и и сейчас  гибнут,  освобождая  Мир  от  своей
Силы... Она уходит за пределы  Междумирья...  В  Пустоту...  Смешавшись,
мощь Огня и Тьмы создала нечто третье, безвредное для жизни...
   Всё кончилось. Ещё пылали пожары и остывал раскалённый камень, но  на
востоке уже сгущались, застилая небо,  облака  пара,  который  прольётся
дождём, остужая истерзанную  бедствием  землю  и  гася  последние  очаги
пламени. Мрак и Огонь исчезли, словно их никогда и не было в Междумирье,
канули в небытиё, оставив после себя лишь изглоданные  и  обезображенные
пространства, да воспоминания о случившемся в Мире  Третьем  в  ночь  на
восьмое  июля  шесть  тысяч  триста  первого  года  от  его   сотворения
чудовищным катаклизмом,  прекратившимся  так  же  быстро,  как  весенняя
гроза, и уничтожившим то, что несло Междумирью смерть.
 
*** 
 
   ...Где-то  на  западе  Мидгарда,  среди  древних  лесов,   устилающих
огромные дикие пространства от побережья океана  до  мёрзлой  тундры  на
севере и степей на закате, в  центре  округлой  долины  поднимала  вверх
гранитное  остриё  скала.  Камень  рассекала  едва   заметная   трещина,
протянувшаяся от вершины до подножия, - узкая, в волосок, а то и меньше.
   Некие силы, что подталкивали друг  к  другу  две  половины  Врат  Меж
Мирами, завершили свою  работу,  длившуюся  не  одну  тысячу  лет.  Щель
исчезала, истончаясь, и вот плоские грани Врат соприкоснулись...
   На какой-то миг скала вновь стала  единым  целым,  но  потом  монолит
вздрогнул,  над  долиной  разнёсся   треск   разрушающегося   камня,   и
взметнулось вверх облако пыли и гранитного крошева.
   Врата Миров, дождавшись  предопределённого  часа,  рухнули,  навсегда
отделив  Мидгард  от  Мира  Третьего.  В  середине  травянистого   поля,
обнесённого стеной крутобо-ких сопок, остался лишь  курган  из  каменных
обломков; курган памяти о минувших эпохах...
 
*** 
 
   В тёмном холодном зале Красного Замка Имирбьёрга  их  было  девятеро.
Пять тех, кто именовал себя  людьми,  двое  воплощённых  Духов,  молодой
медный дракон и тощий белый кот с рыжим пятном у хвоста. Сколько времени
прошло с момента, когда две Силы,  слившись  в  битве,  превратили  друг
друга в ничто, ни один  из  девятерых  не  знал.  Все  просто  сидели  и
молчали, переживая вновь и вновь те страшные  мгновения,  что  поставили
мир на край пропасти. Торин с Видгниром опустили головы, словно во  сне,
Гунтер беззвучно  сквернословил,  проклиная  день  и  час,  когда  ладья
вадхеймского конунга наткнулась в Северном море на обломок его  дракара,
отец Целестин, обняв Сигню, истово молился, вознося к  престолу  Единого
бессвязные  благодарности.  Локи,  насупившись,  смотрел  на   Трудхейм,
который так и не показал, на что способна его  Сила,  а  Гюллир  ревниво
поглядывал на разлегшегося на горячей спине Нидхёгга Синира.
   Чёрный Дракон первым осмелился нарушить тишину.
   - Всё разрешилось  без  нашего  участия...  Я  не  знаю,  какая  Сила
вмешалась ныне в ход истории, но  несомненно,  что  она  принадлежала  к
непостижимым нами... Я не могу понять одного  -  отчего  в  день,  когда
Трудхейм показал мне грядущее, видение было столь ужасающим?.. Почему  я
видел картину разрушения Миров? Но  ведь  этого  не  произошло,  и  Силы
Смерти покинули Междумирье. Значит, Чаша Сил и тот, кто послал  мне  это
предвидение, ошибались? Или Силы, которые Вне Трёх Миров, действовали по
своему разумению и собственным планам?.. Но это уже прошлое,  посему  не
будем гадать и терзаться вопросами, на которые нет ответа...
