ужасной демонстративной
тупостью человека, который не желает  вас слушать. Этот офицер, по должности
неспособный  к  человеческим  чувствам,  был  с  ней   на  всех  встречах  и
мероприятиях, при разговорах с бизнесменами,  придворными и государственными
чиновниками, на улицах  и  в магазинах,  в городе  и во  дворце, при осмотре
достопримечательных мест и  в воздушном шаре, который поднимал их над горами
- день и ночь, везде и всюду, не считая, конечно, постели.
     Впрочем,  пристальное  наблюдение  продолжалось  и  в  постели.  Гид  и
охранник уходили вечерами  по своим домам, но в гостиной у дверей ее комнаты
"спала" служанка - подарок короля и личная собственность Солли.
     Она  вспомнила  свое  недоумение,  когда несколько  лет  назад  впервые
прочитала текст о узаконенном рабстве. "Члены правящей касты Уэрела являются
собственниками, а люди, прислуживающие им, считаются частью их имущества. На
этой планете только собственников можно называть мужчинами и женщинами; рабы
же причисляются к домашним животным. "
     Теперь она  тоже  стала  собственницей.  Солли  не могла  отказаться от
подарка  короля.  Рабыню  звали  Реве,  и  скорее  всего  она   шпионила  за
посланницей Экумены.  Хотя в  это  верилось с  трудом.  Величавая и красивая
женщина выглядела лишь  на несколько лет старше Солли и имела почти такой же
оттенок коричневой кожи: у Солли он был немного красноватого  тона, а у Реве
- синего.  Ее  ладони восхищали нежным голубоватым цветом.  Манеры казались
божественно   изысканными,   а   такт,   проницательность   и   безошибочное
предугадывание  всех   желаний  своей   новой  госпожи  вызывали  восторг  и
удивление.
     Солли обращалась  с ней как  с равной,  с самого начала заявив, что  ни
один  человек на свете  не имеет  права властвовать над  другими людьми. Она
сказала, что не будет отдавать Реве никаких  приказов, и выразила надежду на
их дальнейшую дружбу. Рабыня восприняла ее слова без особого  воодушевления,
как  очередную  прихоть  молодой  хозяйки.  Вышколенная  и покладистая,  она
улыбнулась  и сказала "да".  Но страстные речи  Солли о равенстве  и  дружбе
тонули  в ее бездонном всепринятии и терялись там, оставляя Реве неизменной:
заботливой и услужливой рабыней,  приятной в общении, но ничем незатронутой.
Она  улыбалась, говорила "да" и пребывала  за пределами  каких-либо чувств и
эмоций.
     После ажиотажа первых дней, проведенных  в  Гатаи,  Солли вдруг поняла,
насколько  ей необходимы разговоры  с Реве. Служанка  оказалась единственной
женщиной, с которой она могла поговорить.  Все гатайские аристократки жили в
своих безас  - дамских квартирах  или  "домах", как  они  их  называли.  Им
запрещалось выходить оттуда и, уж тем более, принимать  в гостях посторонних
людей. А  рабыни,  которых Солли  встречала на улицах, являлись  чьей-нибудь
собственностью  и боялись  общаться  со  странной чужеземкой. За исключением
Реве ее окружали только мужчины - причем, многие из них оказались евнухами.
     Это  была  еще одна особенность, в которую она поверила с трудом. Солли
не  понимала,  как  могли  такие  красивые   и  видные  мужчины  добровольно
отказываться от своей стати и потенции  в обмен на должности и более высокое
социальное положение.  Тем не менее, она  постоянно  встречала  их при дворе
короля Хотата. Некоторые из них, родившись рабами, приобретали таким образом
частичную независимость  и позже  добивались значительных постов в структуре
государственной   власти.   К  примеру,   евнух  Таяндан,  мажордом  дворца,
подчинялся  только королю  и главенствовал  над  Советом. Совет  состоял  из
лордов  различных рангов  и сословий, но касту  жрецов  в  нем  представляли
только туалиты.  Богу Камье поклонялись теперь лишь рабы, хотя первоначально
он был главой божественного пантеона Гатаи. Век назад, когда к власти пришли
туалиты, религию предков предали запрету и забвению.
