; комсомольцы играют в партию точно так
же,  как  пионеры  играют  в  комсомол,  а  октябрята  -  в  пионеров.  Об
интенсивности происходящих в партии процессов можно судить  по  известному
анекдоту о каннском фестивале  фильмов  ужасов,  где  разные  "Челюсти"  и
"Механические  апельсины"  уступают  все  призы  советской  ленте   "Утеря
партбилета".  Здесь  в  полной  мере  проявляется  феномен   "вуду-смерти"
(многочисленные инфаркты, вызванные совершенно нематериальными  партийными
взысканиями), и действуют различные "воздушные удары" (coupe  l'air)  -  с
занесением и без.
     Племя Алгонкин (северо-восток  Северной  Америки)  использует  дурман
(местное  название  _в_и_с_с_о_к_а_н_)  в  ритуале  инициации.   Подростки
запираются в специальных длинных строениях, где  на  протяжении  двух-трех
недель едят исключительно дурман; выходя оттуда, они уже  не  помнят,  что
это такое - быть детьми, зато знают, что стали взрослыми. Но вряд  ли  они
понимают, что то  что  с  ними  было,  является  инициацией  с  ритуальным
употреблением психотропа - это понимаем только мы. Индейцы просто растут и
превращаются из мальчиков в  охотников  и  воинов;  "психический  фон"  их
культуры делает процедуру инициации естественным и необходимым  процессом.
Точно так же и мы не осознаем нашего постепенного затягивания  в  зубчатый
механизм магии, и  вспоминаем  не  этапы  деформации  нашего  сознания,  а
майский ветер, теребящий концы  свежевыглаженного  галстука,  или  бледное
лицо  комсомольского  функционера,   интересующегося   фамилией   любимого
литературного героя при "прохождении" райкома. Мы глядим на магию изнутри,
мы там все вместе, и мы уже не помним, что это такое - быть где-то еще.



                           ЛЕКСИЧЕСКАЯ ШИЗОФРЕНИЯ

     В далеких  друг  от  друга  культурах  действуют  одинаковые  законы,
культуры отражаются друг в друге, выявляют свою общность - и  мы  начинаем
понимать, что в действительности с нами происходит. Иначе мы можем  просто
не ощутить этого - так,  как  не  слышим  жужжания  холодильника  до  того
момента, когда  оно  вдруг  затихает.  ("Музыка  стихла  -  вернее,  стало
заметно, что она играла".)
     Но  культура  отражается  и  в  себе  самой.  Все  заметные  девиации
"психического фона" тут же, как фотокамерой, фокусируются языком. Мы живем
среди  слов  и  того,  что  можно  ими  выразить.  Словарь  любого   языка
одновременно является полным каталогом доступных восприятию этой  культуры
феноменов; когда изменяется лексика, изменяется и наш мир, и наоборот.
     Попробуем  очень  коротко  списать  механику  этого  процесса.   Язык
содержит "единицы  смысла"  (термин  Карлоса  Кастанеды),  используемые  в
качестве  строительного  материала  для  создания  лексического  аппарата,
соответствующего культуре психической деятельности. Эти  "единицы  смысла"
уже  есть  -  они  сформированы  в  далекой  древности  и,  как   правило,
соответствуют корням слов. Лексика, отвечающая новому "психическому фону",
возникает  как  результат  переработки  имеющихся   смысловых   единиц   и
формирования их новых сочетаний. Полная  контролируемость  этого  процесса
делает его удивительно точным зеркалом реальной природы  нового  состояния
сознания; одновременно само это  новое  сознание  формируется  возникающей
лексической структурой, дающей ему уже  упоминавшуюся  "установку".  Любое
слово,  каким-то  образом   соединяющее   единицы   смысла,   подвергается
подсознательному анализу; сами смысловые  единицы  не  оказывают  никакого
воздействия, потому что одновременно служат строительным материалом и  для
самой культурной личности  -  а  воздействует  энергия  связи.  Происходит
внутреннее расщепление слов, каждое  из  которых  становится  элементарной
гипнотической  командой.  Это  свойственно   и   устоявшимся   лексическим
конструкциям, но энергия связи  смысловых  единиц  (ее  можно  сравнить  с
энергией химической связи), существующая в них, как раз и поддерживает то,
что называют национальным менталитетом, формируя ассоциативные ряды, общие
для всех носителей языка.
