альных и материальных потусторонних  сил,
его философские воззрения перестали  казаться  мне  путаными  и  неясными.
Ощущение постоянной опасности наполнило их смыслом, вдохнуло в них  жизнь,
и те строки, которые прежде оставили бы меня совершенно равнодушным или же
заставили бы  в  недоумении  пожать  плечами,  теперь  воспринимались  как
откровения высшего разума. Никогда прежде не думал  я,  что  можно  читать
средневековый трактат с  таким  всепоглощающим  вниманием,  когда  начисто
забываешь о сне, о пище, обо всем, что тебя окружает, и только эти строки,
выведенные  рукою  давно  умершего  автора,  и   составляют   единственную
реальность. Мне и  прежде,  конечно,  приходилось  запоем  читать  древних
авторов, недаром же я специализировался по  средневековой  литературе,  но
чтение  того  времени  скорее  подобно  было   труду   естествоиспытателя,
производящего, скажем, вскрытие нового, открытого им вида лягушки.  Сейчас
же, читая, я не исследовал - я просто открывал для себя новый мир.
     Конечно, многое, как и прежде,  оставалось  для  меня  непонятным,  а
зашифрованные  участки  приходилось  снова  пропускать,  не   понимая   их
содержания. Но Аггронус был поистине мудр - зашифровав  ответы  на  вопрос
КАК, он, тем не менее, полностью и обстоятельно  отвечал  на  вопрос  ЧТО.
Когда на  третий  день  почти  непрерывного  чтения  я  отложил,  наконец,
последний лист манускрипта, то уже достаточно ясно представлял, что же мне
теперь грозило. И,  хотя  бы  отчасти,  я  знал  благодаря  расшифрованным
фрагментам текста, как же мне теперь уберечься от этих опасностей.
     Во-первых, я абсолютно точно выяснил,  что  мне  никогда  не  следует
вызывать  себе  в  помощь  духа-всесильца,  как  это   сделал,   судя   по
обстоятельствам  своего  исчезновения,  мой  несчастный  товарищ.  Власть,
которую благодаря изложенным в книге заклятиям обретает человек  над  этим
духом, вскоре ослабевает, и тогда несчастный очень  быстро  оказывается  в
полной власти всесильца. А тот никогда не щадит своих  жертв  и  изощренно
мстит за унижение, каковым является для него пусть и  кратковременное,  но
подчинение простому смертному. А достаточно лишь чуть-чуть  ошибиться  при
вычерчивании пентаграммы - и  неосторожный  с  самого  начала  окажется  в
полной власти этого духа. Аггронус  приводил  немало  примеров  того,  как
трагически оканчивались жизненные пути  всех,  всех  без  исключения,  кто
посягнул на власть над всесильцем - подумать только, при первом  чтении  я
воспринял эти рассказы лишь как досужие вымыслы! - и предостерегал будущих
естествоиспытателей против неосторожного обращения с заклятиями,  хотя  бы
отдаленно связанными с этим духом. К моему величайшему облегчению заклятия
"действа противу злейшего  врага"  относились  совсем  к  другим  областям
потустороннего мира.
     Но зато губители ко мне  уже  подбирались.  Пока,  правда,  они  лишь
примеривались, но и это мне уже совсем не нравилось. Постоянно приходилось
быть настороже: то вдруг отваливалась ручка у  чайника,  и  меня  едва  не
обдавало кипятком, то обрушивалась  -  в  мое,  к  счастью,  отсутствие  -
книжная полка, висевшая над моим любимым креслом, то,  что  пока  казалось
самым скверным, вдруг резко падал  напор  холодной  воды  как  раз  в  тот
момент, когда я намыленный забирался под душ. Все это,  правда,  могло  бы
произойти с каждым, и временами мне казалось, что я принимаю  за  действие
потусторонних сил события совершенно случайные, но в глубине  души  я  был
уже твердо убежден - губители подбираются ко мне и отныне не оставят  меня
в покое.
