лушать флейту,  и  -  как
сейчас - оставался неподвижен некоторое время после того, как она стихала.
     Встав, Саша огляделся. Выход был только один - надо  было  прыгать  в
неизвестность за левым обрезом экрана. Можно было прыгнуть  с  разбега,  а
можно - сильно оттолкнувшись обеими ногами от края площадки. Все  пропасти
в лабиринте были длинной либо в прыжок с разбега, либо в прыжок с места, и
надежней,  конечно,  казался  первый  способ,  но  выработанная   интуиция
почему-то подсказывала второй; Саша подошел к обрыву, встал на  самый  его
край, и, изо всех сил оттолкнувшись, прыгнул в жужжащую неизвестность.
     Когда он приземлился на корточки и через секунду выпрямился, на лбу у
него выступил холодный пот - стоило ему прыгнуть с разбега... Прямо  перед
ним на острых стальных шипах висело скрюченное мертвое тело, уже  багровое
и распухшее, облепленное множеством жирных неторопливых мух - некоторые из
них взлетали отдохнуть и издавали то самое жужжание, которое  было  слышно
на картинке справа. Мертвец при жизни был мужчиной средних лет; на нем был
приличный костюм, а рука до сих пор сжимала портфель. Видно, он был в игре
новичком, и решил, что надежней будет разбежаться. Но, впрочем, с таким же
успехом Саша мог оказаться на дне глубокой каменной  шахты,  а  мужчина  в
пиджаке - продолжить путешествие к принцессе; точного способа  угадать  не
существовало, или, во всяком случае, Саша его не  знал.  Осторожно  обойдя
мертвое тело, Саша побежал вперед по коридору, в одном  месте  подтянулся,
влез на поддерживаемую двумя грубыми столбами площадку и побежал по новому
коридору, в трех местах которого  пришлось  перепрыгивать  через  глубокие
каменные колодцы. Больше всего его поражало, что все  это  происходило  на
втором уровне, вроде бы знакомом, как собственные пять пальцев,  и  только
когда под ногами щелкнула управляющая плита  и  из-за  угла  донесся  лязг
поднимающейся решетки, он  все  понял.  Недалеко  от  перехода  на  третий
уровень была одна решетка, которую он так и не сумел открыть - а когда ему
удалось выйти на новый этап, он решил, что она  была  чисто  декоративной.
Оказалось, что за ней тоже был участок лабиринта - правда, тупиковый. Саша
пробежал под поднявшейся решеткой и помчался дальше -  места  вокруг  были
уже знакомые и не сулили никаких неожиданностей. Он наступил еще  на  одну
управляющую плиту, перепрыгнул другую - иначе следующая  решетка,  которая
начала подниматься впереди, сразу же упала бы - подтянулся и изо всех  сил
рванул по коридору - надо было спешить,  потому  что  поднявшись,  решетка
сразу же начинала опускаться. Он как раз успел подлезть под зубья,  бывшие
уже в полуметре от пола,  и  оказался  возле  лестничной  клетке  третьего
этажа, совсем недалеко от того места, где несколько минут назад  обрушился
вниз участок лестницы. Теперь дверь следующего уровня была рядом. "Черт, -
подумал Саша, отряхиваясь и только теперь чувствуя, как бьется  сердце,  -
ведь  не  проваливалась  здесь  лестница  раньше!   На   четвертом   этаже
проваливалась, а здесь нет. Наверно, через несколько раз срабатывает."
     - Саша!
     Саша  обернулся.  Из  двери   второго   подотдела   малой   древесины
выглядывала  Эмма  Николаевна.  Ее  лицо  было  густо  покрыто  пудрой,  и
напоминало присыпанный стрептоцидом большой розовый лишай.
     - Саша, прикури мне, а?
     - А вы что, сами не можете? - довольно холодно спросил Саша.
     - Так я же не в "Принце",  -  ответила  Эмма  Николаевна,  -  у  меня
факелов на стенах нету.
     - А что, раньше играли? - подобрев, спросил Саша.
     -  Приходилось,  -  ответила  Эмма  Николаевна,  -  только  вот   эти
стражники... Что хотели, то со мной и делали... В  общем,  дальше  второго
яруса я так и не попала.
     - А там шифтом надо, - сказал Саша, беря сигарету и подходя к зыбкому
факелу, горящему на стене, - и курсорными.
     - Да  мне  сейчас  уж  поздно,  -  вздохнула  Эмма  Николаевна,  беря
зажженную сигарету и влажно глядя на Сашу.
