ак  Торина  и  ещё  место  бы
осталось. - Чему тут случиться? Но уж если надо, то сделаю, что велишь.
   - Я огонь вам оставляю, - Один повернулся к Торину, - место тут  хоть
и открытое, но вот камень опять  же  от  ветра  прикроет.  Не  вздумайте
отсюда уходить. В посёлок завтра к утру вернётесь.
   Все встали проводить верховного бога Скандинавии. Отец Целестин  даже
попытался  сделать  неуклюжий  книксен,  но  Один  явно   неодобрительно
относился к чинопочитанию, в отличие от Локи, которому доставили большое
удовольствие отвешенные ему поклоны. Отойдя на десяток шагов  от  камня,
Один опять сунул два пальца в рот и свистнул.  Долгий,  оглушительный  и
переливчатый  свист  пронёсся  над  каменной  пустыней,  а  чуть  погодя
раздался топот копыт, и перед изумлёнными взглядами людей появился конь,
вынырнувший из серых сумерек.
   - Слейпнир, хороший! - Один погладил своего скакуна по гриве, а  тот,
довольно  фыркая,  прямо  пританцовывал,  радуясь  встрече.  Все  бы   в
Слейпнире было ничего - и статный, и  красивый,  хвост,  как  знамя,  по
ветру вьётся, только ног почему-то восемь. Две  дополнительные  передние
ноги росли из груди в один ряд с теми, что  положены,  а  две  задние  -
также из живота, отчего лошадь  слегка  смахивала  на  паука-переростка.
Лошади Торина и остальных косились на явленное диво с недоверием.
   -  Его  папой  Пегас  был,  -  объяснил  Один  раскрывшему  рот  отцу
Целестину, - думали, ребёнок  тоже  с  крыльями  родится,  а  вышло  вот
такое... Ох уж мне эти эксперименты над животными!
   Бог вскочил на спину своего чудного  скакуна.  Тут  же  Локи  занудно
произнёс:
   - Мне что, опять своим ходом? Может, вдвоём поедем?
   - Слейпнир не выдержит двоих. И, кроме того, что за привычка - ездить
на спине собственного сына? - сделав  каменное  лицо,  ответил  Один  и,
ударив коня пятками, издал  какой-то  жуткий  клич,  напоминающий  вопли
терзаемых в аду грешников. Слейпнир с места взял в  галоп,  потом  резко
подпрыгнул и взмыл в воздух. Оба волка последовали за ним. Зрелище  было
потрясающее.
   Локи  выругался,  сплюнул  и  вдруг  встал  на  четвереньки,  бормоча
непонятные слова. Внезапно он начал расти, и облик его более не  походил
на человеческий. Лицо удлинилось, вместо ступней и  кистей  обозначились
копыта, а через минуту перед отцом Целестином  и  его  спутниками  стоял
небольшой конёк тёмно-бурой с  рыжим  масти.  На  спине  просматривались
малюсенькие крылышки.
   - Что, это и есть Пегас? - не  выдержал  Гунтер,  хотя  и  не  совсем
представлял себе, о чем шла речь.
   Конёк стукнул копытом, оскорбительно заржал  и  часто-часто  захлопал
крыльями, больше подходившими голубю, чем твари его размеров. Наконец он
с  трудом  взлетел,  присоединившись  к  кружащему  над  головами  людей
Слейпниру.
   - Ждите меня в западных  землях!!  -  сквозь  свист  ветра  прорвался
зычный голос Одина. - Мы ещё не раз встретимся!
   Все, задрав головы, наблюдали, как тёмные силуэты  странных  созданий
уменьшались, исчезая в низких облаках. К реальности их вернул  сварливый
бас Гёндуль:
   - Мужики, пожрать чего есть?..
