что может быть даровано солдату, - это смерть.  А  он  тогда
утаил ее дар. Не смирился с Судьбою. И  теперь,  шестидесятилетний,  после
стольких лет, стольких войн, стольких стран, должен оглянуться  и  увидеть
наконец, что все потеряно, что сражался он зря, что в  замке  нет  никакой
принцессы.



    Урсула Ле Гуин.
    Дневник Розы

   -----------------------------------------------------------------------
   Ursula K.Le Guin. The Diary of the Rose (1976).
   Пер. - А.Думеш. "Миры Урсулы Ле Гуин". "Полярис", 1997.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 31 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   30 августа

   Доктор Нэйдс посоветовала мне вести рабочий дневник. Она  сказала,  что
если тщательно и прилежно записывать каждый шаг, то потом можно перечитать
записи,   вспомнить   свои   наблюдения,   заметить   ошибки   и   сделать
соответствующие выводы,  отследить  прогресс  в  позитивном  мышлении  или
отклонения от него и таким образом  постоянно  корректировать  направление
работы при помощи метода обратной связи.
   Я обещаю делать записи в этой тетради каждый день и перечитывать  их  в
конце каждой недели.
   Конечно, жаль, что я не  вела  такой  дневник  во  время  ассистентской
практики, но теперь, когда у меня есть собственные пациенты,  это  гораздо
важнее.
   На вчерашний день у меня было шесть пациентов  -  полная  нагрузка  для
врача-скописта, но четверо из них - дети, больные аутизмом, с  которыми  я
работала весь год для исследований доктора  Нэйдс  по  запросу  натального
псих. бюро (мои записи по этим вопросам хранятся в клинич.  псих.  делах).
Остальные двое - недавно поступившие пациенты: Ана Джест, 46, упаковщица в
пекарне, замуж., детей нет, д-з депрессия, направлена  городской  полицией
(попытка  самоубийства);  Флорес  Соде,  36,  инженер,  нежен.,   д-з   не
поставлен, направлен из ТРТУ (поведение психопатическое - агрессивное).
   Доктор Нэйдс говорит, что очень важно делать записи  каждый  день,  как
только на работе  что-то  происходит:  спонтанность  -  вот  что  наиболее
информативно  в  самоанализе  (как  и  в  аутопсихоскопии).  И  лучше  все
записывать, а не надиктовывать на пленку. А чтобы я  не  чувствовала  себя
неловко -  дневник  надо  вести  абсолютно  конфиденциально  и  никому  не
показывать. Это трудно. Раньше я не делала ничего подобного. И мне до  сих
пор кажется, что я пишу все это для доктора Нэйдс! Возможно,  если  записи
окажутся интересными, я смогу позже показать ей кое-что и получить совет.
   Я предполагаю, что у Аны Джест депрессия  климактерического  периода  и
достаточно назначить ей гормональную терапию.  Вот!  А  теперь  посмотрим,
какой из меня получится диагност. Завтра проведу скопические  исследования
обоих  пациентов,  мне  не  терпится   начать   работу.   Хотя,   конечно,
коллективная работа тоже была очень поучительной.


