шлось признать, что речь старого Гормсби была  составлена
очень толково. Когда  тот  закончил,  даже  со  скамей  союзников  Харлана
послышались  редкие  аплодисменты.   Последовавшие   дебаты   были   очень
сдержанными, возможно, из-за того, что Ричард мог следить за  ними,  а  он
все еще был в силах наводить  трепет  на  большое  число  Домов,  или,  по
крайней  мере,  удерживать  их  от  прямой  оппозиции.  Затем  мало-помалу
выдвигались все новые  аргументы  в  пользу  передачи  наследования  линии
Дженнена. Родоначальник этой линии Дженнен и после своей смерти до сих пор
пользовался  уважением  за  свою  терпимость  и  рассудительность,  а  эти
качества, кажется, начинали входить в  моду.  Создавая  свой  общественный
образ, Брандер всячески подражал своему предку. Брандер дирижировал своими
и подручными, многие из которых потерпели от Ричарда финансовый,  а  то  и
физический ущерб. Они  выступали  один  за  другим,  многие  указывали  на
опасность, угрожающую другим Домам в случае гибели Дома Харлана, к которой
он, по всей видимости, приближался из-за отсутствия главы.
     Многие из них призывали к изменению линии  наследования,  хотя  и  не
говоря об этом прямо, для того, чтобы  ослабить  влияние  Дома  Харлана  в
Совете и за его пределами.
     - Есть вопрос, - выкрикнул кто-то со стороны Друмы.
     - Карн Халарек, Лхарр из Дома Халареков, - в ту же  секунду  поднялся
Халарек.
     Брандер,  полагая,  что  слово  получит  первый,   обернулся,   чтобы
посмотреть, кто встал в том секторе. Если бы это был Друма! Его Дом не был
влиятельным, но недавно он подвергся  неприкрытому  нападению  со  стороны
Одоннела, а Одоннел всегда был тесно связан с Харланами, прежде  всего,  с
Ричардом. Быть может, Друма захочет  отыграться  на  Одоннеле,  выхолостив
Ричарда. Брандер усмехнулся, вспомнив это слово. Ричард, должно быть,  уже
близок к этому. Он решил поговорить с доктором Геббитсом после возвращения
домой и устроить так, чтобы доктор еще раз, под тем  или  иным  предлогом,
исследовал  Ричарда.  Если  уровень  достаточно  низок,  он  подумает,  не
сообщить ли об этом Ричарду.
     "Избавиться навсегда  от  твоего  непрерывного  хвастовства,  Ричард.
Знать, что ты никогда не оставишь приплода, способного мне угрожать".
     - Благодарю вас, _ф_р_е_м_ Председатель. - Карн слегка  поклонился  в
его сторону - вежливость такого рода почти никогда не распространялась  на
Свободных.
     "Халарек! Он дал первое слово Халареку".
     - Лорды и Свободные, я внимательно следил за ходом  обсуждения,  и  я
чувствую опасность. Лорд  Ричард  считает,  что  его  жизнь  в  опасности.
Возможно, он прав. Не мне судить. Дом Харлана и в самом деле  распадается,
но мой опыт, основанный на аналогичных событиях в других местах, позволяет
мне думать, что он доживет в  целостности  до  того  момента,  когда  срок
приговора лорда Ричарда истечет, и он сможет полнее посвятить  себя  делам
этого Дома.
     Изменение линии наследования при живом  главе  Дома  создаст  опасный
прецедент. Никогда за всю историю Старкера-4 здравствующий глава  Дома  не
был выведен из порядка наследования. Если линия  наследования  изменялась,
то это всегда происходило вследствие гибели всей линии, как  это  едва  не
случилось в моем Доме.
     Карн Халарек обратил неподвижное лицо к Ричарду.
     - Вы знаете о кровной вражде между моим Домом  и  Домом  Харлана.  Вы
знаете, до чего доходили лорд Ричард и его подручные, чтобы  погубить  мою
семью. Вам известно также, что только сегодня утром я похоронил двух своих
племянников.
     Халарек провел пальцем по выщербленной поверхности своего стола.
     - Поэтому, когда я выступаю против изменения линии  наследования,  вы
можете не сомневаться, что я отношусь к этому в высшей степени серьезно. -
Он обвел зал своими неповторимыми золотистыми глазами.
     - Лорды и Свободные, не меняйте линию наследования у Харланов.  Иначе
мы будем ввергнуты в такую вражду и такие войны, каких эта земля не  знала
за всю свою жестокую историю.
