осторожно дошел до рыночной площади, пересек ее, скрываясь в  тени  темных
деревьев, и остановился возле почты. Ни одного автобуса видно не было.  Он
понятия не имел, по какому расписанию  они  ходят.  Потом  вошел  в  дверь
почты, прошел в кафе и присел, понурившись, дрожа от холода,  за  один  из
трех  имевшихся  там  столиков.  Вскоре  из   задней   комнатки   появился
управляющий.
   - Скажите, когда будет следующий автобус? - Он никак не  мог  вспомнить
фамилию этого человека - то ли Праспец, то ли  Прайеспец,  что-то  в  этом
роде.
   - В Айзнар? В восемь двадцать утра, - ответил тот.
   - А в Портачейку? - помолчав, спросил Стефан.
   - Есть местный рейс, в десять.
   - Вечера?
   - Да, в десять вечера.
   - Вы можете обменять это на... билет до Портачейки? - Стефан вытащил  и
протянул управляющему свой билет до Айзнара.  Тот  взял  его  и  о  чем-то
задумался.
   - Подождите, я посмотрю. - Он снова вышел  в  заднюю  комнатку.  Стефан
неторопливо приготовил мелочь - расплатиться за чашку кофе -  и  склонился
над столом. Было десять минут восьмого, если  верить  будильнику  с  белым
циферблатом, стоявшему на  стойке.  В  семь  тридцать  вошли  три  местных
жителя, все трое были  огромного  роста  и  желали  выпить  пивка.  Стефан
задвинул свой стул как можно глубже в угол и сидел, уставившись в стену  и
время от времени украдкой поглядывая на посетителей и  на  будильник.  Его
по-прежнему бил озноб; через некоторое время он не выдержал: уронил голову
на руки и прикрыл глаза.
   И тут услышал голос Брюны прямо над головой:
   - Стефан!
   Она присела к нему за столик. Волосы,  обрамлявшие  ее  лицо,  казались
очень светлыми, точно хлопковое волокно. Стефан  никак  не  мог  заставить
себя поднять голову, подпертую стоявшими на столе руками. Потом  посмотрел
на Брюну и опустил глаза.
   - Нам позвонил господин Праспайец. Куда ты собирался ехать?
   Он не ответил.
   - Они что, велели тебе убираться из города?
   Он покачал головой.
   - Значит, они тебя просто отпустили? Ну так пошли же! Я  принесла  твое
пальто, ты наверняка замерз. Пойдем домой, Стефан.  -  Она  встала,  и  он
встрепенулся; взял у нее свое пальто и сказал:
   - Нет. Я не могу.
   - Почему же?
   - Это опасно для тебя. И потом, с какими глазами я туда приду?
   - С какими глазами? Ну хватит,  пойдем.  Мне  хочется  поскорей  отсюда
уйти. Завтра мы снова переезжаем в Красной, ждали только  тебя.  Ну  пошли
же, Стефан. - Он встал и пошел следом за  ней.  Уже  наступила  ночь.  Они
пересекли улицу и пошли дальше по проселочной дороге. Брюна освещала  путь
электрическим фонариком. Стефана она держала за руку; оба молчали.  Вокруг
были только темные поля да звезды.
   - А ты не знаешь, что они сделали...
   - Нам сказали, что его увезли куда-то на грузовике.
   - Я не... Ведь все в городе его знали, и все-таки... - Он почувствовал,
как она пожала плечами, и они молча пошли дальше.  Дорога  опять  казалась
Стефану очень длинной, как в первый раз, когда они с Казимиром шли здесь в
темноте. Начался подъем на холм - именно  тогда  в  тот  раз  и  появились
вокруг них те огоньки среди дождя.
   - Пошли скорей, Стефан, - почему-то смущенно попросила его шедшая рядом
с ним девушка, - ты совсем замерз.
   Однако ему пришлось остановиться, отойти от нее и  на  ощупь  искать  у
обочины дороги что-нибудь - изгородь или дерево, - к чему  можно  было  бы
прислониться, пока не перестанут литься слезы;  но  он  так  ничего  и  не
нашел. Просто стоял в темноте и плакал, и она стояла с ним рядом.  Наконец
он обернулся к ней, и они пошли дальше.  Камни  и  сорные  травы  казались
белыми в неровном круге света от ее фонарика. Когда они  миновали  вершину
холма, она сказала по-прежнему смущенно, но упрямо:
   - Я сказала маме, что мы хотим пожениться. Когда мы услышали, что  тебя
посадили в тюрьму, я пошла и сказала ей. Отцу, правда,  еще  не  говорила.