     Саша открыл было рот, чтобы выразить  вежливый  протест,  но  заметил
выглядывающего из-за спины Эммы Николаевны полуголого рыжегрудого  монстра
с большим задумчивым рылом вместо лица - такого, какие встречаются  только
в небольших внешнеэкономических организациях или на дне колодца  смерти  в
игре "Таргхан" - побледнел и, неловко кивнув, пошел к себе.
     "Хана бабе, - подумал он, - скоро в ДОС выйдет... А может, выберется,
черт ее знает."
     В его отделе громко звонил телефон, и Саша нетерпеливо подпрыгнул  на
открывающей вход плите, чтобы дверь следующего уровня скорее поднялась.
     - Лапин! К телефону!
     Саша подскочил к столу и взял трубку.
     - Саня? Здорово.
     Это был Петя Итакин из Госплана.
     - Ты сегодня приезжаешь?
     - Вроде не собирался.
     -  Начальник  сказал,  что  сейчас  кто-то  из  Госснаба   с   новыми
программами приедет. Я почему-то решил, что ты.
     - Не знаю, - сказал Саша, - мне пока ничего не говорили.
     - Это ведь у тебя к "Абрамсу" три лишних файла?
     - У меня.
     - Значит точно тебя пошлют. Ты меня дождись, если я выйду, ладно?
     - Ладно.
     Саша повесил  трубку  и  пошел  на  свое  рабочее  место.  Рядом,  за
резервным компьютером, сидел командировочный из Пензы и сосредоточено  бил
из лазера по эргонской ракетной установке, которая уже почти повернулась в
позицию  для  стрельбы;   вокруг,   насколько   хватало   глаз,   тянулись
безрадостные пески "Старглайдера".
     - Как там у вас? - вежливо спросил Саша.
     - Плохо, - отвечал командировочный, с гримасой стуча  по  клавише,  -
очень плохо. Если вон та штука...
     И вдруг все скрылось в ослепительном огненном смерче; Саша отшатнулся
от командировочного и закрыл лицо ладонями  -  он  сделал  это  совершенно
инстинктивно, а когда сообразил, что с ним самим ничего случиться не может
и открыл глаза, командировочного рядом уже не было, а на полу возле  стула
дотлевала пола пиджака.
     Из-за шкафа выскочил  Борис  Григорьевич,  швырнул  меч  на  пол,  и,
подтянув полы длинного стеганого плаща, который он перед схваткой  надевал
поверх панциря, принялся затаптывать испускающий вонючий дым кусок  ткани.
Рогатый шлем Бориса Григорьевича изображал мрачное  японское  божество,  и
выбитый на металле оскал в сочетании с хлопотливыми  и  какими-то  бабьими
движениям большого нежного тела был  довольно-таки  страшен.  Ликвидировав
зародыш пожара,  Борис  Григорьевич  снял  шлем,  вытер  мокрую  лысину  и
вопросительно поглядел на Сашу.
     - Все, - сказал Саша, и кивнул на экран, на котором мигала  досовская
галочка.
     - Вижу, что все. Ты мне его вызови снова, а  то  у  нас  еще  акт  не
подписан.
     У Бориса Григорьевича на столе зазвенел телефон, и он, не  договорив,
кинулся поднимать трубку.
     Саша пересел за соседний компьютер, вышел на драйв "а",  из  которого
торчала поганая болгарская дискета гостя, и  вызвал  игру.  Дисковод  тихо
зажужжал, и через несколько секунд в кресле снова появился мужик из Пензы.
     - Когда на вас ракеты летят, - сказал Саша,  -  вы  на  высоту  лучше
уходите. Из лазера больше одной не собьешь, а эта штука пачками бьет.
     - Ты не  учи,  не  учи,  -  огрызнулся  командировочный,  припадая  к
клавиатуре, - не первый год в дальнем космосе.
     - Тогда автоэкзэк себе сделайте, - сказал Саша, - а то вас каждый раз
вызывать особо времени ни у кого нет.
     Гость не отзывался - на него шли сразу два шагающих танка, и ему было
не до болтовни.
     Вдруг из кабинета начальника послышались какой-то грохот и крики.
     - Лапин! - взревел за шкафом Борис Григорьевич, - ко мне срочно!
     Когда Саша вбежал, Борис Григорьевич стоял на столе и отбивался мечом
от крохотного китайца  с  детским  лицом,  со  скоростью  швейной  машинки
тыкавшим в него пикой. Саша все сразу понял,  кинулся  к  клавиатуре  и  с
размаху ткнул пальцем в клавишу "Escape". Китаец замер.
