ми стоят враги с обнаженными мечами - с  ними
фигурка может сражаться, если  нажимать  клавишу  "Shift".  Если  нажимать
некоторые клавиши одновременно с другими,  фигурка  может  подпрыгивать  и
подтягиваться,  висеть,  качаясь,  на  краю,  и  даже  может   с   разбега
перепрыгивать каменные колодцы, из дна которых торчат острые шипы. У  игры
много уровней, с нижних можно переходить вверх, а с  высших  проваливаться
вниз - при этом меняются коридоры, меняются ловушки, по  другому  выглядят
кувшины, из которых фигурка пьет, чтобы восстановить свои жизненные  силы,
но все остается по прежнему - фигурка бежит среди каменных плит,  факелов,
черепов на полу и рисунков на стенах. Цель игры - подняться до  последнего
уровня, где ждет принцесса, но для этого нужно посвятить игре очень  много
времени. Собственно говоря, чтобы добиться в игре успеха, надо забыть, что
нажимаешь на кнопки, и стать этой фигуркой самому -  только  тогда  у  нее
появится степень проворства, необходимая,  чтобы  фехтовать,  проскакивать
через  щелкающие  в   узких   каменных   коридорах   разрезалки   пополам,
перепрыгивать дыры в полу и бежать по срывающимся вниз плитам,  каждая  из
которых способна выдержать вес тела только секунду, хотя никакого  тела  и
тем более веса у фигурки нет, как нет его, если вдуматься, и у срывающихся
плит, как бы убедителен ни казался издаваемый ими при падении стук.
     Принц бежал по каменному  карнизу;  надо  было  успеть  подлезть  под
железную решетку до того, как она  опустится,  потому  что  за  ней  стоял
узкогорлый кувшин, а сил почти не  было:  сзади  остались  два  колодца  с
шипами, да и прыжок со второго яруса на усеянный каменными  обломками  пол
тоже стоил немало. Саша нажал "Right" и сразу же за ней  "Down",  и  принц
каким-то чудом пролез под решеткой,  спустившуюся  уже  почти  наполовину.
Картинка на экране сменилась, но вместо кувшина на мостике  впереди  стоял
жирный воин в тюрбане и гипнотизирующе глядел на Сашу.
     - Лапин! - раздался сзади отвратительно  знакомый  голос,  и  у  Саши
перехватило под ложечкой, хотя совершенно никакого объективного повода для
страха не было.
     - Да, Борис Григорьевич?
     - А зайди-ка ко мне.
     Кабинет Бориса Григорьевича на самом деле никаким кабинетом не был, а
был просто частью комнаты, отгороженной несколькими невысокими шкафами,  и
когда Борис Григорьевич ходил по своей территории, над поверхностью шкафов
был виден его лысый затылок, отчего Саше иногда казалось, что он сидит  на
корточках  возле  бильярда  и   наблюдает   за   движением   единственного
оставшегося шара, частично скрытого бортом. После обеда Борис  Григорьевич
обычно попадал  в  лузу,  а  с  утра,  в  золотое  время,  большей  частью
отскакивал от бортов, причем  роль  кия  играл  телефон,  звонки  которого
заставляли  полусферу  цвета  слоновой  кости  над   заваленной   бумагами
поверхностью шкафа двигаться некоторое время быстрее.
     Саша ненавидел Бориса Григорьевича той особой длительной и  спокойной
ненавистью, которая знакома только живущим у  жестокого  хозяина  сиамским
котам и читавшим Оруэлла советским инженерам. Саша всего Оруэлла прочел  в
институте, еще когда было нельзя, и с тех пор  каждый  день  находил  уйму
поводов, чтобы с кривой улыбкой покачать головой. Вот и сейчас, подходя  к
проходу между двух шкафов, он криво улыбнулся предстоящему разговору.
     Борис Григорьевич стоял  у  окна  и,  подолгу  замирая  в  каждом  из
промежуточных положений, отрабатывал  удар  "полет  ласточки",  причем  не
бамбуковой палкой, как совсем недавно, когда он только  начинал  осваивать
"Будокан", а настоящим самурайским мечом. Сегодня на нем  была  "охотничья
одежда"  из  зеленого  атласа,  под  которой  виднелось  мятое  кимоно  из
узорчатой ткани синобу. Когда  Саша  вошел,  он  бережно  положил  меч  на
подоконник, сел на циновку и указал на соседнюю. Саша, с трудом  подвернув
под себя ноги, сел и поместил  свой  взгляд  на  плакат  фирмы  "Хонда"  с
мотоциклистом в высоких кожаных сапогах,  второй  год  делающим  вираж  на
стенке шкафа справа от  циновки  Бориса  Григорьевича.  Борис  Григорьевич
положил ладонь на процессорный блок своей "эйтишки"  -  такой  же,  как  у
Саши, только с винтом в восемьдесят мегабайт, - и закрыл глаза, размышляя,
как построить беседу.
