оно ни было, - сказал Пью.
     "Будущее" карабкалось по лестнице, увлекло Мартина к выходу из пещеры
и засыпало его вопросами.
     - У нас хватит материала для крепления?
     - Если мы переоборудуем один из сервоэкстракторов, то да.
     - Микровзрывов будет достаточно?
     - Каф может рассчитать нагрузки.
     Пью переключил рацию на  прием  их  голосов.  Он  наблюдал  за  ними,
смотрел  на  Мартина,  молча  стоявшего  среди  них,  на  Адскую  Пасть  и
морщинистую равнину.
     - Все в порядке? Мартин, ты согласен с предварительным планом?
     - Это уж твое дело, - ответил Мартин.


     За пять дней Джоны разгрузили и  подготовили  оборудование  и  начали
работу в шахте. Они работали с максимальной производительностью.  Пью  был
зачарован и даже  напуган  этой  производительностью,  их  уверенностью  и
независимостью. Они в нем совершенно не нуждались. Клон  и  в  самом  деле
можно считать первым полностью  стабильным,  самостоятельным  человеческим
Существом, думал он. Выросши, они уже не нуждаются ни в чьей  помощи.  Они
будут сами себя  удовлетворять  и  в  физическом,  и  интеллектуальном,  и
эмоциональном отношении. Что бы ни делал член этой группы, он всегда будет
пользоваться полной поддержкой и  одобрением  остальных  близнецов.  Никто
больше им не нужен.
     Двое из клона остались в  куполе,  занимаясь  вычислениями  и  всякой
писаниной, часто выбираясь на шахту для измерений и  испытаний.  Это  были
математики клона, Зайин и Каф. Как  объяснила  сама  Зайин,  все  десятеро
получили достаточную математическую  подготовку  в  возрасте  от  трех  до
двадцати одного года. Но с двадцати одного до двадцати трех  они  с  Кафом
специализировались  в  математике,  тогда  как  другие  занимались  больше
геологией, горным делом, электроникой, роботикой,  прикладной  атомикой  и
так далее.
     - Мы с Кафом считаем, что мы в клоне ближе всего к  обстоящему  Джону
Чоу, - сказала Зайин. - Но, разумеются, в основном он был  биоматематиком,
а это уже не наша специальность.
     - Мы нужнее здесь, - заявил Каф со свойственным ему самодовольством.
     Пью с Мартином вскоре научились отличать эту пару от других. Зайин  -
по  целостности  характера,  Кафа  -  лишь  по  обесцвеченному  ногтю   на
безымянном пальце  (Каф  в  шестилетнем  возрасте  попал  себе  по  пальцу
молотком). Без сомнения, существовали и другие различия,  как  физические,
так и психологические. Природа может создавать  идентичное,  а  воспитание
внесет свои поправки.  Но  найти  эти  различия  было  нелегко.  Сложность
заключалась еще и в том, что клон никогда не разговаривал с Пью и Мартином
всерьез. Они шутили с ними, были вежливы. Жаловаться было не на  что:  они
были милы, но в  поведении  чувствовалось  стандартизованное  американское
дружелюбие:
     - Вы родом из Ирландии, Оуэн?
     - Нет, я валлиец.
     - Вы разговариваете с Мартином на валлийском языке?
     "Вот это тебя не касается", - подумал Пью и ответил:
     - Нет, это диалект  Мартина.  Аргентинский.  Ведет  происхождение  от
испанского языка.
     - Вы изучили его для того, чтобы другие вас не понимали?
     - От кого нам таиться? Просто человеку  иногда  приятно  говорить  на
родном языке.
     - Наш родной язык английский, - сказал Каф безучастно. Да  и  как  он
мог быть участливым? Человек проявляет участие к другим потому, что сам  в
нем нуждается.
     - Уэллс - необычная страна? - спросила Зайин.
     - Уэллс? Да, Уэллс необычен. - Пью включил камнерез и  таким  образом
избавился от дальнейших расспросов, заглушив их визгом пилы. И пока прибор
визжал. Пью отвернулся от собеседников и выругался по-валлийски.
     - Еще два месяца терпеть, - сказал Мартин как-то вечером.
     - Два месяца до чего?  -  огрызнулся  Пью.  Последнее  время  он  был
раздражителен, и угрюмость Мартина действовала ему на нервы.
     - До смены.
     Через шестьдесят дней  возвратит  я  вся  экспедиция  с  обследования
других планет этой системы.
     - Зачеркиваешь дни в своем календаре? - поддразнил он Мартина.
     - Возьми себя в руки, Оуэн.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - То, что сказал.
