Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
_______________________
"Аннэнербе", Вульфу
Вульф!
1. Кто посмел посадить Крегера за рапорт? Немедленно выпустить. Этот
человек - патриот фюрера и Германии.
2. Я не понял, причем здесь Юпитер. Может, все-таки Сатурн? Пусть
этим займется астрологический отдел.
3. Провести реконструкцию откровения, представить протокол и
рекомендации.
4. Все.
Хайль Гитлер!
Гиммлер.
(Не знаю как вас, Вульф, а меня всегда смешит этот каламбур.)
АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ Совершенно секретно
ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ Срочно
___________________________
Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру
Служебная записка.
("об откровении Крегера")
Рейсфюрер!
Значение откровения Т. Крегера для Рейха неизмеримо. Можно сказать,
что оно увенчивает длительную деятельность "Аннэнербе" по изучению тактики
и стратегии коммунистического заговора и подводит черту под одной из его
наиболее зловещих глав.
Как известно, после уничтожения большинства грамотного населения
России многие шифрованные тексты донесений майора фон Леннен в Генеральный
Штаб, замаскированные под бессмысленные русскоязычные тексты, получили там
распространение в качестве так называемых "работ". Среди них - донесение
"О перемещении третей Заамурской дивизии к западной границе" (В
зашифрованном виде - "Лев Толстой как зеркало русской революции".)
В мистической системе Молотова и Кагановича, на основе которой
осуществляется управление страной, русскому тексту этой шифровки и
особенно ее заглавию придается огромное значение. Первоначально Сталин (в
настоящее время предположительно - Сероп Налбандян) и его окружение
приняли тезис Кагановича, утверждавшего, что эту фразу надо понимать
буквально. Такая установка влечет за собой следующий вывод: манипулируя
отражающим русскую революцию зеркалом, можно добиться перемещения ее
отражения на любое другое государство, что приведет, по законам
симпатической связи, к аналогичной революции в выбранной стране. Этот
вывод был сделан Кагановичем, по данным абвера, еще два года назад. Однако
с практической реализацией этой идеи возникли трудности. Строительство
огромного рефлектора в районе Ясной поляны, который должен был посылать
луч на Луну, и от Луны - на Землю, было остановлено в связи с
недостаточной точностью расчетов. В настоящее время рефлектор находится в
замороженном состоянии (см. рис. 1).
Далее. Около полугода назад Молотов пришел к выводу, что зеркальность
Льва Толстого является духовно-мистической, и рефлектирующая функция может
быть осуществлена с помощью издания нового собрания сочинений писателя,
коэффициент отражения которого будет увеличен за счет исключения
идеологически неприемлемых работ вроде перевода Евангелий. При этом
наводка и фокусировка могут быть достигнуты варьированием тиража каждого
отдельного тома. Привожу таблицу тиражей восьмитомного собрания сочинений
Толстого за 1934 год (данные РСХА).
1 том - 250 тыс. экз.
2 том - 82 тыс. экз.
3 том - 450 тыс. экз.
4 том - 41 тыс. экз.
5 том - 22 721 экз.
6 том - 22 720 экз.
7 том - 75 241 экз.
8 том - 24 экз.
Легко видеть, что грубая наводка осуществляется с помощью первых
четырех томов, а точная - с помощью томов с пятого по восьмой.
Значение откровения Крегера в этой связи заключено в том, что оно
позволило ввести новый метод определения мишени наносимого красными удара.
На этот раз удалось получить абсолютно точные результаты. Протокол
реконструкции и рекомендации прилагаю.
Хайль Гитлер!
Гл. реконструктор И. Вульф
АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ Совершенно секретно
ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ Срочно
___________________________
Протокол реконструкции N 320/125
12.1.1935 в "Аннэнербе" была проведена реконструкция по делу
Толстого-Кагановича. Метод реконструкции - "откровение Крегера".