   - Он есть, нужно лишь отыскать его! - вдруг прогремел  в  зале  новый
голос. - На все вопросы в мире можно найти ответ!
   Тень не тень, призрак  не  призрак,  но  нечто  подобное  духам-айфар
пришло в Красный Замок.  Среди  потока  лучей  западной  звезды,  льющей
холодный свет в его окна, стоял высокий, облачённый в  белое  с  золотом
человекоподобный силуэт. Меч и огромный рог  у  пояса,  светлые  волосы,
серые глаза...
   - Эйреми... - прошептала Сигню, узнавая.
   - Да, это я, - прозвучало в ответ. - И я снова не сожалею о сделанном
ради вас, смертные, не столь уж и  давно,  ибо  зрю,  что  исполнили  вы
данное Силами предназначение. Примите же Трудхейм и возвращайтесь в свой
мир. Вы искупили мою вину перед Созидателями Миров и Единым, хотя, может
быть, и не до конца представляете как...
   Эйреми Владыка обратил взор на Нидхёгга, который  поднялся  и  сейчас
стоял, широко расставив  когтистые  лапы,  словно  боясь  пошатнуться  и
упасть.
   - А  ты,  Чёрный  Дракон,  волен  испросить  у  наследника  Аталгарда
желаемое и уйти. Тебе позволено это.
   Дух-Созидатель отступил назад и чуть поклонился всем присутствующим.
   - Я последний раз говорю со смертными Мидгарда, - сказал он. -  Более
не ждите Эйреми, он уходит, уступая место той Силе, что наполняет в  эти
годы ваш мир. Надеюсь, что те, кому должно, поступят так же. Прощайте...
   Тень мелькнула и растворилась в сиянии западного светила.
   Нидхёгг долго молчал, а затем, изогнув шею, обратился к Видгниру:
   - К чему  медлить?  Сейчас  ночь,  и  опасность  Трём  Мирам  уже  не
грозит... Да, конечно, Междумирье изменило этой ночью свой  облик,  и  я
вижу, как воды Мёртвых Морей  заполняют  то  пространство,  что  некогда
именовалось Огненными Болотами, как сгинули в Огне леса на  западе  края
Трёх Рек... Альвхейм сейчас уже далеко не тот, каким был до  дня,  когда
пробудился Нидавеллир, но у альвов достаточно Силы,  чтобы  возродить  к
жизни свои кущи. Пускай огромные  земли  на  юге  стали  непригодными  к
жизни, но я уверен, что Междумирье  быстро  залечит  свои  раны  и  Сила
Нидхёгга для этого не понадобится... Отпусти меня, смертный...
   Действуя скорее по наитию, нежели используя твёрдое  знание,  Видгнир
вынул меч и, подойдя к Трудхейму, чёткой  тенью  выделявшемуся  на  фоне
окна, опустил его остриё в воду. Сила облекла его в свет,  Чаша  зардела
золотым, и, наконец, клинок, напитавшись Силой Трудхейма, запламенел. По
лезвию пробежали красные искры, сталь меча полыхнула синевой, и,  подняв
оружие перед собой, человек взглянул на Великого Духа.
   - Где ты хочешь найти свой новый дом, скажи?
   - Мне всё равно, - раздался бас Нидхёгга. - Выбери сам!
   Видгнир коснулся левой рукой Трудхейма, недолго постоял  с  серьёзным
выражением на лице, а потом неожиданно размахнулся  и  ударил  мечом  по
каменной стене зала...
   - Интересно... - буркнул пристально наблюдавший за ним Локи. -  Очень
интересно!..