     - Читал последние "Аргументы"? - спросил он через минуту.
     - Нет, - ответил Саша, - я не выписываю.
     - Зря, - сказал Борис Григорьевич, поднимая с пола свернутые листы  и
потряхивая ими в воздухе, - отличная газета. Я не понимаю, на  что  только
коммунисты надеются? Пятьдесят миллионов человек загубили,  и  сейчас  еще
что-то бормочут. Все же всем ясно.
     - Ага, - сказал Саша.
     - Или вот, - сказал Борис  Григорьевич,  -  в  Америке  около  тысячи
женщин беременны от инопланетян. У нас тоже таких полно, но их КГБ  где-то
прячет.
     "Чего он хочет-то?" - с тоской подумал Саша.
     Борис Григорьевич задумался.
     - Странный ты парень, Саня, - наконец, сказал он. - Глядишь  бирюком,
ни с кем из отдела не дружишь. Ведь ты знаешь, люди вокруг, не  мебель.  А
ты вчера Люсю напугал  даже.  Она  сегодня  мне  говорит:  "Знаете,  Борис
Григорич, как хотите, а мне с ним в лифте одной страшно ездить."
     - Я с ней в лифте ни разу не ездил, - сказал Саша.
     - Так поэтому и боится, - сказал Борис Григорьевич. - А ты съезди, за
пизду ее схвати, посмейся. Ты Дейла Карнеги читал?
     - А чем я ее напугал? - спросил Саша, соображая, кто такая Люся.
     - Да не в Люсе дело, - раздражаясь, махнул рукой Борис Григорьевич. -
Человеком надо быть, понял? Ну ладно, этот разговор мы  еще  продолжим,  а
сейчас ты мне по делу нужен. Ты "Абрамс" хорошо знаешь?
     - Ничего.
     - Как там башня поворачивается?
     - Сначала нажимаете "С", а потом курсорными клавишами.  Вертикальными
можно поднимать пушку.
     - Точно? Давай-ка глянем.
     Саша перешел к компьютеру; Борис Григорьевич, что-то шепча и  подолгу
зависая пальцами над клавиатурой, вызвал игру.
     - Вот, - показывая, сказал Саша.
     - Точно. Век бы не догадался.
     Борис Григорьевич  снял  телефонную  трубку  и  принялся  накручивать
номер, и когда линия отозвалась,  все  лучшее  поднялось  из  его  души  и
поместилось на лице.
     - Борис Емельяныч, - ласково сказал он,  -  нашли.  Нажимаете  цэ,  а
потом стрелочками... Да... Да...  Обратно  тоже  через  цэ...  Да  что  вы
говорите, а-ха-ха-ха...
     Борис Григорьевич повернулся к Саше, умоляюще сложил губы и совсем не
обидно пошевелил пальцами в направлении выхода. Саша встал и вышел.
     - А-ха-ха... На листе? Попьюлос? Даже не  слышал.  Сделаем.  Сделаем.
Сделаем. Обнимаю...
     Саша ходил курить на темную лестницу, к окну, из которого  был  виден
высотный  дом  и  какие-то  обветшало-красивые  террасы  внизу.  Место   у
подоконника было для него особым. Закурив, он обычно  подолгу  смотрел  на
высотный дом - звезда на его шпиле была видна немного  сбоку,  и  казалась
из-за обрамляющих ее венков двуглавым орлом;  глядя  на  нее,  Саша  часто
представлял  себе  другой  вариант  русской  истории,  точнее  другую   ее
траекторию,  закончившуюся  той  же  точкой  -  строительством  такого  же
высотного здания, только с другой эмблемой на  верхушке.  Но  сейчас  небо
было каким-то особенно гнусным и казалось даже серее, чем высотный дом.
     На площадке одним пролетом ниже курили двое в одинаковых комбинезонах
из тонкой английской  шерсти;  у  обоих  из  широкого  нагрудного  кармана
торчало по мельхиоровому гаечному ключу. Саша прислушался к их разговору и
понял, что оба они из игры  "Пайпс",  или,  по-русски,  "Трубы".  Саша  ее
видел, и даже ездил устанавливать ее на винчестер  какому-то  замминистра,
но ему самому она не нравилась полным отсутствием романтики, поверхностным
пафосом и особенно тем, что в  левом  углу  был  нарисован  мерзкого  вида
водопроводчик, который начинал хохотать, когда  какую-нибудь  из  труб  на
экране прорывало. А эти двое, судя по разговору, увлекались ей всерьез.
