ейваз" и "эйваз". Немного знакомый  с  основами  суеверия,  именуемого
норманнами рунической магией, он начал понимать, что Гёндуль  взывает  к
богу Тору с просьбой о защите. Ну что ж, пусть помогут нам  все  святые,
Иисус, Дева Мария... и Аса-Тор!
   Когда восемь пылающих теней сгрудились возле валуна  сплошной  стеной
огня, валькирии было уже не до  геройства.  Как  и  смертные,  валькирия
прижалась к холодному камню, надеясь только на крепость меча  и  милость
богов. Тёмный огонь ревел вокруг, становилось всё труднее дышать, и  жар
бил в лица. Отец Целестин мысленно прикидывал, куда его отправят - сразу
в ад или всё же в чистилище. Впрочем, о каком аде может идти речь, когда
вот  он,  наяву!  Именно  такими  и  представлял  святой  отец   демонов
преисподней - большие, чёрные, с огнём и пылающими глазами.
   Самый решительный ётун атаковал почти сразу, пустив  в  дело  меч.  К
счастью,  Гёндуль  среагировала  моментально  -  удар,  направленный   в
Гудмунда, не достиг цели, парированный быстрым движением её клинка.  Сын
Хёгни Ингвиссона не остался в  долгу:  воспользовавшись  замешательством
чудовища, он сделал выпад и ткнул в густо-чёрный сгусток, заставив ётуна
взреветь от бешенства и отпрянуть.  Менее  настырные  чудовища,  заметив
пусть небольшую, но болезненную рану  своего  сотоварища,  остановились,
словно ожидая чего-то.
   Краткая передышка спасла жизнь и отцу Целестину, и конунгу,  и  всем,
кто был с ними. Ётуны дождались, но явно не того, кого им хотелось.
   Происшедшее в последующие минуты отцу Целестину  хотелось  бы  забыть
раз и навсегда.
   Собственно, никто толком и  не  понял,  что  же  случилось.  Внезапно
поплыла и затряслась земля,  от  валуна  начали  отваливаться  небольшие
осколки, а затем тряхануло так, что никто не удержался  на  ногах,  и  у
подножия  скалы  образовалась  весьма  неприглядная  куча  мала.  Просто
удивительно, что никто не напоролся и не порезался об оружие, вылетевшее
из рук. Падая, монах увидел,  как  разлетаются  в  клочья  тела  ётунов,
оставляя в горячем воздухе дымные следы и сполохи  умирающего  багрового
огня. Грохот стоял немыслимый - в сравнение шло только  явление  Владыки
Эйреми в Вадхейм; то справа, то слева вспыхивали и угасали  сине-зелёные
молнии,  и  монаху  почудилось,  что  за  спинами  ревущих  и   отчаянно
отбивающихся ётунов поднимаются очертания  огромного  молота  и  чьей-то
исполинской фигуры.
   "Это  Тор,  Тор  пришёл..."  -  эта  мысль  стала  у  отца  Целестина
последней. Отколовшийся от валуна обломок с роковой неумолимостью угодил
ему точно  в  темя.  Вокруг  по-прежнему  грохотало,  вспыхивало  пламя,
взлетали и исчезали в небесах огненные вихри, ввинчиваясь в низкие  тучи
и растворяясь в них...
 
*** 
 
   - Да ничего с ним не случится. Вот, пожалуйста, уже глаза открыл... -
проговорил спокойный мужской голос, не знакомый  отцу  Целестину.  Монах
поднял голову, превозмогая жуткую боль в затылке и тошноту и пребывая  в
уверенности, что ночью ему привиделся на диво жуткий кошмар. Вспомнились
Один, Гёндуль, как укладывались  спать.  Всё  само  собой  разумеющееся,
привычное. Боги, валькирии всякие... А что потом?