     Здесь могут существовать два извращения  -  либо  такие  конструкции,
которые можно назвать  "бинарным  лексическим  оружием"  (деструктивное  и
шизофреническое сочетание безвредных  по  отдельности  смысловых  единиц),
либо _н_е_с_л_о_в_а_ - хаотические  сочетания  букв  и  звуков,  дырявящие
своей полной  бессмысленностью  прежний  "психический  фон",  одновременно
замещая его элементы - то же делает с  клеткой  вирус.  (Поэтому  носители
нового "психического  фона"  заражают  им  всех  остальных,  распространяя
шизофреническую  лексику;   им   важно   не   _р_е_о_р_г_а_н_и_з_о_в_а_т_ь
Р_а_б_к_р_и_н_,  а "реорганизовать чужую психику, проделав в ней как можно
больше брешей.)
     Посмотрим, какие пилюли каждый день глотала наша душа.
     "Рай-со-бес". "Рай-и-с-полком". "Гор-и-с-полком" (или, если  оставить
в покое древний  Египет,  "гори-с-полком").  "Об-ком"  (звонит  колокол?).
"Рай-ком".  "Гор-ком".  "Край-ком".   Знаменитая   "Индус-три-Али-за-ция".
(Какой-то индийско-пакистанский конфликт, где на одного индийца приходится
три мусульманина, как бы вдохновленных мелькающей в последнем слоге  тенью
Зия-уль-Хака - и  все  это  в  одном  слове.)  "Парторг"  (паром,  что  ли
торгует?). "Первичка" (видимо, дочь какой-то певички и Пер Гюнта).
     Мы ходим по улицам, со стен которых  на  нас  смотрят  "МОСГОРСОВЕТ",
"ЦПКТБТЕКСТИЛЬПРОМ", "МИНСРЕДНЕТЯЖМАШ", "МОС-ГОР-ТРАНС"  (!),  французские
мокрушники    "ЖЭК",    "РЭУ"    и    "ДЭЗ",    плотоядное    "ПЖРО"     и
пантагрюэлистически-фекальное  "РЖУ-РСУ  No_9".  А  правила  всеми   этими
демонами Цэкака Пээсэс, про которое известно, что  он  ленинский  и  может
являться народу во время плена ума (_п_л_е_н_у_м_а_).
     Это не какие-то исключения, а просто первое, что вспоминается.  Любой
может  проверить  степень   распространенности   лексической   шизофрении,
вспомнив названия  мест  своей  работы  и  учебы  ("тех-ни-кум",  "пэтэу",
"МИИГАИК"). И это только эхо лексического Чернобыля первых  лет  советской
власти.
     Все эти древнетатарско-марсианские термины рождают ощущение  какой-то
непреклонной  нечеловеческой  силы  -  ничто  человеческое  не  может  так
называться; Это,  если  вспомнить  гаитянскую  терминологию,  "лексический
удар",  настигающий  любого,  кто  хоть  изредка   поднимает   взгляд   на
разноцветные вывески советских  учреждений;  впрочем,  демонические  имена
смотрят на нас и с крышек люков под ногами.
     Существует    так    же    шизофрения     словосочетаний     (товарищ
к_о_м_а_н_д_у_ю_щ_и_й_  и прочие оксюмороны) и  предложений  (почти  любой
лозунг на крышах домов - "СЛАВА КПСС!", "Да здравствует ленинская  внешняя
политика Политбюро ЦК КПСС!", "Крепи трудом демократию!"). Смысла во  всем
этом столько же,  сколько  в  лозунге,  висевшем,  как  рассказывают,  над
вокзалом  в  Казани:  "Коммунизм  -  пыздыр  максымардыш  пыж!"  -  только
последняя конструкция намного мощнее. Существует  даже  шизофрения  знаков
препинания: г_а_з_е_т_а_ "П_р_а_в_д_а"; _г_а_з_е_т_а_ "И_з_в_е_с_т_и_я".
     Теперь вспомним Зору Херстон: "Ясно, что он (порошок зомби) разрушает
ту часть  мозга,  которая  ведает  _р_е_ч_ь_ю_  и  _с_и_л_о_й  _в_о_л_и_".
(Магические инициации приводят к замещению свободной воли  многочисленными
"так надо"-комплексами.)
     Разумеется,  в  любой  культуре   существует   некоторое   количество
оксюморонов и "неслов" - как в каждом организме  присутствуют  бактерии  и
вирусы. Но кроме нашей культуры на оксюморонах не основана ни одна,  разве
что дзэн-буддизм. (Кстати, целью в обоих случаях служит одно  и  то  же  -
разрушение старого психического уклада, но в одном случае ищут озарения, в
другом - вызывают принудительное "отемнение"; идя вперед и  пятясь  назад,
мы делаем одинаковые движения.)
