раха и вновь начнет творить злодеяния. Лишь полное
сожжение способно убить его по-настоящему. Мы в состоянии наделить кадавра
всем, о чем только может мечтать простой смертный  -  здоровьем  и  силой,
умом и способностями, красотой и ловкостью. Одного лишь не можем  мы  дать
ему - души. Потому что до сих пор сами не понимаем толком ее  природы,  и,
отдавая исследованию ее столько сил и столько энергии, не  слишком  далеко
продвинулись в ее понимании. Что есть душа? Вместилище чувств. Именно душа
наша, независимо от того, какой мы понимаем ее природу - божественной  или
же чисто материальной - именно душа позволяет  преобразовывать  окружающий
мир не в ощущения, а в чувства.  Именно  она  позволяет  человеку  ощущать
радость жизни, делает  его  счастливым  или  несчастным,  именно  духовные
движения лежат в основе всех поступков человека.  Если  у  этого  человека
есть душа...
     И именно  душой  не  можем  мы  наделить  кадавра,  и  ее  отсутствие
определяет все его существование. Он может,  не  сознавая  своей  природы,
попытаться жить так, как живут обычные люди, но пройдет  время,  и  он  не
выдержит этой жизни. Потому что все, чего бы он не достиг, будет  казаться
ему бесплодным и бессмысленным и ни на шаг не  приблизит  его  к  счастью.
Невозможно счастье для того, кто начисто лишен души. Есть и среди людей  -
и таких, наверное, немало - лишенные души или какой-то части ее, и для них
тоже жизнь тяжела и беспросветна, и им точно так же не понять, чего же  не
хватает для счастья. И точно так же, как кадавры, они,  не  зная  счастья,
начинают отнимать его у  других.  Но  естественные  слабости  человеческие
делают таких людей гораздо менее опасными, чем кадавры.  Кадавр,  лишенный
человеческих слабостей и человеческой же души, рано или  поздно  неизбежно
превращается в чудовище.
     Вот так, вполне логично  и  последовательно,  пришел  я,  наконец,  к
пониманию  сути  происшедшего  со  мной  несчастья.  Да,   друг   мой,   я
окончательно, так, что не осталось никаких сомнений, понял то, о  чем  ты,
наверное, уже догадался.
     Душа моя умерла.
     Я здоров и полон сил, я богат и знатен, но ничего не хочется  мне  от
жизни. Мне жить надоело, а умирать неохота. И не вижу я перед собой  цели,
способной заставить меня предпринять хоть какие-то шаги для ее достижения.
И живу я поэтому лишь по инерции, механически продолжая  начатое  когда-то
движение. Ничто в этом мире не приносит мне радости,  и  ничто,  наверное,
уже не сможет ее принести. Так чем же, в  таком  случае,  отличаюсь  я  от
кадавра? Лишь тем, что я человек, и мне не  чужды  слабости  человеческие?
Тем, что если бы мне отрубили руку, то новая не выросла бы  на  ее  месте?
Тем, что меня вполне можно убить, и не  требуется  для  этого  привлечения
каких-то сверхъестественных сил? Наверное, лишь этим. Да еще тем, пожалуй,
что остались у меня пока что  жалость  и  сострадание  к  людям,  и  я  не
способен совершать злодеяния. А в остальном он - брат мой,  и  он  ко  мне
несравненно ближе, чем все те мои отражения, о которых я уже писал тебе. И
вот его-то я и должен уничтожить.
     В таких тягостных раздумьях провел я весь тот день, что мы отдыхали с
дороги. А наутро  нового  дня,  прихватив  с  собой  самое  необходимое  и
настрого запретив кому-либо следовать за  мною,  отправился  я  в  лес  на
поиски кадавра, чтобы раз и навсегда покончить с ним или  же  сгинуть  без
следа. Никого не мог я позвать себе в помощь,  ибо  сердца  простых  людей
недостаточно тверды для схватки с этим чудовищем,  и,  охваченные  ужасом,
они сделались бы для него легкой добычей. Даже в собственной победе не мог
я быть уверен, но шел вперед без страха, ибо не настолько дорога  мне  моя
жизнь, чтобы за нее страшиться.
     Я выбрал место на вершине холма  часах  в  трех  ходьбы  от  обители.