     Надо было срочно принимать какие-то меры защиты, и единственное,  что
я смог придумать - это вызвать духа-охранителя. Все остальные возможности,
в том числе и радикальное средство - обратный оговор - были мне недоступны
из-за  полной  невозможности  достать  все  необходимые   компоненты   для
приготовления заговорных составов или из-за  незнания  так  и  оставшегося
зашифрованным заклятия. Да и сам вызов духа-охранителя, по правде  говоря,
был бы  мне  совершенно  недоступен,  если  бы  не  одна  хитрость  -  так
называемая  "магия  представления".  Не  знаю,  приходило  ли   в   голову
кому-нибудь из чернокнижников воспользоваться этой  магией  так,  как  это
сделал я, но если такое и случалось, Аггронус об этом не  упоминал.  Да  и
сам я, не будь ситуация столь тревожной, вряд ли додумался  бы  до  такого
вот применения магии представления.  Просто  теперь  я  не  видел  другого
выхода.
     Дело в том, что в  числе  ингредиентов,  необходимых  для  проведения
действа  по  вызову  духа-охранителя  -  достаточно  экзотических,  но,  в
основном, вполне доступных и сегодня - значился  клок  рыжих,  обязательно
рыжих волос из хвоста единорога. Если я мог правдами и  неправдами  добыть
все остальное, то шерсть из хвоста единорога была  совершенно  недоступна,
ибо единорог -  зверь  фантастический,  в  природе  не  встречающийся.  Не
прочитай я в книге Аггронуса о магии представления, у меня просто-напросто
опустились бы руки.
     Единорога я  соорудил  из  старого  воротника,  кое-как  скрепив  его
булавками и приделав вместо рога шариковую ручку.  Комната  был  наполнена
тянущимся с кухни дымом - я  только-только  потушил  начавшийся  было  там
пожар - в прихожей оставалась не вытертая с  утра  лужа  после  того,  как
прорвало  трубу  в  ванной,  и  я  очень  спешил,  опасаясь,  что  вот-вот
произойдет еще что-нибудь похуже. Но я  понимал,  что  главное  -  это  не
перепутать слова заклятия. Повторной попытки у меня, возможно, уже не было
бы. Видимо, мне  это  удалось  -  я  сужу  по  результату.  Заклятие  было
слабенькое, хватило его всего на пару секунд, но  клок  шерсти  из  хвоста
ожившего вдруг единорога я вырвать сумел. Эта тварь, правда,  в  долгу  не
осталась и успела изрядно боднуть меня в бровь, но тогда мне  было  не  до
таких мелочей.
     Когда я произносил третье  заклятие  по  вызову  духа-охранителя,  на
кухне что-то рвануло, и это чуть не испортило все дело. Но  отвлекаться  я
не стал. Я раскалил в пламени  свечи  золотое  кольцо  и  прожег  им  кожу
лягушки, натянутую на череп бабуина. В тот же момент погас  свет,  в  углу
что-то вспыхнуло, повалил густой дым, и, падая на пол, я  думал,  что  это
конец.
     Но это было только начало. Когда я пришел в себя, то  увидел,  что  в
кресле перед телевизором сидит мой столь желанный дух-охранитель.
     Ошибаются те, кто думает, что потусторонние силы проявляются в  нашем
мире в каком-то сверхъестественном виде. Противоестественный -  так  будет
точнее. Мой дух-охранитель внешне напоминал  человека,  но  чем  дольше  я
вглядывался в него, чем лучше его узнавал, тем  это  сходство  становилось
для меня все менее очевидным.  Он  был  невысок  и  кривоног,  с  солидным
брюшком, и явился ко мне одетым в невероятные лохмотья. Лицо  его  гораздо
больше напоминало человеческое, чем те  жуткие  личины,  что  мы  привыкли
видеть в фильмах ужасов, и лишь землистый цвет кожи и  поросшие  сероватой
шерстью  длинные  уши  с  первого  взгляда  выдавали  его   нечеловеческую
сущность. Переодевшись в один из моих костюмов и прикрыв  уши  шляпой,  он
стал настолько похож на человека, что мог бы без особого риска  пройти  по
улице в вечерние часы. Но это было лишь внешнее сходство. Духам, как писал
Аггронус, чуждо все человеческое, и я мало-помалу  пришел  к  выводу,  что
все, что было общего у меня с моим духом-охранителем, не есть человеческие
черты или человеческие  желания,  что  все  это  чуждо  человеческой  моей
сущности.
     Но возможность размышлять и делать выводы я  получил  уже  здесь,  во
время моего такого, в общем, безмятежного теперешнего существования. Тогда
мне было не до размышлений. Тогда мне нужно было действовать, хотя, честно
говоря, лучше бы я сначала задумался, стоит ли делать  все,  что  я  тогда
совершил. Но Гагаман - так, оказывается,  звали  моего  духа-охранителя  -
времени на раздумья мне не оставил.