В 14.35 в первом реконструкционном зале были установлены гипсовая
статуэтка Льва Толстого высотой 1,5 м. с прикрепленным на лбу зеркалом
площадью 11 кв.см. с отверстием посередине. Там же был установлен глобус
диаметром 1 м. на подставке высотой 0,75 м. Для моделирования русской
революции был подожжен макет усадьбы Ивана Тургенева "Липки" масштаба
1:40, размещенный в правом дальнем углу зала. Расстояния между объектами и
их точное геометрическое положение были рассчитаны на основе данных РСХА
по тиражам последнего издания Толстого в России. После этого имперским
медиумом Кнехтом был погашен свет, и в зал вошла реконструктор Марта
Эйхенблюм, переодетая Сталиным. Ею в левом направлении был раскручен
глобус. После его остановки пятно света от зеркала на голове Толстого
оказалось в районе Абиссинии.
Затем в зал вошел реконструктор Брокманн, переодетый фюрером, и
осуществил правую раскрутку глобуса. После его остановки пятнышко темноты
в центре зеркального блика оказалось на Апеннинском полуострове. На этом
реконструкция закончилась.
Имперский медиум И. Кнехт Реконструкторы М. Эйхенблюм
П. Брокманн
АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ Совершенно секретно
ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ Срочно
___________________________
Выводы по реконструкции 320/125
1. По данным реконструкции, в настоящее время Рейху не угрожает
непосредственная опасность.
2. В ближайшее время следует ожидать коммунистического переворота в
Абиссинии, однако это может быть предотвращено вводом туда контингента
итальянских войск.
Гл. реконструктор И. Вульф
Примечание.
За проявленный астральный героизм руководство "Аннэнербе" просит
представить Т. Крегера к награждению рыцарским крестом первой степени с
дубовыми листьями.
Секретно
Расшифровка магнитофонной записи N 462-11 из архива партийного суда
чести НСДАП
Запись проведена 14.1.1935 подслушивающим механизмом ВС-М/13,
установленным в спальне Эрнста Кальтенбруннера
Эмма Кальтенбруннер:
- Какая у тебя смешная кисточка на колпаке, Эрнст...
Эрнст Кальтенбруннер:
- Отстань...
Эмма Кальтенбруннер:
- Да что с тобой сегодня?
Эрнст Кальтенбруннер:
- Творятся странные вещи, Эмма. Мой человек в "Аннэнербе" сообщил,
что некий Крегер из их отдела напился и представил Гиммлеру совершенно
безумный рапорт. А Вульф - Вульф, которому мы доверяли - вместо того,
чтобы отдать мерзавца под трибунал, состряпал целую теорию, по которой
Италия должна напасть на Абиссинию...
Эмма Кальтенбруннер:
- Ну и что?
Эрнст Кальтенбруннер:
- А то, что все пришло в движение. Вчера Риббентроп два часа говорил
с Римом по высокочастотной связи, а через два дня будет расширенное
совещание у фюрера.
Эмма Кальтенбруннер:
- Эрнст!
Эрнст Кальтенбруннер:
- Что?
Эмма Кальтенбруннер:
- Я знаю, что ты должен сделать. Ты должен пойти к Гиммлеру и
рассказать все, что ты знаешь.
Эрнст Кальтенбруннер:
- А где я сегодня, по-твоему, был? Я целый час стоял перед ним
навытяжку и говорил, говорил, а он... Он все это время возился с
головоломкой - знаешь, такой стеклянный кубик, а в нем три шарика... Когда
я кончил, он снял свое пенсне, протер платочком - у него даже на платке
вышит череп - и сказал: "Послушайте, Эрнст! Вам никогда, случайно, не
снилось, что вы едете в кузове ободранного грузовика неизвестно куда, а
вокруг вас сидят какие-то монстры?" Я промолчал. Тогда он улыбнулся и
сказал: "Эрнст, я ведь не хуже вас знаю, что никакого астрала нет. Но как
вы думаете, если у вас и даже у Канариса есть свои люди в "Аннэнербе",
должны же там быть свои люди и у меня?" Я не понял, что он имеет в виду.