   Исландское плоскогорье заливал грязно-серый свет, какой бывает только
в утренние часы  ненастного  и  холодного  осеннего  дня.  Над  головами
проносились к востоку лохмотья облаков,  похожие  на  сожжённые  обрывки
отслуживших своё тряпок. По-прежнему подвывал на разные  лады  ветер,  а
вокруг, куда  ни  взгляни,  серел  под  тусклым,  не  желающим  радовать
человека солнцем снег.  Исключение  составляли  только  черно-коричневые
холмы,  поднимавшиеся  на  юге.  И  земля  вокруг  валуна,  невесть  кем
брошенного посреди безжизненной равнины.
   Все так же шипел, выпрастываясь  из  каменной  плиты,  огонь,  швыряя
вверх белые язычки, гаснущие  на  пронизывающем  ветру.  Туша  огромного
камня возлежала на земле, так же как и сотни лет  до  этого  дня  и  как
будет лежать ещё сотню лет после него. Только на пятьдесят шагов  вокруг
места, где отца Целестина и  его  друзей  встретил  Один,  всё,  включая
тонкий слой  торфа,  базальт,  карликовые  деревца  и  небольшие  камни,
опалила неведомая сила, окрасив в чёрный цвет смерти и без того  неживую
землю Страны Льдов.
   Сильные руки Торина усадили монаха, даже не пытавшегося  протестовать
из-за раздирающей головной  боли,  а  Видгнир  подсунул  ему  под  спину
свёрток полуобгоревшего меха. Медленно, с  трудом  отец  Целестин  начал
вспоминать события прошедшей ночи.
   - Все живы? - Он с трудом разлепил  губы.  Каждый  звук  отдавался  в
голове колокольным звоном.
   - Живы, живы! - отозвался всё тот же незнакомый голос.  Монах  сквозь
полуприкрытые  веки  почувствовал,  что  свет  загородила  чья-то  тень.
Присмотревшись, отец Целестин разглядел-таки присевшего рядом с  ним  на
корточки человека, с  улыбкой  рассматривавшего  страдающего  душевно  и
телесно монаха. Неизвестный - плечистый и рыжебородый молодой мужчина  с
весёлыми серо-зелёными глазами - протянул к монаху правую руку:
   - Лежи смирно. Сейчас тебе станет получше.
   При всём желании монах не смог бы лежать "не смирно". Каждое движение
лишь усиливало боль и вызывало спазмы в желудке. Когда же сильные пальцы
рыжебородого коснулись лба,  отец  Целестин  ощутил,  как  от  его  руки
разбегаются волны приятного, облегчающего холода,  а  затем  боль  стала
уходить, оставляя только маленький очаг воспоминаний  о  себе  где-то  в
глубине черепа. Словно из  потухшего  очага  забыли  вытащить  последний
тлеющий уголек.
   - Ну как? - участливо спросил человек, заглядывая монаху в глаза.
   - Спасибо, почтенный... не знаю твоего имени, вроде отлегло.  -  Отец
Целестин осторожно потряс головой, боясь, что исцеление не  настоящее  и
сейчас всё начнется сначала.
   - Мое имя не секрет, - сказал  рыжебородый,  поднимаясь  и  отряхивая
тёмные полотняные штаны. - Зовут меня  Винг-Тор,  или  просто  Тор.  Сын
Одина. Давай попробуй встать на ноги.
   Тор нагнулся, поймал протянутую монахом  руку  и  помог  ему  встать.
Теперь отец Целестин во все глаза  смотрел  на  ещё  одного  -  почитай,
третьего - бога из тех, с кем довелось свести  знакомство  за  последние
сутки.
   Память вернулась окончательно.  Ётуны,  швыряющие  во  врагов  жидкий
огонь, Гёндуль и Гунтер, сумевшие отпугнуть первого великана, потом  ещё
десяток чудовищ, и наконец... Да нет же, ну как может быть  этот  вполне
обычный  человек  тем  гигантом  с  испускающим  молнии   всесокрушающим
молотом? Хотя постойте, Один ведь рассказал (да и показал!  ),  что  дух
может принимать любую форму, даже самую невероятную.  Но  всё  равно  не
верится...