Случившееся... его просто  убило,  он  никак  не  может  смириться  с  его
гибелью. А мама все восприняла нормально, когда я ей сказала. Я бы хотела,
чтобы мы поженились как можно скорее, если, конечно, ты еще этого  хочешь,
Стефан.
   Он молча шагал с нею рядом, потом сказал:
   - Все правильно. Нельзя просто так  упускать  свое  счастье.  -  Сквозь
деревья, внизу и прямо перед ними, желтым светились окна  дома;  над  ними
сияли звезды да несколько легких облачков проплывало по небу. - Нельзя.



    Урсула Ле Гуин.
    Рассказ жены

   -----------------------------------------------------------------------
   Ursula К.Le Guin. The Wife's Story (1982).
   Пер. - А.Думеш. "Миры Урсулы Ле Гуин". "Полярис", 1997.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 30 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Он был хорошим мужем, хорошим отцом. И я не понимаю. Не верю.  Не  могу
поверить в то,  что  случилось.  Я  видела,  как  все  произошло,  но  это
неправда. Невозможно, невероятно. Он всегда был таким добрым. Если  бы  вы
только видели, как он играл с детьми, - любой, кто увидел бы его с детьми,
с уверенностью сказал бы, что в нем нет ничего плохого, ни капельки.
   Когда я впервые встретила его, он все еще жил со своей мамой,  недалеко
от Весеннего озера. Я часто видела их вместе, мать и сыновей, и думаю, что
не знала другого такого, у кого были  бы  настолько  хорошие  отношения  с
семьей. Однажды я гуляла в лесу и увидела, как он возвращался с охоты.  Он
не поймал даже полевой мышки, но  отсутствие  добычи  не  повергло  его  в
уныние. Наслаждаясь утренним воздухом, он весело шагал по тропинке. И  это
- первое, что мне в нем понравилось. Он легко относился к  жизни,  никогда
не ворчал и не хныкал, когда что-то не получалось. В тот день  мы  впервые
заговорили. И мне кажется, что события  начали  развиваться  именно  после
нашего первого разговора, потому что очень вскоре  он  стал  проводить  со
мной практически все время. И тогда сестра  сказала...  дело  в  том,  мои
родители около года назад отправились на юг, оставив нам дом, -  так  вот,
сестра сказала, вроде бы в шутку, но весьма серьезно:
   - Что ж, если он собирается проводить у нас каждый день и полночи,  мне
кажется, что здесь нет места для меня! - И она поселилась неподалеку.
   Мы были очень близки с сестрой. Наши отношения всегда оставались  очень
хорошими. И я бы не пережила эти ужасные времена без сестры.
   Так он и стал жить со мной. И все, что я могу сказать:  это  был  самый
счастливый год моей жизни. Муж  относился  ко  мне  исключительно  хорошо.
Много работал и никогда не  ленился,  такой  большой  и  симпатичный.  Все
уважали  его,  понимаете,  уважали  такого  молодого.  А  члены   общества
охотников все чаще и чаще  приглашали  его  руководить  пением  на  ночных
собраниях. У него был такой красивый голос, и он запевал так мощно, а  все
остальные присоединялись и подхватывали высокими  и  низкими  голосами.  И
теперь, когда я вспоминаю о ночах, когда я не ходила на собрания, а сидела
с детьми, пока они были совсем маленькими, у меня мурашки бегают по  телу.
Мне кажется, я вновь слышу пение, которое доносилось из-за деревьев, вновь
вижу лунный свет и чувствую тепло  летней  ночи,  залитой  сиянием  полной
луны. Я никогда больше не услышу что-либо  столь  же  прекрасное.  Никогда
больше не испытаю такой радости.
   Говорят, это случилось из-за луны. Во  всем  виновата  луна.  И  кровь.
Кровь, унаследованная мужем от отца, которого я никогда не видела.  Теперь
мне интересно, что же с ним стало. Отец мужа родился где-то в районе Белой
реки, и в наших краях у него не было родственников. Я всегда  думала,  что
он вернулся к Белой реке, в чем теперь сомневаюсь.  Об  отце  мужа  ходили
разные разговоры, которые всплыли  после  того,  что  случилось.  Говорят,
всему виной нечто странное, что бежит  в  жилах  вместе  с  кровью.  Можно
прожить спокойно всю жизнь, и это никогда не проявится, но если  проявится
-  то  из-за  перемен,  происходящих  с  луной.  Это  всегда  случается  в
новолуние. Когда все спят по домам. И  тогда,  как  мне  говорили,  что-то
ужасное овладевает беднягой, на кровь которого наложено  проклятие,  и  он
встает, потому что не может спать, и выходит  на  ослепительный  солнечный
свет, и уходит совершенно один - чтобы найти себе подобных.