"Думайте, Эрнст, думайте!" - сказал он. Я молчал. Тогда он улыбнулся и
спросил: "Как вы считаете, чей человек Крегер?" Эмма Кальтенбруннер:
- О Боже!
Эрнст Кальтенбруннер:
- Да, Эмма... Наверно, я слишком прост для всех этих интриг... Но я
знаю, что пока я нужен фюреру, мое сердце будет биться... Ты ведь будешь
со мною рядом? Иди ко мне, Эмма...
Эмма Кальтенбруннер:
- Ах, Эрнст... Бигуди... Бигуди...
Эрнст Кальтенбруннер:
- Эмма...
Эмма Кальтенбруннер:
- Эрнст...
Эрнст Кальтенбруннер:
- Знаешь, Эмма... Иногда мне кажется, что это не я живу, а фюрер
живет во мне...
МУЗЫКА СО СТОЛБА
"...кого уровня. Так, недавно известным американским физиком Ка...
Ка... (Матвей пропустил длинную фамилию, отметив, однако, еврейский
суффикс) был представлен доклад ("вот суки, - подумал Матвей, вспомнив
жирную куклоподобную жену какого-то академика, мерцавшую вчера золотыми
зубами и серьгами в передаче "От сердца к сердцу", - всюду нашу кровь
пьют, и по телевизору, и где хочешь...") в котором говорилось о
математической возможности существования таких точек пространства,
которые, находясь одновременно в нескольких эволюционных линиях, являются
как бы их пересечением. Однако эти точки, если они и существуют, не могут
быть зафиксированы сторонним наблюдателем: переход через такую точку
приведет к тому, что вместо события "А1" области "А" начнет происходить
событие "Б1" области "Б". Но событие, происходившее в области "А", теперь
будет событием, происходящим в области "Б", и у этого события "Б1",
естественно, будет существовать некая предыстория, целиком относящаяся к
области "Б" и не имеющая ничего общего с предысторией события "А1".
Поясним это на примере. Представим себе пересечение двух железнодорожных
путей и поезд, мчащийся по одному из них к стрелке. Приближаясь к то..."
Дальше был неровный обрыв. Матвей поглядел на другую сторону обрывка
журнальной страницы.
"...первый отдел Минздрава; в чужой стране - свою. Интеллигент..."
Вертикально шла красная полоса, делившая обрывок на две части; справа
от нее был был разрез какого-то самолета. Матвей вытер о бумагу пальцы,
скомкал ее, бросил и откинулся спиной к забору.
Машина со сваркой должна была быть к десяти, а был уже полдень.
Поэтому второй час лежали в траве у магазина, слушая, как гудят мухи и
убедительно говорит радио на толстом сером колу, несколько косо вбитом в
землю. Магазин был закрыт, и это казалось лишним доказательством полной
невозможности существования в одной отдельно взятой стране.
- Может, она сзади сидит? У кладовой?
- Может, - ответил Матвею Петр, - да ведь все равно не откроет. И
денег нет.
Матвей поглядел на бледное лицо Петра с прилипшей ко лбу черной
прядью и подумал, что все мы, в сущности, ничего не знаем о тех людях,
рядом с которыми проходит наша жизнь, даже если это наши самые близкие
друзья.
Петру было лет под сорок. Он был человеком большой внутренней силы,
которую расходовал стихийно и неожиданно, в пьяных разговорах и диких
выходках. Его бесцветное лицо наводило приезжих из города на мысли о
глубокой и особенной душе, а местных - на разговоры об утопленниках и
болотах. По душевной склонности был он гомоантисемит, то есть ненавидел
мужчин-евреев, терпимо относясь к женщинам (даже сам когда-то был женат на
еврейке Тамаре; она уехала в Израиль, а самого Петра туда не пустили из-за
грибка на ногах). Вот, пожалуй, и все, что Матвей и все остальные в
бригаде знали про своего напарника - но то, что в другой среде называлось
бы духовным превосходством, прочно и постоянно подразумевалось за Петром,
несмотря на его немногословие и отказ сформулировать определенное мнение
по многим вопросам жизни.