     Халарек сел. Зал безмолвствовал.
     - Вопрос.
     На этот раз он исходил от Эмиля фон Шусса, барона в Доме фон  Шуссов.
Гашен сделал знак  бейлифам,  которые  обычно  дежурили  у  входа,  ожидая
распоряжений. Они тотчас же рассыпались по проходам, одновременно раздавая
бюллетени  и  подсчитывая  голосующих.  Кончив  раздачу,  они  снова   все
пересчитали.
     "Двойной пересчет! Это штучки Халарека. Я знаю, это его затея".
     Брандер покачал головой, давая понять своим  агентам,  ожидавшим  его
указаний, что после двойного  пересчета  их  план  -  заполнить  бюллетени
голосами в пользу Дженнена - не принесет успеха. Придется лишь  без  конца
повторять голосование и сидеть, дожидаясь конца подсчета.
     "Негодяй Халарек. Негодяй. Ты заплатишь за свое вмешательство.  Видит
Бог, ты заплатишь".
     Брандер  бессильно  наблюдал,  как   рушится   его   план   изменения
наследования у Харлана. Ему придется добиться этого, уничтожив Ричарда.  У
Ричарда нет законных наследников от его плоти. И его смерть решит дело.  А
тогда он займется Халареком. Он убьет кого-нибудь из них, того, чья смерть
действительно нанесет удар по Лхарру и его Дому.  Он  хочет,  чтобы  Лхарр
почувствовал удар. Он хочет, чтобы все надежды Халарека были разбиты,  как
были  разбиты  его  собственные.  Кого  выбрать?  Шарлотту?  Леди  Катрин?
Младенца? И нужно  торопиться,  чтобы  Лхарр  заметил  связь  между  своим
выступлением в пользу Ричарда и этой смертью.



                                    17

     Брандеру  пришла  в  голову  мысль,  что  для  мести   Халареку   ему
потребуется помощь цыган. Он вознамерился разыскать какой-нибудь  кочующий
табор, вроде того, с которым леди Катрин попала в  Бревен.  К  поискам  он
приступай немедленно, как  только  закончился  Совет.  Он  побеседовал  со
своими  шпионами,  внимательно  изучил  те  места  в  их  донесениях,  где
говорилось о передвижениях  цыган.  Причиной  тому,  что  Брандер  отводил
цыганам в предполагаемой мести центральную  роль,  послужили  дошедшие  до
него сообщения об уникальном  способе,  которым  цыгане  умерщвляли  своих
недругов.
     Не раз за последние годы Брандеру приходилось слышать,  что  человек,
лишивший жизни  или  ранивший  кого-нибудь  из  цыган,  почти  неотвратимо
умирал. Последним из таких случаев была смерть  палача  в  Доме  Одоннела,
случившаяся около года назад и  в  высшей  степени  примечательная.  Одной
цыганской девушке случилось стать свидетельницей того, как Гаррен  задушил
одну из  своих  любовниц.  Чтобы  обезопасить  себя  против  свидетельских
показаний в суде свободного города, Гаррен приказал лишить цыганку  языка.
Его человек, выполнивший приказ, через несколько дней заболел и после двух
недель медленной мучительной агонии, при которой мясо  зловонными  кусками
отваливалось от костей, умер.
     Другие враги умирали иначе, кто быстрее, кто медленнее, но  всегда  в
муках, и это не было похоже на обычную болезнь. Такая  смерть  могла  быть
вызвана только с помощью яда, хотя как яд мог попасть к  палачу  Одоннела,
надежно укрытому в его доме в Зринне, Брандер  не  мог  себе  представить.
Никого из цыган в Эринне не было, не было их и во всех владениях Одоннела.
     Однако это, несомненно, был яд, и он непременно его раздобудет. Никто
не сможет заподозрить, что смерть Халарека вызвана ядом. Гхарры никогда не
пользовались ядом, считая это признаком малодушия. Это было не  по-мужски.
Но это должно сработать. И если цыгане  ухитрились  пробраться  с  ядом  к
Одоннелу, то Брандер Харлан сумеет доставить яд Халареку.
