а, долго с
ним говорил, а  потом  вместе  с  Торином  и  Видгниром  пришёл  к  отцу
Целестину, подняв того ото сна.
   - Я попрощаться... - сказал Локи монаху. - Тинг Асов и  Ванов  принял
решение, и Один согласился покинуть Мидгард...
   "Слава Богу!" - едва не ляпнул отец Целестин, но сдержался.
   - А куда? Куда вы направитесь? - жадно спросил он. - В тот  мир,  где
Нидхёгг?
   - Э, нет! - рассмеялся Локи, дёрнув себя за кончик острой  бороды.  -
Зачем? Мы не будем портить  жизнь  старине  Нидхёггу  своим  появлением.
Думаю, что во Внешней Пустоте найдётся спокойное  и  не  тронутое  никем
местечко, которое по праву будет названо Асгардом, Новым Асгардом. И там
мы станем сами себе хозяевами... В каждом мире достаточно Силы, чтобы мы
смогли сделать так, чтобы он стал не хуже, чем старый добрый Мидгард!
   - Ну что ж... Желаю вам удачи, -  сердечно  сказал  отец  Целестин  и
вдруг вспомнил кое-что. Порывшись в своём мешке, он вынул оттуда золотой
диск на цепочке и протянул его Лофту.
   - Возьми. Зачем мне здесь Око Амона? А вам оно ещё может пригодиться.
И кроме того, пусть у  богов  Асгарда  останется  подарок  на  память  о
христианском годи...
   Локи  принял  знак  Божественного  Ока  и,  повесив  на  шею,  слегка
поклонился отцу Целестину, который тоже ответил кивком, и произнёс:
   - Если будет на то Божья воля, мы ещё сможем встретиться.
   - Скорее всего, нет, - покачал головой Локи.  -  Но  кто  знает?..  И
кстати, тебе поклон от Одина, Тора и Ньёрда. Ньёрд до сих пор  не  может
забыть, как ты его бестолковой рыбой обозвал... Ну прощай, ромей...
   Локи круто развернулся на  каблуках  и  нырнул  в  низенький  дверной
проём, к конунгу и его наследнику, ждавшим снаружи.
   "Да, предречённое Асафом в его псалме исполнилось, - думал вставший в
дверях отец Целестин, наблюдая, как три  фигуры  скрываются  в  ночи.  -
"Умрёте как человеки, и падёте, как всякий из князей..." Вы, Асы и Ваны,
именовавшие себя  богами,  умираете.  Умираете  для  этого  мира,  чтобы
обрести жизнь в новом.  Правда,  там  вы  не  будете  князьями,  ибо  не
найдёте, кем повелевать, не отыщете  себе  смертных  слуг...  Всякий  из
князей рано или поздно  лишается  своего  престола,  со  смертью  ли,  с
кознями недругов  или  пришествием  более  сильного.  Вот  и  вы,  былые
повелители мира, уступаете перед властью и величием того, кто  именуется
Царём Царей..."
   "Но ты, почтенный Целестин,  забыл,  что  можно  править  и  в  новой
вотчине" - Голос Одина, старческий, но сильный  и  твёрдый,  появился  в
голове монаха, заставив его вздрогнуть и ухватиться за дверной косяк.  -
А что до народа или народов, кои будут нуждаться в нашем водительстве  и
защите, - то за тем  дело  не  станет!  Или  отнял  у  нас  Единый  Силу
Творящую? Или все миры обрели тех, для кого они созданы,  в  миг,  когда
было произнесено Слово, бывшее в начале!"
   "Ты считаешь, что... что Единый... - монах запинался, не  осмеливаясь
даже подумать о том, про что рек Один, но наконец решился:
   - ...что Господь сотворит в мире, куда вы уйдёте, человека?  Образ  и
подобие своё? Для вас, богов?"
   "Если мы имеем Его образ и подобие, то отчего бы и  не  сотворить!  -
ответил голос Князя Асов. - На всё воля Его..."
   Отец Целестин перекрестился и зашептал молитву.
   В ту ночь он долго не мог уснуть.
 
