраться от вас всех подальше, оградить себя от вашего присутствия, - с
болезненной настойчивостью вернулся Осден к своей проблеме. - Ведь что
приятного в том, что все боятся кого-то?.. И если бы это касалось только
животных. С ними я как раз могу справиться. Да я уживусь скорее с тигром
или коброй - более развитый интеллект даст мне определенные преимущества.
Мне лучше работать в зоопарке, чем в человеческом коллективе( Если бы я
только мог справиться с этим чертовым тупым овощем! Если б только он был
не таким огромным и подавляющим!.. Сейчас я воспринимаю от него только все
тот же панический страх. Но раньше, до всего, я ведь ловил его
безмятежность и спокойствие! Тогда я еще не понимал его и потому не мог
настроиться на прием. Я не знал, как он огромен. Это то же самое, как
попытаться воспринять весь солнечный свет сразу или осознать ночь. Все
ветра и штили одновременно.
  Зимние звезды и летние звезды в один единый момент бытия. Привыкнуть
иметь корни, но зато - ни единого врага. Быть целостным. Понимаешь? Некому
на тебя посягать. Нет ни одного врага. Быть полностью( "Он никогда так
откровенно не говорил раньше", - подумала Томико а вслух сказала:
  - Ты беззащитен перед ним, Осден. Он влияет на тебя, на твою личность.
  И ты уже меняешься. Если мы немедленно отсюда не улетим, то первым,
кто сойдет здесь с ума, будешь ты.
  Он не ответил. Медленно-медленно повернул он голову в ее сторону и
впервые за все время их знакомства встретился с Томико взглядом. И, не
отводя от нее своих прозрачных, как вода, глаз, вдруг злобно усмехнулся:
  - А много мне помог здравый смысл? Но твоя-то работа здесь не
доделана, Хайто.
  - Надо, надо убираться отсюда, - пробормотал Харфекс.
  - А если я сдамся, - сказал Осден, словно размышляя вслух, - может,
тогда мне удастся с ним связаться?
  - Под "сдамся" ты подразумеваешь, - заметно волнуясь, осторожно
заговорил Маннон, - насколько я тебя понял, отказ отсылать полученную
эмоцию к ее источнику. То есть в данном случае, вместо того чтобы
возвращать растительному существу его страх, попытаться абсорбировать его
эмоцию. Но это либо убьет тебя на месте, либо отбросит обратно к твоему
крайнему аутизму.
  - Но почему? - удивился Осден. - Оно излучает неприятие. Но оно не
обладает интеллектом, а я обладаю.
  - У вас разные весовые категории. Разве способен мозг одного человека
достичь взаимопонимания со столь огромным и чуждым разумом?
  - Мозг одного человека способен постичь принцип строения Вселенной, -
отпарировала Томико, - и выразить его одним словом - "любовь".
  Маннон с удивлением смотрел на обоих, не зная, что ответить. Молчал и
Харфекс.
  - В лесу мне будет легче, - сказал Осден. - Кто-нибудь из вас полетит
со мной?
  - Когда?
  - Теперь же. Пока никто не успел свихнуться и впасть в буйство.
  - Я полечу, - сказала Томико, и одновременно с ней Харфекс заявил:
  - Никто не полетит.
  - Я не могу, - замялся Маннон. - Я( я боюсь. Я могу разбить вертолет.
  - Надо взять с собой Эсквану. Если мне удастся выйти на связь, он
может послужить нам медиумом.
  - Координатор, вы одобряете план сенсора? - официальным тоном спросил
Харфекс.
  - Да.
  - А я нет. Но полечу с вами.
  - Думаю, мы это переживем, Харфекс. - Томико не отрывала глаз от лица
Осдена. Эта белая уродливая маска преобразилась на глазах и сейчас
притягивала ее взгляд выражением страстного нетерпения юного любовника,
стремящегося на первое свидание.
  Оллероо и Дженни Чонг, все еще пытающиеся отвлечься от своих страхов
игрой в карты, вдруг разом затрещали, как перепуганные дети:
  - Но эта тварь в лесу навалится на вас и( - Что, боитесь темноты? -
осклабился Осден.
  - Но посмотрите на Эсквану, Порлока( Даже Аснанифоил( - Вам оно не
причинит никакого вреда. Это не более чем импульс, пробегающий между
синапсами. Ветер, колышущий ветки. Страшный сон.
  Спящего Эсквану погрузили на заднее сиденье, а Томико села за пульт
управления. Харфекс и Осден молча смотрели на постепенно растущую на
горизонте тонкую полоску леса, все еще отделенную от них милями и милями
серой равнины.
  Наконец они долетели до границы смены цвета, пересекли ее, и теперь
под ними расстилалось темное, почти черное море листьев.
  Томико стала выискивать место для приземления. Она спускалась все
ниже и ниже, несмотря на то что все в ней противилось этому, несмотря на
страстное желание улететь отсюда подальше. Здесь, в лесу, мощь излучения
была намного сильнее. Людей то и дело пронизывали темные волны отторжения
и неприятия. Впереди показалось светлое пятно: макушка холма, слегка
возвышающаяся даже над самыми высокими из окружавших ее темных крон
не-деревьев, корневых систем, частей одного целого. Томико направила
вертолет туда. Но посадка прошла довольно плохо - пальцы скользили, словно
были намазаны сухим мылом.