   Дуга, описанная в  воздухе  остриём  клинка,  засветилась  в  воздухе
розовым, упавшие с железа водяные брызги обратились в неслыханной  красы
пятна огня,  разъедающие  гранит  Красного  Замка,  и,  наконец,  камень
расступился, образовав высокую полукруглую арку,  за  которой  простёрся
новый мир...
   Проход выводил  в  каменистую,  освещённую  низко  стоящей  оранжевой
звездой долину, за которой виднелись зубцы гор со  снежными  шлемами  на
вершинах. Бурная речка перекатывалась через  многочисленные  пороги,  её
берега, заросшие густым зелёным  кустарником,  были  сложены  из  бурого
камня, покрытого влажным от брызг мхом...
   - На Норвегию немного похоже... -  зачарованно  глядя  в  проход  меж
мирами, произнёс Торин.
   - Пусть так, - согласился Нидхёгг и неожиданно повернулся к Гюллиру:
   - Эй, драконыш, пойдём со мной! Ты не будешь об этом жалеть!
   Гюллир, оторопев, аж присел на задние лапы и обвёл взглядом людей. Он
не хотел их покидать.
   - Иди! - подбодрил его Видгнир. - С нами, в Мидгард, тебе  всё  равно
нельзя, а оставаться в Междумирье ты не захочешь, я полагаю! Удачи тебе,
Гюллир!
   Внезапно решившись, медный дракон нырнул в начавшую суживаться арку и
догнал Нидхёгта, уже шествовавшего по камням своего мира. А  когда  щель
начала затягиваться туманной плёнкой, Нидхёгг обернулся к людям, и ветер
донёс его слова:
   - Прощайте! А впрочем, нет - до свидания! Трудхейм у вас,  а  Видгнир
знает, где меня найти...
   И перед глазами отца Целестина и остальных вновь  воздвиглась  тёмная
каменная плита.
   - Ой, Синир! - воскликнула Сигню. - Он... Он ушёл с ними!
   Монах вздохнул и погладил девушку по голове.
   - Не думаю, что ему будет там плохо... Но  жить  в  мире,  населённом
одними драконами и кошками, я всё равно не хотел  бы!  -  Отец  Целестин
уставился на Видгнира, который снова опустил меч в Трудхейм.
   - Ну а сейчас что? В Вадхейм?
   - Нет, - последовал ответ. - К "Звезде Запада", в посёлок Атли,  сына
Хейдрека Рыжебородого. Эй, Гунтер, возьми Чашу, только ради  всех  богов
Асгарда не урони...
 
*** 
 
   ...Возле бревенчатой ограды на пеньке  сидела  женщина  -  высокая  и
дородная и, против обыкновения своего, облаченная в мужскую одежду,  под
которой угадывалась кольчуга. Отец Целестин, шедший вслед  за  конунгом,
сощурил глаза, пытаясь рассмотреть в предутренней темноте  её  лицо,  но
громыхнувший бас - громкий и глубокий - развеял все сомнения:
   -  Ребята,  ну  наконец-то!  Старая  Гёндуль  аж  извелась  вся,  вас
дожидаясь! Надеюсь, Гунтера в этом Междумирье вы не потеряли?!
   Конец второй части
 
Эпилог 
 
   Весь день шестого октября 851 года по христианскому  исчислению  отец
Целестин провёл у себя в домике, что стоял в двух сотнях шагов от берега
Вадхейм-фьорда, занимаясь делами, которые было  необходимо  завершить  к
вечеру.
   Когда дорожный мешок был собран,  золото  и  серебро,  полученное  от
Торина, пересчитано и надёжно упрятано в кошели, библиотека приведена  в
полнейший порядок - ряды  почти  неподъёмных  фолиантов  выстроились  на
сколоченных из грубых толстых досок полках, - монах  решил,  что  сейчас
самое время внести последние строки в хронику, описывающую его  житие  в
Вадхейме с 843 года, равно как и все события, вместившиеся  в  последние
месяцы, начиная с декабрьского рождественского утра, когда Хельги Старый
призвал к себе толстяка ромея, чтобы поведать тому странную и вызывающую
недоверие историю о разделении Миров и потомках Аталгарда.