     Если бы Солли спросили, что ей больше всего  не  нравится в  этом мире,
кроме рабства и махрового патриархата, она остановилась бы на религии. Песни
о леди Туал были такими же прекрасными, как ее статуи и огромные храмы в Вое
Део.  И  "Аркамье" казалось  доброй и трогательной историей,  хотя и немного
раздутой. Но откуда  тогда  брались эти  самодовольные,  нетерпимые и глупые
жрецы?  Откуда появлялись их  отвратительные  доктрины, которые  оправдывали
любую жестокость, совершенную во  имя веры? Иногда она даже спрашивала себя,
а что может нравиться на Уэреле свободолюбивому человеку?
     И она всегда отвечала: я люблю этот мир! Я люблю  это странное и  яркое
солнце, куски распадающейся луны, огромные горы,  которые  сияют как ледяные
стены, и людей - людей, с  их черными глазами без белков, похожие на  глаза
животных,   глаза   из  темного  стекла,  из  темной  воды,  таинственные  и
притягательные... Я  люблю их. Я хочу узнать их  ближе. Я хочу дотянуться до
их сердец!
     Однако  ей пришлось признать,  что  руководители  посольства  оказались
правы в одном: жизнь женщины на Уэреле была неимоверно трудной. Она нигде не
чувствовала  себя  на  своем   месте.  Обладая   независимостью   и  высоким
общественным  положением,   Солли  воплощала   для  гатайцев  возмутительное
противоречие:  ведь  настоящие  женщины  сидели  по  домам и носа оттуда  не
показывали.  Только  рабыни  ходили по  улицам,  встречались с  посторонними
людьми и трудились на общественных работах.  Она  вела  себя  как служанка и
совершенно не  походила  на  собственницу. Тем не менее, к  ней относились с
величайшим  уважением.  Она  была  посланницей желанного  союза  Экумены,  к
которому  хотела присоединиться  гатайская  знать.  Вот  почему  ее  боялись
обидеть.  Вот почему официальные  лица, бизнесмены и придворные,  с которыми
она обсуждала дела Экумены, обходились с ней  как  с равной, то  есть как  с
мужчиной.
     Это притворство никогда  не  бывало  полным  и часто легко  нарушалось.
Старик-король прилежно ощупывал  Солли и каждый раз  оправдывался  тем,  что
ошибочно принимал ее за одну из своих постельных грелок. Однажды в небольшой
полемике она  возразила лорду  Гатуйо, и  тот с минуту смотрел на нее такими
изумленными глазами, словно с ним заговорил его комнатный башмак. Конечно, в
тот миг  он думал о ней, как о женщине.  Но  в  общем-то  бесполые отношения
приносили неплохие плоды и позволяли ей работать в этом женоненавистническом
обществе.
     Она  начала  приспосабливаться  к  игре  и  с  помощью  своей  служанки
придумывала  наряды,  которые  почти  во  всем напоминали  одежду  гатайских
лордов. Она специально избегала  женственных  линий и стремилась  воссоздать
мужской силуэт.  Реве  оказалась  умелой и искусной  швеей. Яркие, тяжелые и
тугие  брюки были не  только  приличными, но и практичными, а вышитые жакеты
вместе с  роскошным видом  дарили  ей благодатное тепло.  Такая  одежда даже
нравилась Солли. Однако в общении с  мужчинами она все чаще чувствовала себя
бесполым  существом,  и посланницу огорчало,  что люди принимали ее за некое
подобие  евнуха.  Вот  почему  ей   так  хотелось  пообщаться  с  гатайскими
женщинами.
     Она  попыталась  встретиться  с   аристократками  через  их  мужей,  но
натолкнулась на стену  из вежливости без дверей и  щелочек. Какая прекрасная
идея, говорили  ей. Мы  обязательно устроим такой визит, когда погода станет
лучше!  Как я польщен  подобной честью! Ах, вы  хотите  принять у себя  леди
Майойо  и  ее дочерей? Вот только жаль, что мои  провинциальные глупышки так
непростительно  застенчивы.  Я  извиняюсь  и  прошу  понять  меня... О,  да!
Конечно, конечно! Прогулка по внутреннему саду! Но лучше не сейчас. Лоза еще
не зацвела цветами! Давайте подождем весны.
     Ей  не с  кем было поговорить до тех  самых пор, пока она  не встретила
макила Батикама.