     Они расстались, недовольные друг другом.


     Проведя день в Пампе, громадной лавовой долине, до которой  было  два
часа лета на ракете, Пью  вернулся  домой.  Он  был  утомлен,  но  освежен
одиночеством. Одному было не положено пускаться в дальние поездки, но  они
часто делали это в последнее время. Мартин стоял,  склонившись  под  яркой
лампой, вычерчивая одну из своих элегантных, мастерски  выполненных  карт;
на этой было изображено отвратительное лицо Либры. Кроме Мартина, дома  не
было никого, и купол казался огромным и туманным, как и до приезда клона.
     - Где наша золотая орда?
     Мартин, продолжая штриховать, буркнул, что не знает. Затем выпрямился
и обернулся к солнцу, расползшемуся по восточной равнине, словно громадная
красная жаба, и взглянул на часы, которые показывали 18:45.
     - Сегодня порядочные землетрясения, - сказал он, вновь наклоняясь над
картой. - Чувствовал? Ящики так и сыплются. Взгляни на сейсмограф.
     На ролике дергалась и дрожала игла. Она никогда не  прекращала  здесь
свой танец. Во второй половине дня на  лепте  было  зарегистрировано  пять
крупных  землетрясений.  Два  раза  игла  самописца  вылезала  за   ленту.
Спаренный с сейсмографом компьютер выдал карточку  с  надписью:  "Эпицентр
61^ норд - 4^4' ост".
     - На этот раз не в траншее.
     - Мне показалось, что оно отличается от обычных. Резче было.
     - На первой базе я все ночи не спал, чувствуя,  как  трясется  земля.
Удивительно, как ко всему привыкаешь.
     - Рехнешься, если не привыкнешь. Что на обед?
     - А я думал, ты его уже приготовил.
     - Я жду клона.
     Чувствуя, что проиграл, Пью достал дюжину  обеденных  пакетов,  сунул
два из них в автовар и вытащил вновь.
     - Вот и обед.
     - Я вот думаю, - сказал  Мартин,  подходя  к  столу.  -  А  что  если
какой-нибудь  клон  сам  себя  склонирует?  Нелегально.   Сделает   тысячу
дубликатов, десять тысяч, целую армию. Они  смогут  преспокойно  захватить
власть, разве не так?
     -  Но  ты  забыл,  сколько  миллионов  стоило  вырастить  этот  клон?
Искусственная плацента и так далее.  Это  нелегко  сделать  в  тайне,  без
собственной планеты... Когда-то давно, до создания Лиги, когда Земля  была
поделена  между  национальными  правительствами,  об  этом  был  разговор:
склонируйте своих лучших солдат, создайте целые  полки-клоны.  Но  безумие
кончилось раньше, чем они смогли сыграть в эту игру.
     Они разговаривали дружески, совсем как раньше.
     - Странно, - жуя сказал Мартин. - Они же уехали рано утром.
     - Да, все, кроме Кафа и Зайин. Они надеялись доставить на поверхность
первую партию руды. Что случилось?
     - Они не приехали на обед.
     - Не беспокойся, с голоду не помрут.
     - Они уехали в семь утра.
     - Ну и что? - И тут Пью понял. Воздушные баллоны были  рассчитаны  на
восемь часов.
     - Каф и Зайин взяли с собой запасные баллоны.
     - А может, у них есть запас в шахте?
     - Был, но они привезли все баллоны сюда на заправку.
     Мартин поднялся и показал на поленницу баллонов.
     - В каждом скафандре есть сигнал тревоги.
     - Сигналы не автоматические.
     Пью устал и хотел есть.
     - Садись и поешь, старик. Они сами о себе позаботятся.
     Мартин сел, но есть не стал.
     - Первый толчок был очень сильным. Он меня даже испугал.
     Пью помолчал, потом вздохнул и сказал:
     - Ну, хорошо.
     Без всякого энтузиазма они влезли в двухместный флаер, который всегда
был в их распоряжении, и  направились  на  север.  Долгий  рассвет  окутал
планету ядовито-красным туманом. Низкий свет и  тени  мешали  разглядывать
дорогу,  создавали  миражи  -  железные  стены,  сквозь  которые  свободно
проникал флаер, превратили долину за Адской Пастью в  Низину,  заполненную
кровавой водой. У  входа  в  туннель  скопилось  множество  машин.  Краны,
сервороботы,  кабели  и  колеса,  автокопатели  и  подъемники   причудливо
выступали из тьмы, охваченные красным светом. Мартин соскочил с  флаера  и
бросился а шахту. Тут Яке выбежал обратно и крикнул Пью:
     - Боже, Оуэн, обвал!