Поляну, достаточно просторную для схватки. Натаскал из леса побольше  дров
и, едва начало смеркаться, разжег большой костер. И  бросил  зов  кадавру,
начертив на земле перед костром знак Двойного Круга. Он,  помеченный  этим
знаком, не мог противиться моему зову. И он пришел,  пришел  вскоре  после
полуночи. Но пришел не с тем, чтобы подчиниться мне, некогда  бывшему  его
властелином, а с тем лишь, чтобы, убив меня, окончательно освободиться  от
моей власти. Он вышел из чащи, и в свете костра я сразу узнал его,  самого
совершенного из моих кадавров, которого наделил я своей внешностью и своим
характером, которому передал я все свои  черты,  не  сумев  передать  лишь
одного - души. Той, что теперь и во  мне  была  мертва.  Он  пришел  через
столько лет разлуки, чтобы убить меня.  Меня,  который  теперь  разве  что
слабостями своими человеческими от него и  отличался.  И  там,  ночью,  на
вершине холма в неверном свете костра разыгралась наша схватка, и не раз в
те долгие полчаса, пока она длилась, жизнь моя висела на  волоске.  Только
тогда сумел я понять, насколько же он ненавидит меня.  Меня,  который  дал
ему эту бессмысленную жизнь. Сила была на его стороне, на моей же  стороне
были опыт, искусство, приобретенные за долгие годы, и решимость. И в конце
концов он был повержен, останки его сожжены на  костре,  и  ничего,  кроме
пепла и дыма, не осталось от него на земле.
     На этом я  мог  бы  закончить  свой  скорбный  рассказ.  Я  уничтожил
чудовище, которое когда-то  сотворил  собственными  руками,  но  открытие,
которое я при этом совершил, принесло мне гораздо больше боли и страданий,
чем все телесные раны, что доводилось мне получать в прошлом.  Тебе  может
показаться, что я в отчаянии. Но это не  так.  Чувство  это  настолько  же
чуждо мне, насколько чужды и все остальные чувства. Я совершенно  спокоен,
и лишь боль и страдание нарушают порой мое  спокойствие.  И  потому  прошу
тебя - не причиняй мне новой боли, не спеши высказывать суждения обо мне и
о моих поступках. Милый друг, не забывай  никогда,  что  ты  так  же  мало
способен судить обо мне, как и я о тебе, что барьер непонимания между нами
вечен, и ничто не в силах его разрушить. Мы можем лишь попытаться  немного
понизить его, и это письмо - как раз такая попытка.
     На том кончаю я свое послание. Человек, который доставит его тебе, не
пожалеет ни себя, ни коней, ни  денег  с  тем,  чтобы  добраться  до  тебя
возможно скорее. Будь к нему добр и  снисходителен  и  не  задерживай  без
нужды. На том прощай и будь счастлив.





                             Сергей КАЗМЕНКО

                        ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА НА ГВАБЛЯ




     Санхо краем глаза заметил  какое-то  движение,  осторожно  повернулся
налево и увидел гвабля. Тот крадучись перебирался через гребень  скального
выступа метрах в четырехстах впереди.  Ни  секунды  не  раздумывая,  Санхо
сорвал с плеча карабин, но  было  уже  поздно  -  гвабль  перевалил  через
гребень и скрылся на время из вида. Но это теперь ничего не меняло, теперь
гвабль не смог бы уйти, не попав под  огонь.  Санхо  повернулся  назад,  к
густым зарослям кустарника, которые только что  миновал,  отыскал  глазами
Аррано и махнул рукой направо. Тот все понял и двинулся  в  обход  скал  с
карабином наперевес. Санхо еще раз поглядел на скалы и стал обходить их  с
противоположной стороны. Если  гвабль  не  убежит  сейчас,  прямо  сейчас,
подумал он, то через пять минут он  неминуемо  окажется  под  перекрестным
огнем. А если попытается убежать... Что ж, до ближайшего кустарника метров
триста. Хватит времени, чтобы  в  клочья  разнести  проклятую  зверюгу.  И
отплатить ей за все.
     Он шел медленно, осторожно, не сводя глаз  с  этого  выступа  красных
скал, торчащего посреди болота. Только бы не упустить его  сейчас,  только
бы не упустить. Санхо весь дрожал от волнения, но по опыту знал,  что  это
ничего, это не страшно, что в нужный момент дрожь исчезнет, и он выстрелит
как на тренировке - быстро и точно.
     В наушниках раздавался лишь треск  атмосферных  разрядов,  передатчик
Аррано молчал. Это было хорошо, это было очень кстати, потому что  гвабль,
судя по всему, как-то улавливал их переговоры.  Пока  передатчики  молчат,
остается надежда, что  зверь  их  еще  не  заметил.  Можно  будет  подойти
поближе, и выстрелы будут точнее. И тогда больше останков  этого  чудовища
сохранится для науки.