     В сравнении с другими духами, с которыми мне  пришлось  познакомиться
впоследствии, он  оказался  довольно  неплохим  парнем.  Наше  знакомство,
правда, началось с того, что он обозвал меня придурком и заявил,  что  мне
еще не  раз  будет  икаться  от  того  способа,  каковым  я  добыл  шерсть
единорога. Оказалось, что из-за этого  -  по  крайней  мере,  так  он  мне
объяснил ситуацию - он,  мой  личный  дух-охранитель,  испытал  превеликие
трудности при переходе к нам из потустороннего мира, и,  самое  печальное,
оказался тут в незавидном положении, ибо не смог пронести с собой и  малой
доли той мощи, каковой обладал бы, сделай я все по правилам. Он,  конечно,
сумеет защитить меня от губителей, губители для него - тьфу, но  зато  сам
он  требовал  постоянной  заботы   и   защиты   от   сил   гораздо   более
могущественных. Короче, хоть я и избавился, вроде бы, от тех бед, каковыми
угрожали мне губители, но взамен получил беды едва ли не худшие,  ибо  эти
новые могущественные потусторонние силы были в равной степени  опасны  как
для  самого  Гагамана,  так  и  для  меня.  Он  оказался  совсем  не   тем
духом-охранителем  -  незаметным  и   могущественным   помощником   своего
повелителя - о котором писал Аггронус, и я не успел  опомниться,  как  все
его слабости, порожденные моей неспособностью точно выполнить заклятия  по
его вызову, обрушились на мою голову.
     И покатилось.
     Правда, вначале ничто не предвещало особых  неприятностей.  Вскоре  я
почувствовал, что в присутствии Гагамана могу чувствовать  себя  абсолютно
спокойно, что оно избавило меня даже от таких  мелких  неприятностей,  как
оторвавшаяся пуговица или развязавшийся в неподходящий момент  шнурок.  И,
хотя вдали от него мелкие неприятности  продолжали  меня  преследовать,  я
ощутил некое подобие уверенности в будущем. Тем более, что мой охранитель,
несколько  оправившись  от  перехода  из  потустороннего  мира,  пришел  в
прекрасное состояние духа и постоянно уверял меня, что теперь  мне  нечего
опасаться, что все отныне будет  великолепно,  а  нынешнее  мое  состояние
зависимости от его постоянного присутствия надолго не затянется.
     Короче, я несколько успокоился и решил, чтобы не  искушать  судьбу  в
этот  опасный  период,  отсидеться  дома,  использовав  время  для   более
обстоятельного  ознакомления   с   трудом   Аггронуса   и   сопутствующими
материалами. К счастью, как раз подоспели каникулы, и я без особого  труда
сумел уйти в отпуск. Единственное, что меня постоянно раздражало, так  это
манеры Гагамана, который был крайне  неопрятен,  ел  за  троих,  постоянно
рыгал и шмыгал носом. Впрочем, в тот начальный период нашего знакомства он
старался не досаждать мне своим присутствием и обитал  преимущественно  на
кухне. Он старался быть предупредительным и делал все, чтобы предотвратить
малейшую опасность, угрожавшую моей персоне. Так, например, уже на  второй
день моего отпуска я имел неосторожность возмутиться тем, что он  выбросил
мою любимую чугунную пепельницу. Ни слова  не  говоря,  он  открыл  крышку
мусоропровода, нырнул в отверстие и через минуту показался с пепельницей в
зубах. Тщательно вымыв, он поставил ее на место, но на другой день  я  уже
сам швырнул эту пепельницу в мусоропровод после того,  как  трижды  подряд
свалившись со стола, она таки расшибла мне ногу.
     В общем  же  и  целом,  первые  дни,  проведенные  мной  под  защитой
Гагамана, были относительно спокойными. Но тучи, как оказалось, сгущались.