   31 августа

   В 8:00 провела получасовой скопический сеанс с  Аной  Дж.  С  11:00  до
17:00  анализировала  полученные  результаты.  NB:  На  следующем   сеансе
отрегулировать адаптер  правого  полушария!  Слабая  визуальная  передача.
Слуховое отображение очень тихое, сенсорное - слабое, тела - неустойчивое.
Завтра получу лабораторные анализы гормонального баланса.
   Я не перестаю изумляться, насколько банальны мысли  большинства  людей.
Конечно, несчастная  женщина  находится  в  состоянии  ужасной  депрессии.
Исходные   данные   в   измерении   сознания    оказались    неясными    и
непоследовательными, измерение  подсознания  глубоко  открыто,  но  как-то
неразборчиво. Хотя то, что я затем выявила в этой  неразберихе,  оказалось
столь тривиальным! Пара старых туфель и  слово  "география"!  Туфли  видны
неясно - это не более чем схема, контур пары  туфель,  возможно,  женских,
возможно,  мужских,  либо  темно-синих,  либо  коричневых.  Хотя  у   Аны,
несомненно,  преобладает  визуальное  восприятие,  она  ничего  не   видит
отчетливо. Как и многие люди. Как это угнетает! Когда я училась на  первом
курсе, то часто представляла  себе,  как  прекрасны  мысли  других  людей,
думала, как  интересно  заглянуть  в  столь  разнообразные  миры,  увидеть
всевозможные цвета человеческих страстей и идей. Какая наивность!
   Впервые я поняла, как  ошибалась,  на  занятии  док.  Рамиа,  когда  мы
изучали  пленку  одного  очень  известного  преуспевающего  человека  и  я
заметила, что исследуемый  никогда  не  смотрел  на  деревья,  никогда  не
дотрагивался до них, не может отличить дуб от тополя или  даже  маргаритку
от розы.  Все  растущее  он  определял  лишь  схематическими  понятиями  -
"деревья" и "цветы". Точно также обстояли дела и с лицами людей, хотя этот
человек  применял  различные  уловки,  чтобы  различать   окружающих:   он
запоминал не лица, а имена  -  словно  этикетки.  Конечно,  так  действуют
индивидуумы, у которых преобладает абстрактное мышление, но  и  восприятие
конкретно мыслящего  разума  часто  представляется  в  виде  неразборчивой
грязной мешанины - суп из фасоли с плавающими в нем туфлями.
   Но  не  слишком  ли  я  углубляюсь  в  детали?  Весь  день  я   изучала
депрессивные мысли и сама впала в депрессивное состояние. Вот,  чуть  выше
написано: "Как это угнетает!" Да, я уже вижу ценность  этого  дневника.  Я
слишком впечатлительна.
   Конечно, именно  поэтому  я  являюсь  хорошим  психоскопистом.  Но  это
опасно.
   Сеанса с  Ф.Соде  сегодня  не  предвидится,  поскольку  еще  не  прошло
действие транквилизаторов.  Пациенты,  присланные  ТРТУ,  часто  настолько
напичканы лекарствами, что их невозможно скопировать несколько дней.
   Завтра в 4:00 сеанс РЕМ-скопирования. Пора идти спать!


   7 сентября

   Док. Нэйдс сказала, что мои вчерашние записи превзошли все ее ожидания,
и предложила показывать дневник, когда у меня вновь  возникнут  какие-либо
сомнения. Спонтанные мысли  -  не  техническая  информация,  излагаемая  в
больничных картах. Надо выбросить все несущественное. И обращать  внимание
на важное.
   Сон Аны был интересный, но довольно жалкий. Волк, который превратился в
блинчик! Такой отвратительный, расплывчатый, волосатый блинчик. Визуальное
восприятие А. четче в состоянии сна, но тонус чувств остается  низким  (но
помни: _ты_ исследуешь пациента - не пытайся встать на его место). Сегодня
начали курс гормональной терапии.
   Ф.Соде проснулся, но он в таком смятении, что не в  состоянии  Идти  на
сеанс скопирования. Напуган. Отказывается от пищи.  Жаловался  на  боль  в
боку. Я думала, он не понимает, в какой клинике находится, и сказала,  что
в физическом отношении с ним все в порядке. Он ответил: "Откуда, к  черту,
вы это  знаете?"  -  что  действительно  справедливо,  поскольку  пациент,
согласно обозначению "V" в больничной карте, одет в смирительную  рубашку.
Я осмотрела Соде  и  обнаружила  кровоподтеки  и  ушибы.  Рентген  показал
перелом двух ребер. Я объяснила пациенту, что он  находился  в  состоянии,
когда  насильственное  ограничение  подвижности  было  необходимо,   чтобы
избежать повреждений, которые он мог нанести сам себе.
   Он сказал: "Каждый раз когда один из них  задавал  вопрос,  второй  бил
меня".  Соде  несколько  раз  повторил  эту  фразу,  смущенный   и   злой.
Параноидальные  галлюцинации?  Если  после  того  как   пройдет   действие
лекарств, ничего не изменится, я буду придерживаться этого  предположения.
Соде  реагирует  на  меня  довольно  хорошо.  Когда  я  пришла  к  нему  с
рентгеновским снимком, он спросил, как меня зовут,  и  согласился  поесть.
Мне пришлось извиниться перед ним - не лучшее начало в лечении  параноика.
Агентство, которое прислало пациента,  или  врач,  который  его  принимал,
должны были отметить повреждение ребер в больничной карте  Соде.  Подобная
небрежность внушает беспокойство.
   Но есть и хорошие новости. Рина (объект исследования аутизма  номер  4)
сегодня  увидела  личностное  предложение.  Увидела  -  тяжелым,   черным,
букварным шрифтом, все целиком на переднем плане  измерения  сознания:  "Я
хочу спать в большой комнате". (Она  спит  одна  из-за  недержания  кала.)
Предложение держалось ясно около 5 секунд. Рина мысленно видела  его  так,
как  я  -  на  голографическом  экране.  Я  наблюдала   слабую   мысленную
вербализацию, без применения голоса, без единого звука. Рина  никогда  еще
не говорила о себе в первом лице,  даже  сама  с  собой.  Я  рассказала  о
происшедшем Тио, и он спросил девочку после сеанса:
   - Рина, где ты хочешь спать?
   - Рина спит в большой комнате.
   Ни одного местоимения, ни  единого  проявления  воли.  Но  однажды  она
скажет "_я хочу_" - скажет громко вслух. И на этом,  возможно,  построится
личность: на основании сказанного. Я хочу, а потому существую.
   Так много страха вокруг. Откуда столько страха?