     Хотя о науке Санхо теперь заботился меньше всего.
     Он снова увидел гвабля совершенно  неожиданно.  Могучий  зверь  лежал
распластавшись на вершине красной скалы, и еще секунду  назад  казался  ее
составной частью. Но вот голова его, обращенная в ту  сторону,  куда  ушел
Аррано, слегка шевельнулась, и все встало на свои места.  Ну  вот  и  все,
подумал с непонятно откуда взявшейся грустью  Санхо,  поднимая  карабин  к
плечу. Ну вот и все. Он тщательно прицелился и мягко, не спеша,  чтобы  не
дрогнул ствол, спустил курок.
     Но вместо выстрела раздался взрыв, приклад ударил в  плечо,  и  Санхо
полетел спиной в болото. Вспышка  на  несколько  секунд  ослепила  его  и,
ничего не видя, барахтаясь в болотной грязи,  он  что  есть  силы  заорал:
"Стреляй! Стреляй!", стараясь перекрыть голосом шум помех.
     Санхо не знал, услышал ли Аррано его крик, но с той  стороны,  откуда
он ушел, раздалось несколько  торопливых  выстрелов,  и,  когда  вернулось
зрение, Санхо увидел, что вершина скального выступа была  закрыта  облаком
пыли, поднятой взрывами. Даже на таком расстоянии он всем телом чувствовал
их упругие удары, а  там,  на  скалах,  был  ад,  в  котором  даже  камни,
казалось, не могли уцелеть. Но через пару секунд из  самого  центра  этого
ада возникла темная тень, с размаху  шлепнулась  в  болото,  подняв  целый
фонтан грязи, и стремительными зигзагами помчалась к дальним зарослям.
     - Стреляй! - снова заорал Санхо, в ярости размахивая своим карабином,
который так и не выпустил из рук, но даже сам не услышал своего  голоса  в
грохоте новых разрывов. Аррано бил почти точно, но существо, в которое  он
стрелял, умудрялось каким-то образом увернуться от каждого нового разрыва.
Лишь один раз взрыв накрыл его, но оно снова выскочило, на вид  совершенно
невредимое, и помчалось вперед еще быстрее.  Через  несколько  секунд  оно
скрылось за стеной темно-красного кустарника, и все стихло.
     Некоторое время Санхо не двигался, глядя ему вслед,  затем  с  трудом
выбрался из ямы, в которую его отбросило взрывом карабина, встал на  ноги.
Он взглянул направо - Аррано уже брел к нему по болоту мимо скал  -  затем
опустил глаза и посмотрел на остатки  своего  карабина.  Ствол  разорвался
почти посредине, оторванную часть куда-то отбросило, и то, что он держал в
руках, стрелять уже не могло.  Он  представил  себе,  чем  все  это  могло
закончиться, и содрогнулся.
     Аррано подошел через несколько минут, молча взял остатки карабина  из
рук Санхо, посмотрел на разорванный ствол, покачал головой.
     - Это железный клещик, - сказал он, разглядывая какие-то  бороздки  в
месте, где треснул металл. - Я уже видел такое однажды. Давно.  Но  откуда
он здесь-то взялся?
     Он старался казаться спокойным, но видно было, что  ему  тоже  не  по
себе, что он тоже чувствовал, на каком волоске только что висели их жизни.
     - Два раза ты в него все-таки должен был попасть.
     - Один. Когда он уже убегал. На скале я  его  не  видел,  стрелял  на
авось. Думал, может случайно заденет. А там, на болоте,  я  его,  кажется,
достал. Посмотрим?
     Санхо кивнул и двинулся вперед - так, чтобы Аррано не видел его лица.
Ушел. Снова ушел. Как уходил и прежде изо всех ловушек,  которые  они  ему
устраивали.  Как  всегда  уходил  от  всех  безумцев,  которые   пробовали
охотиться на него. Как ушел пять лет назад и от Кланга.
     Нет! От Кланга он ушел не так. Если бы он ушел от  Кланга  точно  так
же, ты, Санхо, не гонялся бы за ним по этому болоту. И совсем  не  потому,
что  не  любишь  риска.  Риск  в  твоем  деле  неизбежен.  Ты  не   любишь
бессмысленного риска - так будет точнее. Аррано легче, он может  отступить
в любой момент, убедившись в  тщетности  попыток  добыть  гвабля.  Но  ты,
Санхо, не можешь отступить, потому  что  связан  словом.  Словом,  которое
когда-то дал себе самому.
