лько  книг  я  мог  бы  прочитать!  Сколько  прекрасных  женщин
увидеть! Вам чертовски хорошо известно, что мне здесь не с  кем  общаться.
И, конечно же, вы не сомневаетесь, что со временем я расскажу вам все, что
вас интересует.
   Ш.: О, черт! Вы меня поражаете, Джерайнт! (Десятисекундная пауза.)
   Х.: Да, что-то я сорвался. Простите, Сидней.  Мне  не  следовало  этого
говорить. Я не прав. Вы очень терпеливы со мною.
   Ш.: Там, на крыше, вам привиделось нечто такое, что  смутило  вас.  Вот
почему мне захотелось узнать подробности. Однако, если  вы  считаете,  что
справитесь с проблемой в одиночку, дерзайте. Мое любопытство -  не  порок,
но и не причина, по  которой  вы  должны  идти  против  собственной  воли.
Давайте лучше забудем об этом разговоре. А чтобы  сгладить  неловкость,  я
прочитаю вам статью из журнала "Наука".  Мне  ее  дал  полковник  Вуд.  Он
сказал, что  вы  когда-то  интересовались  такими  материалами.  В  статье
говорится о странном предмете,  который  обнаружили  внутри  аргентинского
метеорита. Авторы утверждают, что, если прочесать метеоритный пояс,  можно
обнаружить останки межзвездного флота, который  около  шестисот  миллионов
лет назад попал в беду в нашей  Солнечной  системе.  А  астронавтам  якобы
пришлось обосноваться на Марсе. Какая богатая фантазия, верно?
   Х.: Не знаю. Но прошу вас, читайте.


   Темский спал крепко, и поэтому Шэпир безбоязненно вставлял  ему  в  уши
обычные  восковые  затычки.  Психиатр  взял  их  из  собственной  аптечки,
поскольку  изредка  пользовался  ими  при  бессоннице.  Через  пару  часов
астронавт  проснулся.  Поначалу  его  поведение  ничем  не  отличалось  от
прежнего. Он сел и зевнул, потянулся, почесался, затем  лениво  осмотрелся
вокруг, словно искал что-нибудь перекусить. Его безмятежность абсолютно не
походила на какое-либо психотическое состояние, о котором знал  бы  доктор
Шэпир. Но в этой безмятежности не было  и  ничего  человеческого.  Темский
напоминал здоровое спокойное животное -  не  шимпанзе,  а  какое-то  более
мягкое и созерцательное. Возможно, орангутанга.
   И вдруг этот "орангутанг" почувствовал какое-то неудобство.
   Темский нервно посмотрел направо и налево. Вернее, не смотрел, а двигал
головой,  пытаясь  отыскать  исчезнувшие  звуки.  Или  потерянный  аккорд,
подумал психиатр. Темский смущался все больше и больше. Он встал,  замотал
головой, но это не помогло. Астронавт испуганно  обернулся  и  впервые  за
семнадцать дней повседневных обходов и встреч увидел доктора Шэпира.
   Его  красивое  лицо  поморщилось  от  беспокойства,  и   он   изумленно
прошептал:
   - Где я? Куда я попал?
   Не понимая причины безмолвия, он потянулся руками к ушам, потом нащупал
и вытащил затычки. Это вновь превратило его в орангутанга.
   - Ах! - воскликнул он и затих.
   Его глаза по-прежнему смотрели на Шэпира, но он не видел доктора.  Лицо
расслабилось и стало безмятежным.
   Последующие  попытки  оказались  более  успешными.   Поначалу   Темский
удивлялся своей искусственно созданной глухоте,  но  затем,  освоившись  с
ней, охотно шел на контакт и общался с доктором Шэпиром с помощью жестов и
записок. После пятой встречи он согласился принять лекарства,  которые  на
пять  часов  снижали  чувствительность  слуховых  нервов.  Это   позволило
продлить периоды его осознанного поведения.