   Возможно, все это правда, потому что мой муж так и сделал.
   - Куда ты идешь? - спросила я, с трудом открывая глаза.
   - На охоту, вернусь вечером,  -  ответил  он  каким-то  странным  чужим
голосом. Но я так хотела спать и боялась разбудить детей, а он всегда  был
таким хорошим и ответственным,  что  я  не  посчитала  нужным  спрашивать,
почему, зачем и разные прочие глупости.
   И такое повторилось  три  или  четыре  раза.  Муж  возвращался  поздно,
измученный и раздраженный, чего раньше с ним никогда не  случалось,  и  не
желал ни о чем разговаривать. Конечно, думала я,  такое  может  со  всяким
произойти, и ворчание  тут  не  поможет.  Но  прогулки  мужа  начали  меня
беспокоить. Беспокоило не то, что он уходил, а то, что  возвращался  такой
усталый и странный. Даже пахло от него странно. У  меня  от  этого  запаха
волосы становились дыбом.
   - Чем это от тебя пахнет? - наконец, не выдержав, спросила я. -  Пахнет
всюду.
   - Не знаю, - коротко ответил он и притворился, что спит. А чуть  позже,
думая, что я не замечу, он спустился вниз и мылся, мылся.  Но  этот  запах
еще очень долго оставался в его волосах и в нашей постели.
   А потом случилось нечто ужасное. Мне трудно  рассказывать  об  этом.  И
хочется плакать при одном воспоминании. Наша  малышка  -  самая  маленькая
доченька - отвернулась от отца. Ни с того ни с сего. Он  вошел,  а  крошка
так испуганно на него посмотрела, вся застыла,  а  затем,  широко  раскрыв
глаза, заплакала и попыталась спрятаться за меня.
   - Пусть он уйдет! Пусть он уйдет! - снова и снова повторяла  она,  хотя
еще не умела говорить достаточно разборчиво.
   Выражение глаз мужа, всего лишь на секунду, когда он услышал это, - вот
что я даже не хочу вспоминать. Вот что я не могу  забыть.  Выражение  глаз
отца, смотрящего на собственного ребенка.
   - Как тебе не стыдно! - сказала я. - Что случилось? - Я ругала малышку,
но при этом крепко прижимала  ее  к  себе,  потому  что  тоже  испугалась.
Испугалась так, что вся дрожала.
   - Наверное, ей приснился  страшный  сон,  -  пробормотал  муж  и  отвел
взгляд, сделав вид, что ничего не случилось. Попытался сделать вид.
   Так же повела себя и я. И  безумно  сердилась  на  малышку,  когда  она
продолжала ужасно бояться  собственного  отца.  Но  она  все  равно  очень
боялась, и я не могла ничего с ней поделать.
   Целый день муж держался в стороне. Потому  что,  мне  кажется,  он  уже
знал. Как раз начиналось новолуние.
   В доме было жарко, душно и темно, все уже спали, когда что-то разбудило
меня. Мужа рядом не оказалось. Я прислушалась и услышала  легкое  движение
где-то неподалеку. Тогда я встала, потому что уже не могла больше выносить
эти странности, и направилась к выходу. Там было светло,  яркие  солнечные
лучи врывались в открытый проем. И я увидела,  что  муж,  опустив  голову,
стоит прямо у входа в высокой траве. Вскоре он  сел,  словно  почувствовал
усталость, и посмотрел вниз, на ноги. Я затаилась в  доме  и  наблюдала  -
сама не знаю за чем.
   И увидела то, что увидел муж. Увидела изменения. Сначала что-то  начало
происходить с его ногами. Они росли и  росли,  каждая  нога  вытягивалась,
пальцы удлинялись, и ноги становились  длинными,  мясистыми  и  белыми.  И
безволосыми.
   Потом волосы стали выпадать и на теле. Они словно сгорали  в  солнечном
свете и исчезали. Вскоре муж весь стал белым, словно червяк.  А  потом  он
повернулся ко мне. Лицо его менялось у меня  на  глазах,  становилось  все
более плоским. Губы растянулись и сплющились, обнажившиеся в  улыбке  зубы
оказались плоскими, а нос стал похож на кусок мяса с дырками ноздрей,  уши
исчезли, и голубые глаза - голубые с белым ободком - смотрели  на  меня  с
этого плоского, мягкого, белого лица.