     Мы приводили названия гаитянских уголовно-мистических обществ и имена
местных злых духов,  напугавшие  Патрика  Лэй  Фермора.  Эта  кошмарность,
довольно, впрочем, музыкальная для советского  уха,  функциональна  -  она
является одним из многих элементов, создающих "психический  фон",  который
делает  возможным  зомбификацию.  Страх  перед   непонятным   и   ощущение
присутствия некой злой и  могущественной  силы,  в  любой  момент  могущей
поглотить каждого - ее непременные условия, та "дверь",  через  которую  и
проходит "удар по душе", какие бы силы эти не занимались -  _К_и_т_т_а_  с
М_о_н_д_о_г_о_м_  или  _К_э_г_э_б_э_  с  _М_у_р_о_м_,  и  где  бы  это  ни
происходило - во дворе гаитянского _у_н_ф_о_р_м_а_, или у стен серого, как
ГУМ, ЦУМа.



                               ЗОМБИЛИЗАЦИЯ

     Говоря о своих зомбифицированных знакомых, жители  Гаити  употребляют
очень характерную идиому: "пройти через землю" или "пройти под землей". Мы
уже знаем, что физиологический аспект зомбификации объясняется применением
тетродотоксина, но мы не  говорили  о  том,  как  трактует  эту  процедуру
культура Вуду.
     С  точки  зрения  вудуиста,  зомбификация   требует   двух   условий:
неестественной смерти и магической церемонии на кладбище. Магическая  сила
б_о_к_о_р_а_  вызывает "смерть" жертвы;  ее  хоронят  (во  многих  случаях
будущие зомби гибнут от удушья), а на следующую ночь откапывают. Человека,
уже получившего сильнейшую психическую травму, избивают, связывают, кладут
перед крестом, чтобы дать ему  новое  имя,  затем  опять  избивают.  После
крещения его заставляют принять большую дозу дурмана (гаитянское  название
- "зомбический огурец" - связано, видимо, с формой корня); дурман вызывает
у жертвы потерю  ориентации  и  амнезию.  После  этого  зомбифицированного
увозят куда-то в ночь.
     Теперь вспомним, как в тридцатые годы проходил арест  "врага  народа"
(типичный пример негативного магического статуса). Человек возвращается  с
работы, ужинает под блеяние  радиоприемника  и  ложится  спать.  И  вдруг,
посреди ночи - они всегда приходили ночью - в его жилище  врывается  банда
каких-то         _о_п_е_р_у_п_о_л_н_о_м_о_ч_е_н_н_ы_х_,          посланцев
р_а_й_о_т_д_е_л_а_   (Рай   от   дел?)   _Э_н_к_а_в_э_д_э_.   Предъявление
о_р_д_е_р_а_,  несколько суровых фраз, короткий обыск,  конвоирование.  От
гаитянской эту процедуру отличает в основном то, что увозят в ночь раньше,
чем избивают (во время допроса) и дают новое имя (что-нибудь вроде Щ-5842)
- впрочем, как и на Гаити, многие погибают до зомбификации.
     Другим  мощным  зомбификатором  является  служба   в   армии.   После
зомбилизации человека обривают, переодевают и дают ему официальный  статус
"рядового".  Одновременно  он  получает  неофициальный,  но   куда   более
существенный  для  дальнейшего,  статус  "салаги".  "Салага"  подвергается
частым ночным  избиениям  со  стороны  старослужащих,  стирает  их  белье,
выполняет унизительные операции вроде чистки пола уборной  зубной  щеткой.
Затем он поучает промежуточный статус "черпака" и "деда" (на  этой  стадии
он начинает принимать участие в ритуалах зомбификации новобранцев; внешней
атрибутикой является сильно выгнутая пряжка ремня и  сапоги  "гармошкой").
Последняя   стадия   -   "дембель"    -    непосредственно    предшествует
дезомбилизации.   Интересно,   что   в   армии   сосуществует   формальная
(политзанятия,   ритуалы)   и    неформальная    (неуставные    отношения)
социально-магические   структуры,   которые   дополняют   друг   друга   и
обеспечивают глубину и интенсивность зомбифицирования.