 
Глава 8. СТРАНА ОГНЯ 
 
   Один сдержал обещание: выбивавшиеся всю ночь из каменной плиты  языки
огня по-прежнему весело плясали среди кромешной ночной тьмы, что  плотно
окутывала Исландию. Ветер, шипя и свистя на разные лады среди натыканных
по  равнине  валунов,  поднимал  мелкую  ледяную  пыль,  изредка  швыряя
холодные пригоршни  снега  в  маленький  лагерь,  образовавшийся  вокруг
волшебного огня. С  этим  неудобством,  однако,  можно  было  смириться.
Громадный, в четыре человеческих роста,  камень  нависал  над  костерком
подобно стене, укрывая людей и лошадей от самых яростных шквалов,  то  и
дело налетавших со стороны недалёких холмов.
   Хотя  Торин  и  несколько  робел  поначалу  в  присутствии  страстной
валькирии, но довольно быстро взял обустройство ночлега в  свои  руки  и
постарался на славу. С лошадей сняли мешки с едой  и  запасной  одеждой,
расстелили несколько  шкур  между  огнём  и  каменной  глыбой  так,  что
получилось довольно уютное лежбище, пусть и несколько  тесноватое.  Пока
Видгнир и Гудмунд стряпали ужин, прекрасная валькирия с  томным  вздохом
опустилась  на  подстилку,  заняв  едва  ли   не   половину   свободного
пространства. Развалясь перед огнём, красавица, нисколько не  задеваемая
осуждающими взглядами отца Целестина,  негодовавшего  на  её  костюм  (а
вернее, на отсутствие такового), распустила  косы  и,  достав  непонятно
откуда  костяной  гребень,  занялась  приведением  своей   внешности   в
надлежащий вид. Когда волосы цвета соломы  под  солнцем  были  тщательно
расчёсаны, Гёндуль оказалась закутанной в великолепный золотой  плащ  из
собственных волос, доходивший до колен. Это зрелище даже отцу  Целестину
доставило  удовольствие,  ибо  на  некоторое  время  воительница   стада
выглядеть несколько скромнее, чем обычно. Гунтер же,  мгновенно  позабыв
обиду, взирал на предмет своего вожделения с нескрываемым обожанием.
   Монах сидел на камешке и, глядя на оранжево-красные языки пламени,  в
который раз пребывал в состоянии  меланхолии,  граничащей  с  умственным
расстройством. В сравнении с  днём  прошедшим  всё  происходавшее  ранее
(если, конечно, не считать событий в дни датского нашествия на  Вадхейм)
казалось просто ерундой.  Айфар,  странности  Видгнира,  рассказ  Хёльги
меркли перед перспективой  очутиться  чёрт  знает  где  -  в  Междумирье
каком-то, кишащем богомерзкими созданиями, чудовищами и духами. Опять же
очень тяжело было  отцу  Целестину  согласиться  с  существованием  тех,
против кого он неустанно проповедовал последние  годы,  -  с  языческими
богами. Ещё сложнее - уверовать в то,  что  они  вовсе  не  кровожадные,
развратные и злобные, а Один абсолютно не похож на того высокомерного  и
своенравного Князя Асов, коим его  описывают  саги.  Просто  уставший  и
спокойный старик. Ха! Старик стариком, а душа твоя, брат Целестин,  ушла
в пятки, когда Один показал, кем он является на самом деле.  И  посейчас
без дрожи в коленях вспомнить нельзя сгусток пламени, возникший на месте
благообразного  старца!  Ну  а  Локи?  Судя  по  сказаниям   -   ублюдок
совершенный, а сейчас вёл себя вполне пристойно, пусть  и  видно  в  нём
самомнение непомерное. Интересно, как это он в лошадь превратился?
   Отец Целестин, как мог, отгонял мысли о  Междумирье,  Чаше  Трудхейм,
Нидхёгге и прочих прелестях, ждавших за Дверью Между Мирами, но  богатое
воображение неутомимо рисовало ему картины того,  как  громадный  чёрный
дракон, с зубами в бычий рог величиной, перекусывает пополам Торина  или
Сигню, а зловредный пёс Гарм терзает тело Видгнира...