     В  своих  поисках  Брандер  избегал  лишних  передвижений.  Если   на
фотографиях Гильдии удавалось заметить что-то похожее на табор,  он  лично
проверял это с воздуха. Во всех остальных случаях  он  полагался  на  свою
разведку. Его личную разведку, верную только ему. На следующий день  после
Совета Ричард лишил его доступа к данным  разведсети  семьи  Харлана,  но,
предвидя такую  возможность,  Брандер  заранее  начал  финансировать  свою
собственную сеть. Вместе с тем, лишение его такой привилегии было для него
предупреждением - Ричард подозревает его. Но Ричард под надежной  стражей,
а Брандер свободен. Брандера не беспокоила возможность  удара  со  стороны
Ричарда, он намеревался держаться от него подальше,  пока  не  придет  час
нанести смертельный удар.
     Брандер не хотел, чтобы кто-либо в доме мог заметить перемены  в  его
поведении и связать их со страхом  перед  Ричардом  после  того,  как  тот
выразил ему свое недоверие. Поэтому в ходе трехнедельных  поисков  Брандер
внешне  не  изменил  своего  обычного  распорядка.  За   одним   небольшим
исключением. На ночь он оставлял  у  двери  стражника.  Но  чтобы  тот  не
бросался в глаза, приказал ему находиться внутри  комнаты.  Именно  здесь,
под охраной, он изучал донесения своих агентов.
     Сообщения его осведомителя в  доме  Халарека  представляли  для  него
исключительный  интерес.  Он  снова  и  снова  перечитывал  их.  Ларга  не
забеременела от  Ричарда,  и  это  было  засвидетельствовано  специалистом
Алтеринном. Это  не  было  для  него  неожиданностью.  Если  бы  она  была
беременна, то ему пришлось бы иметь весьма серьезную  и  болезненную  (для
Геббитса) беседу с доктором.
     Он не ожидал,  однако,  что  Лхарр  сделает  публичное  объявление  о
результатах обследования Алтеринна.  Он  имел  некоторое  представление  о
гордом характере Халарека и полагал, что тот не отважится  снова  испытать
унижение, как во время предыдущего выступления но три-д. То,  что  Халарек
все-таки выступил, могло указывать на те тяжелые потери в числе  союзников
и в поддержке со стороны свободных городов, которые обрушились на  него  с
тех пор. По-видимому, Лхарр пришел к выводу, что он  уже  мало  что  может
потерять, зато многое выиграет, доказав, что если Шарлотта родит  ребенка,
то это будет его ребенок. Лхарр Халарек был из тех,  кто  не  прячется  от
трудностей.
     Чем больше Брандер размышлял об  этом,  тем  больше  он  склонялся  к
мысли,  что  это  унизительное  выступление  было,   в   действительности,
направлено против Ричарда, который теперь допущен к три-д связи. Возможно,
это тонкий укол, намек на то, что Ричард не способен зачать ребенка.
     Брандер  смял  донесения.   Только   зачем   Ричарду   смотреть   это
выступление? Аббат едва ли позволил ему. Позор Халарека не имеет отношения
к угрозе для жизни Ричарда.
     С другой стороны, аббат, возможно, не запрещает Ричарду  отвечать  на
вызовы от его друзей. Выступая перед Советом, Ричард подчеркивал, что  его
жизнь  зависит  от   возможности   пользоваться   различными   источниками
информации (он имел в виду, помимо  меня).  Друзья  Ричарда,  быть  может,
вассалы, либо кто-нибудь из все еще лояльных кузенов, могли бы  рассказать
ему об этом выступлении и оскорбительном намеке.
     Ты слишком увлекаешься. С какой стати Халарек заподозрил бы Ричарда в
бесплодии, не говоря уже о моем самонадеянном кузене? Возьми себя в  руки!
Ты достаточно близок к цели, чтобы поддаваться панике.
     Брандер расправил смятые бумаги и снова принялся  их  изучать.  Здесь
было старое сообщение глубоко законспирированного шпиона Ричарда и новое -
полученное от собственного агента Брандера,  но  ни  в  одном  из  них  не
говорилось, что делается у  Ларги.  Дьяконесса  была  неподкупна,  солдаты
любили своего  лорда  больше  Харлановых  денег,  а  выудить  что-либо  из
дракона, который живет с Ларгой, дело уж совершенно  безнадежным.  К  тому
же, стараниями Ричарда Брандер потерял возможность получать информацию  от
его старого агента. Последнее, впрочем, уже не имело особого значения, так
как этот агент не имел близкого доступа к Ларге.
     Доноситель Брандера извещал  его,  что  Лхарр  посещает  покои  Ларги
только в неделю наиболее вероятного зачатия. Это уже  было  занятно,  если
вспомнить о ее привлекательности. Похоже, что Лхарр охладел к своей  жене.