- Выпить обязательно надо, - сказал Семен, сидевший напротив Петра
спиной к дереву.
- Наши нордические предки не пили вина, - не отрывая взгляда от
дороги, ровным голосом проговорил Петр, - а опьяняли себя грибом
мухомором.
- Ты ч„, - сказал Семен, - это ж помереть можно. Он ядовитый,
мухомор. Во всех книгах написано.
Петр грустно усмехнулся.
- А ты посмотри, - сказал он, - кто эти книги пишет. Теперь даже
фамилий не скрывают. Это, браток, нас специально спаивают. Я этим сукам
каждый свой стакан вспомню.
- И я, - сказал Матвей.
Семен молча встал и пошел вдоль забора по направлению к небольшой
рощице за магазином.
- А ты их пробовал когда-нибудь? - спросил Матвей.
Петр не ответил. Такая у него была привычка - не отвечать на
некоторые вопросы. Матвей не стал повторять и замолчал.
- Гляди, что принес, - сказал, подходя, Семен и бросил на траву перед
Матвеем что-то в мятой газете. Когда он развернул ее, Матвей увидел
мухоморы - на первый взгляд, штук около двадцати, самых разных размеров и
формы.
- Где ты их взял?
- Да прямо тут растут, под боком, - Семен махнул рукой в сторону
рощицы, куда несколько минут назад уходил.
- Ну и что с ними делать?
- Как что. Опьяняться, - сказал Семен, - как наши нордические предки.
Раз бабок нет.
- Давай еще постучим, - предложил Матвей, - Лариса в долг одну даст.
- Стучали уже, - ответил Семен.
Матвей с сомнением посмотрел на красно-белую кучу, потом перевел
взгляд на Петра.
- А ты это точно знаешь, Петя? Насчет нордических предков?
Петр презрительно пожал плечами, присел на корточки возле кучи,
вытащил гриб с длинной кривой ножкой и еще не выпрямившейся шляпкой и
принялся его жевать. Семен с Матвеем с интересом следили за процедурой.
Дожевав гриб, Петр принялся за второй - он глядел в сторону и вел себя
так, словно то, что он делает - самая естественная вещь на свете. У Матвея
не было особого желания присоединяться к нему, но Петр вдруг подгреб к
себе несколько грибов посимпатичнее, словно чтобы обезопасить их от
возможных посягательств, и Семен торопливо присел рядом.
"А ведь съедят все" - вдруг подумал Матвей и образовал третью сидящую
по-турецки возле газеты фигуру.
Мухоморы кончились. Матвей не ощущал никакого действия, только во рту
стоял сильный грибной вкус. Видно, на Петра с Семеном грибы тоже не
подействовали. Все переглянулись, словно спрашивая друг друга, нормально
ли, что взрослые серьезные люди только что ни с того ни с сего взяли и
съели целую кучу мухоморов. Потом Семен подтянул к себе газету, скомкал ее
и положил в карман; когда исчезло большое квадратное напоминание о том,
что только что произошло, и на оголенном месте нежно зазеленела трава,
стало как-то легче.
Петр с Семеном встали и, заговорив о чем-то, пошли к дороге; Матвей
откинулся в траву и стал глядеть на редкий синий забор у магазина. Глаза
сами переползли на покачивающуюся шелестящую листву неизвестного дерева, а
потом закрылись. Матвей стал думать о себе, прислушиваясь к ощущению,
производимому облепившей его нос дужкой очков. Размышлять о себе было не
особо приятно - стоял тихий и теплый летний день, все вокруг было
умиротворено и как-то взаимоуравновешено, отчего и думать тоже хотелось о
чем-нибудь хорошем. Матвей перенес внимание на музыку со столба, сменившую
радиорассказ о каких-то трубах.