     Пью вбежал в туннель и метрах в пяти от входа увидел блестящую мокрую
черную стену. Вход в туннель, увеличенный взрывами, казался таким же,  как
раньше, пока Пью не заметил в  стенах  тысячи  тонких  трещинок.  Пол  был
мокрым и скользким.
     - Они были внутри, - сказал Мартин.
     - Они и сейчас там. Но у них наверняка найдутся запасные баллоны.
     - Да ты посмотри на базальтовый слой, на крышу,  Оуэн.  Разве  ты  не
видишь, что натворило землетрясение?
     Низкий горб породы, нависавший раньше над входом в шахту,  провалился
внутрь в огромную котловину. Пью увидел,  что  все  эти  породы  испещрены
множеством тонких трещин, из некоторых струился белый газ, он  скапливался
в образовавшейся котловине, и солнечный свет отражался от него, словно это
было красноватое мутное озеро.
     Мартин последовал за Пью и начал поиски, бродя вреди поломанных машин
и механизмов. Он обнаружил флаер, который врезался под  углом  в  яму.  Во
флаере было два пассажира. Одного из них  наполовину  засыпало  пылью,  но
приборы его скафандра указывали на то, что человек жив.  Зайин  висела  на
ремнях сиденья. Ноги ее были перебиты, скафандр разорван, тело замерзло  и
было твердым как камень.  Вот  и  все,  что  им  удалось  найти.  Согласно
правилам и обычаям, они тут же кремировали мертвую лазерными  пистолетами,
которые носили с собой. Им никогда раньше не приходилось пускать их в ход.
Пью, чувствуя, что его сейчас вырвет, втащил  другое  тело  в  двухместный
флаер и отправил Мартина с ним в купол. Затем  его  вырвало,  он  вычистил
скафандр и, обнаружив неповрежденный четырехместный флаер,  последовал  за
Мартином, трясясь так, словно холод Либры пронизал его тело.
     В живых остался Каф. Он был  в  глубоком  шоке.  На  затылке  у  него
обнаружили шишку, но кости были целы.
     Пью принес две порции пищевого концентрата и по стакану аквавита.
     - Давай, - сказал он.
     Мартин послушно взял аквавит.
     Каф лежал не двигаясь, лицо его в обрамлении  черных  волос  казалось
восковым, губы были приоткрыты, и из них вырывалось слабое дыхание.
     - Это все первый толчок, самый сильный, - сказал Мартин. - Он сдвинул
горные породы.  Должно  быть,  там  находились  залежи  газа,  как  в  тех
формациях в тридцать первом квадрате. Но ведь ничто не указывало...
     И тут земля выскользнула у них из-под  ног.  Вещи  вокруг  запрыгали,
загремели, затрещали, закричали: ха-ха-ха!
     - В четырнадцать часов  было  то  же  самое,  -  неуверенно  произнес
Мартин. Но когда тряска затихла и все предметы  вокруг  прекратили  танец,
Каф вскочил, в нем всколыхнулась тревога.
     Пью перепрыгнул через камень и уложил Кафа  на  койку.  Тот  отбросил
его. Мартин навалился ему на плечи. Каф кричал,  боролся,  задыхался,  его
лицо почернело.
     Пальцы Пью сами  инстинктивно  отыскали  нужный  шприц;  пока  Мартин
держал маску, он вонзил иглу в нервный узел, возвращая Кафа к жизни.
     - Вот уж не думал, что ты  это  умеешь,  -  сказал  Мартин,  переводя
дыхание.
     - Мой отец был врачом. Но это средство не всегда помогает, -  ответил
Пью. - Жаль, что я не допил аквавит. Землетрясение кончилось? Что-то я  не
пойму.
     - Не думай, что только тебя трясет. Толчки продолжаются.
     - Почему он задыхался?
     - Я не знаю, Оуэн. Загляни в книгу.
     Каф стал дышать ровнее, и лицо его порозовело, только губы  были  все
еще темными. Мартин с Оуэном наполнили бокалы  бодрящим  напитком  и  сели
рядом, раскрыв медицинский справочник.  Под  рубриками  "шок"  или  "ушиб"
ничего не сказано о цианозе и удушье. Он не мог ничего наглотаться -  ведь
он в скафандре.
     - Этот  справочник  нам  так  же  полезен,  как  "Бабушкина  книга  о
лекарственных травах"... Пью бросил книгу на ящик. Она не долетела, потому
что либо Пью, либо ящик еще не обрели спокойствия.
     - Почему он не подал сигнала?