     - Ух, - сказал Борис Григорьевич, - ну и дела. Пятого дана  вызвал  -
по инерции нажал, думал, она тип монитора запрашивает. Ну  ничего,  сейчас
разберемся с ним... Или нет, потом разберемся. Ты вот что.  Сейчас  сбрось
на дискету расширение к "Абрамсу" и поезжай в Госплан. Бориса Емельяновича
знаешь?
     - Я ж ему "Абрамс" и ставил, - ответил Саша, - зав отделом на  шестом
этаже.
     - Ну знаешь, так и отлично. Заодно и договора подпишешь - бери  прямо
с папкой. Еще он тебе дискету...
     Из-за шкафов полыхнуло ослепительным огнем, несколько раз грохнуло, и
сразу же завоняло паленым мясом.
     - Что такое?
     - Да опять этот, из Пензы. Похоже, на пирамидальную мину попал.
     - Ладно, завтра утром вызовем - а то второй час вонь и грохот. Езжай.
Он тебе дискету даст с "Арканоидом". Ну и ты сам погляди, что  у  них  там
нового, понимаешь?
     Саша повернулся было к двери, но Борис  Григорьевич  удержал  его  за
рукав.
     - Подожди, - сказал он, надевая шлем и беря в руки меч, - ты мне  еще
нужен. Когда я "Кия" крикну, нажми клавишу.
     - Какую?
     - А без разницы.
     Он зашел за спину замершему в выпаде китайцу, встал в низкую стойку и
примерился мечом к его шее.
     - Готов?
     - Готов, - отворачиваясь, ответил Саша.
     - Кия!!!
     Саша ткнул в клавиатуру; раздался  резкий  свист,  что-то  хрустнуло,
стукнулось об пол и покатилось по нему, а следом упало  что-то  тяжелое  и
мягкое.
     - Теперь иди, - хрипло сказал Борис Григорьевич, - и не задерживайся,
работы много.
     - Я в столовую хотел пойти, -  стараясь  глядеть  в  сторону,  сказал
Саша.
     - Поезжай лучше сразу. Там и пообедаешь.
     Саша вышел из-за шкафов,  подошел  к  своему  рабочему  месту,  ногой
отшвырнул оплавленные очки гостя под батарею,  сел  за  свой  компьютер  и
сбросил на дискету все, что было нужно. Потом, положив  дискету  в  сумку,
встал и неторопливо пошел по усеянному обломками каменных  плит  коридору,
привычно перепрыгнул через ловушку, повис на  руках,  спрыгнул  на  нижний
ярус, поднял с пола узкий разрисованный кувшин и припал  к  его  горлышку,
думая о том, что до сих пор не знает ни того, кто расставляет эти  кувшины
в укромных местах подземелья, ни того,  куда  исчезает  кувшин,  когда  он
выпивает содержимое.
     Дорога на четвертый уровень была знакома  до  мелочей,  и  Саша  шел,
прыгал, подлезал и подтягивался совершенно  механически,  думая  о  всякой
ерунде. Сначала ему вспомнился  зам  начальника  второго  подотдела  малой
древесины Кудасов, давно уже дошедший в  игре  "Троаткаттер"  до  восьмого
уровня, но так до сих пор и не сумевший перепрыгнуть на нем через какую-то
зеленую тумбочку, - из-за этого он, как говорили, и оставался вечным замом
у нескольких ракетами пролетевших на повышение начальников, у которых  это
получилось если и не совсем  сразу,  то,  во  всяком  случае,  без  особых
усилий. Потом Саша стал думать о непонятных словах  Итакина,  сказанных  в
одну из прошлых встреч - что вроде какие-то  ребята  давно  раскололи  его
игру; непонятно было, что Итакин имел в виду, потому что игра была колотой
уже тогда, когда Саша ставил ее  себе  на  винт.  Потом  впереди  медленно
поднялась вверх дверь четвертого уровня, и Саша шагнул  в  оказавшийся  за
ней вагон метрополитена.
     "А куда, собственно, я иду? - думал он, глядя в черное зеркало  двери
вагона и поправляя на голове тюрбан. - До седьмого уровня я уже доходил  -
ну, может, не совсем доходил - но видел, что там. Все то же самое,  только
стражники толще. Ну, на восьмой выйду. Так это ж сколько времени займет...
И что дальше? Правда, принцесса..."
     Последний раз Саша видел принцессу два дня  назад,  между  третьим  и
четвертым уровнем. Коридор на экране на секунду  исчез,  и  на  его  месте
появилась застланная коврами комната с высоким сводчатым потолком.  И  тут
же заиграла музыка - жалующаяся и заунывная, но только  сначала  и  только
для того, чтобы особенно прекрасной показалась одна нота в самом конце.