  Лес сомкнулся вокруг - черный в ночной темноте.
  Томико окончательно струсила и закрыла глаза. Эсквана застонал во сне.
  Харфекс дышал как паровоз, но даже не пошевелился, когда Осден,
перегнувшись через него, распахнул дверь.
  Эмпат встал; его спина и повязка на голове были едва различимы в
свете приборных лампочек панели управления. Он перешагнул через Харфекса и
замер на секунду в дверном проеме.
  Томико затрясло. Она скорчилась в кресле, не в силах даже поднять
головы.
  - Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, - шептала она. - Нет. Нет. Нет.
  Осден скользнул вниз и растворился в обступившем вертолет мраке. Ушел.
  "Я иду!" - прогремел беззвучный голос.
  Томико закричала. Харфекс поперхнулся; он попытался привстать, но
снова упал в кресло и больше не двигался.
  Томико в ужасе нырнула внутрь себя и сконцентрировалась на центре
своего существа - слепом глазе живота. Снаружи был только страх, страх,
страх.
  И вдруг он исчез.
  Она подняла голову. Медленно расцепила судорожно сведенные пальцы.
  Потом села прямо. Ночь была очень темной, и над лесом горели звезды.
И больше не было ничего.
  - Осден, - позвала она, но из ее горла не вырвалось ни звука.
  Она повторила попытку, и над холмом разнесся жалобный зов одинокой
лягушки-быка. Ответа не было.
  Только сейчас до нее стало доходить, что с Харфексом что-то не в
порядке. Она зашарила в темноте, пытаясь найти его голову, - оказалось,
что он сполз с сиденья. И вдруг в мертвой тишине кабины раздался голос:
  - Хорошо.
  Это был голос Эскваны. Томико включила внутренний свет и увидела
радиоинженера, спящего в обычной скрюченной позе.
  Его рот открылся и произнес:
  - Все хорошо.
  - Осден( - Все хорошо, - повторили губы Эскваны.
  - Где ты?
  Молчание.
  - Вернись.
  Начал подниматься ветер.
  - Я остаюсь здесь.
  - Ты не можешь остаться( Молчание.
  - Ты будешь здесь одинок, Осден!
  - Слушай. - Голос был слабым, слова - еле разборчивыми, словно их
заглушало ветром. - Слушай. Я желаю тебе всего самого хорошего.
  Томико снова стала его звать, но больше ответа не получила. Эсквана
лежал неподвижно. А Харфекс был еще неподвижнее.
  - Осден! - закричала она в ночную темноту, разрывая неустойчивое на
ветру безмолвие лесосущества. - Я вернусь. Мне нужно срочно доставить
Харфекса на базу. Я вернусь, Осден!
  Тишина и шелест листьев на ветру.
  Все необходимые исследования Мира-4470 восьмерка исследователей
завершила через сорок одни сутки. Сначала Аснанифоил и женщины по очереди
ежедневно летали на поиски Осдена в район той лысой горы, где он остался
памятной всем ночью. Хотя Томико в глубине сердца так до конца и не была
уверена, что правильно определила и указала место посадки, совершенной
наобум, когда голова кружилась от страха. В этом безграничном лесу были и
другие холмы. Исследователи оставили Осдену кучу тюков со всем
необходимым: продуктов на пятьдесят лет, одежду, инструменты, палатку.
Потом поиски прекратили - очень трудно в дебрях бесконечных древесных
лабиринтов, в чьих темных коридорах полы пронизаны корнями, а стены
сплетены из лиан, найти человека, который сам не хочет, чтоб его нашли.
Они могли пройти мимо на расстоянии вытянутой руки и не заметить его в
вечном сумраке, царящем в этих лесах.
  Но он был жив - потому что страх исчез, словно его не было никогда.
  Томико пыталась найти рациональное объяснение тому, что сумел сделать
Осден, но никак не могла это сформулировать - слова разбегались, как
тараканы. Он вобрал страх в себя и, приняв его, сумел преодолеть. Он
отказался от себя самого, от своей сущности; он полностью растворился в
чуждом ему мире, где нет места никакому злу. Он постиг искусство быть
любимым и отдал себя всего, без остатка. Но рациональным это объяснение
назвать никак нельзя.
  Люди из "Запредельного Поиска" в последний раз шли под густой кроной,
сквозь живую колоннаду, окруженные дремлющей тишиной и спокойствием,
жизнью, едва ли осознающей их присутствие и полностью к ним равнодушной.
Здесь не было времени. И расстояния не имели никакого значения. О, нам бы
мира и времени вдосталь( Планета кружилась, сменяя солнечный свет великой
тьмой ночи; ветра - что лета, что зимы - были прекрасны, и светлая пыльца
летела легкими облачками над океанами.
  После многих лет исследований и световых лет пути "Гам" вернулся на
то место, где два столетия назад находился космопорт Смеминга. Но там
все-таки нашлись люди, которые приняли отчеты команды (хоть и с большим
скептицизмом) и списали потери: "Биолог Харфекс - умер от страха; сенсор
Осден - остался в качестве колониста".