     - По старым договорам уже не грузят, - жаловался первый комбинезон, -
валюту хотят.
     - А ты на начало этапа  вернись,  -  отвечал  второй,  -  или  вообще
загрузись по новой.
     - Пробовал уже. Егор даже в командировку на комбинат ездил, три  раза
к директору пытался пройти, пока не подвис.
     - Если подвисает, надо  "Control  -  Break"  нажимать.  Или  "Reset".
Знаешь, как Евграф Емельяныч говорит - семь бед, один "Reset".
     Оба   темных   комбинезона   синхронно   подняли   глаза   на   Сашу,
переглянулись, кинули окурки в ведро и скрылись в коридоре.
     "Вот интересно, - подумал Саша, - они врут друг другу, или им  правда
в эти трубы интересно играть?" Он пошел вниз по лестнице. "Господи, да  на
что же я надеюсь? - подумал он. - Что я буду здесь  делать  через  год?  А
ведь они хоть очень глупые, но все видят. И все  понимают.  И  не  прощают
ничего. Каким же надо оборотнем быть, чтоб здесь работать...""
     Вдруг лестница под ногами дрогнула, тяжелый бетонный блок с  четырьмя
ступенями, как во сне, ушел из-под ног и через секунду с грохотом врезался
в лестничный пролет этажом ниже, не причинив, однако, никакого вреда  двум
девочкам-машинисткам из административной группы, стоявшим  точно  в  месте
удара. Девушки подняли хорошенькие птичьи головки и  посмотрели  на  Сашу,
которого спасло только то, что он успел схватиться за край  оставшейся  на
месте ступени.
     - Ботинки чистить надо, - сказала одна  из  девушек,  отстраняясь  от
сашиных качающихся ног, и обе они захихикали.
     Саша скосил на них глаза и заметил пирамидку из разноцветных кубиков,
на нижней грани которой они стояли. Это была, кажется, игра "Крэйзи  берд"
- очень милая, с забавной дурашливой музыкой,  но  с  неожиданно  тупым  и
жестоким концом.
     Так можно было висеть сколько угодно - было даже  что-то  приятное  в
этом однообразном покачивании  взад-вперед,  но  Саша  подумал,  что  это,
наверно, выглядит глупо. Он подтянулся  и  вылез  на  незнакомый  каменный
пятачок, обрывающийся в пропасть, противоположный край которой был  где-то
за левой границей монитора (там еле слышно что-то жужжало). Другая сторона
площадки упиралась в высокую каменную стену, сложенную из  грубых  блоков.
Саша сел на шероховатый и холодный  пол,  прислонился  к  стене  и  закрыл
глаза. Откуда-то издалека доносился тихий звук флейты. Саша не знал, кто и
где играет на ней, но слышал эту музыку почти каждый день. Сначала,  когда
он  только  осваивался  на  первом  уровне,  этот  далекий  дрожащий  звук
раздражал его своей заунывной однообразностью, какой-то  бессмысленностью,
что ли. Но постепенно он привык и стал даже находить  в  нем  своеобразную
красоту -  стало  казаться,  что  внутри  одной  надолго  растянутой  ноты
заключена целая сложная мелодия, и эту мелодию можно было слушать  часами.
Последнее время он даже останавливался, чтобы послушать флейту,  и  -  как
сейчас - оставался неподвижен некоторое время после того, как она стихала.
     Встав, Саша огляделся. Выход был только один - надо  было  прыгать  в
неизвестность за левым обрезом экрана. Можно было прыгнуть  с  разбега,  а
можно - сильно оттолкнувшись обеими ногами от края площадки. Все  пропасти
в лабиринте были длинной либо в прыжок с разбега, либо в прыжок с места, и
надежней,  конечно,  казался  первый  способ,  но  выработанная   интуиция
почему-то подсказывала второй; Саша подошел к обрыву, встал на  самый  его
край, и, изо всех сил оттолкнувшись, прыгнул в жужжащую неизвестность.
