день  и  час,  когда  в  доме,
оставленном им более полугода назад, появился на свет его сын. В этом  нет
ничего удивительного, если принять на веру гипотезу о магических свойствах
субстанции пси, которой он обладал в изрядном количестве. Узкими  улочками
уже оправившегося от прошлогоднего морового поветрия городка он подошел  к
так хорошо знакомому ему дому, поднялся по  каменным  ступеням  и  отворил
незапертую дверь. Внизу, у лестницы, стояла повивальная бабка, только  что
принявшая  младенца,  и  молодой  священник,   зашедший   проведать   свою
прихожанку. При виде Франциска они застыли на месте, оборвав  разговор  на
полуслове, а он, как бы не заметив их, молча поднялся по лестнице, вошел в
комнату и затворил за собой дверь. Появление его было столь неожиданным  и
так поразило священника и повивальную бабку, что какое-то время они  молча
стояли, глядя ему вслед и не понимая, что же происходит. Очнулись они лишь
тогда, когда сверху, из той комнаты, где  остались  роженица  с  ребенком,
раздался нечеловеческий вопль:
     - Чудовище! Ведьма! Змея!
     Не говоря ни слова, бросились они вверх по  лестнице  и  ввалились  в
комнату. Но не посмели сделать и шага дальше порога, потому что глазам  их
открылась  сцена,  ужаснее  которой  не  могло  вообразить  себе  сознание
человека той эпохи. Комната была  вся  заполнена  бледно-голубым  сиянием,
исходящим, казалось, из самого воздуха, и все в этом сиянии представлялось
нереальным, расплывчатым, лишенным четких очертаний. Все -  кроме  детской
колыбели, кроме монаха, распростертого перед ней  на  полу  и  гигантского
двухвостого змея с руку толщиной с горящими глазами и полуоткрытой  пастью
полной острых зубов, который раскачиваясь поднимался  все  выше,  выползая
из-под одеяла на постели роженицы.
     Смертельный ужас охватил вошедших, и они  свалились  бы  без  чувств,
если бы некая сила, исходящая от взгляда чудовищного змея, не толкнула  их
прочь, прочь из этой комнаты, прочь из этого дома. С криками выскочили они
на улицу и побежали, не  разбирая  дороги,  и  не  сразу  сумели  горожане
остановить их безумный бег, задержать и  успокоить  несчастных.  Когда  же
несколько самых смелых, похватав все, что попалось под руку -  кто  топор,
кто мясницкий тесак, а кто палку потяжелее -  с  опаской  вошли  в  дом  и
поднялись по лестнице, змея  в  комнате  уже  не  было.  Был  лишь  монах,
лежавший на полу рядом с пустой кроватью и не подававший признаков  жизни.
И мертвый, задушенный младенец в колыбели.
     Такова в  общих  чертах  ужасная  история,  происшедшая  в  маленьком
городке Аргвиле в начале четырнадцатого столетия. Никто и никогда не видел
там больше этого двухвостого змея, но все почему-то безоговорочно поверили
рассказанному  повивальной  бабкой  и  священником  -   видимо,   картина,
свидетелями которой они стали, настолько поразила их воображение,  что  не
поверить  им  было  попросту  невозможно.  Но  появление  этого   змея   в
человеческой  истории  прослеживается  неоднократно.  Нам  удалось   найти
кое-какие ссылки  на  него  в  древних,  доисламского  периода,  сказаниях
народов, населявших аравийский полуостров, в легендах ряда  африканских  и
южноамериканских  племен,  в  китайских  и  древнеиндийских  манускриптах.
Правда, все эти данные  носят  пока  предварительный  характер,  поскольку
огромное большинство манускриптов по истории этих регионов  пока  остается
недоступным для компьютерной обработки. Но несомненно, что  в  будущем  мы
получим  достоверные  свидетельства  о   неоднократном   вмешательстве   в
человеческую историю этого существа, о неоднократном  искушении,  которому
подвергались  сыны  человеческие  со  стороны  двухвостого  змея.   И   не
исключено, что даже сама легенда о совращении змеем Адама  и  Евы  -  хотя
библейский змей и не был двухвостым - есть  не  что  иное,  как  отголосок
подобного события.