     Гастролирующая  труппа из Вое Део стала театральным событием года. Лишь
немногие артисты приезжали  с концертами в маленькую горную столицу Гатаи. В
основном  это  были  храмовые  танцоры  -  исключительно  мужчины   -  или
посредственные актеры со слащавыми  постановками,  которые  анонсировались в
афишах как  лучшие  драмы Уэрела. Солли упорно  ходила на  эти сырые  пьесы,
надеясь уловить в  них намек на  "домашнюю жизнь"  местных женщин. Но ей уже
претили  истеричные  девы,  падавшие  в  обморок  от любви, пока  их упрямые
герои-придурки умирали  в  великих битвах.  Они все, как один,  походили  на
"майора",  и  Туал Милосердная  спускалась к ним  с  небес, чтобы с  улыбкой
принять их смерти. Ее глаза слегка косили, и выкрашенные белки выдавались за
знак божественности.
     Солли  заметила,  что мужчины Уэрела никогда не  смотрели этих драм  по
телесети. Теперь она знала причину подобного пренебрежения. Однако приемы во
дворце  и  вечеринки,  которые  устраивали  в  ее  честь  различные лорды  и
бизнесмены,  оказались довольно тусклыми развлечениями: всегда и  везде одни
мужчины!   Очевидно,  им  запретили   приводить  рабынь  для  забав  на   те
мероприятия, где  присутствовала  посланница. Солли не  смела  флиртовать со
стройными красавцами, поскольку это напомнило бы им о  том, что она  простая
женщина,  которая ведет  себя совершенно не  так, как  подобает  леди. Одним
словом, ее восторг первых дней  уже  сошел  на нет, когда  в  Гатаи приехала
труппа макилов.
     Солли спросила у Сана, своего надежного и учтивого гида,  не нарушит ли
она  каких-либо обычаев, посетив постановку  макилов. Он  смущенно покашлял,
немного  промямлил и,  наконец, с елейной деликатностью  дал понять, что все
будет нормально, если она оденется как мужчина.
     - Как вы знаете, наши женщины не появляются на  публике.  Но иногда им
тоже  хочется посмотреть  на  какое-нибудь представление.  К  примеру,  леди
Аматай ходит  с  мужем в театр,  одевшись  в его военную форму. Это известно
всем, однако никто  ничего не  говорит. А вам,  такой  значительной и важной
персоне, тем более нечего бояться. Никто и слова не скажет. Все будет  чинно
и прилично. К тому же, мы с регой составим вам компанию. Просто  как друзья,
понимаете?  Три хороших приятеля  забрели посмотреть представление. Ну, как?
Годится?
     - Годится, - покорно ответила она. - Мне даже будет веселее!
     Это неплохая цена,  подумала Солли, за возможность  увидеть макилов. Их
никогда не показывали по телесети.  Как  резонно  сообщил  ей Сан, некоторые
представления  макилов имели  непристойное  содержание,  и  правительство не
хотело смущать  юных  дев, смотревших  развлекательные телепрограммы.  Такие
выступления  проводились  только в  театрах.  Клоуны, танцоры и проститутки,
актеры,  музыканты  и  макилы  образовывали особый  подкласс, состоявший  из
рабов, которые никому особо не  принадлежали. Корпорация развлечений скупала
у собственников талантливых мальчиков-рабов, обучала подростков и опекала их
на протяжении всей жизни, получая при этом неплохую прибыль.
     Солли и двое мужчин отправились в театр, который находился за шесть или
семь улиц.  Она забыла, что  макилы были трансвеститами. Она не вспомнила об
этом  даже  тогда, когда  увидела их на  сцене.  Стройные  юноши носились  в
страстном танце, кружились  и  взлетали вверх  в мятежных прыжках, напоминая
силой и грацией больших  свободных птиц.  Она смотрела  на них, ни  о чем не
думая,  увлеченная   красотой  и  подлинным   искусством.  Но  музыка  вдруг
изменилась, и на сцену  вышли клоуны: один черный, как ночь, олицетворяя тем
самым собственника,  а другой в цветастой  юбке с  длинным шлейфом. Он томно
сжимал  фантастически  большие,  торчащие  груди,  украшенные  блестками,  и
напевал  высоким  тонким  и  дрожащим  голосом:  "Ах,  не  насилуйте   меня,
пожалуйста,  добрый  хозяин. О, нет-нет, прошу вас!  Только  не  сейчас! " И
тогда по ходу действия, давясь от хохота и смущенно прикрывая ладонями лицо,
Солли вспомнила о том, какие это были  мужчины.  Но  затем на сцене появился
Батикам  и начал читать удивительно прекрасный, щемящий душу монолог. К тому
времени, когда он закончил свой звездный выход, Солли стала его поклонницей.