   Отец Целестин положил на  стойку  прошитую  кожаными  ремешками  кипу
исписанных пергаментных листов, поставил в пределах досягаемости  кувшин
с ячменным пивом (уже наполовину  опустошённый)  и,  обмакнув  в  чёрную
краску писало, задумался.
   Собственно, о чём писать-то? Уже  давно,  с  первых  чисел  сентября,
когда "Звезда  Запада"  под  восторженные  вопли  собравшихся  в  гавани
Вадхейма людей ткнулась форштевнем в прибрежный песок и монах  сошёл  на
твёрдую и, можно  сказать,  родную  землю,  книга  исправно  пополнялась
тщательно переписанными  из  дорожного  дневника  историями  о  хождении
конунга Торина и его спутников за океан,  а  затем  и  в  Мир  Соседний.
Монах, ухмыляясь, представлял, какое впечатление  могут  произвести  его
хроники на римских или константинопольских  епископов,  и  просто  наяву
видел  их  скривившиеся  физиономии,  когда  образованные  и  умудрённые
пастыри прочтут хоть страницу, буде рукопись попадёт к ним в руки...
   Вообще-то отец Целестин поначалу счёл, что приключения окончены в  ту
самую ночь, когда, уйдя из Междумирья, отряд оказался у бревенчатых стен
поселения Атли Хейдрексона, но его  чаяниям  сбыться  не  пришлось,  ибо
первой, кто встретил прошедших сквозь  пространство  меж  мирами  людей,
была Гёндуль. Валькирию, как выяснилось, оставили  на  побережье  океана
боги Асгарда, дабы, в случае чего, она охранила посёлок от беды.  Однако
ни Вендихо, в чьих владениях устроились ушедшие из Скандинавии норманны,
ни дикари беспокоить городище не стали, а  Гёндуль,  отлично  поладив  с
Атли-хёвдингом, бестревожно жила в  его  доме,  присматривая  заодно  за
вадхеймскими хёрдманами, которых приняли честь по чести  -  сам  Аса-Top
приходил к Атли и говорил о них...
   Дружина, увидев, что конунг Торин со товарищи вернулся невесть откуда
(было мнение, что аж из самого Утгарда!), на  радостях  перепилась,  ибо
пир  не  замедлил  состояться,  а   хёвдинг,   наслышанный   об   особом
расположении богов к конунгу Вадхейма, принял его как брата и огорчился,
когда Торин сказал, что  его  кораблю  надо  возвращаться  домой.  Между
прочим, отец Целестин полагал, что обратный путь будет скор  и  лёгок  -
Трудхейм как-никак лежал в холщовом мешке  в  трюме  корабля,  и  стоило
Торину с Видгниром захотеть... Они и  сами  начали  подумывать  о  такой
возможности,  но  Локи  (не  пожелавший  так   скоро   покидать   бывших
попутчиков) отговорил, сказав, что  лучше  бы  никто  не  знал  о  вещи,
которая нынче находится в  руках  потомка  ярла  Элиндинга.  Тем  более,
намекнул он, скоро ей ещё предстоит  вновь  показать  свою  Силу.  Монах
начал было догадываться, что именно Лофт хотел этим сказать, но виду  не
подал.
   Обратная дорога была  трудной  и  заняла,  почитай,  полтора  месяца.