     Искушение... Несомненно, это было искушение. Не первое и не последнее
в человеческой истории. И то, что не привело еще это  искушение  к  гибели
всего человечества, не  может,  не  должно  нас  успокаивать.  Потому  что
сегодня как никогда велика опасность того,  что  искуситель  добьется-таки
своей цели, потому что сегодня у одного человека как никогда много  шансов
завладеть субстанцией пси всего погибшего человечества. И не так уж  важно
сегодня, верим ли мы сами в чудесный дар Тлагмаха или же считаем, что все,
рассказанное выше, не более, чем досужие вымыслы. Важно, что кто-то  может
поверить, и этот кто-то способен уничтожить не только нас  -  он  способен
уничтожить само будущее человечества. Потому и не смогли мы молчать, узнав
об этой чудовищной истории, потому и постарались довести ее  до  всех,  не
ограничиваясь рамками сухого академического изложения. Сегодня,  пока  еще
не поздно, надо встать на пути у чудовища,  которое  с  древнейших  времен
искушало род человеческий.  Сегодня  есть  у  нас  для  этого  и  силы,  и
средства, недоступные средневековому монаху Франциску.
     Он не умер тогда. Она наверняка хотела бы убить его, но пси,  которым
завладел монах при ее участии, в тот раз спасло его от гибели. Он пришел в
себя, он вернулся к жизни, и  уже  через  несколько  лет  стал  Франциском
Гранвейгским, само имя которого долгие годы внушало ужас всей католической
Европе.  Потому  что  смыслом  жизни  неистового  аббата  стала  борьба  с
дьявольскими  искушениями,  и  в  этой  борьбе  он   ни   перед   чем   ни
останавливался. На протяжении тысячелетий люди инстинктивно боялись  всех,
кто обладал субстанцией пси и был  способен  творить  чудеса.  Но  лишь  в
Европе времен Франциска Гранвейгского борьба с обладателями пси вылилась в
планомерное их уничтожение, в геноцид, направленный против всех, кто  хоть
ненамного  поднимался  над  средним  уровнем.  От  Средиземного  моря   до
Северного, от Карпат до  Пиренеев  прокатились  процессы  над  ведьмами  и
колдунами, направляемые  жестокой,  не  знающей  пощады  рукой  неистового
аббата. Он колесил по  всей  подвластной  папе  Европе,  и  там,  куда  он
приезжал, начинали пылать костры, в которых находили  свой  ужасный  конец
несчастные обладатели дара Тлагмаха. Он умел выискивать их в любой  толпе,
под любой маской.  Укрыться  от  него  было  невозможно.  По  всей  Европе
полыхали костры, по всей Европе толпы народа стекались посмотреть на казни
злодеев - и воспринимали  на  себя  малые  дозы  освобождаемой  умирающими
субстанции пси. Будь это во власти аббата Франциска, костры  эти  запылали
бы по всему миру. Он уничтожил бы  всех,  способных  поддаться  искушению.
Если б это только было в его власти... Увы, он был всего  лишь  человеком,
слабым  и  смертным  человеком,  хотя  пси,  обретенная  им,  и  дала  ему
дополнительные жизненные силы. Но пришел день, когда сил этих  не  хватило
даже на то, чтобы предвидеть беду и попытаться предотвратить ее. В мае или
в начале июня 1348-го года Гранвейгский монастырь охватило пламя страшного
пожара, в котором сгинул без следа неистовый аббат  Франциск.  Гибель  его
никого не повергла в скорбь, хотя никто и не посмел открыто выразить  свою
радость. Да и нечему было особенно  радоваться  -  костры,  зажженные  им,
продолжали пылать по всей Европе. Но жгли на них  теперь  кого  попало.  И
продолжали посылать проклятия дьяволу -  но  забывали  о  его  воплощении,
искушавшем когда-то Франциска. А история не спеша шла своим чередом.
     И только  чья-то  беспощадная  воля  методично  уничтожала  в  памяти
человеческой  все,  связанное  с   тем   жутким   временем.   Именно   это
обстоятельство тревожит нас сегодня больше всего, именно оно заставляет во
весь  голос  заявить  о  сделанных  нами  открытиях.  Потому   что   лишив
человечество памяти, его делают беззащитным перед новым злом, и это  новое
зло сегодня может оказаться  страшнее  всех  злодеяний  прошлого.  Во  имя
нашего будущего мы не должны забывать.
     Ни плохого, ни хорошего.
     Ничего.





                             ИСПОЛНИТЕЛЬ ЖЕЛАНИЙ


     - А кстати, шеф, почему вы не отловите айгла для себя?