   4 сентября

   На оба выходных уезжала в город. Провела время с Б. в ее новой квартире
на северном берегу. Она живет одна  в  трех  комнатах!  Но  мне  не  очень
нравятся эти старые здания, полные крыс и тараканов, и вся обстановка  там
такая старая и странная, словно по углам притаились года бедности и голода
и поджидают своего часа. Я была рада вернуться  домой,  в  свою  маленькую
комнатку, где я по-прежнему одна, но где рядом, на  том  же  этаже,  живут
друзья  и  коллеги.  Все  выходные  мне  хотелось  написать  что-нибудь  в
дневнике.  Привычки  появляются  у  меня   очень   быстро.   Непреодолимая
тенденция.
   У Аны заметные улучшения: одета, волосы  причесаны,  вязала.  Но  сеанс
прошел  довольно  уныло.  Попросила  ее  подумать  о  блинчиках,   и   все
подсознательное  измерение   заполнилось   волосатым,   мрачным,   плоским
волком-блином,  хотя  в  измерении  сознания  пациентка  покорно  пыталась
визуализировать чудесный сырный блин. Не так уж  плохо:  цвета  и  контуры
получаются отчетливее. Я  все  еще  рассчитываю  на  обычное  гормональное
лечение. Они,  конечно,  предложат  ЭКТ,  параллельно  возможен  и  анализ
результатов скопирования, мы бы начали с волка-оладьи. Но действительно ли
нужно это делать? Двадцать четыре года Ана работала упаковщицей в пекарне,
ее физическое здоровье  оставляет  желать  лучшего.  Она  не  в  состоянии
изменить жизненную ситуацию. По крайней мере при  нормальном  гормональном
балансе она сможет смириться с собственной жизнью.
   Ф.Соде:  отдохнул,  но  все  еще   крайне   подозрителен.   Чрезвычайно
испугался, когда я сказала, что пришла  пора  для  первого  сеанса.  Чтобы
успокоить его, я села и начала объяснять сущность и  действие  психоскопа.
Соде внимательно слушал и наконец спросил:
   - А вы собираетесь использовать только психоскоп?
   - Да, - ответила я.
   - Не электрошок? - не унимался он.
   - Нет.
   - А вы можете мне это пообещать? - поинтересовался он.
   Я объяснила, что я - психоскопист и никогда не работала с оборудованием
электроконвульсивной  терапии,  что  этим  занимается  совершенно   другое
отделение.  Я  сказала,  что  в  настоящий  момент  работа  с  ним   носит
диагностический  характер,  а  не  терапевтический.  Соде   слушал   очень
внимательно. Он человек образованный и понимает разницу между диагностикой
и терапией. Интересно, что он попросил меня _пообещать_. Подобные действия
не подходят под параноидальную схему: люди не просят обещаний у тех,  кому
не доверяют. Соде покорно пошел со мной, но, войдя в комнату  скопирования
и увидев аппаратуру, остановился и сильно побледнел.  Я  рассказала  шутку
док. Авен с зубоврачебным креслом, которое  она  обычно  использовала  для
особо нервных пациентов.
   - По крайней мере это не электрический стул, - вздохнул Ф.С.
   Я считаю, что, когда имеешь дело с  интеллигентными  людьми,  лучше  не
делать тайны из процесса диагностики и лечения, демонстрируя таким образом
свое  превосходство  над  пациентом  и  заставляя  его  чувствовать   себя
беспомощным (см. Т.Р.Олма "Техника психоскопии"). Поэтому я показала  Соде
стул  и  электродный  шлем  и  объяснила,  как  все  это  действует.  Соде
понаслышке знал кое-что о психоскопе и задавал вопросы,  свидетельствующие
о его инженерном образовании. По моей просьбе  он  сел  на  стул.  Пока  я
укрепляла зажимы шлема. Соде  обильно  потел  от  страха,  и  запах  пота,
очевидно, очень смущал беднягу. Если бы он знал, как пахнет Рина, когда  в
очередной раз наложит в штаны! Соде закрыл глаза и так сильно  вцепился  в
подлокотники, что у него побелели кисти. Экраны тоже оставались белыми.
   - Но ведь вам совершенно не больно, разве не так?  -  шутя  спросила  я