   "А ну хватит! - прикрикнул на себя монах. - Ещё толком ничего про  те
места не знаешь, а уже воображаешь себе невесть что! Спать давно пора, а
не изводиться пустыми кошмарами! Может статься, и сказки всё это!"
   Однако неприятное ощущение, что  сказками  тут  даже  не  пахнет,  не
проходило.
   Ужин прошёл в молчании, Торин с Видгниром сидели мрачные, переваривая
в себе рассказы Одина и не желая говорить  ни  с  кем.  Гудмунд,  твёрдо
уверовавший, что на конунге Вадхейма лежит  особое  благословение  богов
Асгарда, и впервые в жизни столкнувшийся с настоящими чудесами наяву,  а
не в песнях скальдов, помалкивал, изредка бросая почтительные взгляды на
Гёндуль. Дева манерно кушала, отправляя двумя пальцами в рот куски рыбы,
какие и волку с одного раза трудно заглотить. Гунтер  по-прежнему  играл
роль пылкого влюблённого, хотя и побаивался  теперь  даже  обратиться  к
валькирии, не то что позволить себе лишнее. Гёндуль  напустила  на  себя
ледяную холодность, не обращая внимания на вздохи  германца;  однако  по
всему видно было, что такое занятие тяготит восхитительную красавицу.
   - Вы спите давайте, - приказала она, насытившись. - Устраивайтесь,  и
чтоб ни один не пикнул до рассвета!
   -  Э-э-э...  -  Гунтер,  похоже,   хотел   возразить,   но,   получив
испепеляющий взгляд Гёндуль, только скривился,  снял  ножны  с  мечом  и
улёгся,  положив   оружие   рядом.   Валькирия,   презрительно   рыгнув,
повернулась к нему спиной  и,  пока  остальные,  вполголоса  препираясь,
устраивались на ночлег, принялась заплетать косы.
   - Может быть, вам дать мой плащ? - участливо предложил валькирии отец
Целестин, но та отрицательно помотала головой, даже  не  оглянувшись  на
монаха.
   "Ну и мёрзни, чёрт с тобой! - решил отец  Целестин,  укладываясь  под
бок Торина. - Холод такой, что плащ мне и самому не помешает..."
   Он закутался  поплотнее  и  закрыл  глаза.  Тело  изрядно  болело,  -
как-никак, полдня верхом монах не проводил уже лет пятнадцать, со времён
давних путешествий в молодые годы. Только сейчас  поняв,  что  устал  за
прошедший день  ужасно,  отец  Целестин  мгновенно  заснул,  не  обращая
внимания на промозглый ледяной ветер  и  тонкую  подстилку  да  искренне
надеясь на бестревожную ночь.
   Началось всё с того, что монаха будто толкнуло. Он  вынырнул  из  сна
так же быстро, как и заснул. Подняв голову,  отец  Целестин  осмотрелся,
стараясь не позволить ветру выдуть из-под плаща последние остатки тепла.
Всё вроде в порядке. Гёндуль по-прежнему сидит уставясь лазоревыми очами
на огонь и обхватив  колени  руками.  Торин  и  другие  спят  совершенно
безмятежно, точно Вадхейм тут, а не Исландское плоскогорье. Вокруг тихо,
лошади изредка переминаются  с  ноги  на  ногу,  постукивая  копытами  о
камень. И всё же что-то не так.
   Монах поднялся, стуча зубами от холода, и, осторожно присев  рядом  с
ушедшей в свои думы валькирией, протянул руки к костру.
   - Что? - Дева лениво подняла взгляд на монаха. - Не спится?
   -  Ты  ничего  не  замечаешь?  -  шёпотом  спросил   отец   Целестин,
беспокойство которого всё возрастало. В округе  явно  происходило  нечто
странное, по его мнению. Даже казалось, что слух  улавливает  отдалённый
хруст либо шорох.
   Дева огляделась, сдвинув шлем на затылок.  На  его  золочёных  рожках
поигрывали отблески огня.