Вероятно,  та  власть,  которую  она  имела  над  ним,  не  устояла  перед
свидетельствами ее распутства.
     Халарек, конечно же, кривляка. Но в нем  больше  характера,  чем  мне
казалось. Воздержание ему, наверное, нелегко дается, но пока что  для  нее
это еще более тяжкое наказание.  А  его  способ  обзавестись  наследником,
несомненно, продуктивен. И я не стану мешать. Пусть трудится.  И  пусть  к
весне обзаведется наследником.
     Наследники Лхарра - это его проблема. И пока жив Ричард, Брандера это
не касается. Но вмешательство в дела Харлана - это уже проблема  Брандера,
и он намерен позаботиться о ней как можно быстрее. Но сперва  нужно  найти
цыган.
     К концу третьей недели после Совета фотография  со  спутника  Гильдии
обнаружила табор  на  равнинах  владений  Гормсби  вблизи  полярной  зоны.
Брандер  действовал   решительно,   поскольку   цыгане   славились   своей
неуловимостью, особенно когда они чувствовали, что кто-то,  как  в  данном
случае, хочет ограничить их свободу.
     Он надеялся, что  ему  удалось  ускользнуть  из  центральной  усадьбы
незамеченным, и вылетел к тому месту, где перед тем был замечен табор. Там
его уже не оказалось, но следы их кибиток были еще различимы на  усыхающей
осенней  траве,  и  Брандер  направил  свой  флиттер  бреющим  полетом  им
вдогонку.
     Табор расположился  в  ложбине.  Люди  были  заняты  стиркой,  чинили
повозки  и  делали  множество  других  дел,  которые  необходимы  в  жизни
кочевников. Брандер сделал  круг  над  табором,  чтобы  обратить  на  себя
внимание, после чего опустил флиттер поодаль, боясь распугать распряженных
животных.
     Брандер  поднялся  на  холм,  стараясь  выглядеть  уверенно,  но   не
враждебно. Что, в конце концов, может сделать один человек  против  целого
табора? Но предосторожность никогда не мешает - три человека  ожидали  его
на вершине, загораживая дорогу в ложбину. Стоявший в  середине  коренастый
человек с  густыми  курчавыми  черными  волосами  и  курчавой,  начинающей
седеть, бородой сделал шаг вперед.
     -  Что  привело  тебя  сюда,  незнакомец?  -  голос  был  резким,  но
почтительным.
     - Я Брандер из Дома Харлана, и у меня есть дело к вашему старшему.
     - Я слушаю. В чем твое дело?
     - Среди моих людей  есть  обычай  называть  свои  имена,  прежде  чем
приступать к делу.
     Коренастый пожал плечами.
     - Среди моих людей такого обычая нет.
     Либо слово "Харлан" для тебя ничего не значит,  либо  ты  это  хорошо
скрываешь. Может быть, мне лучше было назвать себя Одоннелом.
     Но  Брандер  вспомнил,  какую  неожиданную  мясорубку  устроили   эти
цыганские бандиты вышколенным солдатам Одоннела возле  Бревена,  и  решил,
что это не самое подходящее имя.
     - Так какое же у вас дело? - напомнил один из стоявших сзади.
     - Я уже сказал, что мне нужно говорить со старшим.
     Брандер скорее почувствовал, чем увидел, как вспыхнули эти  двое,  но
старший  жестом  отослал  их  назад.  Брандер  подождал,  пока  они  уйдут
достаточно далеко, после чего заговорил вполголоса.
     - Мое дело требует тайны. Я уже  давно  заметил,  что  люди,  которые
убивают или оскорбляют цыган, медленно  и  в  страшных  муках  умирают.  В
записях Совета нет  ни  одного  случая,  когда  человек,  оскорбивший  или
убивший цыгана, остался бы жив.
     Человек сложил руки за спиной. Он смотрел на Брандера, но не произнес
ни слова.
     - Мне нанесли оскорбление, и я хочу расплатиться за это.
     Человек поджал губу и уставился в небо.
     - Я очень хорошо заплачу.
     "Почему он молчит?"
     - Мы не убийцы, - наконец отозвался старший. -  Мы  не  убиваем  ради
денег. Только ради чести.
     "Чести? В наше-то время?"
     - Я не прошу  вас  никого  убивать.  Я  только  прошу  дать  мне  яд,
достаточно яда, чтобы быстро убить одного  человека,  быстро,  если  можно
выбирать.
     - Яд?