   Затем он встал на две ноги.
   Я увидела его  -  мне  надо  было  его  увидеть,  мою  великую  любовь,
превратившуюся во что-то отвратительное.
   Я замерла и, глядя на него, не могла  пошевелиться  от  страха.  И  тут
раздалось рычание, переходящее в сумасшедший, ужасный рев, от  которого  я
вся затряслась. Печальное рычание, и ужасный вой, и  зовущий  вой.  И  все
остальные, все кто спал, услышали этот рев и проснулись.
   Оно смотрело-смотрело, это существо, в которое превратился мой  муж,  и
наконец разглядело вход в наш дом.  Смертельный  страх  все  еще  сковывал
меня, но от шума проснулись дети и захныкала малышка.  И  тогда,  движимая
материнским инстинктом, я двинулась вперед.
   Человекообразное существо посмотрело вокруг.  У  него  не  было  ружья,
какие носят некоторые люди. Но он поднял своей длинной белой лапой упавший
сук и, целясь в меня, ткнул его в наш дом. Я  вцепилась  в  сук  зубами  и
стала прорываться наружу, потому что знала -  это  существо  убьет  детей,
если доберется до них. Но моя сестра уже приближалась. Я увидела, как  она
бежит к человеку, низко наклонив голову, волосы на загривке взъерошены,  а
глаза сияют желтым светом, словно  зимнее  солнце.  Человек  повернулся  к
сестре и вскинул сук, собираясь ударить ее.  Но  тут  я  вышла  из  своего
убежища,  безумная  в  порыве  защитить  детей,  и   все   остальные   уже
приближались. Отвечая на мой  зов,  под  ослепительно  сияющим  и  палящим
полуденным солнцем собиралась вся стая.
   Человек посмотрел на нас, громко закричал  и  замахал  суком.  А  затем
бросил его и побежал в сторону возделанных полей, вниз по склону горы.  Он
бежал на двух ногах, прыгая и покачиваясь, а мы преследовали его.
   Я бежала последней, потому что любовь до сих  пор  сдерживала  злобу  и
страх во мне. И я  все  еще  бежала,  когда  увидела,  что  преследователи
повалили человека на землю. Зубы моей сестры вонзились ему прямо в  горло.
Когда я приблизилась, человек был мертв. Все пятились  от  убитого,  не  в
силах  вынести  вкуса  и  запаха  крови.  Самые  молодые  сбились  вместе,
некоторые плакали, а сестра снова и снова терлась губами о  свои  передние
лапы, чтобы избавиться от тошнотворного привкуса крови. Я подошла  близко:
я думала, что если существо умерло, то чары, проклятие должны исчезнуть  и
мой муж вернется - живой или даже мертвый. Если бы мне  хоть  раз  увидеть
его, мою единственную любовь, в его  настоящем,  прекрасном  виде.  Но  на
земле лежал человек - белый и окровавленный. Мы все отступали, пятились, а
потом повернулись и побежали назад, в горы, в лесную тень,  в  полумрак  и
благословенную темноту.



Урсула Ле Гуин.

                                День Прощения


      Copyright Урсула Ле Гуин
      Copyright Сергей Трофимов(cry-on@inbox.lv), перевод
     Date: 14 Aug 2001




                     Перевод с английского Сергея Трофимова

     Солли была космическим ребенком - дочерью посланников-мобилей, которые
жили то на одном, то  на другом корабле, мотаясь по разным мирам и планетам.
К десяти годам  она налетала пятьсот световых лет, а  к двадцати пяти прошла
через  альтерранскую  революцию, научилась  айджи  на  Терре  и прозорливому
мышлению у  старого  хилфера на Роканане,  закончила хайнанский университет,
получила ранг  наблюдателя и выжила в командировке на смертоносной умирающей
Кеаке, проскочив  при этом  на предельной скорости еще  полтысячи  световых.
Несмотря на молодость она повидала многое.