через некоторое время.
   - Не знаю.
   - А что, больно?
   - Вы хотите сказать, что аппарат включен?
   - Уже девяносто секунд.
   Он открыл глаза, попытался оглядеться, насколько это  позволяли  зажимы
электродного шлема, и спросил:
   - Где экран?
   Я объяснила, что исследуемому никогда не показывают  работающий  экран,
поскольку  воплощение  мыслей   может   оказаться   весьма   волнующим   и
беспокоящим.
   - Наподобие фоновых шумов от  микрофона?  -  Соде  применил  сравнение,
точно такое,  какое  обычно  использует  на  сеансах  док.  Авен.  Ф.С.  -
определенно образованный и умный человек.
   NB: Умные параноики чрезвычайно опасны!
   - Что вы видите? - спросил он.
   - Сидите спокойно, - ответила  я,  -  я  хочу  видеть  не  то,  что  вы
говорите, а то, что думаете.
   - Но это, в общем-то, вас не касается, - буркнул Ф.С., хотя и  довольно
вежливым тоном, как будто пытался пошутить.
   Между тем белый цвет страха на  экране  поглотили  темные,  интенсивные
волевые витки, а через несколько секунд  все  измерения  сознания  закрыла
роза:    распустившаяся    розовая    роза,    прекрасно    ощущаемая    и
визуализированная, четкая и устойчивая.
   - О чем я думаю, доктор Собел? - спросил Соде.
   - О медведях в зоопарке. - Интересно, почему я так  ответила  пациенту?
Самозащита? От чего?
   Соде засмеялся, и подсознание стало кристально-черным, рельефным,  роза
потемнела и заколебалась.
   - Я пошутила. Не могли бы вы вернуть розу?  -  Экран  тут  же  побелел,
отображая реакцию страха. - Послушайте, - настаивала я, - так мы далеко не
уйдем, если на первом же сеансе начнем понапрасну тратить время. Чтобы  мы
вместе смогли эффективно работать, вам надо многому  научиться,  а  мне  -
очень много узнать о вас. Поэтому давайте больше не будем шутить,  хорошо?
Просто расслабьтесь и думайте о чем угодно.
   В измерении сознания возникли смятение и  какие-то  слова,  подсознание
поблекло  и  окрасилось  в  серый  цвет,  отображая  подавленность.   Роза
несколько раз появлялась, но  очень  слабо  и  неустойчиво.  Соде  пытался
сконцентрироваться на цветке,  но  не  мог.  Я  увидела  несколько  быстро
меняющихся образов: себя, свою рабочую форму, форму работников ТРТУ, серую
машину, кухню, палату для буйных (сильный слуховой образ -  крики),  стол,
бумаги  на  столе.  Соде  сосредоточился  на  бумагах,  которые  оказались
чертежами какой-то машины, и начал их просматривать - намеренно и довольно
эффективно.
   - Что это за машина? - наконец спросила я.
   Соде начал отвечать вслух, а затем замолчал, и я услышала его мысленный
ответ в наушниках: "Схема ротационного мотора для тяги" - или что-то вроде
этого, точные слова, конечно, записаны на пленке. Я  повторила  услышанную
фразу и спросила:
   - Но это не классифицированные планы, да?
   - Нет, - вслух ответил он и добавил: - Я не знаю никаких секретов.
   Реакция на вопрос была напряженной и запутанной, каждое слово поднимало
рябь и волнение на всех уровнях,  соединяющиеся  кольца  быстро  и  широко
развертывались над сознанием и в подсознании. Через несколько  секунд  все
это закрыла огромная вывеска,  появившаяся  на  переднем  плане  сознания,
которую Соде визуализировал намеренно, как розу и чертежи. Снова  и  снова
читая надпись  на  вывеске,  Соде  мысленно  выкрикивал  прочитанное:  "НЕ
ВМЕШИВАЙСЯ! НЕ ВМЕШИВАЙСЯ! НЕ ВМЕШИВАЙСЯ!"
   Затем все начало мерцать и затуманиваться, и вскоре  стали  преобладать
соматические сигналы.
   - Я устал, - вслух сказал пациент, и я закончила сеанс (12,5 мин.).
   Сняв с Соде шлем и расстегнув зажимы,  я  принесла  ему  чашку  чая  со