     - Не делай из меня идиота. Все ваши враги умерли. Что еще может убить
без звука, без видимых ран? Ведь то, что вы  используете  яд,  как  орудие
мести, может дойти до Совета, а Гильдия, поскольку вы, кажется,  имеете  с
ней связь, несомненно, заинтересуется этим.
     Человек нахмурился.
     - Вы угрожаете нам?
     Брандер подавил свое нетерпение.
     - Угрожаю? Конечно же, нет. Зачем бы я стал вам  угрожать?  Я  только
хочу хорошо заплатить за эту отраву,  которой  у  вас,  похоже,  несколько
сортов.
     Человек повернулся уходить.
     - Просите это у ваших людей. Мы не станем  пачкать  руки  участием  в
чужих ссорах.
     - Постойте!  Неужели  вы  уйдете  от  сотни  декакредитов?  В  валюте
Гильдии?
     Старший остановился.
     - В валюте Гильдии?
     - Об этом я и говорил. - В голосе  Брандера  сквозило  плохо  скрытое
нетерпение.
     - Мы должны договориться об оплате в валюте _Г_и_л_ь_д_и_и_, сэр. Наш
последний "работодатель" использовал в качестве платы шантаж и насилие. Мы
с лихвой отплатили ему его же монетой, сэр.
     Брандер знал, что старший имел в виду уничтожение солдат Одоннела  за
пределами Бревена. Ему придется заплатить довольно большие деньги. Брандер
надеялся, что он сможет найти их.
     - Мне придется вернуться  в  свое  владение,  чтобы  собрать  столько
денег...
     - Двести декакредитов, сэр.
     - Это невероятно!
     - Двести пятьдесят, сэр. Я не собираюсь с вами торговаться. Я  только
сообщаю, какова цена.
     - Но...
     - Триста, сэр.
     Брандер закрыл рот.  "Триста  декакредитов!  Мне  придется  совершить
набеги на  хранилища,  чтобы  добыть  деньги.  Если,  конечно,  Ричард  не
позаботился уже о том, чтобы  закрыть  их  для  меня".  Он,  прищурившись,
посмотрел перед собой, словно размышляя над предложенной ценой.
     - Завтра я принесу сюда деньги.
     Старший покачал головой.
     - Возможно, вас видели, когда вы шли сюда. Разве и вы сами  не  нашли
нас подобным способом, через снимок, сделанный с корабля Гильдии? - Он  не
стал ждать ответа. - Встретимся у подножия башни Древних. Она находится на
краю Большой Пустыни, где горы Зоны Мерзлоты переходят в зеленые пастбища.
Через два дня. В полдень.
     Старший быстро  развернулся  и,  прежде  чем  Брандер  смог  что-либо
ответить, скрылся из виду.
     Два дня - это был слишком большой срок. И  все  ж,  у  него  не  было
выбора. Карн Халарек должен ответить за свой поступок,  заплатив  за  него
своей жизнью, и так скоро, чтобы была понятна связь между  его  смертью  и
речью на Совете.
     "Здесь я заодно с цыганами. Мы предпочитаем мстить  быстро  и  тайно,
чтобы никому не было известно, кто это сделал".



                                    18

     Карн покинул покои Ларги так быстро, как только  позволяли  приличия,
не разрешавшие ему броситься от нее прочь. Необходимость зачать ребенка  с
женщиной, которая столько раз изменяла ему, была ужасна и  унизительна,  и
через это надо было пройти как можно быстрее. Каждый раз, когда он  шел  к
Шарлотте, Карн чувствовал глубокую благодарность к леди Агнес - он никогда
не думал, что будет испытывать подобное чувство к этой  неприятной  старой
ламе. Именно она  убедила  Шарлотту,  что  глупо,  а  возможно,  и  опасно
оказывать ему сопротивление во время этих обязательных  визитов,  учитывая
ее многочисленные грехи и характер  Карна.  Это  долго  удерживало  ее  от
необдуманных поступков. Кроме того, и леди Агнес, и сам Карн знали, что он
никогда не смог бы причинить  женщине  вреда  или  грубо  обидеть  ее,  но
Шарлотта  не  знала  этого,  и  собственное  воображение   заставляло   ее
смириться.
     Между тем, все шло совсем не так,  как  раньше.  Карн  уже  давно  не
испытывал к ней когда-то  овладевшего  им  дикого  желания.  Она  даже  не
казалась ему теперь красивой. Ее красота и была той ловушкой, в которую он
однажды попался. Так же, как попали в нее Шелл, и  Ричард,  и  неизвестный
член семьи Харлана, который