     Они медленно, не тратя  сил  понапрасну,  брели  туда,  где  один  из
взрывов накрыл гвабля. Больше десятка воронок метра в  два  в  поперечнике
встретилось им на пути, и все болото вокруг было забрызгано выброшенной из
воронок  липкой   грязью,   резко   выделявшейся   на   фоне   красноватой
растительности.  Некоторые  воронки  уже  заполнились  водой   -   мутной,
красновато-коричневого цвета.
     - Кажется, здесь, - сказал Санхо, мысленно прикинув путь гвабля среди
разрывов. И почти сразу увидел у себя под ногами торчащий из грязи  острый
коготь. Он нагнулся, потянул  и  вытащил  на  свет  огромную,  с  полметра
величиной многопалую когтистую лапу,  покрытую  бурой  шерстью.  Она  была
оторвана у запястья, вымазана в грязи, но даже в  таком  виде  производила
зловещее впечатление.
     - Вот и все, - сказал Санхо и бросил лапу на  землю.  Он  нагнулся  и
вытер перчатку о мох под ногами.
     - Уже третий раз одно и то же.  Видно,  он  их  снова  отращивает,  -
Аррано наклонился, чтобы получше рассмотреть трофей.  -  Слушай,  а  здесь
восемнадцать когтей. На два больше, чем в прошлый раз.
     - А, - махнул рукой Санхо и не оборачиваясь пошел к  скалам.  Аррано,
чуть замешкавшись, двинулся следом.
     Скалы были чисто вымыты дождями, и только в глубоких трещинах  сумели
пристроиться мох и  хилая  болотная  трава.  Санхо  нашел  в  одном  месте
довольно пологий  выступ,  взобрался  на  него  и  протянул  Аррано  руку.
Подниматься, как ни странно, было легко, несмотря на значительный  наклон.
Ноги почти не скользили. Они взобрались на гребень и  прошли  по  нему  до
места, где гвабль лежал в момент взрыва карабина.
     Пыль уже осела, и поверхность скал вокруг была усыпана  ею  и  мелкой
каменной  крошкой.  Кое-где  попадались  крупные  куски  камня,  отколотые
взрывами. С той стороны, откуда стрелял Аррано, было видно десятка полтора
выбоин от разрывов, но и здесь, за гребнем,  вряд  ли  хоть  что-то  живое
могло уцелеть под градом летящих со всех сторон  осколков.  Однако  гвабль
снова, в который уже раз уцелел. Они не нашли на скалах никаких признаков,
что он хоть в малой степени  пострадал.  Ничего,  даже  клочка  шерсти  не
оставило им в утешение чудовище.
     - А ведь он, похоже, знал,  что  твой  карабин  взорвется,  -  сказал
Аррано, глядя вниз, на болото.
     - Похоже. Я держал его на мушке, но он смотрел только в твою сторону,
- Санхо снова поднялся на гребень, приложил к  глазам  бинокль  и  оглядел
окрестности. - Ты знаешь, обзор отсюда великолепный. Он мог  бы  наблюдать
за нами с того момента, как мы вышли из капсулы.
     Он  повернулся  в  противоположном  направлении  и  занялся  осмотром
местности в той стороне,  куда  убежал  гвабль.  Кустарник  был  примят  и
забрызган грязью там, где зверь врезался  в  него,  но  дальше  следы  его
терялись. Что ж, гвабль снова сумел ускользнуть. Не в первый уже раз, хотя
увидеть его так близко и в течение нескольких секунд даже держать на мушке
им еще не удавалось. В этой охоте, что длилась уже  больше  трех  месяцев,
они еще не были так близки к успеху. И не были еще так близки к гибели.
     - Ну, что будем делать? - раздался за спиной голос Аррано.
     - Пора возвращаться, - Санхо  снова  повернулся  в  сторону  капсулы,
мельком взглянул на горизонт, на котором отчетливо просматривалась  черная
полоска, опустил бинокль. - Похоже, снова будет буря.
     Он снял с плеча свой изуродованный  карабин,  вынул  обойму  и  кинул
оружие вниз. Не долетев до поверхности болота, карабин скользнул по  скале
и застрял в одной из трещин. Аррано хотел что-то сказать, но,  взглянув  в
лицо Санхо, промолчал.