   - А ну-ка... - Схватив отца Целестина за руку, Гёндуль  потянула  его
за собой в темноту.  Отойдя  подальше  от  неровного  круга  света,  она
остановилась, прислушиваясь. Можно было  разглядеть  сдвинутые  брови  и
встревоженное лицо  -  достаточно,  по  мнению  монаха,  грозное,  чтобы
напутать любого великана.
   - Гляди, - не повышая голоса, сказала  Гёндуль  и  вытянула  руку  во
тьму. - Там... видишь? Ведь прямо к нам прётся, сволочь!
   - Кто прётся? - тоненько закричал охваченный цыплячьей  паникой  отец
Целестин, не видя ни зги. Только где-то очень далеко  мелькали  неверные
сполохи, как от пожара. О Господи!..
   Если бы святые услышали горячий призыв монаха, то ничего бы в нём  не
разобрали. От ужаса начал заплетаться язык и подломились колени, -  если
бы не сильная рука Гёндуль, обхватившая отца Целестина, он наверняка  бы
свалился. Лошади, жавшиеся вокруг костра, как с ума сошли.  Естественно,
что ноги им не спутывали:  разумные  северные  животные  ни  за  что  не
отойдут от человека. Но сейчас, с истерическим ржанием, все шесть коней,
выбивая   копытами   отчаянную   дробь,   порскнули   прочь,    чувствуя
надвигающееся Нечто.
   Черно-багровый  силуэт  приближался,  иногда  исчезая   за   скалами.
Чудовище, даже издали  казавшееся  до  безобразия  громадным,  наверняка
ориентировалось по свету костра, сиявшего одинокой звёздочкой на плоской
равнине, полого опускавшейся в. сторону моря. Пока ещё тень была далеко,
и отец Целестин видел лишь бесформенное  пятно  тьмы  со  струящимся  по
краям огнём и мерцающими щелями глаз.
   - Ётун, - странно спокойным голосом пояснила валькирия, хотя это было
и так понятно. - Назад! Сейчас будет веселье!
   Остальные уже повскакали на ноги,  разбуженные  бегством  лошадей,  а
Торин едва не кинулся с мечом на внезапно вынырнувших из темноты Гёндуль
и монаха.
   - Попробуем сами с ним разобраться, - самонадеянно заявила Гёндуль. -
Убить мы ётуна, конечно, не сможем, а вот отогнать...
   Валькирия  вытянула  вверх  руки,   произнеся   несколько   слов   на
неизвестном отцу Целестину наречии. Поверх её  ладоней  начал  сгущаться
сине-серебристый туман,  из  его  гущи  возникли  дивной  работы  меч  и
окованный  золотом  круглый  щит.  Закончив  творить  заклинание,   дева
нахлобучила поглубже шлем, взяла оружие и повернулась к людям:
   - Не лезьте, сама справлюсь.
   Торин ощерился и, выбросив перед собой меч, отступил назад,  упершись
спиной в монолит. Перед  разложенным  Одином  костерком  выросла  фигура
огненного великана из Ётунхейма.
   Облако не облако, сгусток не сгусток, но плотная и явно живая (и в то
же время неживая) масса, имеющая лишь отдаленное сходство  с  человеком,
колыхалась всего лишь в десятке шагов от закрывшейся щитом  воительницы.
У ётуна чётко различались руки и некое подобие головы, остальное  тонуло
в бликах бездымно пылавшего, тёмного, как  отгоревшие,  но  ещё  горячие
угли,  огня.  Весь  его  силуэт  был  окружен  пламенем,  в  котором  не
чувствовалось жизни и тепла - только пепелящий жар. Правая рука  сжимала
меч, точно созданный из багрового  языка  подземного  огня,  -  широкая,
мерцающая полоса  превосходила  длиной  все  мечи,  виденные  когда-либо
Торином и его спутниками. Люди сбились в кучку у валуна,  выставив  своё
жалкое по сравнению с этим оружие. От чудища их  отделяли  лишь  ставший
солнечно-ярким костёр Одина да приготовившаяся к бою Гёндуль.