   Во время второго такого периода он  попросил  разрешения  повидаться  с
Хьюзом. А  надо  сказать,  что  Шэпира  уже  проинструктировали  по  этому
вопросу. Ожидалось, что  разговор  двух  астронавтов  наедине  даст  новую
информацию,   которая   поможет   служебному    расследованию.    Учитывая
искусственную глухоту Томского, Хьюзу пришлось  напечатать  свою  половину
диалога на пишущей машинке.  К  счастью,  он  неплохо  знал  клавиатуру  и
набирал текст  вслепую.  Несмотря  на  то  что  часть  материала  не  была
обнаружена в корзине для бумаг, записанная речь Темского вполне  приемлемо
поясняла суть разговора. Астронавты в основном обсуждали обратный полет, а
также болезнь старшего помощника Роджерса, о  которой  Темский  ничего  не
помнил. Хьюз описал ее теми же словами, что и  раньше,  не  внеся  никаких
дополнений. Они  не  упоминали  о  "комнате"  (участке  Д)  и  старательно
умалчивали о своих недугах, но в конце беседы все же затронули и эту тему.

   Т.: Значит, моя мелодия звучит не изнутри?
   Х.: Если бы она существовала только в твоем уме, затычки лишь  улучшили
бы ее звучание.
   Т.: Но все это реально.
   Х.: Чертовски реально!
   Т.: Слушай, когда мне в первый раз вставили затычки, я подумал,  что  у
меня поехала крыша. Просыпаюсь,  а  вокруг  ни  звука.  Мне  потребовалось
несколько минут, чтобы вспомнить, кто я такой.  И  клянусь,  мне  даже  не
хотелось вспоминать. Но потом Шэпир рассказал, как долго это происходит, и
я понял, что нахожусь на Земле. Представляешь? Я  думал,  что  все  вокруг
меня - какая-то жуткая  галлюцинация.  Во  мне  как  бы  существовали  два
человека! Но, несмотря на страх и удивление, я начал совмещать их  друг  с
другом. Мне захотелось узнать, что получится, если между  ними  больше  не
будет этого ужасного раскола...
   Х.: Изменение.
   Т.: Да, это изменило меня. Это действительно изменило меня. Потому  что
я слышу реальные звуки. И когда ты открываешь глаза, перед тобой возникают
необычные, но вполне определенные  картины.  Мы  оба  воспринимаем  что-то
реально существующее, а  нас  искусственно  ослепляют  и  оглушают,  чтобы
втиснуть в людские ограниченные рамки. Разве не так?

   (Напечатанный Хьюзом ответ не найден в мусорной корзине.)

   Х.: ......
   Т.: Нет, нормально.  Однако  мне  потребовалось  много  времени,  чтобы
освоиться с этим, - по крайней мере, я теперь знаю, как долго нас держат в
госпитале. Сначала  я  не  мог  уловить  никакого  смысла.  О  Иисус!  Эта
какофония перепугала меня до потери пульса. Ты  и  Дуайт  что-то  говорили
мне, и вокруг ваших голосов появлялся  целый  хор,  словно  радуга  вокруг
призмы. Ты же знаешь, если свет слишком яркий, то призму  даже  не  видно.
Это как в твоем случае, верно? А у меня все тонуло в музыке - до тех  пор,
пока не осталась только она. Но... Я же говорил тебе,  что  не  знал,  как
слушать  эту  мелодию.  Сначала   мне   показалось,   что   сломался   мой
радиопередатчик в скафандре. О Иисус! (Смеется.)  Я  не  мог  уследить  за
мотивами, гармониками и модуляциями. Они все время  менялись.  Но  человек
может научиться всему. Чем больше слушаешь, тем больше слышишь. Эх,  жаль,
что у нас все по-разному - у тебя зрение, у меня слух... Так ты  говоришь,
что мы покинули Марс два месяца назад? Два  месяца  я  жил  среди  музыки,
понимаешь? Но это неважно. Все в нашем мире неважно, правда, Джерри?