*** 
 
   Последняя  точка  была  поставлена,  и  отец  Целестин  с  сожалением
покосился на опустевший кувшин. Вот, собственно, и всё. Сейчас  остаётся
только исполнить то, о чем мечталось монаху вот уже двадцать семь лет, и
желание это, по правде говоря, стало первопричиной всего,  что  пришлось
пережить за минувшие годы.
   Монах аккуратно втиснул хронику  меж  Евангелием  и  житиями  святых,
помолился, и, когда он, вздыхая  и  вытирая  рукавом  влажные  отчего-то
глаза, поднялся с колен, дверь приоткрылась и послышался голос Видгнира:
   - Можно к тебе?
   - Заходи, - тихо сказал отец Целестин и, когда его ученик  уселся  на
покрытом бурой медвежьей шкурой  ложе  и  отложил  принесённый  с  собой
тяжёлый свёрток, коротко спросил:
   - Когда?
   - Да хоть сейчас, - угрюмо ответил Видгнир. - Небо чистое, до  фьорда
рукой подать... Ты твёрдо решил сделать это?
   Монах повздыхал, сокрушённо покачивая головой, походил по  горнице  и
наконец сказал:
   - Да. Но ведь это же... это же не навсегда! Я  ещё  вернусь...  Очень
хочется посмотреть, как там сейчас...
   Видгнир решительно поднялся, подхватив свёрток на руки и направился к
двери.
   - Если собрался - пошли. Неровен час, ветер облаков нагонит...
   Отец Целестин ещё раз издал  звук,  смахивающий  на  стон  умирающего
кита, сгрёб в охапку свой мешок и, осенив себя крестом, вышел  за  порог
следом за Видгниром.
   - Хоть бы сказал кому... - бурчал парень по дороге. - Торин же это за
обиду почтёт. Не попрощаться толком, ни...
   Чёрное небо, золотая луна и белые звёзды над  Вадхейм-фьордом.  Вода,
несомая прибоем, у камней побережных  плещется.  Светящаяся  дорожка  от
изогнутого месяца на волнах переливается серебром. Запах моря,  знакомый
отцу Целестину с молодости, и ещё аромат  хвои  и  смолы  от  недалёкого
леса. Чёрные зубцы гор на  востоке  -  там,  на  склонах  Хартейгена,  и
поклонились последний раз норвежским землям боги  Асгарда,  покидая  его
навсегда... Один тогда сказал потомку  Элиндинга  схоронить  Трудхейм  в
горных пещерах, подальше от чужого глаза...
   Но сейчас у Чаши Сил нашлось ещё одно предназначение.
   Монах смотрел  на  запад,  в  океан,  вечно  движущий  свои  воды  за
Вадхейм-фьордом, едва замечая  звезду,  повисшую  над  ним.  Ещё  совсем
недолго, и Норвегия исчезнет, как сказочный сон, наполненный дивными, но
мимолетными видениями. Уйдёт в прошлое отнюдь не маленькая часть  жизни,
сменившись безмятежными днями отдыха и размышления. Да нужно ли это?..
   - Давай скорее, а? - буркнул отец Целестин, заслышав неподалёку скрип
гальки под чьими-то сапогами. -  Ещё  недостаёт,  чтобы  нас  кто-нибудь
увидел...
   Видгнир опустил в Трудхейм, уже  налившийся  Силой,  свой  клинок,  и
когда меч пробороздил светящейся дугой воздух,  открыв  Врата,  нежданно
раздался хриплый голос конунга:
   - Эй вы, двое, а ну подождите нас!
   Сигню, Гунтер и Торин, неведомо как прознавшие о  намерениях  монаха,
теперь стояли на берегу,  рядом  с  пульсирующим  едва  заметным  светом
разрывом в пространстве, в глубине которого угадывался  далёкий  холм  с
озарённой луной высокой башней, и спокойная гладь озера.
   - Я... - Отец Целестин запнулся, не  зная,  что  и  сказать.  -  Я...
Словом,  вы  всегда  сможете  отыскать  меня...  И   потом,   я   обещаю
вернуться... э-э... через год.
   - Хоть через десять, - проворчал Торин. - Ты обещал и должен сдержать
слово. А теперь - иди!
   Монах  повернулся,  забросил  старый  дорожный  мешок  на   плечо   и
неуверенно шагнул  вперёд,  переступив  через  уже  начавшую  сдвигаться
огненную линию. Под ногами зашуршал песок дороги.
   - Э, нет, так не пойдёт! - вдруг прогнусил  Гунтер.  -  Торин,  скажи
Гёндуль, чтоб к моему возвращению наварила побольше пива!
   - Чего?! - рявкнул конунг. - Сдурел?
   - Пропадёт он без нас, как есть пропадёт! - быстро ответил Гунтер  и,
разбежавшись, прыгнул, нырнув в стремительно смыкавшееся  кольцо  света.
Мгновение спустя оно исчезло, растворившись бесследно.
 
*** 
 
   ...По старой римской дороге, проложенной вдоль берега озера  Браччано
ещё во времена  Цезарей,  шли  двое.  Высокого  и  толстого  человека  в
латаной, крашенной коричневым рясе сопровождал молодой  варвар  с  рыжей
недлинной бородой и мечом у пояса. Впереди, на каменистой возвышенности,
поднимались среди теней кипарисов белые стены старого  монастыря,  а  за
спинами людей, отражая лучи в золоте летящего  над  колокольней  креста,
мерцала жемчугом яркая  искра  западной  звезды,  кою  некоторые  народы
именуют Звездою Сил...
 
КОНЕЦ 
 
   23 января 1995 - 7 октября 1996 года. Санкт-Петербург