Остановились только один раз, у  южных  берегов  Исландии,  -  пополнить
запас  воды  да  отдохнуть  пару   дней.   Кнар   пристал   у   мыса   с
устрашающе-непроизносимым названием Ингоульвсхёвди, ибо Олаф  и  Видгнир
углядели поднимавшиеся в небо дымки очагов. Быстро выяснилось, что  жили
тут никакие не норманны, а ирландские монахи,  которые  приняли  дружину
Торина настороженно, опасаясь, что норвежские дикари явились за тем,  за
чем обычно, - то есть грабить и убивать. Единственный,  кто  был  просто
счастлив от этой встречи, был конечно же отец Целестин, а монахи  ордена
святого  Патрика  успокоились,  видя,  что  среди  бородатых   язычников
находится собрат по духу, да и сами викинги настроены вполне дружелюбно.
   Отец Целестин  мигом  нашёл  среди  благочестивой  ирландской  братии
рукоположенного священника - им оказался приор обители, - затащил его  в
храм и впервые за десять лет  прошёл  через  таинство  исповеди.  О  чём
велась беседа и в каких грехах каялся блудный сын бенедиктинского ордена
- осталось известно только ему самому, отцу-приору и  Господу  Богу,  но
после занявшего полный день рассказа  монаха  приор  вышел  из  пещерной
церкви с таким выражением лица, что ирландцы шарахнулись от него,  будто
от ангела смерти, а отец Целестин получил епитимью, какую впору налагать
на самого сатану, вздумай он покаяться...
   Северное море встретило кнар тяжёлым многодневным штормом, и не  будь
на борту "Звезды Запада" Гёндуль и Лофта, то можно было бы подумать, что
боги, прогневавшись на вадхеймцев, вздумали утопить  корабль.  Шторм  не
успокоился даже после того, как Локи, во весь голос костеривший морского
бога Ньёрда, воззвал напрямую к  Одину,  но  и  Князь  Асов  не  услышал
просьбы своего пасынка. Только когда на пятый день  выглянуло  солнце  и
море успокоилось, Локи объяснил Торину, Видгниру и отцу  Целестину,  что
после разрушения Врат Между Мирами  началось  сбываться  предречённое  -
боги Мидгарда стали терять Силу,  и  теперь  не  в  их  воле  направлять
стихии...
   - Надеюсь, что скоро мы снова обретем свою  мощь!  -  закончил  тогда
Лофт, вновь подтвердив подозрения монаха. Он  не  сомневался,  что  Локи
очень хорошо запомнил слова Нидхёгга:  "Трудхейм  будет  в  руках  богов
Асгарда, и вы вправе сделать то же, что и я..."
   Гунтер во время плавания вовсю донимал  Гёндуль  своими  ухаживаниями
(хотя это ещё надо подумать, кто кого  донимал...),  и  уже  в  Вадхейме
странная история отношений человека и валькирии  закончилась  счастливым
концом - германец недолго думая взял Гёндуль  в  жёны,  повторив  подвиг
тёзки из легенд своего народа, тоже сватавшегося к богатырше  валькирии.
Однако,  в  отличие  от  Брюнхильды,   Гёндуль   была   довольна   столь
благополучным исходом, а народ в Вадхейме ещё долго  дивился,  глядя  на
эту любопытную пару, - жена превосходила Гунтера ростом головы  на  две,
не говоря уже о всём прочем... Отец Целестин с неделю плевался, но затем
смирился, понадеявшись, что бывшая валькирия научит беспутного дикаря из
Тевтобургского леса уму-разуму...
   А  в  самом  Вадхейме  всё  было  благополучно.  Вальдар,   неотлучно
остававшийся с частью хёрда в посёлке полное лето, потрудился на  славу,
и теперь даже следов датского нашествия  найти  было  невозможно.  Новые
дома выросли за считанные недели, а  работавшие  без  устали  викинги  и
бонды укрепили стены поселения так, что в случае,  коли  опять  появится
враг, можно будет отбиться и не прибегая к помощи Великих Сил.