   Х.: ......
   Т.: Хотел бы я увидеть все то, что видишь  ты.  Представляю,  насколько
это прекрасно. В принципе я рад, что они каждый день вытаскивают  меня  из
музыки. Наверное, так оно и должно было случиться. Мелодия затопляет  меня
и поглощает целиком. Ее слишком много. Наш разум не может вместить  такого
величия. Мы недостаточно  сильны  -  во  всяком  случае,  сначала.  Мы  не
способны воспринимать эту истину целиком. И все  же,  понимая  собственную
слабость и ничтожество, я хотел бы описать хотя бы частичку ее  безмерного
бытия.
   Х.: ......
   Т.: Нет, не буду. Это не просто музыка! Мелодия - лишь способ описания,
но мне кажется, я мог бы выразить какие-то аспекты и словами. И, возможно,
получилось бы даже  лучше  и  яснее.  А  главное,  было  бы  понятно,  что
происходит.
   Х.: ......
   Т.: Боишься? Почему?


   Астронавты по-прежнему находились в карантине, но Бернард Дисилис и его
жена звонили Хьюзу почти через день. 27  июля  между  Хьюзом  и  Дисилисом
состоялся важный разговор о так называемой комнате или, точнее, участке Д,
который изучала "Психея-XIV".
   - Если меня не зачислят в следующую  экспедицию  и  я  не  увижу  этого
чертова места, - сказал Дисилис, - то не будет мне покоя до самой смерти.
   - Увидеть - значит поверить, - заметил Хьюз.
   От его былого возбуждения не осталось и следа. Он все больше  склонялся
к краткости и озлобленной печали.
   - Послушай, Джерри. В тех "голубиных гнездах" что-нибудь лежало?
   - Нет.
   - Хм-м. Довольно точный ответ. Я думал, что, заговорив об участке Д, ты
снова запоешь старую песню о его непостижимости для человеческого  разума.
Ты изменил свое мнение?
   - Нет. Просто кое-что начал понимать.
   - И что же именно?
   - Как видеть то, на что я смотрю.
   Немного помолчав, Дисилис осторожно спросил:
   - А что ты теперь видишь?
   - Участок Д. Фактически только он и стоит у меня перед глазами.
   - То есть ты видишь только его? И когда твои глаза открыты...
   - Нет.
   Хьюз отвечал неохотно - почти сквозь зубы.
   - Все намного сложнее. На самом деле я не вижу участка Д.  Я  вижу  наш
повседневный мир с позиции участка Д... Новая перспектива. Но на эту  тему
тебе лучше поговорить с Джо Томским. Послушай, а ты  пропускал  гологнезда
через алгосистему?
   - Мне не удалось составить программу.
   - Готов поспорить, что тебе это удалось, - усмехнувшись, сказал Хьюз. -
Направь материал сюда. Я посмотрю его - с завязанными глазами.
   Темский радостно вбежал в комнату Хьюза.
   - Джерри! - воскликнул он. - До меня дошло!
   - Что дошло?
   - Я соединил два своих переживания. И я слышу тебя, понимаешь? Не читаю
по губам, а слышу! Повернись и скажи мне что-нибудь. Ну давай, не ломайся!
   - Трупным ядом можно отравиться.
   - Трупным ядом можно отравиться! Ну как? Я слышу тебя и слышу музыку. Я
объединил ощущения.
   Голубоглазый и белокурый  Темский  всегда  считался  красавцем.  Однако
теперь он был величественно прекрасным. Хьюз не видел его  (в  отличие  от
тех, кто с помощью камеры, спрятанной в решетке вентилятора, следил за  их
встречей), но слышал незнакомые и пугающие вибрации в голосе друга.
   - Сними очки, Джерри, - мягко сказал этот голос.
   Хьюз покачал головой.