   Отец Целестин опустил глаза на пояс Тора и увидел  висящий  на  левом
боку тяжеленный боевой молот. Самый обычный - железная рукоять  украшена
золотыми бляхами, ремешок, чтобы на руку надевать, и всё. Отец  Целестин
заворожённо, забыв о возможных  последствиях,  протянул  руку  к  оружию
бога. Тонкая, как игла, синяя искра вонзилась ему в палец прежде, чем он
успел коснуться отполированной стали.  На  указательном  пальце  тут  же
появилось красное пятно ожога.
   - Опять руки зачесались? - съехидничал наблюдавший за монахом Гунтер.
   - Нельзя смертному касаться Мьёлльнира, - строго сказал Тор. -  Скажи
спасибо, что этим всё обошлось. А ведь и убить могло... Ну, я своё  дело
сделал, пора и отправляться. Да и вы домой возвращайтесь.
   - Постой! - Торин тронул бога за плечо. - Как нам отблагодарить тебя,
Винг-Тор?
   Тор промолчал, оглядев собравшихся кружком людей. Затем вытащил из-за
пояса латные рукавицы, надел их и легонько ткнул Торина в грудь:
   - Ничего не нужно, кроме вашей доблести. Мы, Асы, любим героев. Один,
отец мой, и Локи рассказали всё, и  теперь  я  знаю,  что  судьба  богов
зависит только от вас. Что может значить небольшая  драка  с  великанами
перед тем, что собирается сделать конунг Вадхейма, идя  против  Нидхёгга
Чёрного? Верни Трудхейм в этот мир, Торин, Асы  и  Ваны  всегда  помогут
тебе на избранном пути.
   Тор развернулся и, не прощаясь, пошёл в сторону. Только  сейчас  отец
Целестин заметил, что слева от камня стоит громадная двухосная  повозка,
запряжённая двумя быками. Тьфу, да какие же это быки? В  колесницу  была
впряжена пара козлов, да  каких!  Ни  одна  из  зверюг  не  уступила  бы
размером  громадным  буйволам,  виденным  отцом  Целестином   в   Индии.
Изогнутые, в две человеческие руки длиной, рога, длиннющие жёлтые зубы и
глумливые выкаченные глазищи... Козёл справа  вдобавок  задумчиво  жевал
клок шерсти, выдранный из загривка своего соседа по упряжке.
   Тор как ни в чем не бывало вскочил в повозку, помахал людям рукой  и,
взяв вожжи, стегнул ими козлов, моментально  забывших  свою  меланхолию.
Цельные деревянные колеса  загрохотали  по  скрытым  под  тонким  снегом
камням, и вскоре повозка грозного бога-воителя скрылась в  туче  ледяной
пыли, а затем и исчезла вовсе.
   "Хорошо бы сейчас медовухи", - подумал отец Целестин.
   - Мальчики, долго стоять будете? - рявкнула у него над ухом  Гёндуль,
заставив монаха вздрогнуть. - Домой  что,  и  не  собираетесь?  Опять  с
ётунами повоевать хотите?
   "Позвольте, позвольте, - подумал святой отец, прищурив глаза и озирая
округу, - как же  нам  возвращаться?  Лошади  где?  И  ещё  на  голодный
желудок..."
   Гёндуль словно подслушала его мысли:
   - Без коней идти далековато  и  неудобно.  Ну,  я  сейчас  что-нибудь
придумаю. Видгнир, иди-ка сюда. Тебе  такие  знания  могут  пригодиться.
Мало ли что.
   Она отвела Видгнира  в  сторону  и  стала  что-то  объяснять,  иногда
вычерчивая пальцем на обгоревшей земле рунические знаки. Затем  они  оба
опустились на колени, и валькирия запела.  Видгнир  вторил,  стараясь  в
точности следовать музыке и ритму:
 
   Клену тинга кольчуг
   Даю я напиток,
   Исполненный силы
   И славы великой,
   В нём песни волшбы
   И руны целящие,
   Заклятья благие
   И радости руны...