     На ковре стояли огромные песочные часы; с каменных плит пола на  Сашу
словно в монокль смотрела изнеженная дворцовая кошка,  а  в  самом  центре
ковра, на разбросанных подушках, сидела принцесса. Ее лица издали было  не
разобрать - кажется, у нее были длинные  волосы,  или  это  темный  платок
падал на ее плечи. Вряд ли она знала, что  Саша  на  нее  смотрит,  и  что
вообще есть какой-то Саша, но зато Саша знал, что стоит ему  только  дойти
до этой комнаты, и принцесса бросится ему на шею. Встав, принцесса сложила
руки на груди, сделала несколько шагов  по  ковру,  вернулась  и  села  на
россыпь маленьких подушек.
     А потом все исчезло, за спиной с грохотом закрылась тяжелая дверь,  и
Саша оказался  возле  высокого  каменного  уступа,  с  которого  начинался
четвертый уровень.
     "Интересно, о чем она сейчас думает? Может быть, она  думает  о  том,
кто идет  к ней по лабиринту?  То есть  обо мне,  не зная,  что именно обо
мне?"
     За стеклом замелькали колонны станции; поезд  остановился.  Саша  дал
толпе подхватить себя и медленно поплыл к эскалаторам. Работало два;  Саша
ответвился в ту часть толпы, которая двигалась  к  левому.  В  его  голове
потекли медленные и обычные для второй половины дня угрюмые мысли о жизни.
     "Странно, - думал он, - как я  изменился  за  последние  три  уровня.
Когда-то ведь казалось, что стоит только перепрыгнуть через ту  расщелину,
и все. Господи, как мало надо было для счастья... А  сейчас  я  это  делаю
каждое утро, почти не глядя, и что?  На  что  я  надеюсь  сейчас?  Что  на
следующем этапе все изменится, и я чего-то захочу  так,  как  умел  хотеть
раньше? Ну, допустим, дойду. Уже ведь почти знаю, как - надо  после  пятой
решетки попрыгать - наверняка там ход в потолке, плиты какие-то  странные.
Но когда  я туда  залезу,  где я  найду  того  себя,  который  хотел  туда
залезть?"
     Саша вдруг похолодел - до  него  донесся  знакомый  лязг.  Он  поднял
голову  и  увидел  впереди  по  ходу  эскалатора,  на  котором  он  стоял,
включившуюся разрезалку пополам - два стальных листа с  острыми  зубчатыми
краями, которые через каждые несколько секунд сшибались с такой силой, что
получался  звук  вроде  удара  в  небольшой  колокол.  Остальные  спокойно
проезжали сквозь нее - она существовала только для  одного  Саши,  но  для
него она  была  настолько  реальна,  насколько  что-нибудь  вообще  бывает
реальным: через всю сашину спину шел длинный уродливый шрам, а ведь в  тот
раз разрезалка его только чуть-чуть задела, выкромсав целый клок ткани  из
дорогой джинсовой куртки. Проходить через разрезалки было, вообще  говоря,
несложно - надо было встать рядом и быстро шагнуть вперед сразу  же  после
того, как разрезалка откроется. Но  сейчас  Саша  ехал  по  эскалатору,  и
никакой  возможности  угадать,  в  какой  именно  момент  он   доедет   до
разрезалки, не было. Не раздумывая, он повернулся назад  и  кинулся  вниз.
Бежать было трудно - на эскалаторе стояла уйма пьяноватых мужичков, каждый
из которых давал себя почувствовать и пропускал с большой неохотой, бросая
Саше вдогонку редкие, как самоцветы, слова. Какая-то баба в красном платке
и с двумя большими  тюками  в  руках  задержала  Сашу  настолько,  что  он
оказался к разрезалке даже ближе, чем был раньше, но все-таки ему  удалось
как-то перелезть через тюки. Но тут впереди упала решетка, и  Саша  понял,
что пропал. Он обмяк, зажмурился, но вместо того, чтобы увидеть за секунду
всю свою жизнь, почему-то с  невероятной  отчетливостью  вспомнил,  как  в
четвертом  классе  довел  на   уроке   пения   молодого   практиканта   из
консерватории  до  того,  что  тот,  перестав  играть  на   рояле   музыку
Кабалевского, встал с места, подошел к нему и  дал  по  морде.  Разрезалка
лязгнула совсем близко, и Саша инстинктивно  шагнул  назад,  подумав,  что
ведь может и про...