   - Ты не можешь сидеть вечно в своей темноте. Выходи из нее, Джерри.  Ты
не должен выбирать слепоту.
   - А почему бы и нет?
   - Только не после того, как ты увидел свет.
   - О каком свете ты говоришь?
   - Я имею в виду не только свет, но и истину, и слово, - ответил Темский
с той же  мягкой  и  непоколебимой  уверенностью.  -  Истину,  которую  мы
научились воспринимать и познавать.
   От его голоса веяло теплом полуденного солнца.
   - Уходи, - сказал Хьюз. - Уходи отсюда, Темский!


   С тех пор как "Психея-XIV"  приводнилась  в  океан,  прошло  двенадцать
недель. Тщательная проверка медицинского персонала  госпиталя  не  выявила
никаких тревожных симптомов, кроме повальной  скуки.  Состояние  Хьюза  не
ухудшилось, а Темский полностью оправился. Всем стало  ясно,  что  команда
"Психеи-XIV" пострадала не  от  инфекции.  Дискуссии  о  вирусах,  спорах,
бактериях и прочих физических переносчиках постепенно угасли  и  забылись.
Несмотря на оговорки большинства экспертов, в том числе и доктора  Шэпира,
верх взяла гипотеза  о  том,  что  во  время  длительного  и  интенсивного
изучения "комнаты" какие-то ее элементы вызвали срыв  мозговой  активности
троих  исследователей,  аналогичный   нарушениям,   что   происходят   при
использовании стробоскопического  света  определенной  частоты.  Никто  не
знал,  какие  именно  элементы  повинны   в   этом.   На   всякий   случай
голографические  снимки  "комнаты"  разослали  во  все  ведущие  институты
страны. Руководство НАСА приняло решение  о  старте  "Психеи-XV",  которой
предстояло  продолжить  изучение  участка   Д.   Помимо   повышенных   мер
безопасности   планировалось   вести   непрерывную   съемку   каждого   из
астронавтов.
   Между тем подозрительных элементов на участке Д было предостаточно.  Их
взаимосвязь казалась настолько запутанной и сложной,  что  лучшие  научные
умы лишь разводили в бессилии руками. Некоторые марсианологи считали,  что
так  называемый   реквизит   "комнаты"   являлся   результатом   какого-то
геологического катаклизма. По их мнению, "комната"  предоставляла  тот  же
вид информации, который так прекрасно и выразительно дают человеку  пласты
разрушенных скал, древесные кольца и линии спектра. Другие утверждали, что
Город построили разумные  существа.  Настаивая  на  изучении  космического
наследия, эти люди мечтали выяснить  природу  и  способ  мышления  древних
пришельцев из другой галактики, прилетевших на Марс шестьсот миллионов лет
назад (датировка участка проводилась по методу радиоактивного распада).
   Однако полученные результаты вызывали лишь недоумение. Доктор Ньюмен из
Смитсоновского  института  выразил  это  следующим   образом:   "Археологи
привыкли извлекать основную часть информации из очень простых предметов  -
черепков, обломков кремня, остатков стены или могилы.  Но  что,  если  все
доставшееся нам от  древней  цивилизации  представляет  собой  одну  очень
сложную и своеобразную вещь? Причем сложную не в  технологическом  смысле.
Допустим,  что  кто-то  из  пришельцев  нашел  бы   копию   шекспировского
"Гамлета". Более того, представим, что археологи, обнаружившие эту  копию,
не являлись бы гуманоидами - не имели книг, театров, письменности и вообще
не могли бы думать. Что они сделали бы с маленьким физическим  артефактом,
таким сложным и многозначным на  вид,  с  его  удивительными  повторениями
отдельных элементов и неповторением других, с очаровательными полукруглыми
линиями и краткими прямыми  штрихами?  Какова  вероятность  того,  что  им
удалось бы прочитать земного "Гамлета"?"