     Когда он приземлился на корточки и через секунду выпрямился, на лбу у
него выступил холодный пот - стоило ему прыгнуть с разбега... Прямо  перед
ним на острых стальных шипах висело скрюченное мертвое тело, уже  багровое
и распухшее, облепленное множеством жирных неторопливых мух - некоторые из
них взлетали отдохнуть и издавали то самое жужжание, которое  было  слышно
на картинке справа. Мертвец при жизни был мужчиной средних лет; на нем был
приличный костюм, а рука до сих пор сжимала портфель. Видно, он был в игре
новичком, и решил, что надежней будет разбежаться. Но, впрочем, с таким же
успехом Саша мог оказаться на дне глубокой каменной  шахты,  а  мужчина  в
пиджаке - продолжить путешествие к принцессе; точного способа  угадать  не
существовало, или, во всяком случае, Саша его не  знал.  Осторожно  обойдя
мертвое тело, Саша побежал вперед по коридору, в одном  месте  подтянулся,
влез на поддерживаемую двумя грубыми столбами площадку и побежал по новому
коридору, в трех местах которого  пришлось  перепрыгивать  через  глубокие
каменные колодцы. Больше всего его поражало, что все  это  происходило  на
втором уровне, вроде бы знакомом, как собственные пять пальцев,  и  только
когда под ногами щелкнула управляющая плита  и  из-за  угла  донесся  лязг
поднимающейся решетки, он  все  понял.  Недалеко  от  перехода  на  третий
уровень была одна решетка, которую он так и не сумел открыть - а когда ему
удалось выйти на новый этап, он решил, что она  была  чисто  декоративной.
Оказалось, что за ней тоже был участок лабиринта - правда, тупиковый. Саша
пробежал под поднявшейся решеткой и помчался дальше -  места  вокруг  были
уже знакомые и не сулили никаких неожиданностей. Он наступил еще  на  одну
управляющую плиту, перепрыгнул другую - иначе следующая  решетка,  которая
начала подниматься впереди, сразу же упала бы - подтянулся и изо всех  сил
рванул по коридору - надо было спешить,  потому  что  поднявшись,  решетка
сразу же начинала опускаться. Он как раз успел подлезть под зубья,  бывшие
уже в полуметре от пола,  и  оказался  возле  лестничной  клетке  третьего
этажа, совсем недалеко от того места, где несколько минут назад  обрушился
вниз участок лестницы. Теперь дверь следующего уровня была рядом. "Черт, -
подумал Саша, отряхиваясь и только теперь чувствуя, как бьется  сердце,  -
ведь  не  проваливалась  здесь  лестница  раньше!   На   четвертом   этаже
проваливалась, а здесь нет. Наверно, через несколько раз срабатывает."
     - Саша!
     Саша  обернулся.  Из  двери   второго   подотдела   малой   древесины
выглядывала  Эмма  Николаевна.  Ее  лицо  было  густо  покрыто  пудрой,  и
напоминало присыпанный стрептоцидом большой розовый лишай.
     - Саша, прикури мне, а?
     - А вы что, сами не можете? - довольно холодно спросил Саша.
     - Так я же не в "Принце",  -  ответила  Эмма  Николаевна,  -  у  меня
факелов на стенах нету.
     - А что, раньше играли? - подобрев, спросил Саша.
     -  Приходилось,  -  ответила  Эмма  Николаевна,  -  только  вот   эти
стражники... Что хотели, то со мной и делали... В  общем,  дальше  второго
яруса я так и не попала.
     - А там шифтом надо, - сказал Саша, беря сигарету и подходя к зыбкому
факелу, горящему на стене, - и курсорными.
     - Да  мне  сейчас  уж  поздно,  -  вздохнула  Эмма  Николаевна,  беря
зажженную сигарету и влажно глядя на Сашу.
     Саша открыл было рот, чтобы выразить  вежливый  протест,  но  заметил
выглядывающего из-за спины Эммы Николаевны полуголого рыжегрудого  монстра
с большим задумчивым рылом вместо лица - такого, какие встречаются  только
в небольших внешнеэкономических организациях или на дне колодца  смерти  в
игре "Таргхан" - побледнел и, неловко кивнув, пошел к себе.
     "Хана бабе, - подумал он, - скоро в ДОС выйдет... А может, выберется,
черт ее знает."
     В его отделе громко звонил телефон, и Саша нетерпеливо подпрыгнул  на
открывающей вход плите, чтобы дверь следующего уровня скорее поднялась.
     - Лапин! К телефону!
     Саша подскочил к столу и взял трубку.
     - Саня? Здорово.
     Это был Петя Итакин из Госплана.
     - Ты сегодня приезжаешь?
     - Вроде не собирался.
     -  Начальник  сказал,  что  сейчас  кто-то  из  Госснаба   с   новыми
программами приедет. Я почему-то решил, что ты.
     - Не знаю, - сказал Саша, - мне пока ничего не говорили.
     - Это ведь у тебя к "Абрамсу" три лишних файла?
     - У меня.