     - Что?
     - У тех восьми, которые остались в шахте, не было на это времени.  Но
ведь он-то и девушка были  снаружи.  Может,  она  стояла  у  входа,  и  ее
засыпало камнями. Он же оставался снаружи, возможно, в дежурке. Он  вбежал
в туннель, вытащил ее, привязал к сиденью флаера и поспешил к куполу. И за
все это время ни разу не нажал кнопку тревоги. Почему?
     - Наверно, из-за удара  по  голове.  Сомневаюсь,  понял  ли  он,  что
девушка мертва. Он потерял рассудок. Но  даже  если  он  и  соображал,  не
думаю, чтобы он стал нам сигналить. Они ждали помощи только друг от друга.
     Лицо Мартина было похожим на индейскую маску с глубокими складками  у
рта и глазами цвета тусклого угля.
     -  Ты  прав.  Представляешь,   что   он   пережил,   когда   началось
землетрясение и он оказался снаружи, один...
     В ответ Каф закричал.
     Он свалился с койки, задыхаясь, в судорогах, размахивая  рукой,  сшиб
Пью, дополз до кучи ящиков и упал на пол.  Губы  его  были  синими,  глаза
белыми. Мартин снова  втащил  его  на  койку,  дал  вдохнуть  кислорода  и
склонился над Пью, который приподнялся, вытирая кровь с рассеченной скулы.
     - Оуэн, ты в порядке? Что с тобой, Оуэн?
     - Я думаю, все в  порядке,  -  сказал  Пью.  -  Зачем  ты  трешь  мне
физиономию этой штукой?
     Это был обрывок  ленты  компьютера,  измазанный  кровью  Пью.  Мартин
отшвырнул его.
     - Мне показалось, что это полотенце. Ты разбил щеку об угол ящика.
     - У него прошел припадок?
     - По-моему, да.
     Они смотрели на Кафа, лежавшего неподвижно. Его зубы  казались  белой
полоской между черными приоткрытыми губами.
     - Похоже на эпилепсию. Может быть, поврежден мозг?
     - Вкатить ему дозу мепробамата?
     Пью покачал головой.
     - Я не знаю, что было в противошоковом уколе. Боюсь, что  Доза  будет
слишком велика.
     - Может, он проспится и все пройдет?
     - Я и сам бы поспал. Я на ногах не держусь.
     - Тебе нелегко пришлось. Иди, а я пока посижу.
     Пью промыл порез на щеке, снял рубашку и остановился.
     - А вдруг мы могли что-то сделать - хоть попытаться.
     - Они умерли, - мягко сказал Мартин.
     Пью улегся поверх спального мешка и  вскоре  проснулся  от  страшного
клокочущего звука. Он встал,  покачиваясь,  нашел  шприц,  трижды  пытался
ввести его, но это ему никак не удавалось. Затем начал массировать  сердце
Кафа.
     - Искусственное дыхание, изо рта в  рот,  -  приказал  он,  и  Мартин
подчинился.
     Наконец, Каф резко  втянул  воздух,  пульс  его  стал  равномерным  и
напряженные мышцы расслабились.
     - Сколько я спал? - спросил Пью.
     - Полчаса.
     Они  стояли,  обливаясь  потом.  Земля  дрожала,  дом  покачивался  и
сжимался. Либра снова принялась  танцевать  свою  проклятую  польку,  свой
гусиный танец. Солнце, поднявшись чуть повыше, стало еще больше и краснее:
скудная атмосфера была насыщена газом и пылью.
     - Что с ним творится, Оуэн?
     - Я боюсь, что он умирает вместе с ними.
     - С ними... Но они умерли, я же сказал.
     - Девять умерло. Они все мертвы, раздавлены или задохнулись. Все  они
в нем, и он в них во всех. Они умерли, и теперь он  умирает  их  смертями,
один за другим.
     - Господи, какой ужас, - сказал Мартин.
     Следующий приступ был примерно таким же. Пятый - еще хуже. Каф рвался
и бился, стараясь сказать что-то, но слов не было, словно рот  его  набили
камнями и глиной. После этого приступы стали слабее. Но и  он  сам  ослаб.
Восьмой приступ начался в 4:30. Пью и Мартин бились до  половины  шестого,
стараясь удержать жизнь в  теле,  которое  без  сопротивления  уплывало  в
царство смерти. Им это удалось, но Мартин сказал, что следующего  приступа
он не переживет. Так бы оно и вышло, но Пью, прижавшись ртом  к  его  рту,
вдыхал воздух в его опавшие легкие, пока сам не потерял сознания.