     Один из бывших начальников СССР в промежутке между  двумя  инсультами
отметил: "Армия - великая школа жизни".  Сейчас  уже  трудно  узнать,  что
именно он понимал под жизнью. Но то, что в  армии  в  символической  форме
усваиваются  основные  принципы  функционирования  зомбического  общества,
несомненно.
     Механизм зомбификации многократно проявляется  в  наших  жизнях  и  в
более мягкой форме. Даже существует калька гаитянской идиомы - "пройти под
землей".  Вступая   в   комсомол,   мы   "проходим"   райком;   подписывая
х_а_р_а_к_т_е_р_и_с_т_и_к_у_,  мы "проходим" различные  _п_я_т_е_р_к_и_  и
т_р_е_у_г_о_л_ь_н_и_к_и_,  и т.п. Много раз повторенная  микрозомбификация
дает  зомби,  не  уступающих  лучшим  зарубежным  образцам,  полученным  в
результате однократной процедуры.



                                 БУЛЬДОЗЕР

     Точный культурный  дубликат  общества,  построенного  в  СССР,  найти
невозможно. Можно  проводить  более-менее  удачные  параллели  с  империей
инков,  с  древнешумерскими  государствами  и  вообще  с  любой  архаичной
культурой. Но  наша  социально-магическая  структура  слишком  эклектична,
чтобы хоть одна из этих аналогий была полной. Может показаться  (некоторым
действительно кажется), что в двадцатые годы работала  какая-то  секретная
комиссия, отбиравшая самые иррациональные ритуалы из магического  наследия
прошлого, придавая им новую форму. Но, видимо, все было проще.
     Представим себе небольшое село, стоящее на холме - некоторые дома уже
очень стары, другие, наоборот, построены по самым  последним  проектам,  а
большинство - нечто среднее  между  первым  и  вторым.  Бок  о  бок  стоят
полузаброшенная  церковь  и  недостроенный  клуб.  В  одних  окнах  мигает
керосиновая лампа, в других горит электричество; где-то чуть слышно играет
балалайка, которую перекрывает  радиомузыка  со  столба.  Словом,  обычная
жизнь, остатки нового и старого, переплетенные самым причудливым образом.
     Теперь представим себе бульдозериста, который,  начитавшись  каких-то
брошюр, решил смести всю эту  отсталость  и  построить  новый  поселок  на
совершенно гладком месте. Сырой октябрьской ночью он садится в бульдозер и
в несколько приемов срезает всю верхнюю часть холма с деревней и жителями.
И  вот,  когда   бульдозер   крутится   в   грязи,   разравнивая   будущую
стройплощадку, происходит нечто совершенно  неожиданное:  бульдозер  вдруг
проваливается  в  подземную  пустоту   -   вокруг   оказываются   какие-то
полусгнившие бревна, человеческие и лошадиные  скелеты,  черепки  и  куски
ржавчины.  Бульдозер  оказался  в  могиле.  Ни  бульдозерист,  ни   авторы
вдохновивших его брошюр не учли, что когда  они  сметут  все,  что  по  их
мнению устарело, обнажится то, что было под этим, то есть нечто куда более
древнее.
     Психика человека точно также имеет множество культурных  слоев.  Если
срезать  верхний  слой   психической   культуры,   объявив   его   набором
предрассудков, заблуждений  и  классово  чуждых  точек  зрения,  обнажится
темное  бессознательное  с  остатками  существовавших  раньше  психических
образований.  Все  преемственно;  вчерашнее  вложено  в  сегодняшнее,  как
матрешка в матрешку, и тот, кто  попробует  снять  с  настоящего  стружку,
чтобы затем раскрасить его под будущее, в результате  провалится  в  очень
далекое прошлое.
     Именно это и произошло. Психический котлован, вырытый в душах с целью
строительства "нового человека" на месте неподходящего старого,  привел  к
оживлению огромного числа архаичных психоформ и их остатков, относящихся к
разным способам виденья мира и эпохам; эти  древности,  чуть  припудренные
смесью политэкономии, убогой философии и прошлого утопизма, и заняли место
разрушенной   картины   мира.   Трудно   увидеть   что-нибудь   новое    в
государственном рабовладении,  полном  обесценивании  человеческой  жизни,
воскрешении  "курултая"  в  качестве  высшего   органа   власти   (так   у
татаро-монголов назывался "съезд"; на одном  из  таких  курултаев  и  было
принято решение о набеге на Русь). Как и  в  случае  с  шизолексикой,  нет
необходимости специально подыскивать  примеры  -  их  полно  вокруг.  Наша
культура  похожа  на  гаитянскую  -  это  такой   же   сплав   архаики   с
современностью,  только  эксгумированные  из  бессознательного  психоформы
считаются результатами  коммунистического  воспитания  (хотя  в  некотором
смысле все именно так и обстоит).