     - Не вижу смысла, - буркнул я в  ответ  и  подбросил  в  костер  пару
веток. Было время, когда мне нравилось вот так сидеть у костра и  отдыхать
после тяжелого дневного перехода. И неспешно беседовать с людьми,  которых
я вел. Кого только ни водил я за эти  годы...  И  ученых,  и  авантюристов
каких-то, и богачей, сбесившихся от обилия денег и  не  знающих,  куда  их
потратить, и бедняков, почти нищих,  с  трудом  добравшихся  на  последние
гроши до этих  мест  в  надежде  поправить  свои  дела,  и  разных  темных
личностей, с которыми - теперь-то я понимаю это - было бы лучше вообще  не
связываться. Раз даже вел отставного министра - вот уж не пойму, ради чего
он  мог  отправиться  в  этот  поход,  чего  ему  там  не  хватало  в  его
министерской жизни? Разные были люди, разные судьбы,  разные  интересы.  И
мне было интересно с ними. До тех пор, пока не понял я,  что  же  их  всех
объединяет.
     Да, было время...
     - Неужели у вас нет никаких желаний? - Эйгон не хотел униматься.
     - Нет, - ответил я, и добавил, чтобы поскорее закончить разговор: - У
меня нет таких желаний, которые мог бы исполнить айгл.
     - Трудно в это поверить, - пробормотал несколько  смущенно  Эйгон,  и
разговор этот, наверное, прекратился бы, не вмешайся тут Раджкар:
     - Вы, наверное, просто не знаете, как обращаться с айглом, шеф.  Если
обращаться с ним умело, он может  выполнить  любое  желание.  Уверяю  вас,
буквально любое. У меня в этом деле богатый опыт.
     Жирный хорек, - подумал я. Но без  особой  злобы.  Слишком  я  устал,
чтобы злиться как следует. Да и привык я уже к ним ко  всем.  Привык,  как
они рассуждают про айглов. Привык к тому,  что  они  собираются  делать  с
этими существами. Собственно, чем я-то сам лучше - ведь я им всем помогаю.
Нисколько я не чище их всех. А то, что сам не завел себе айгла... Этого им
не объяснишь.
     - Если бы я не был таким лопухом, не пришлось бы мне сейчас  тащиться
за новым айглом, - Раджкар лежал на спине, подложив под голову  рюкзак,  и
смотрел куда-то вверх, в звездное небо. - Вообще, по-моему, глупость это -
что айгла надо обязательно отловить  собственноручно,  чтобы  он  исполнял
твои  желания.  Наверняка  глупость.  Типично  для  нашего  правительства:
заявить, что вера в способности айглов,  не  более,  чем  суеверие.  И  на
всякий случай ввести ограничения.  Просто  кто-то  в  там  боится,  что  в
противном случае все  айглы  окажутся  в  руках  тех,  кто  может  за  них
заплатить. Кому-то там наверху это не нравится.
     Не только наверху. Мне, например, тоже  это  не  нравится.  Только  я
молчу. Потому что что вообще могу я сделать, чтобы это было  не  так?  Все
равно ведь, и это не секрет, рано или поздно айглы  попадают-таки  в  руки
тех, кто может за них заплатить, и никакая самая  строгая  регистрация  не
может предотвратить этого. Запреты  никогда  не  ликвидировали  преступный
бизнес - просто всегда росли цены. А те, против кого, казалось бы, запреты
эти направлялись, богатели еще больше. Таковы законы этого мира.
     - А как вы собираетесь использовать своего айгла? - не  отрывая  глаз
от огня, спросил Эйгон.
     Раджкар как-то утробно не то засмеялся, не то заурчал:
     - Это весьма деликатный вопрос, коллега. Весьма деликатный.
     Он с самого начала похода называл Эйгона "коллегой". Видимо,  имея  в
виду, что цель похода у них одинаковая. А может, это просто было привычное
для него обращение. Хотя меня он так, конечно, не называл.
     - И все-таки.
     Раджкар повернулся на бок и, опершись на локоть, посмотрел на  Эйгона
через костер. Потом спросил:
     - Как по-вашему, сколько мне лет?
     - Лет сорок - сорок пять, - ответил Эйгон после некоторого раздумья.
     - Ошибаетесь, коллега. Когда мне было сорок лет, я ни о каком айгле и
не  помышлял.  Вас  это,  несомненно,  удивит,  но  мне  недавно  стукнуло
восемьдесят три. Восемьдесят три, и ни месяцем меньше.