     Конечно, Солли скучала  в  посольстве  на Вое Део,  где весь  персонал,
словно  сговорившись, учил ее помнить это и не забывать о  том, остерегаться
одного  и  стремиться  к другому. Но, будучи  посланницей-мобилем,  она  уже
привыкла к подобному отношению.  Уэрел действительно имел свои причуды. Хотя
у какого мира  их не было?  Она прилежно  зубрила свои уроки и теперь знала,
когда  надо  делать реверансы  и не  рыгать  за  столом,  а когда  поступать
наоборот или  как  ей  захочется.  Вот почему она так обрадовалась, получив,
наконец,  назначение  в  этот  маленький причудливый  город на  небольшом  и
причудливом  континенте.  Солли  стала  первой  и  единственной  посланницей
Экумены в великом и божественном королевстве Гатаи.
     Проведя несколько дней  под крохотным ярким солнцем, изливавшим свет на
шумные  городские  улицы, она влюбилась в  эти сказочно  высокие  пики  гор,
которые  возносились над  крышами  домов, в  бирюзовое  небо, где  большие и
близкие  звезды сияли  весь день, а по ночам ослепительно сверкали вместе  с
шестью  лениво  плывущими кусками  луны.  Она  полюбила  этих  чернокожих  и
черноглазых людей, красивых и стройных, с узкими головами, тонкими  руками и
ногами - людей,  которые стали ее народом! Она любила  их даже тогда, когда
встречалась с ними слишком часто.
     В  последний  раз  Солли  оставалась наедине  с  собой  лишь  в  кабине
аэроскиммера, который перевозил ее через океан, отделявший Гатаи от Вое Део.
У посадочной  полосы  посланницу  встречала  делегация придворных,  жрецов и
советников  короля.  Величавые государственные  мужи в  коричневых,  алых  и
голубых одеждах проводили ее во дворец, где было много  реверансов и никаких
отрыжек,  утомительные  знакомства   с  высочайшими  макамаками   и  лордами
хузиватов, представление  Его маленькому  сморщенному и старому  Величеству,
занудливые  речи и  банкет  - все  по  этикету, никаких проблем и даже  без
гигантского  жареного  цветка на ее тарелке во время  торжественного  обеда.
Однако  с самых первых  шагов на посадочной  полосе  и  каждую секунду после
этого за спиной Солли  или рядом, или  очень-очень близко,  находилось  двое
мужчин: ее гид и телохранитель.
     Гида, которого звали  Сан Убаттат, приставили  к ней сами гатайцы.  Он,
конечно же,  обо  всем  докладывал правительству, но был таким услужливым  и
милым шпионом,  таким прекрасным лингвистом и приятным в общении советчиком,
всегда  готовым дать бесценный намек  на  ожидаемые  действия  или возможную
ошибку,  что  Солли  относилась  к его  опеке довольно  спокойно.  А  вот  с
охранником все было иначе.
     Он принадлежал к военной касте Вое Део, чей народ, будучи преобладающей
силой на Уэреле, являлся в этом мире основным союзником Экумены. Узнав о его
назначении, Солли подняла  в посольстве  настоящий скандал. Она кричала, что
ей не нужен телохранитель: у нее не было в Гатаи врагов, а даже если таковые
и имелись, она сама  могла бы  позаботиться  о своей безопасности.  Однако в
посольстве  только  разводили  руками. Извини, говорили они.  Тебе  придется
смириться с ним. Несмотря  на экономическую независимость гатайцы используют
для  охраны  своего  государства вооруженные  силы Вое  Део. Выполняя  заказ
такого  выгодного  клиента,  Вое  Део  заинтересовано  в  защите   законного
правительства  Гатаи  от многочисленных  террористических  группировок. Твоя
охрана входит в перечень услуг их  договора, и мы  не  можем оспаривать этот
вопрос.
     Солли  знала,  что возражать  начальству бесполезно, но она  не  желала
подчиняться  какому-то  майору.  Его воинское  звание,  рега,  она  заменила
архаическим словом  "майор",  которое  запомнилось  ей  по смешной  пародии,
виденной  когда-то  на Терре.  В этом фильме  майор  изображался  напыщенным
кителем, увешанным  медалями и орденами.  Он пыхтел, передвигался  с  важным
видом и отдавал приказы,  время от времени извергаясь кусками своей начинки.
Ах, если бы  ее "майор"  делал  то же  самое. Но он не только ходил с важным
видом и командовал. Ко всему прочему  он был  леденяще вежливым, как  улыбка
каменной статуи,  молчаливым, как  дуб,  и равнодушно  жестким, как  трупное
окоченение.
     Она довольно быстро отказалась от попыток разговорить его. Что бы Солли
ни сказала,  он отвечал ей "да" или "нет, мэм" с той