     - Я хочу  увидеться с  ним, - сказала она Сану в антракте.  - Я хочу
поговорить с Батикамом.
     Гид  вежливо  улыбнулся  и  лукаво  закусил  губу,  показывая,  что  за
небольшую сумму он может устроить  такую  встречу. Но майор, как всегда, был
начеку. Прямой и чопорный, словно большая дубина, он медленно развернулся на
каблуках и посмотрел на Сана. Выражение гида тут же изменилось.
     Солли почувствовала гнев. Если бы ее  предложение шло  вразрез каким-то
правилам,  Сан  намекнул  бы  ей  об  этом  или  ответил  вежливым  отказом.
Напыщенный майор,  приставленный к ней  соглядатаем, опять пытался надеть на
нее узду,  как на  одну из "своих" женщин, и на  этот раз его  вмешательство
граничило с  оскорблением. Солли посмотрела ему прямо  в глаза и раздраженно
сказала:
     -  Рега  Тейео,  я понимаю,  что вы  выполняете данный  вам  приказ  и
стараетесь держать меня под своим каблуком. Но если вы хотите, чтобы я и Сан
повиновались вашим указаниям, потрудитесь высказывать их вслух, объясняя нам
суть  своих  претензий.  Я не  желаю подчиняться  вашим кивкам, ухмылочкам и
подмигиваниям!
     Наступившая  пауза  принесла   ей  искреннее  удовлетворение.  Холодная
усмешка майора не изменилась.  Во всяком случае, тусклый свет театра скрывал
детали его  черного  лица.  Тем  не  менее,  ледяная  неподвижность  в  позе
охранника подсказала  Солли, что  она остановила  этого тупого солдафона. Он
прочистил горло и сказал:
     - Я уполномочен защищать вас, посланница.
     - А разве мне угрожают макилы? Неужели вы  видите какую-то опасность в
том,  что  посланница  Экумены  поблагодарит одного  из  величайших артистов
Уэрела?
     И вновь наступило долгое молчание.
     - Нет, - наконец, ответил он.
     - Тогда я  прошу вас  сопровождать  меня после  выступления за  кулисы
театра. Я хочу увидеться с макилом Батикамом.
     Один жесткий кивок. Один сердитый кивок поражения.  Очередное очко в ее
пользу.  Сев  на свое  место, Солли  с  удовольствием  следила за  мастерами
пантомимы,  эротическими танцами  и трогательной  драмой, которая  завершала
вечернее  представление.  Пьеса  исполнялась   на   почти  непонятном  языке
архаической поэзии,  но от красоты  актеров и проникновенной  трепетности их
голосов у нее на глазах наворачивались слезы.
     - Жаль,  что  макилы всегда используют только  одно  "Аркамье",  -  с
ханжеским осуждением произнес Убаттат.
     Он  не принадлежал к гатайской знати. Фактически, он даже не имел своих
рабов. Тем не  менее, Сан  считался собственником,  и ему нравилось выдавать
себя за фанатичного туалита.
     -   Для  нашей  образованной  публики  больше  подошли  бы   сцены  из
"Инкарнации Туал".
     -  Я  думаю,  рега  полностью  согласен  с  вами, -  отозвалась  она,
наслаждаясь своей иронией.
     -  Не со  всем,  -  ответил  страж,  причем, с такой  невыразительной
вежливостью, что Солли поначалу даже не поняла того, что он сказал.
     Однако позже, проталкиваясь к сцене и договариваясь о разрешении пройти
за кулисы в костюмерную исполнителей, она забыла о том небольшом смущении, в
которое ее вверг рега Тейео.
     Узнав, какая  важная особа посетила их театр, управляющий хотел вывести
из комнаты других актеров и оставить ее наедине  с Батикамом (и, конечно же,
с гидом и охранником), но Солли сказала:
     - Нет-нет, эти замечательные артисты нам не помешают. Просто позвольте
мне поблагодарить Батикама за его прекрасный монолог.
     Она стояла среди ошалевших костюмеров  и полуголых людей, перепачканных
гримом, среди  смеха  и  всеобщего  расслабления,  которое  наступает  после
выступления  за  любыми  кулисами   любого  мира.  Она   говорила   с  умным
впечатляющим человеком, одетым в женский наряд из далекой изысканной эры.  С
человеком, который понравился ей с первого взгляда.
     - Не могли бы вы прийти ко мне домой? - спросила она.