     Эйгон даже присвистнул. Я, правда, не удивился. Я не думал  прежде  о
его возрасте, но  был  готов  к  чему-то  подобному.  Восемьдесят  три,  а
выглядит он совсем молодо. И еще удивляется, что его айгл отдал концы. Это
что же надо было с айглом сотворить,  чтобы  так  вот  омолодиться?  Но  я
ничего, конечно, говорить не стал, а Раджкар снова лег на спину  и,  глядя
на улетающие в темное ночное небо искры, продолжил:
     - В жизни есть только одна настоящее ценность - здоровье. Молодость и
здоровье. Это, впрочем, почти синонимы, одно без другого не в счет.  Когда
ты молод и здоров, тебе доступно  все  на  свете,  а  старому  и  больному
никакие  деньги  не  принесут  радости.  Человек,  знаете,  очень   быстро
достигает уровня насыщения счастьем,  и  разница  между  уровнем  счастья,
которое доступно для всех, пока они молоды и здоровы, и тем счастьем,  что
достижимо лишь для избранных, призрачна. Так же и  со  страданием,  кстати
говоря,  и  мы  всю  жизнь  колеблемся  между  двумя  этими   состояниями,
попеременно пребывая то в одном, то в другом. А потому просто  глупо  идти
на какие-то  крупные  жертвы  ради  призрачного  повышения  уровня  своего
счастья. Этой цели надо добиваться с наименьшими  затратами  -  вот,  если
хотите, моя жизненная философия.
     Раньше меня бы это, может, заинтересовало. Раньше я,  возможно,  даже
поспорил бы с ним. Ну хотя бы о  том,  что  нельзя  низводить  счастье  до
физиологического уровня, что есть счастье творчества,  равно  как  и  муки
творчества. Но теперь мне было все равно.
     Помолчав немного и не дождавшись никакой реакции,  Раджкар  продолжил
свои рассуждения:
     - Я знал психов, которые  пытались  добыть  айгла  совсем  по  другой
причине. Собственно, на первый-то  взгляд,  все  почти  преследуют  другие
какие-то причины. Одним нужны деньги, успех в делах. Другим - талант.  Как
будто айгл может дать им то,  что  от  бога.  Третьи  отправляются  в  эту
проклятую дыру во имя любви, -  Раджкар  снова  не  то  засмеялся,  не  то
заурчал, а я невольно бросил взгляд на  Эйгона.  Мне  показалось,  что  он
покраснел, но в пламени костра никто  не  выглядит  бледным.  -  Но,  если
разобраться, - продолжил Раджкар, - все это сводится к одной  единственной
цели - к достижению счастья.  А  самый  простой,  самый  надежный  путь  к
счастью - это обретение молодости и здоровья. Все остальное приложится.  -
Он немного помолчал. - Правда, есть и другие - те,  кому  айгл  нужен  для
мести. Вот это уже действительно ненормальные.
     Минут пять, наверное, все молчали. Потом Эйгон, наконец, подал голос:
     - Но ведь сами по себе молодость и здоровье  не  дают  счастья.  Ведь
этого мало.
     - Если вам этого мало, коллега, то айгл вам ничем не поможет.  Потому
что это очень большой вопрос - удовлетворит ли тебя то, что ты получишь  с
помощью айгла, если ты не умеешь радоваться тому, чем и так обладаешь.
     На этом разговор наш прервался. Мы  сидели  вокруг  костра,  глядя  в
огонь, и каждый думал о своем. Трещали поленья, закипала вода  в  котелке,
из леса доносились отдаленные крики ночных птиц. Я не вслушивался - мы еще
не  достигли  тех  мест,  где  необходимо  вслушиваться.  Вот   когда   мы
переправимся на тот берег Кргали...
     Наконец,  вода  закипела.  Я  вылил  половину  во  второй  котелок  с
заваркой, накрыл крышкой, а в оставшуюся воду высыпал пакет с концентратом
и снова повесил котелок  на  огонь.  От  поднявшихся  из  котелка  запахов
засосало под  ложечкой,  и  даже  Раджкар,  который,  пока  мы  шли  днем,
утверждал, что легко обойдется без пищи одну-две недели - в  это  нетрудно
было поверить, оценив его жировые запасы - даже он придвинулся к костру  и
стал потягивать носом.