 
 
   Отец  Целестин,  в  котором  вновь  проснулось  неуёмное  любопытство
исследователя, прислушивался, стараясь  точно  запомнить  текст.  Сейчас
явно должно было произойти очередное чудо, и  монах  понял,  что  именно
делает Гёндуль, только после следующих слов её песни:
 
   Статью Слейпнира,
   Поклажею Грани,
   Руною "науд",
   Памятью валлов,
   Арваком и Альсвинном
   Тебя заклинаю,
   Мать лошадей,
   Благая Эпона,
   Верни своих чад
   Славному конунгу.
 
 
   Гёндуль, а за ней Видгнир  прочертили  перед  собой  в  воздухе  знак
"науд" и ещё  один,  отцу  Целестину  не  знакомый.  Все  насторожились,
чувствуя, как в воздухе вновь завибрировала Сила. На  краткое  мгновение
взглядам людей  предстало  видение  -  очень  красивая,  благожелательно
улыбающаяся девушка в белом платье, стоящая между двух белых же лошадей,
а затем раздалось задорное ржание беглых коньков. Все шестеро  вернулись
словно ниоткуда. Вот только что  их  не  было,  а  теперь  стоят  рядом,
постукивая копытами, и трясут косматыми, нечёсаными гривами.
   - Спасибо тебе, Эпона! - Гёндуль низко поклонилась в ту сторону,  где
мелькнула на миг богиня.
   - Спасибо тебе, Эпона, - все как зачарованные повторили эту  фразу  и
положили поклон. Даже отец Целестин.
   Он припомнил  всё,  что  когда-либо  слышал  о  таинственной  древней
богине.  Самое  потрясающее,  на  взгляд  монаха,  было  то,  что  Эпона
показалась им сама, - обычно она крайне редко представала  пред  людьми.
Ну а кроме того, отец Целестин считал, что её время  давно  ушло:  Эпона
входила ещё в римский пантеон богов, а  сами  древние  римляне  переняли
манеру ей поклоняться у сгинувших ныне кельтов,  почти  сразу  же  после
Рождества Христова. Монах видел в Италии остатки её культа  -  почему-то
на редкость стойкого: несмотря на то что  богов  Олимпа  римляне  прочно
забыли, изображения Эпоны присутствовали почти во всех конюшнях, и  даже
в обители святого Элеутерия, на балке, поддерживающей потолок,  какой-то
нехристь нарисовал кельтскую богиню именно в том  виде,  в  котором  она
предстала сейчас перед отцом Целестином, -  стоящей  меж  двух  лошадей.
Неужели боги кельтов ещё не ушли за границы этого мира? Видать, не ушли.
Да и  викинги  тоже  помнили  Мать  Лошадей,  пускай  её  имя  почти  не
встречалось в сагах и эпосах.
   Эпона просто была. Независимо от богов норманнов, римлян  или  других
народов. Просто была. И может быть, Матери Лошадей люди поклонялись  ещё
до того, как появились боги самых-самых древних египтян или  ашурцев.  И
сейчас она ответила на призыв дальних потомков тех людей, которые  пасли
свои табуны на заре мира, в неразделенном царстве Мидденгард, зная,  что
и судьба Эпоны зависит от удачи нескольких человек, решившихся на доселе
небывалое дело. Все-таки она добрая богиня этого мира и, наверно, как  и
Один, не хочет покидать его.
   Оставшуюся поклажу собрали быстро. Огонь ётунов мало что  пощадил,  а
испорченные дурным пламенем вещи брать с собой нельзя, как и все, к чему
прикасалось злое. Наскоро подкрепились сушёной рыбой  и  хлебом  -  отец
Целестин заявил, что пускай сюда набежит вся нечисть из  Трёх  Миров  во
главе со своим прародителем, но он с места не сдвинется, пока не  поест.