     - С удовольствием, -  ответил Батикам, ни разу не  взглянув на Сана и
"майора".
     Он  был  первым рабом,  который  не выпрашивал у ее  гида  и  охранника
позволения  говорить   или  совершать   какие-то   действия.  Солли   быстро
повернулась  к ним, чтобы посмотреть, насколько они шокированы. Сан смущенно
хихикал как  при тайном сговоре. Взгляд  "майора" неподвижно застыл на точке
левее ее головы.
     - Мы встретимся немного позже, - сказал Батикам. - Я должен изменить
свой вид.
     Они  обменялись улыбками, и Солли  ушла.  За ее  спиной затихли  голоса
восторженных актеров.  Неимоверно  близкие  звезды  сияли в  небе  гроздями,
словно огненный виноград.  Куски луны кувыркалась по  небу через заснеженные
горные  пики,  а  один  из них  раскачивался взад и  вперед,  как кривобокий
фонарь, подвешенный над ажурными башнями дворца. Она шагала по темной улице,
радуясь  теплу и свободе своей мужской накидки.  Сан едва не бежал, стараясь
угнаться за ней. Длинноногий майор без видимых усилий шел рядом. Внезапно за
ее спиной раздался высокий вибрирующий голос:
     - Посланница! Подождите!
     Она с  улыбкой  повернулась  и  замерла  на месте, увидев, что  "майор"
набросился на какого-то человека, стоявшего в тени портика. Мужчина вырвался
и отпрыгнул в  сторону. Охранник без  слов схватил  Солли за руку и,  сильно
дернув, заставил ее перейти на бег.
     - Отпустите меня! - закричала она, отчаянно сопротивляясь.
     Ей не хотелось использовать против него  айджи,  а  слова  убеждений до
"майора" просто не доходили. Рега рывком  увлек ее за собой на темную аллею,
и чтобы не  упасть,  она побежала рядом с ним, позволив ему держать себя  за
руку. Они  неожиданно оказались на знакомой улице перед  ее воротами. Открыв
дверь  дома кодовым словом, он втолкнул Солли в  прихожую и быстро вставил в
паз широкий металлический засов.
     - Что  все это значит? - строго спросила она, растирая  запястье, где
его пальцы могли оставить синяки.
     Заметив  на  лице  "майора"  последний  след веселой улыбки, Солли даже
затопала ногами от возмущения.
     - Вы не ранены? - переведя дыхание, спросил он ее.
     -  Ранена? Ну, разве  что  от вашим  грубых  рук! И  что же вы  сейчас
сделали?
     - Отогнал от вас того парня.
     - Какого парня?
     Он обиженно промолчал.
     - Того, кто  позвал  меня?  А что  если он просто хотел  поговорить со
мной?
     Подумав минуту, "майор" ответил:
     - Возможно, вы  правы. Однако он  стоял  в тени. Мне показалось, что я
увидел  в  его руках  оружие.  Извините,  но я должен выйти и  отыскать Сана
Убаттата. До моего возвращения держите дверь закрытой на замок.
     Отдав  этот дерзкий приказ, он  вышел и  захлопнул дверь. Солли даже не
успела слова произнести. Ей оставалось только ждать и негодовать  от ярости.
Неужели этот болван считает, что она не может позаботиться о себе? Почему он
так рьяно вмешивается в ее дела  и пинает  рабов,  якобы защищая жизнь своей
подопечной?  Может быть стоит показать  ему  айджи? Он сильный и  ловкий, но
ничего не знает о лучшем стиле рукопашного  боя.  Да,  с этим  дилетантством
пора кончать. Она не потерпит амбициозных установок тупого вояки. Надо будет
отправить в посольство еще один протест.
     Когда  "майор"  втащил  в  дом  перепуганного и  дрожащего Сана,  Солли
устроила ему настоящий разнос:
     - Вы открыли мою дверь кодовым словом. Почему меня  не информировали о
том, что у вас есть право доступа в мой дом не только днем, но и ночью?
     Он тут же опустил забрало невозмутимой вежливости.
     - Не имею понятия, мэм.
     - Вы больше никогда не будете действовать подобным образом! Я запрещаю
вам хватать меня за руки и препятствовать моему общению  с  другими  людьми!
Если  же  вы  попытаетесь  проделать  это  вновь,  я  покалечу   вас,  рега!
Предупреждаю, что вы шутите с огнем! Если вас что-то встревожит,  скажите об
этом  мне,  и я сама найду  ответ  на  любую  проб