     Минут через пять я снял котелок с огня, достал  комплект  одноразовой
посуды и разлил чай и похлебку. Все ели молча и сосредоточенно - я гнал их
сегодня по маршруту с хорошей скоростью и почти без передышки, чтобы  тот,
кому это вдруг окажется не под силу, сам отказался бы от похода,  пока  мы
еще на этом берегу. Но они оба, против ожидания, шли хорошо,  и  это  меня
несколько успокоило. Хотя какие-то предчувствия, которые появились у  меня
накануне выхода, все-таки гнездились где-то в глубине сознания.
     Я закончил еду первым, кинул свою миску в костер, посмотрел, как  она
вспыхнула белым пламенем, озарив начавшие уже подергиваться  пеплом  угли,
отправил следом кружку и ложку и  пошел  устраиваться  на  ночлег.  Первую
ночевку я всегда устраивал, немного не дойдя  до  реки  -  чтобы  спокойно
выспаться, а на другой день начинать переправу уже втянувшись  в  походный
ритм, не сразу со сна. Я забрался в свой спальный мешок, повернулся на бок
и закрыл глаза. Я еще слышал, как они, о чем-то  вполголоса  разговаривая,
забирались в палатку, но уснул, пока они устраивались.  И  проснулся,  как
всегда, первым. С рассветом.
     Было туманно и зябко. Я сходил к ручью за водой, развел  костер  и  к
тому моменту, когда Раджкар, продирая глаза, вылез из палатки,  уже  успел
приготовить завтрак. Эйгона пришлось  будить,  и  он  спросонья  не  сразу
понял, где находится. Что ж, это надо учесть и ни в коем случае не  класть
рядом с ним на ночь заряженное оружие.  Мы  быстро  позавтракали,  сложили
рюкзаки и отправились в путь. День предстоял тяжелый.
     Долина Кргали открылась из седловины между двумя холмами, и, взглянув
с высоты на лес на том берегу, я, как всегда, почувствовал легкий озноб. Я
знал, что это постепенно пройдет,  что  там,  на  месте,  я  уже  не  буду
бояться, а если и испугаюсь, то это не будет тем страхом,  что  парализует
волю. Но перед тем, как оказаться с опасностью лицом  к  лицу,  я  всегда,
неизменно мучился от этого страха, и мне казалось, что и голос мой, и  мое
лицо выдают его. Поэтому я старался почти не разговаривать и шел первым. И
еще  старался  вообразить,  что  опасность   уже   совсем   рядом,   чтобы
мобилизоваться. Хотя какие здесь могут быть опасности  по  пути  в  страну
айглов? Опасным этот берег становится лишь при возвращении.
     - А вот и Кргали, - бодро сказал шедший  вторым  Раджкар.  -  Устроим
привал?
     - Нет, надо спешить, -  не  оборачиваясь,  пробурчал  я.  Привал  ему
нужен. Как будто мы на пикник выбрались.
     Спуск к реке занял часа два - я, сказать по правде, рассчитывал  быть
там раньше, но тропинка очень  сильно  петляла,  а  пойти  напрямик  я  не
решился. Тут лучше всегда держаться тропинок, если не хочешь получить пулю
- те, кто возвращается, всегда настороже. Наконец,  спуск  закончился,  и,
нырнув в заросли кустарника, тропинка  вывела  нас  на  пологий,  поросший
травой берег реки. Дул легкий прохладный ветерок, утренний туман давно уже
рассеялся, и не очень пока высокое солнце слепило  тысячами  отражений  от
поверхности воды. Кргали - река быстрая, но на этом  участке  не  было  ни
порогов, ни перекатов, и переправа труда не  представляла.  Все  опасности
начнутся с того момента, как мы ступим на тот берег.  Почему  -  никто  не
знал.
     Мы устроили на берегу небольшой привал, перекусили всухомятку,  потом
я достал надувную лодку и начал подготовку к переправе. Через два часа  мы
пристали к противоположному берегу в полутора километрах ниже по  течению.
Отсюда начиналась страна айглов.
     - Почему бы не оставить лодку здесь? - спросил Эйгон, наблюдая, как я
укладываю ее в свой рюкзак. - Зачем тащить лишнюю тяжесть?
     - Так надежнее, - буркнул я в ответ. Лучше уж  таскать  с  собой  эти
лишние два килограмма, чем быть привязанными к этой именно  переправе,  да
еще дрожать, как бы с лодкой чего не случилось. Но в подробности вдаваться
не хотелось. Не до того мне было. Как-то всем  нутром  я  чувствовал,  что
вот, дошли, добрались до страны айглов, и теперь вся надежда -  только  на
свое чутье, на опыт, на везение. Больше всего на везение