Ехать с урчащим желудком  он  не  собирается.  Гёндуль,  кстати,  монаха
поддержала.
   Пару раз проглянуло сквозь тучи холодное солнце, и, по счёту  монаха,
светило едва перевалило зенит. Ветер, безостановочно  дувший  с  запада,
слегка утих, и теперь можно  было  не  ежиться  от  холода,  как  только
холодный ветер раздувал  полы  плаща.  Конунг  Торин,  окончив  трапезу,
неожиданно преклонил колени у костерка и, коротко отблагодарив Одина  за
убежище и защиту, бросил в огонь кусок мяса и хлеба. Пусть жертва и была
бескровной, отец Целестин по привычке ругнулся  (правда,  едва  слышно),
но, услышав после этой выходки укоризненные  слова  Видгнира:  "Один  же
тебе и нам жизни спас", устыдился.
   "Вот,  ещё  немного,  и  я  стану  закоснелым  язычником.  Ну  отчего
проклятущих великанов боги да валькирии  распугали?  Отчего  Господь  не
внял мольбам недостойного раба своего и не послал в заступничество  сонм
ангелов своих?" - думал монах, пока его  с  натугой  и  хриплой  руганью
Гунтер, Торин и Гёндуль  взгромождали  на  лошадку  и  сам  святой  отец
судорожно цеплялся одной рукой за попону, а другой за гриву  несчастного
животного.
   - Вот что, мальчики! - заявила валькирия. - Я вас  провожу,  пожалуй,
паче что у вас один конь считай что без поклажи. -  Она  ткнула  большим
пальцем на груду обгоревшего тряпья и меха, лежавшую рядом с костром.
   Действительно, теперь на лошадь были увязаны только сумы с оставшейся
едой, которой и так много не сохранилось.
   Гёндуль прицепила к одной суме обломки  своего  красивого  щита,  меч
сунула эфесом вверх в правый мешок и удивительно легко вскочила на спину
коньку. Монах, тяжело вздохнув, подумал о том, что теперь не только  его
лошадке придётся потаскать на спине тяжестей.
   - Ну, теперь можно отправляться, и да помогут  нам  в  пути  боги!  -
Видгнир взял поводья, но всплеск пламени заставил его оглянуться. Костёр
Одина, выбросив вверх облако белых искр, словно попрощался  с  людьми  и
начал  угасать.  Последний  язычок  огня  полыхнул  в   воздухе,   когда
замыкавший маленький отряд конь Торина уже выступил за  пределы  чёрного
пятна гари, окружавшего исполинский валун.
   Первое время ехали молча, и только  Гунтер,  по  своему  обыкновению,
насвистывал что-то очень грозное и воинственное. Если  все  происшествия
последних суток и подействовали как-то на него,  то  германец  не  желал
подавать  виду,  оставаясь  по-прежнему  вызывающе  невозмутимым.   Даже
Гёндуль, чье  жизнелюбие  вчера  вечером  хлестало  через  край,  сейчас
походила  на  грозовую  тучу  в  золочёном  шлеме.  Гудмунд  смотрел  на
спутников с невыразимым почтением и боязнью. "Да, досталось нынче парню,
- понимающе кивал головой отец Целестин, стараясь покрепче держаться  за
поводья. - Удивительно, как этот провинциал исландский не рехнулся  умом
от всего увиденного. Даром что старший сын конунга..."
   Лошадки трусили по снегу своим излюбленным аллюром - не то шагом,  не
то рысью, и скоро далеко слева, на севере, появились чёрные  линии  скал
на краю Скага-фьорда. Некоторое  время  Гудмунд  искал  подходящий  брод
через вчерашнюю речку - тот,  через  который  переходили  поток  раньше,
успели  проехать,  а  возвращаться  не  хотелось.  Только  когда  лошади
осторожно прошли через неглубокую, но очень  быструю  и  холодную  воду,
Гёндуль решилась заговорить с Торином:
   - Вот что я хочу тебе сказать, конунг... Ой! - Конёк резво перескочил
через довольно глубокую яму, и валькирия  едва  удержалась  в  седле.  -
Тьфу, если на четырёх ногах такая тряска,  то  как  же  на  Слейпнире-то
ездить? А, так вот, слушай сюда, Торин. Слух о вашем походе уже по всему
Мидгарду прошёл и, похоже, коснулся не только ушей Асов и добрых  богов.