стойки персонала в холле. Когда я предложила пациенту чай, на  глазах  его
показались слезы. Руки Соде настолько занемели от сжимания  подлокотников,
что он с трудом смог взять  чашку.  Я  сказала,  чтобы  он  расслабился  и
перестал бояться, так как мы пытаемся помочь ему, а не навредить.
   Соде  взглянул  на  меня  широко  раскрытыми  глазами,  в  которых,   к
сожалению, ничего нельзя было прочесть. Жаль, что я уже сняла с него шлем.
Наверное, никогда нельзя поймать на психоскопе самые лучшие моменты.
   - Доктор, почему я в этом госпитале? - спросил он.
   - Для диагностики и терапии, - ответила я.
   Я сказала, что он, вероятно, не может вспомнить то, что  произошло,  но
вел он себя весьма странно. Соде спросил, как и когда, и я  ответила,  что
все прояснится, когда терапия возымеет свое действие. Даже если бы я знала
подробности его психотического эпизода, то сказала бы то же самое.  Таковы
правила врачебной этики. И все же  я  чувствовала,  что  занимаю  неверную
позицию. Если  бы  отчет  ТРТУ  не  был  классифицирован,  я  бы  спокойно
беседовала с пациентом, основываясь на знаниях и фактах. И смогла бы лучше
отреагировать на то, что он произнес в следующую секунду:
   - Меня разбудили в два часа утра, отволокли в тюрьму, допрашивали, били
и пичкали таблетками. Полагаю, что после этого я мог вести  себя  странно.
Как вы думаете?
   -  Иногда  человек,  находящийся  в  состоянии   стресса,   неправильно
истолковывает действия окружающих, - ответила я. - Пейте  свой  чай,  и  я
отведу вас обратно в палату. У вас поднимается температура.
   - Палата... - Соде как-то странно  поморщился,  а  затем  воскликнул  в
совершенном отчаянии: - А может, вы не знаете,  почему  я  на  самом  деле
здесь?
   Это очень странно, он как будто включил меня  в  систему  галлюцинаций,
приняв на "свою сторону". Надо почитать Рейнгельда. Мне следовало  учесть,
что пациенты обычно переносят галлюцинации в реальную жизнь.
   Все послеобеденное время  анализировала  голограммы  Джест  и  Соде.  Я
никогда еще не видела психоскопические  визуализации  столь  прекрасные  и
яркие,  как  эта  роза,  не  сравнимая  даже  с   вызванными   лекарствами
галлюцинациями. Тени одного лепестка, падающие на  другой,  их  бархатисто
влажная структура, полный солнца розовый цвет, желтая центральная часть  -
уверена,  при  наличии  в   психоскопе   обонятельных   адаптеров   я   бы
почувствовала запах: это был  не  мысленный  образ,  а  настоящий,  живой,
выращенный в земле цветок на колючем стебле.
   Я очень устала, надо идти спать.
   Перечитала написанное. Правильно ли я веду  дневник?  Я  пишу  то,  что
случилось, и то, что кто-то сказал. Это спонтанно? Но все это _важно_  для
меня.


   5 сентября

   Сегодня  за  ленчем  обсуждала  с  док.  Нэйдс  проблему  сопротивления
сознания. Я объяснила, что работала с  подсознательными  блоками  (дети  и
депрессивные пациенты, такие, как Ана Дж.) и имею некоторый  опыт  в  этом
деле, но еще никогда не сталкивалась с  такими  блоками  сознания,  как  у
Ф.С., со знаками "НЕ ВМЕШИВАЙСЯ!", или  методом,  который  он  использовал
сегодня на протяжении всего 20-минутного сеанса: концентрация на  дыхании,
физических  ритмах,  боли  в   ребрах   и   визуальном   осмотре   комнаты
скопирования.  Нэйдс  предложила  в  случае  повторения  подобных   уловок
использовать повязку на  глазах  и  сосредоточить  внимание  на  измерении
подсознания,  поскольку  пациент  не  может   контролировать   эту   зону.
Удивительно, как велика зона взаимодействия сознания и подсознания у  Соде
и насколько одно резонирует  с  другим.  Я  считаю,  что  концентрация  на
дыхательном ритме позволила ему достигнуть  состояния,  под