   - А ну убирайся в свою берлогу, мразь! - рявкнула дева взиравшему  на
неё красными глазами ётуну, а затем, дабы произвести на противника более
сильное впечатление, добавила несколько фраз, касавшихся его родословной
до седьмого колена включительно.
   "Теперь  точно  убьёт!  -  стукнуло  в  голове  у   отца   Целестина,
прятавшегося за спинами Видгнира и Гуд-мунда. - Я бы на его месте такого
не потерпел!"
   Краем глаза монах заметил, что Гунтер развязывает  мешочек  со  своим
снадобьем. Чего ещё этот варвар удумал?
   Ётун не отвечал. Только языки огня, в которые  был  облачен  великан,
взметнулись ввысь с шипением тысячи разъяренных змей.  Он  стоял  словно
раздумывая, и удар, расколовший надвое щит Гёндуль, пришёлся неожиданно.
Валькирия успела отскочить, сбросив обломки с руки, и  тотчас  воздух  в
том месте, где она только что стояла, прочертила огненная полоса -  ётун
мог запросто разрубить деву пополам. Новый удар Гёндуль отразила  мечом,
отведя клинок великана вниз, так что остриё его пробороздило  каменистую
почву, оставив там дымящийся след.
   - Помоги нам Тор-Воитель и Хёймдалль-Страж!  -  выдохнула  валькирия.
Подняв левую руку, она выкрикнула  короткое  заклинание.  Громыхнуло,  с
пальцев девы сорвалась толстая синяя молния, ударив великана в  грудь  и
заставив отступить на несколько  шагов.  Окрестности  огласились  жутким
рёвом.
   - Получил? - зло рассмеялась дева. - Ещё хочешь?
   Ётун перемещался быстро и плавно, подобно  дыму.  Внезапно  он  снова
оказался  перед  валькирией,  и  из   свободной   его   руки   вырвалось
грязно-дымное, как будто жидкое, пламя. На мгновение оно целиком окутало
Гёндуль, и у отца Целестина упало сердце: "Без неё мы  пропали!"  Гунтер
издал угрожающий рык.
   Валькирия вырвалась из пламенного облака целой и невредимой.  Правда,
шлем потускнел и волосы утратили свой блеск. Отпрыгнув подальше, Гёндуль
вторично запустила в колыхавшуюся перед ней тварь молнией - и ётун опять
отступил. Следующее, очень напряжённое, мгновение стояла  тишина.  Никто
не двигался, даже ётун. Потом великан заворочался, не решаясь подойти  к
разъяренной воительнице, и вдруг изверг низкий громкий звук. Можно  было
даже различить слова, слившиеся в единую  связную  фразу,  но  языка  не
понял никто, даже Гёндуль. Одно слышалось чётко - это был  призыв.  Ётун
явно звал кого-то на подмогу.
   Гунтер приобрёл устрашающий вид - сказывалось действие  принятого  им
средства, однако соображал германец по-прежнему хорошо.  Наклонившись  к
уху отца Целестина, он прохрипел срывающимся голосом:
   - Его сущность -  огонь.  Огонь  гасят  водой.  Где  фляга  с  водой,
посвящённой твоему богу? Ты брал её, я знаю!
   Отец Целестин, заворожённо глядя в безумные глаза Гунтера, отцепил от
пояса бутыль со святой водой, не понимая,  что  тот  собирается  делать.
Германец сорвал пробку, плеснул водой на свой меч, сунул флягу обратно в
руки монаха и выскочил вперёд, как раз в момент, когда огненный  великан
решился на очередную атаку, обрушив на Гёндуль багровый клинок  и  новую
струю жидкого пламени.