     Когда во время  _п_а_р_т_с_о_б_р_а_н_и_я_  за  окном  трижды  каркает
ворона и _ч_л_е_н_ы _б_ю_р_о_ незаметно сплевывают через левое  плечо  или
крестят  под  столом  животы,  это  не   проявление   суеверия,   временно
омрачающего  высшую  форму   человеческой   деятельности,   а   искаженное
переплетение древних  психических  феноменов,  из  которых  самым  поздним
является крестное знамение.



                     "БЕЗРОГИЕ КОЗЛЫ" И "СЕРЫЕ СВИНЬИ"

     Во  всем  надо  искать  экономическую  основу,  учил  нас   марксизм.
Попробуем рассмотреть зомбификацию как социальный процесс.
     Секретные общества Гаити, несмотря на свою секретность,  контролируют
практически всю территорию острова. Их  названия,  изменяющиеся  от  одной
части страны к другой, включают уже знакомые нам  имена:  Зобоп,  Бизанго,
Макандаль, "Серые  свиньи"  и  пр.  Для  того,  чтобы  вступить  в  тайное
общество, требуется приглашение ("мы тут посоветовались и  думаем  -  пора
тебе, Ваня, в серые свиньи...") и инициации. Общества строго иерархичны; в
них принимают мужчин и женщин. Существуют членские билеты, тайные  пароли,
униформы и ритуалы: особые танцы, исполняемые хором  песни  ("разрушим  до
основанья, а  затем...")  и  барабанные  ритмы.  Особая  роль,  по  оценке
гаитянского антрополога  Мишеля  Лягера,  отводится  ритуалам,  призванным
"сплотить ряды" тайного общества - это сборища,  проводимые  исключительно
ночью (совсем как заседания Политбюро при Сталине),  начинающиеся  вызовом
духов и завершающиеся  торжественным  шествием  позади  священного  гроба,
известного как _с_е_к_е_й _м_о_д_у_л_е_.
     Согласно   Мишелю   Лягеру,   тайные   общества    являются    мощной
квазиполитической силой вудуистской культуры. Их происхождение восходит  к
временам борьбы за независимость; после  победы  революции  они  сохранили
свою секретность и влияние. Это как бы параллельная  структура  власти,  о
которой известно только то, что она существует.
     Теперь вернемся к  зомбификации.  В  глазах  городской  интеллигенции
Гаити зомбификация - преступная деятельность, которую  следует  как  можно
скорей разоблачить и уничтожить. Но с точки зрения  вудуиста  из  сельских
районов, зомбификация - социальный  регулятор,  так  как  ей  подвергаются
только нарушители  установившихся  норм,  и  только  по  приговору  тайных
обществ. Последние контролируют приготовление ядов, их применение  и  саму
процедуру. А о том, что происходит с зомби, можно судить по истории одного
из них, приведенной в книге Дэвиса.
     "Нарцисс рассказал, что отказался продать свою  часть  наследства,  и
его брат в припадке злобы организовал его зомбификацию.  Немедленно  после
своего воскрешения из могилы он был избит, связан и увезен  группой  людей
на север страны, где в течение двух лет работал в качестве раба  вместе  с
другими зомби. В конце концов хозяин зомби был убит, и они,  освободившись
от державшей их силы, разбрелись...
     Вместе со многими другими зомби он работал в поле от  зари  до  зари,
останавливаясь только для приема пищи один раз в день. Пища была  обычной,
за исключением того, что соль была под строгим запретом. Он осознавал, что
с ним произошло, помнил потерю семьи, друзей и своей земли, помнил желание
вернуться. Но его жизнь была подобна странному сну - события, восприятия и
объекты взаимодействовали сами по  себе  и  полностью  вне  его  контроля.
Фактически, никакой власти над происходящим  не  было.  Решения  не  имели
смысла, и сознательное действие было невозможным".
     Существует  множество  описаний  психического  состояния  заключенных
социалистического лагеря - они очень похожи. Многие зомбифицированные были
членами Союза писателей, так что зомби  описаны  снаружи  и  изнутри.  Для
вудуиста _з_о_м_б_и _к_а_д_а_в_р_  (зомби  физического  тела)  -  это  все
составляющие человека  кроме  "маленького  доброго  ангела".  Классическое
определ