     - Значит точно тебя пошлют. Ты меня дождись, если я выйду, ладно?
     - Ладно.
     Саша повесил  трубку  и  пошел  на  свое  рабочее  место.  Рядом,  за
резервным компьютером, сидел командировочный из Пензы и сосредоточено  бил
из лазера по эргонской ракетной установке, которая уже почти повернулась в
позицию  для  стрельбы;   вокруг,   насколько   хватало   глаз,   тянулись
безрадостные пески "Старглайдера".
     - Как там у вас? - вежливо спросил Саша.
     - Плохо, - отвечал командировочный, с гримасой стуча  по  клавише,  -
очень плохо. Если вон та штука...
     И вдруг все скрылось в ослепительном огненном смерче; Саша отшатнулся
от командировочного и закрыл лицо ладонями  -  он  сделал  это  совершенно
инстинктивно, а когда сообразил, что с ним самим ничего случиться не может
и открыл глаза, командировочного рядом уже не было, а на полу возле  стула
дотлевала пола пиджака.
     Из-за шкафа выскочил  Борис  Григорьевич,  швырнул  меч  на  пол,  и,
подтянув полы длинного стеганого плаща, который он перед схваткой  надевал
поверх панциря, принялся затаптывать испускающий вонючий дым кусок  ткани.
Рогатый шлем Бориса Григорьевича изображал мрачное  японское  божество,  и
выбитый на металле оскал в сочетании с хлопотливыми  и  какими-то  бабьими
движениям большого нежного тела был  довольно-таки  страшен.  Ликвидировав
зародыш пожара,  Борис  Григорьевич  снял  шлем,  вытер  мокрую  лысину  и
вопросительно поглядел на Сашу.
     - Все, - сказал Саша, и кивнул на экран, на котором мигала  досовская
галочка.
     - Вижу, что все. Ты мне его вызови снова, а  то  у  нас  еще  акт  не
подписан.
     У Бориса Григорьевича на столе зазвенел телефон, и он, не  договорив,
кинулся поднимать трубку.
     Саша пересел за соседний компьютер, вышел на драйв "а",  из  которого
торчала поганая болгарская дискета гостя, и  вызвал  игру.  Дисковод  тихо
зажужжал, и через несколько секунд в кресле снова появился мужик из Пензы.
     - Когда на вас ракеты летят, - сказал Саша,  -  вы  на  высоту  лучше
уходите. Из лазера больше одной не собьешь, а эта штука пачками бьет.
     - Ты не  учи,  не  учи,  -  огрызнулся  командировочный,  припадая  к
клавиатуре, - не первый год в дальнем космосе.
     - Тогда автоэкзэк себе сделайте, - сказал Саша, - а то вас каждый раз
вызывать особо времени ни у кого нет.
     Гость не отзывался - на него шли сразу два шагающих танка, и ему было
не до болтовни.
     Вдруг из кабинета начальника послышались какой-то грохот и крики.
     - Лапин! - взревел за шкафом Борис Григорьевич, - ко мне срочно!
     Когда Саша вбежал, Борис Григорьевич стоял на столе и отбивался мечом
от крохотного китайца  с  детским  лицом,  со  скоростью  швейной  машинки
тыкавшим в него пикой. Саша все сразу понял,  кинулся  к  клавиатуре  и  с
размаху ткнул пальцем в клавишу "Escape". Китаец замер.
     - Ух, - сказал Борис Григорьевич, - ну и дела. Пятого дана  вызвал  -
по инерции нажал, думал, она тип монитора запрашивает. Ну  ничего,  сейчас
разберемся с ним... Или нет, потом разберемся. Ты вот что.  Сейчас  сбрось
на дискету расширение к "Абрамсу" и поезжай в Госплан. Бориса Емельяновича
знаешь?
     - Я ж ему "Абрамс" и ставил, - ответил Саша, - зав отделом на  шестом
этаже.
     - Ну знаешь, так и отлично. Заодно и договора подпишешь - бери  прямо
с папкой. Еще он тебе дискету...
     Из-за шкафов полыхнуло ослепительным огнем, несколько раз грохнуло, и
сразу же завоняло паленым мясом.
     - Что такое?
     - Да опять этот, из Пензы. Похоже, на пирамидальную мину попал.
     - Ладно, завтра утром вызовем - а то второй час вонь и грохот. Езжай.
Он тебе дискету даст с "Арканоидом". Ну и ты сам погляди, что  у  них  там
нового, понимаешь?
     Саша повернулся было к двери, но Борис  Григорьевич  удержал  его  за
рукав.
     - Подожди, - сказал он, надевая шлем и беря в ру