     "А куда, собственно, я иду? - подумал Саша, глядя  в  черное  зеркало
двери вагона метро и поправляя на голове тюрбан. - До  седьмого  уровня  я
уже доходил - ну, может, не совсем доходил - но видел, что там. Все то  же
самое, только стражники толще. Ну, на восьмой выйду.  Так  это  ж  сколько
времени займет... Да и зачем все это? Правда, принцесса..."
     Последний раз Саша видел принцессу два дня  назад,  между  третьим  и
четвертым уровнем. Коридор на экране на секунду  исчез,  и  на  его  месте
появилась застланная коврами комната с высоким сводчатым потолком.  И  тут
же заиграла музыка - жалующаяся и заунывная, но только  сначала  и  только
для того, чтобы особенно прекрасной показалась  одна  неожиданная  нота  в
самом конце.
     Саша перестал думать о принцессе и стал глядеть  по  сторонам.  Народ
вокруг был большей частью привокзальный, поганый. Было много пьяных, много
одинаковых баб с сумками; особенно Саше не  понравилась  одна,  в  красном
платке, с двумя большими тюками в руках. "Где-то я  ее  видел,  -  подумал
Саша, - точно." С ним так часто бывало в последнее время -  казалось,  что
он уже видел то, что происходит вокруг, но вот где он  это  видел,  и  при
каких обстоятельствах, он вспомнить не мог. Зато  недавно  он  прочитал  в
каком-то журнале, что это чувство называется "Deja  vu",  из  чего  сделал
вывод, что то же самое происходит с людьми и во Франции.
     За стеклом замелькали колонны станции; поезд  остановился.  Саша  дал
толпе подхватить себя и медленно поплыл к эскалаторам. Работало два;  Саша
ответвился в ту часть толпы, которая двигалась к  правому.  В  его  голове
потекли медленные и обычные для второй половины дня угрюмые мысли о жизни.
     "Сейчас мне кажется, - думал  он,  -  что  хуже  того,  что  со  мной
происходит, и быть ничего не может. А ведь пройдет пара этапов, и  вот  по
этому именно дню и наступит сожаление. И покажется, что  держал  что-то  в
руках, сам не понимая, что - держал, держал, да и выкинул. Господи, как же
погано должно стать потом, чтобы можно было жалеть о том,  что  происходит
сейчас... И  ведь  что  самое  интересное  -  с  одной  стороны  жить  все
бессмысленней и хуже, а с другой - абсолютно ничего в жизни  не  меняется.
На что же я надеюсь? И почему каждое утро встаю  и  куда-то  иду?  Ведь  я
плохой инженер, очень плохой. Мне все это просто не интересно. И оборотень
я плохой, и скоро меня возьмут и выпрут, и будут совершенно правы...
     Саша вдруг похолодел - до  него  донесся  знакомый  лязг.  Он  поднял
голову и увидел на соседнем эскалаторе включившуюся разрезалку пополам.  В
первый момент испуг был так силен, что Саша даже не сообразил, что никакой
угрозы для него нет. Потом, сообразив, он так громко сказал "Уй",  что  на
него с соседнего эскалатора поглядела та  самая  баба  с  тюками,  которая
привлекла его внимание в вагоне. Она проехала разрезалку, глядя на Сашу  и
даже не догадываясь, что случилось бы, будь на ее месте он. Саше ее взгляд
был неприятен, и он отвернулся.
     Следующая разрезалка пополам стояла у выхода из метро, и Саша  прошел
ее без всякого труда. А вот из кувшинчика, стоявшего за ней,  он  пить  не
стал - какой-то он был подозрительный,  с  орнаментом  из  треугольничков.
Саша один раз из такого попил и потом две недели сидел на бюллетене. Чутье
подсказывало, что где-то рядом должен быть еще один кувшин, и  Саша  решил
поискать. Его внимание привлекла парикмахерская на другой стороне улицы: в
вывеске не горели две первых буквы, и Саша был уверен, что это что-нибудь,
да значит.
     Внутри было маленькое помещение, где клиенты дожидались своей очереди
- сейчас оно было совершенно пустым, и это была  вторая  странность.  Саша
обошел комнатку кругом, подвигал кресла (в конце прошлого года он  сел  на
один стул в коридоре военкомата, куда  провалился  с  третьего  уровня,  и
неожиданно  сверху  спустилась  веревочная   лестница,   по   которой   он
благополучно вылез в двухмесячную командировку),  попрыгал  на  журнальном
столике (иногда они управляли  поворачи