   Годи Ульф  за  время  отсутствия  конунга  и  пользуясь  безразличием
занятого от рассвета до заката делами Вальдара  вновь  показал  себя  во
всей красе, сделав несколько  неуклюжих  попыток  возвысить  собственный
авторитет и завоевать хоть немного уважения со стороны  людей.  Несмотря
на полное отсутствие скальдического дара и тонкий дребезжащий голос,  он
сочинил целую песнь о пришествии в Вадхейм Тора-громовержца,  в  которой
выгодно выставил себя героем-мучеником за веру, что якобы  подверг  себя
ритуальному истязанию, угодному богам, и тем самым призвал их милость  к
погибающему посёлку. Так как свидетелей тому не нашлось, а верить  жрецу
на слово все давно отвыкли, то его лишь выслушивали, а потом  советовали
идти своей дорогой. Между прочим, от годи всё ещё изрядно пованивало,  и
так вышло, что  он  вскорости  получил  не  вполне  приличную  заглазную
кличку...
   К августу Ульф  понял,  что  ничего  не  добьётся,  если  немедля  не
выдумает общего врага, и (благо долго изыскивать такового  не  пришлось)
им оказался не кто иной, как отец Целестин. На свой страх  и  риск  годи
убеждал вадхеймцев, что  христианский  шаман  увёл  доброго  конунга  на
погибель, и, используя богатую фантазию, расписывал устрашающие  картины
того, как Торина и его хёрдманов ведут на заклание  жирные,  с  выбритой
макушкой жрецы, жаждущие принести тела доблестных  северных  воителей  в
жертву своему кровожадному богу, а души отдать на растерзание духу тьмы,
о котором столь часто рассказывал отец  Целестин.  Ульф  даже  порывался
предать огню дом монаха, доверху наполненный  колдовскими  книгами,  что
несут один мрак да погибель, но сделать это ему не дали - к чему хороший
дом жечь? Если хозяин не вернётся, то он ещё вполне может пригодиться...
   Монах всё на свете бы отдал ради того, чтобы ещё  хоть  раз  в  жизни
увидеть рожу годи такой же, какую он состроил, придя вместе со всеми  на
берег встречать ладью конунга. Отец Целестин  вначале  решил,  что  Ульф
вымазал лицо зелёной краской, ибо,  по  его  мнению,  человеческая  кожа
попросту не в состоянии приобрести цвет осенней листвы. Ну а  злости  на
физиономии жреца было столько, что вздумай он один завоевать Рим, то  её
с лихвой хватило бы на разрушение городских стен. И трубы иерихонские не
понадобятся.
   Весь сентябрь монах  сидел  у  себя,  вылезая  на  свет  Божий  очень
ненадолго и только по срочной надобности. Приведение в порядок  рукописи
о путешествии в Мир Третий отнимало всё его время, а иногда  он  отсылал
Сигню за Гунтером, Торином  или  Видгниром,  чтобы  они  помогли  монаху
восстановить в памяти те или иные события, кои  отец  Целестин  подзабыл
или не успел записать ещё тогда, за Вратами...
   Однажды утром, встретив Видгнира возле  конунгова  дома,  монах,  как
обычно, поприветствовал его, но тот едва заметно кивнул, прошёл  дальше,
а шагов через пять-шесть вдруг  обернулся,  окликнул  отца  Целестина  и
быстро сказал:
   - Айфар ушли. Вчера вечером, после заката... В Мидденгард.
   И дальше пошёл, оставив монаха в недоумении. Только потом он  выпытал
у своего воспитанника, что именно произошло, и,  раскрыв  рот,  выслушал
рассказ о том, как Видгнир ходил к Зубу Фафнира, говорил с  Гладсхеймом,
а затем  Силой  Трудхейма  открыл  лесным  духам  путь  в  Мир  Древний.
Гладсхейм, кстати, как и обещал, остался в Мидгарде  вместе  со  многими
родичами, а покинули земли смертных лишь те, кто желал...
   А в конце месяца в Вадхейм явился Локи, ушедший в Асгард сразу  после
возвращения кнара в Норвегию. Ночью Лофт постучал в дом конунг