     Пью очнулся. Купол был матовым, в нем не горел свет. Пью  прислушался
и уловил дыхание двух спящих мужчин.  Потом  он  заснул,  и  его  разбудил
только голод.
     Солнце поднялось высоко над темными равнинами, и  планета  прекратила
свой танец. Каф спал. Пью и Мартин пили крепкий чай и глядели  на  него  с
торжеством собственников.
     Когда он проснулся, Мартин подошел к нему.
     - Как себя чувствуешь, старик?
     Ответа не было. Пью занял место Мартина и заглянул в  карие,  тусклые
глаза, которые глядели на него, но ничего не  видели.  Как  и  Мартин,  он
сразу отвернулся. Он подогрел пищевой концентрат и принес Кафу.
     - Выпей.
     Он заметил, как напряглись мышцы на шее Кафа.
     - Дайте мне умереть, - сказал юноша.
     - Ты не умрешь.
     Каф сказал, четко выговаривая слова:
     - Я на девять десятых мертв. У меня нет сил, чтобы жить дальше.
     Это подействовало на Пью, но он решил сражаться.
     - Нет, - сказал он тоном,  не  терпящим  возражений.  -  Они  мертвы.
Другие. Твои братья и сестры. Ты - не они. Ты жив. Ты  -  Джон  Чоу.  Твоя
жизнь в твоих собственных руках.
     Юноша лежал неподвижно, глядя в темноту, которой не было.
     Мартин и Пью с обоими запасными роботами по  очереди  отравлялись  на
экспедиционном трейлере к Адской Пасти, чтобы спасти оборудование, уберечь
его от зловещей атмосферы Либры, потому  что  ценность  его  выражалась  в
астрономических  цифрах.  Дело  двигалось  медленно,  но  они  не   хотели
оставлять Кафа одного. Тот, кто оставался в куполе, возился с бумагами,  а
Каф сидел или лежал, глядя в темноту, и молчал. Дни проходили в тишине.
     Затрещало, заговорило радио:
     - Корабль на связи. Через пять недель будем на Либре,  Оуэн.  Точнее,
по моим расчетам, через 34 земных дня и 9 часов. Как дела под куполом?
     - Плохо, шеф. Исследовательская команда погибла в шахте.  Все,  кроме
одного. Было землетрясение. Шесть дней назад.
     Радио щелкнуло, и в него ворвались звуки космоса. Пауза - шестнадцать
секунд. Корабль был на орбите вокруг третьей планеты.
     - Все, кроме одного, погибли? А вы с Мартином невредимы?
     - Мы в порядке, шеф.
     Тридцать две секунды молчания.
     - "Пассерина" оставила нам еще одну исследовательскую команду. Я могу
перевести их на объект Адская Пасть вместо  квадрата  7.  Мы  уладим  это,
когда прилетим. В любом  случае  мы  сменим  тебя  и  Мартина.  Держитесь.
Что-нибудь еще?
     - Больше ничего.
     Тридцать две секунды...
     - Тогда до свидания, Оуэн.
     Каф слышал этот разговор, и позднее Пью сказал ему:
     - Шеф может попросить тебя остаться  со  следующей  исследовательской
командой. Ты знаешь здешнюю обстановку.
     Зная порядки в глубоком космосе, он хотел предупредить юношу.
     Каф не ответил. С тех пор как он сказал: "У меня нет сил, чтобы  жить
дальше", он не произнес ни слова.
     - Оуэн, - сказал Мартин по внутренней связи. -  Он  сломался.  С  ума
сошел.
     - Он неплохо выглядит для человека, который девять раз умер.
     - Неплохо? Как  выключенный  андроид!  У  него  по  осталось  никаких
чувств, кроме ненависти. Загляни ему в глаза.
     -  Это  не  ненависть,  Мартин.  Послушай,  это  правда,  что  он   в
определенном смысле был мертв. Я и представить не могу, что он  чувствует.
Он нас даже не видит. Ему слишком темно.
     - В темноте, бывает, перерезают глотки. Он нас ненавидит, потому  что
мы - не Алеф, не Йод и не Зайин.
     - Может быть. Но я думаю, что он одинок. Он нас не видит и не слышит.
Это верно. Раньше ему и не требовалось никого видеть. Никогда до этого  он
не знал одиночества. Он разговаривал сам с собой, видел самого себя, жил с
самим собой, жизнь его была полна девятью "я".  Он  не  понимает,  как  ты
можешь жить сам по себе. Он должен научиться. Дай ему время.
     Мартин покачал головой.
     - Сломался, - сказал он. - И когда остаешься  с  ни