Я  впервые  почувствовал  это  через   неделю   примерно   нашей   с   ним
затворнической жизни. Как-то раз,  направляясь  из  комнаты  на  кухню,  я
споткнулся в темном  коридоре  о  веревку,  натянутую  у  самого  пола,  и
растянулся во весь рост. Гагаман был тут как  тут  и  на  мои  возмущенные
ругательства ответил, что он же предупреждал меня о запрете с сегодняшнего
дня прохода по центру коридора, о необходимости  ходить  осторожно,  вдоль
стеночки и желательно боком. А по центру коридора,  значит,  ходить  очень
опасно. Еще бы не опасно, зло буркнул я,  потирая  ушибленное  колено,  но
вспомнил, что он действительно меня предупреждал. Однако я не удержался  и
посоветовал ему - для пущей  опасности  -  наколотить  в  пол  гвоздей  да
сточить им шляпки. С этими словами я повернулся и пошел обратно в комнату,
но Гагаман вместо того, чтобы, как обычно, смолчать, вдруг  злобно  сказал
мне вслед, что, мол, лучше на гвозди напороться, чем топотуна встретить, и
вообще раньше надо было думать, когда шерсть из хвоста уникорнуса добывал.
     Потом я к этому привык, потом меня по любому  поводу  носом  в  этого
самого уникорнуса, сиречь единорога, тыкали, если  я  имел  неосторожность
выразить хоть малейшее неудовольствие. Сам, мол, виноват,  с  этого,  мол,
все неприятности и начались. А тогда  мне  это  как-то  резануло  слух,  я
обернулся, чтобы ответить, но Гагамана сзади уже не было. И  тут  я  вдруг
осознал, насколько же изменилось - в целях моей же, якобы, безопасности  -
мое окружение за минувшую неделю. Исчезли или же были безнадежно испорчены
мои любимые вещи, все в комнате, в коридоре, на кухне и  в  прихожей  было
переставлено  самым  нелепым  образом,  даже  книги  на  полках  оказались
перемешанными  безо  всякой  системы,  введены   были   какие-то   нелепые
ограничения - например, нельзя было подходить к дивану  иначе,  как  держа
руки в карманах, а теперь вот и это запрещение ходить по центру коридора -
в ванной постоянно текла из крана вода и горел свет, и газ на  кухне  тоже
горел постоянно, потому что ни  то,  ни  другое,  ни  третье  по  какой-то
причине нельзя было выключать. Казалось, моему духу-охранителю претит все,
что нормально и естественно для любого человека, что во всем этом он видит
лишь источник опасностей и неприятностей, а  безопасным  может  быть  лишь
мир, вывернутый наизнанку. И при всем при том, несмотря на  введение  всех
этих, так сказать, мер безопасности, жизнь моя с каждым  днем  становилась
все более трудной. Поняв вдруг это, я повернулся и пошел на  кухню,  чтобы
всерьез поговорить с моим так называемым охранителем.
     Я открыл дверь - и окаменел от ужаса.  Прямо  посреди  кухни  стояло,
упираясь головой в  потолок,  какое-то  чудовище,  отдаленно  напоминавшее
человека с толстенными ножищами и маленькой головой на  могучей  шее.  Оно
водило этой головой в разные стороны, что-то высматривая,  а  у  ног  его,
побелевший от ужаса, крался к двери Гагаман. Заметив  меня,  он  застыл  в
неподвижности, потом напружинился, вскочил и кинулся в  темноту  коридора,
увлекая меня за собой. Мы ввалились в комнату, закрыли дверь, задвинули ее
диваном - и услышали мерные, тяжелые шаги в коридоре.
     Наверное, имей я время подумать, я не стал  бы  совершать  глупостей,
что наделал тогда. Но поставьте себя на мое место - мне казалось,  что  не
сделай я немедленно что-то радикальное,  и  тот,  за  дверью,  вломится  в
комнату. Потому, когда Гагаман  сказал,  что  нам  осталось  для  спасения
единственное средство - призвать на помощь щупликов - я ухватился  за  эту
мысль, как утопающий за соломинку, хотя и  ощущал  в  глубине  души  некое
сомнение.
     Щуплики нам, конечно, помогли. Правда, потом  я  узнал,  что  топотун
совершенно не умеет выламывать двери. Он потоптался бы в коридоре и  через
некоторое время сам-собой исчез бы. Но щуплики прогнали его  мгновенно.  И
вообще свое назначение они оправдывали, на некоторое время избавив нас  от
забот по охране моего духа-охранителя. И они совсем мне не досаждали - они
присутствовали, но я их не  видел.  Только  вот  за  услуги,  которые  они
оказывали, приходилось постоянно платить. Гагаман, взяв дело в свои  руки,
сумел как-то организовать оплату путем  перевода  неведомо  куда  денег  с
моего счета в банке - вот уж не думал прежде, что потусторонние силы можно
оплачивать на манер коммунальных услуг. А я старался не думать, что будет,
когда деньги мои кончатся.