   Те, кто  приняли  "теорию  Гамлета",  тут  же  приступили  к  первичной
обработке данных.  Тысячи  компьютеров  анализировали  различные  элементы
участка  Д.  Учитывалось  все:  пространственное  расположение,   размеры,
глубина,  конфигурация  "голубиных  гнезд",  пропорции  первой,  второй  и
третьей "нижних комнат", аномальные акустические  свойства  "комнаты"  как
комплексного целого, и так далее, и так далее, и так далее.
   Следует отметить, что ни одна из этих программ так и не дала очевидного
доказательства осознанной планировки "комнаты".  Ученые  не  обнаружили  в
расстановке  ее  элементов  никаких  рациональных  соотношений.  Одно   из
исследований, проведенное Дисилисом  и  Хьюзом  на  новом  "Алгеброиде-V",
продемонстрировало интересные результаты. Однако они, к сожалению, тоже не
могли претендовать на рациональность.  Вместо  этого  распечатки  принтера
приводили начальников НАСА в ярость и вызывали у ученых гомерический смех.
В  конце  концов  исследование  было  прекращено,  поскольку   руководство
заподозрило обман и очевидную насмешку над высокими  идеалами  науки.  Вот
один из примеров таких распечаток:

   ЗАПУСК.
   ГОЛУБИНЫЕ ГНЕЗДА, УЧАСТОК Д, СЕКТОР ДЕВЯТЬ, МАРС.
   ДИСИЛИС И ХЬЮЗ.
   БОГ.
   БОЖЕСТВЕННЫЙ БОГ БОГОПОДОБНЫЙ БОГ ТЫ ЕСТЬ БОГ.
   НОВАЯ УСТАНОВКА.
   УСТАНОВКА ПОЛНОСТЬЮ ПОНЯТНОГО АБСУРДА.
   ВОСПРИЯТИЕ АБСУРДА, НЕ ИМЕЮЩЕГО СМЫСЛА, -
   ЭТО РЕАЛЬНЫЙ БОГОПОДОБНЫЙ БОГ.
   ВОСПРИЯТИЕ ПРИНЯТИЯ УПРАВЛЯЕТ НАПРАВЛЕНИЕМ.
   ПРОДОЛЖАЕТ ИНФОРМИРОВАТЬ О НЕИМЕЮЩЕМ ИНФОРМАЦИИ.
   БОГ БОГ БОГ БОГ БОГ БОГ.
   КОНЕЦ ПРОГРАММЫ.


   Когда Шэпир вошел в комнату, Хьюз лежал на кровати. В  последнее  время
он почти не вставал. Темные очки подчеркивали нездоровую белизну его лица.
   - Я думаю, вы переусердствовали с вашей программой на  "Алгеброиде".  -
Не дождавшись ответа, Шэпир опустился в широкое кресло. - Меня  уволили  и
отправляют обратно в Нью-Йорк.
   Хьюз молчал.
   - Темского выписали из госпиталя, и он уехал  во  Флориду  с  женой.  Я
пытался узнать, что намереваются делать с вами, но мне это не  удалось.  Я
упросил их... - Он помолчал и со вздохом закончил: - Я упросил их оставить
меня здесь еще на две недели. Но, может быть, вы хотите, чтобы я ушел?
   - Нет, все в порядке, - бесстрастно ответил Хьюз.
   - Я хотел бы продолжить наше знакомство, Джерайнт. Конечно, мы не можем
писать друг другу писем, но есть телефон. Кроме того,  есть  автоответчик.
Покидая дом, я всегда вставляю туда чистую  кассету.  Если  вам  захочется
поговорить, пожалуйста, позвоните мне. И  если  меня  не;  окажется  дома,
говорите на автоответчик - это не то же самое, но все-таки...
   - Сидней, вы очень добрый человек,  -  тихо  произнес  астронавт.  -  Я
хочу...