     Они спустились вниз и побрели назад, спрямляя дорогу.  По  прямой  до
капсулы было километра два, и они рассчитывали дойти за полчаса. Надо было
спешить, чтобы до бури подогнать капсулу к скалам и взять на  исследование
оторванную лапу гвабля, которая валялась на краю воронки.
     Было безветренно, наэлектризованный воздух над болотом был  недвижим,
и только туча  на  горизонте,  которая  росла  теперь  прямо  перед  ними,
надвигалась с ужасающей быстротой. Но Санхо выключил  все  это  из  своего
сознания. Он шел след в след за Аррано, глядел ему в спину и старался ни о
чем не думать. Какое-то время это удавалось, но потом перед его  мысленным
взором снова встала картина разгромленного гваблем  лагеря  Кланга,  и  он
даже застонал от тоски. И в этот момент Аррано внезапно остановился и снял
карабин с плеча.
     - Что такое? - спросил Санхо, едва не налетев на него.
     - Смотри, - Аррано кивнул на небольшую поляну впереди. Всего  в  двух
десятках метров от них поляну пересекал свежий след гвабля. -  С  чего  бы
это его понесло сюда? Он же убегал совсем в другую сторону.
     - Наверное, пытается запутать след.
     Дальше они шли совсем медленно, осторожно, больше не обращая внимания
на растущую впереди тучу, которая занимала уже полнеба. Край  ее  озарялся
молниями, но дальше все было черным, и они знали, что ливень, который  эта
туча принесет, способен свалить человека с  ног.  Они  пробирались  теперь
через высокий кустарник, казавшийся совершенно сухим, и воздух вокруг  был
наэлектризован настолько, что говорить стала почти невозможно из-за треска
в  наушниках.  Иногда  между  ветками  кустарника   проскальзывали   искры
электрических разрядов, и тогда казалось, что они идут через  переплетение
проводов.
     Внезапный порыв ветра  всколыхнул  кустарник,  и  треск  разрядов  на
мгновение оглушил их, но в следующее мгновение спереди, оттуда,  где  была
капсула,  донесся  гул  разрывов.  Несколько  секунд   они   простояли   в
неподвижности,  надеясь  на  чудо,  на  то,  что  звук  этот   им   только
померещился, но когда гул от  разрывов  повторился,  не  говоря  ни  слова
кинулись вперед. Потому что знали - это сработала защита  капсулы.  Сейчас
эти разрывы могли означать лишь одно - гвабль напал на нее или  же  просто
наткнулся, проходя мимо.
     Гул разрывов внезапно затих, но они продолжали  бежать,  ни  на  что,
правда, уже не надеясь. Теперь  они  знали  почти  наверняка,  что  гвабль
доконал-таки их,  потому  что  до  базового  корабля  было  свыше  пятисот
километров пути по болотам, и  ждать  помощи  было  неоткуда.  После  трех
месяцев  непрерывного  преследования,  после  трех  месяцев   изматывающей
погони, когда все силы уходили на то, чтобы не  дать  гваблю  передохнуть,
отлежаться, залечить раны и восстановить  силы,  после  того,  как  зверь,
казалось, наконец обессилел и позволил им  даже  приблизиться  к  себе  на
расстояние прямого выстрела, гвабль сумел-таки их перехитрить. Без капсулы
с антигравитационными  двигателями,  которая  была  для  них  и  средством
передвижения, и жильем, и надежной крепостью, способной защитить почти  от
любых опасностей, они были беспомощны на этой планете.
     Капсула открылась неожиданно. Они увидели ее сразу, как только Аррано
раздвинул ветви последних кустов. Гвабль,  судя  по  всему,  шел  напрямик
через поляну, и капсула открыла  заградительный  огонь,  потому  что  была
рассчитана на активную защиту. Защита, конечно, не  помогла,  и  теперь  в
капсуле зияло рваное отверстие.
     - Смотри-ка, - сказал внезапно Аррано, - он все еще внутри.
     Даже издали было видно, как сотрясается капсула от возни забравшегося
в нее могучего зверя, который в ярости крушил все, до чего мог дотянуться.
Санхо протянул руку и  взял  у  Аррано  карабин.  Тот  хотел  было  что-то
сказать, но, взглянув в лицо Санхо, молча отдал оружие и  отошел  на  пару
шагов в сторону, чтобы не мешать. Выстрел был точен,  и  волна  от  взрыва
двигателей отбросила их назад в гущу  кустарника.  И  почти  сразу  хлынул
ливень.
     - Все, - сказал Аррано через нес