     За щупликами вскоре  пришлось  призвать  на  помощь  гремук,  которые
защитили их от духов-забирак, за гремуками - духа-горельца и духа-тиходуя,
а потом еще и еще - я уже и названия вызванных духов перестал запоминать -
и недели не прошло, как квартира моя наполнилась нечистью до отказа. Рябой
и тощий  дух-забрало  поселился  в  телевизоре,  домушники  заполнили  все
переборки, то и дело высовываясь оттуда в самые неподходящие моменты, духи
чистоплюи устроились в канализационных трубах, а полдюжины скоромников - в
моем диване, так что спать я устраивался на коврике  у  двери.  Я  уже  не
понимал,  для  чего  нужны  все   эти   духи,   большинство   из   которых
представлялось мне обыкновенными паразитами, но устоять против  требований
моего духа-охранителя вызвать кого-то еще из потустороннего мира  был  уже
не  способен.  Любой  мой  отказ  выполнить  очередное  его  требование  с
некоторых  пор  стал  немедленно  оборачиваться   столь   неблагоприятными
последствиями, что я счел за лучшее не спорить и делать так, как он велит.
Тогда я еще надеялся, что сумею продержаться  оставшиеся  две-три  недели,
пока губители еще могли  как-то  оказать  на  меня  воздействие,  а  потом
избавиться от всех своих защитников, и потому старался закрывать глаза  на
творимые ими безобразия.
     А они  не  стеснялись.  Первая  неделя,  проведенная  мною  вдвоем  с
Гагаманом, представлялась теперь неделей райской жизни. Духи,  заполнившие
мой дом, превратили его в вертеп, в логово порока,  и,  хотя  существовали
они в нашем мире исключительно благодаря мне, никто  из  них  и  не  думал
считаться с моим присутствием. Единственное, что меня утешало  -  это  то,
что все они могли жить в нашем человеческом мире лишь до тех пор, пока был
жив я сам, что с моей  смертью  вся  эта  нечисть  неизбежно  должна  была
провалиться назад в свой потусторонний  мир,  не  представляя  больше  для
людей опасности, пока какой-нибудь новый идиот не  вызовет  их  оттуда  на
свою голову.
     Катастрофа разразилась для меня совершенно неожиданно.
     Проснувшись однажды утром, я был поражен необычайной тишиной -  такой
тишины я не слышал уже несколько недель подряд. Я открыл  глаза  и  увидел
немую сцену. У  окна,  там,  где  обычно  располагалась  веселая  компания
резавшихся в карты духов во главе с Гагаманом, высилась совершенно черная,
ужасная на  вид  фигура  какого-то  нового  духа,  упиравшаяся  головой  в
потолок. Какое-то время дух этот был совершенно неподвижен -  но  внезапно
вытянул руку, схватил пытавшегося укрыться за диваном тиходуя и,  деловито
разорвав его на куски, растворился в воздухе.
     Среди  моих  охранителей  поднялась  паника,   которая   еще   больше
усилилась, когда что-то бесформенное в углу раздавило в лепешку одного  из
домушников. Дальнейшее я помню плохо - в памяти  сохранились  лишь  жуткие
картины искаженных ужасом и  без  того  страшенных  физиономий  всех  этих
духов, тянущиеся ко мне их когтистые лапы и общий, слитный гул их голосов,
на разные лады повторявших: "Уникорнус! Уникорнус!" - ну да в этом не было
ничего удивительного, мне постоянно поминали того злосчастного  единорога,
вызванного мной к жизни магией представления. Короче, они сумели заставить
меня произвести последнее магическое действо и перенести  всех  нас  сюда,
где потусторонние силы больше  не  угрожают  охраняющим  мой  покой  духам
всяческими бедами.
     Здесь, в сущности, совсем неплохо. Обо мне заботятся и меня охраняют.
Правда, это обходится недешево,  сбережения  мои  давным-давно  подошли  к
концу, и свои услуги охраняющие меня духи предоставляют теперь в долг - но
это меня теперь мало заботит. Здесь, пожалуй, впервые  в  жизни  ощутил  я
уверенность в своем будущем, в том,  что  если  я  сам  вдруг  не  пожелаю
каких-то перемен, то все будет хорошо - так, как сейчас. И до конца  жизни
буду я обеспечен и работой, и крышей над головой, и