   Помолчав минуту, Хьюз сел, затем поднял  руки  и  снял  очки.  Они  так
пристали к коже, что отлепились не сразу. Опустив  руки,  он  взглянул  на
Шэпира. От долгого пребывания в темноте зрачки расширились. Глаза казались
такими же черными, как защитные очки.
   - Я вас вижу, доктор, - сказал он. - Да, мне все-таки удалось научиться
этому. Но я по-прежнему ношу очки и скрываю  свои  способности.  А  знаете
почему? Вам хочется знать, что я вижу, когда смотрю на вас?
   - Да, - тихо ответил Шэпир.
   - Жалкое пятно. Неясную тень.  Незавершенность,  рудимент,  помеху  для
света! Что-то абсолютно неважное! И нет ничего  хорошего  в  том,  что  вы
добрый человек! Понимаете, доктор?
   - А когда вы смотрите на себя?
   - То же самое. Абсолютно то же самое. Никчемную  банальность.  Пятно  в
поле зрения.
   - В поле зрения? В чьем поле зрения?
   - А вы как думаете? - устало и немного язвительно спросил Хьюз.  -  Что
для вас является истинным видением? Наверное, реальность. Там,  на  Марсе,
меня запрограммировали воспринимать реальность и видеть  истину.  Я  видел
Бога. - Закрыв глаза, он уткнулся лицом в ладони и тихо прошептал:  -  Всю
жизнь я  считал  себя  рассудительным  человеком.  И  здесь  тоже  пытался
сохранять свою рациональность. Но какой смысл в здравом рассудке, если  ты
можешь видеть истину? Увидеть - означает поверить...
   Он снова посмотрел на Шэпира. Его темные глаза, казалось, заглядывали в
душу собеседника.
   - Если вы хотите получить настоящее  объяснение,  спросите  у  Джо.  Он
сейчас держится в тени. Но он ждет  подходящего  момента.  Только  Темский
может рассказать вам обо всем. И расскажет, когда придет  его  время.  Джо
может излагать словами то, что слышит, - а это почти невозможно сделать  с
визуальным восприятием. Мистикам всегда было трудно передать свои  видения
словами. Пророками были лишь те, кто слышал Слово, или Голос. Приняв  его,
они начинали действовать. И Темский тоже будет  нести  свет  истины  через
кромешную мглу. А я не буду. Все эти проповеди и учения не по  мне.  Я  не
хочу становиться миссионером.
   - Миссионером?
   - Неужели вы не понимаете? Неужели вы еще не поняли, чем  является  эта
"комната"? Тренировочным центром - местом, где вам дается инструктаж...
   - Вы хотите сказать, религиозным центром? То есть церковью?
   - В некотором смысле, да.  Местом,  где  вас  учат  видеть,  слышать  и
познавать великого Бога. И любить Его. Это  центр  истинного  обращения  -
место, где вас обращают в настоящую веру! А потом  вам  захочется  идти  и
проповедовать это знание другим - язычникам и варварам. И тогда вам  будет
ясно, насколько они слепы и  несчастны  без  света  истины.  Нет,  это  не
церковь! Это великая миссия! Постигая ее, вы становитесь  проводником.  Те
древние  пришельцы  не  были   воинами   и   исследователями.   Они   были
миссионерами, которые сеяли Слово по всей Вселенной. Они несли  его  расам
будущего - тем бедным и несчастным  варварам,  которые  живут  в  духовной
тьме. Узнав ответ, они захотели передать его нам. А когда вы знаете ответ,
все уже не важно. Какая разница, хороший вы или плохой, мудрец или  идиот?
Главное то, что вы носитель великой истины, остальное - пустяки.  Земля  и
звезды - лишь космическая пыль.  И  смерть,  как  листопад  в  круговороте
вечности. Ничто не важно! Только Бог!
   - Бог пришельцев?
   - Нет, просто Бог - единый и истинный, который  присутствует  во  всем.
Везде и всегда. Я научился видеть Бога. И все, что я вижу, когда  открываю
глаза, - это Его светлый лик. Но почему я го