Иначе что ётунам от вас бы понадобилось? Я  с  Тором  потом  парой  слов
перемолвилась, и решили мы, что не хотели они вашей смерти.
   - Как так? - не понял Торин. - А тогда чего же? Зачем великаны на нас
накинулись?
   - Вот и про то же! - кивнула валькирия. -  Сам  посуди,  какой  смысл
нападать на пяток смертных такими силами? Отчего их  столько  пришло?  И
заметь, вход в Ётунхейм далеко от места,  где  мы  стоянкой  встали.  Да
захоти они нашей смерти, ни  от  кого  бы  и  косточек  с  угольками  не
осталось ещё в самом начале. Опять же - жидким огнём ётуны  только  меня
пронять хотели и никого больше. И вот ещё что...
   Гёндуль запнулась, будто раздумывая, говорить дальше или нет, но  тут
вмешался Видгнир:
   - Говори, воительница. Нам надо всё знать.  Догадываюсь,  ётуны  нас,
верно, схватить хотели?
   - Похоже на то. Тор сказал, у некоторых бичи  с  собой  были.  Такими
плетями, если умеешь, кого хочешь  связать  можно,  а  ётуны  -  великие
искусники  в  том  деле.  В  древности  огненных  великанов  "Пламенными
Кнутами" ещё именовали. Это когда они ещё Потерявшему Имя служили. Ну  а
ещё скажу, что, когда мы с Локи над морем  сюда,  в  Исландию,  к  Одину
летели, привиделась нам Ночная Всадница на крылатом волке.
   - Ночная Всадница? - прищурился отец Целестин. - Это ещё кто?
   - Этим именем  боги  называют  ведьм,  которые  ездят  на  волках,  -
нетерпеливо пояснил Видгнир. - Что, уж и в сагах никогда такого названия
не встречал? А ещё письменник!
   - Извини, вспомнил. Ты продолжай, Гёндуль. - Монах с обидой глянул на
Видгнира: молод, мол, ещё, чтобы замечания такие делать. Вот кто-кто,  а
монах-бенедиктинец  разбирается  в  сагах  и  легендах  получше  твоего.
Недаром девятый год среди норманнов живёт.
   - Дело в том, что у богов и валькирий на ведьм чутьё, -  рассказывала
Гёндуль. - И Локи и я приняли обличье лебедей, когда он,  из  Междумирья
возвращаясь, меня случайно встретил. Ну по старой дружбе вдвоём к  Одину
и отправились, прежде у Тора в Бильскирнире передохнув. А, считай, когда
до берегов Исландии и десятка лиг не  осталось,  Локи  тень  приметил  в
облаках и сразу понял, что ведьма это. На запад летела. Мы за ней. Потом
как на безоблачное место вышли, оказалось, что старуха на  таком  чудище
восседает, что душа в пятки уйдёт, если увидишь.  Волчище  чёрный,  и  с
крыльями, как у летучей мыши. Я таких в жизни не  видывала.  Попробовали
мы догнать - не вышло, ведьма снова в  облака  скрылась,  там  мы  её  и
потеряли. Вот теперь думаю, что ей на западе надо было? Да  ещё  и  Локи
заметил, что такие чёрные крылатые волки - Гармова семени твари - только
в Междумирье встречаются. Видел он там таких. Тебя, конунг,  это  ни  на
какие мысли не наводит?
   Торин промолчал. И вот тогда Гунтер вставил своё слово. Германец, как
обычно, слушал внимательно, но до времени в разговор не встревал.
   - На какие мысли? Тут яс