Музыка была удивительная - древняя и совершенно не соответствующая ни
месту, где находились Матвей с Петром, ни исторической координате момента.
Матвей попытался сообразить, на каком инструменте играют, но не сумел и
стал вместо этого прикладывать музыку к окружающему, глядя сквозь узкую
щелочку между веками, что из этого выйдет. Постепенно окружающие предметы
потеряли свою бесчеловечность, мир как-то разгладился, и вдруг произошла
совершенно неожиданная вещь.
Что-то забитое, изувеченное и загнанное в самый глухой и темный угол
матвеевой души зашевелилось и робко поползло к свету, вздрагивая и каждую
минуту ожидая удара. Матвей дал этому странному непонятно чему полностью
проявиться и теперь глядел на него внутренним взором, силясь понять, что
же это такое. И вдруг заметил, что это непонятно что и есть он сам, и это
оно смотрит на все остальное, только что считавшее себя им, и пытается
разобраться в том, что только что пыталось разобраться в нем самом.
Это так поразило Матвея, что он, увидев рядом подошедшего Петра,
ничего не сказал, а только торжественным движением руки указал на
репродуктор.
Петр недоуменно оглянулся и опять повернулся к Матвею, отчего тот
почувствовал необходимость объясниться словами - но, как оказалось,
сказать что-то осмысленное на тему своих чувств он не может; с его языка
сорвалось только:
- ...а мы... мы так и...
Но Петр неожиданно понял, сощурился и, пристально глядя на Матвея,
наклонил голову набок и стал думать. Потом повернулся, большими и как бы
строевыми шагами подошел к столбу и дернул протянутый по нему провод.
Музыка стихла.
Петр еще не успел обернуться, как Матвей, испытав одновременно
ненависть к нему и стыд за свой плаксивый порыв, надавил чем-то тяжелым и
продолговатым, имевшимся в его душе, на это выползшее навстречу стихшей
уже радиомузыке нечто; по всему внутреннему миру Матвея прошел хруст, а
потом появились тишина и однозначное удовлетворение кого-то, кем сам
Матвей через секунду и стал. Петр погрозил пальцем и исчез; тогда Матвей
ударился в тихие слезы и повалился в траву.
- Эй, - проговорил голос Петра, - спишь, что ли?
Матвей, похоже, задремал. Открыв глаза, он увидел над собой Петра и
Семена, двумя сужающимися колоннами уходящих в бесцветное августовское
небо. Матвей потряс головой и сел, упираясь руками в траву. Только что ему
снилось то же самое - как он лежит, закрыв глаза, в траве, и сверху
раздается голос Петра, говорящий: "Эй, спишь, что ли?" А дальше он вроде
бы просыпался, садился, выставив руки назад, и понимал, что только что ему
снилось это же. Наконец в одно из пробуждений Петр схватил Матвея за плечо
и проорал ему в ухо:
- Вставай, дура! Лариска дверь открыла.
Матвей покрутил головой, чтобы разогнать остатки сна, и встал на
ноги. Петр с Семеном, чуть покачиваясь, проплыли за угол. Матвей вдруг
дико испугался одиночества, и хоть этого одиночества оставалось только три
метра до угла, пройти их оказалось настоящим подвигом, потому что вокруг
не было никого, и не было никакой гарантии, что все это - забор, магазин,
да и сам страх - на самом деле. Но, наконец, мягко нырнул в прошлое угол
забора, и Матвей закачался вслед за двумя родными спинами, приближаясь к
черной дыре входа в магазинную подсобку. Там на крыльце уже стояла
Лариска.
Это была продавщица местного магазина - невысокая и тучна