   - Гунтер, назад!! -  отчаянно  завопил  Видгнир,  и  только  железная
хватка конунга удержала молодого норманна от попытки ринуться  вслед  за
германцем, который с малоразборчивым, но  донельзя  непристойным  кличем
легко  перепрыгнул  через  костёр  и  разбросанные  в  беспорядке  вещи,
отпихнул опустившуюся на одно  колено  Гёндуль,  упал,  перекатился  под
мечом ётуна, оказавшись у самого основания черно-багрового облака, возле
места, где у всех нормальных существ находятся ноги. Лежа, Гунтер поднял
руку, вооружённую стареньким, изрядно  иззубренным  мечом,  что  подарил
Торин, и,  размахнувшись  как  мог,  пропорол  плотную  черноту,  сделав
широченный разрез, откуда вместо крови хлынул огонь. В то  же  мгновение
Гёндуль ещё раз метнула молнию, целясь туда, где у  ётуна  было  подобие
головы.
   Полыхнуло  жарким,  слепяще-белым  огнём.  Там,  где  стоял  великан,
взметнулся   купол   белоснежного   огня,   быстро   разраставшегося   и
рассыпающегося   на   драные   бездымные   лохмотья,   поджигавшие   всё
встречавшееся на пути. Вихрь, составлявший сердцевину купола, рванулся в
небеса, окрасив облака багровым цветом, и  исчез.  Гунтер,  вопя  благим
матом, сдирал с себя горящую  безрукавку,  а  пришедшая  ему  на  помощь
валькирия пыталась сбить пламя.
   Всё кончилось как-то неожиданно, и монах не  сразу  понял,  что  ётун
сгинул. Совсем.
   - Вы .. вы убили его? -  облизывая  пересохшие  губы,  робко  спросил
Видгнир у валькирии, сидевшей на корточках  рядом  с  подававшим  слабые
признаки жизни Гунтером.
   - Как же, убьёшь его, поганца, - мрачно ответствовала дева. - Сбросил
обличье да сбежал к себе, в Ётунхейм.
   -  Он  не  вернётся?  -  пискнул  отец  Целестин,  глядя  на  Гёндуль
вылезающими из орбит от  пережитого  ужаса  глазами.  Монах  никогда  не
признавался себе в том, что он отъявленный трус, но всё же  данный  факт
оставался вопиющей реальностью.
   - Не знаю, - буркнула валькирия. - А до рассвета, между прочим, ждать
ещё и ждать.
   Гунтер очнулся на удивление скоро и вперился  слезящимися  глазами  в
Гёндуль:
   - Ты как?
   - Я-то ничего, - хмыкнула валькирия.  -  А  ты,  как  погляжу,  мужик
крутой. Люблю таких. Вставай.
   Она помогла германцу подняться  на  ноги.  Его  качало,  но  выглядел
Гунтер неплохо, умудряясь даже не падать.
   Но  неприятности  только  начинались.  Видгнир  разглядел  вдали  ещё
несколько багровых теней, - похоже, призванная первым нападавшим  помощь
наконец прибыла. Отец Целестин, несмотря на истерический настрой,  дрожь
в  руках  и  прочие  неприятности,  сопровождавшие  чувство,   именуемое
смертным ужасом, сумел-таки с пятого на десятое объяснить,  отчего  удар
Гунтера стал решающим в минувшей  схватке.  Все,  не  исключая  Гёндуль,
окропили оружие святой водой ещё до того, как  на  сцену  перед  костром
Одина вышли враги.
   - Нет, нам тут даже  с  волшебным  составом  не  выстоять,  -  мрачно
сообщила  валькирия,  глядя  на  воинственные  приготовления   несколько
приободрившихся людей. - Этих гадов сюда, наверно, с десяток идёт. И  на
кой мы им сдались?
   Дева  опустилась  на  колени  и,   не   слушая   тревожных   окликов,
быстро-быстро зашептала слова, другим не слышные. Затем прочертила мечом
в воздухе несколько знаков  -  отец  Целестин  разобрал  очертания  рун:
"т