глотов с мелочью. Надо  было  по-хорошему
распорядиться этими деньгами. Позавтракав, друзья  тщательно  спланировали
свои грядущие затраты. Злосчастная  десятипроглотовая  бумажка  лежала  на
столе перед ними, раздувшаяся, как вафля.  Она  теперь  мало  походила  на
банкноту  -  только  рисунки  по   обеим   сторонам   напоминали   об   ее
происхождении. Но поверх этих рисунков уже явственно обозначился намек  на
проявляющуюся  банковскую  бандероль,  и  Арни  подумалось,   что   генные
инженеры, которые когда-то выводили эту тварь,  были  изрядными  пижонами,
раз дошли до такого натурализма. На положенные  рядом  обрывки  безнадежно
испорченных денег эта тварь не реагировала -  Тинг  сказал,  что  она  уже
наелась и теперь должна только созреть где-нибудь на свету. Долго  ли  она
будет созревать, он не знал.
     Из  оставшихся  денег  Арни  выделил   три   сотенных   бумажки   для
воспроизводства, а с остальными деньгами отправил  Тинга  в  город,  чтобы
тот, не привлекая внимания, разменял их на галактические кредиты, на самые
мелкие однокредитовые бумажки. При нынешнем  курсе  проглота  должно  было
получиться кредитов восемьдесят - но Тинг принес лишь шестьдесят и  полные
карманы  жевательной  резинки.  Он  не  решился  обменивать  проглоты   на
однокредитовые бумажки, чтобы не привлекать внимания, и целый день шатался
по  небольшим  лавчонкам,  совершая  для  отвода  глаз   мелкие   покупки.
Шестидесяти кредитов должно  было  хватить,  а  резинка...  Что  ж,  когда
кончатся запасы провизии, будем жевать резинку, мрачно подумал Арни.
     Затем потянулись дни ожидания. Четыре бывших банкноты, положенные  на
свет, постепенно разбухали, становясь все более похожими  на  целые  пачки
денег, а друзья, перейдя на хлеб и воду, с  нетерпением  ждали,  когда  же
полностью отделятся от этих  пачек  уже  совершенно  четко  обозначившиеся
белые в зеленую полоску банковские бандероли, и можно будет, расплатившись
с долгами, пойти в город и на радостях гульнуть как следует. Пару раз Тинг
ходил на окраину, туда, где  встретил  продавшего  ему  трех  с  половиной
проглотовую бумажку старика, чтобы расспросить о том, что  делать  дальше,
но того и след простыл. Спрашивать у кого-то еще он, конечно, не решился.
     Но вот настал, наконец, день, когда первая купюра  -  та  самая,  что
сожрала столько кредитов - уже не напоминала ничего, кроме пачки  банкнот.
И друзья решились. Арни взял кухонный нож, осторожно перерезал  бандероль,
и банкноты - не меньше сотни! - рассыпались по  столу.  К  их  величайшему
удивлению, оказались  они  самого  разного  достоинства  -  здесь  были  и
однопроглотовые бумажки, и трешки, и пятерки, и более солидные номиналы, и
даже - к их величайшей радости  -  одна  банкнота  достоинством  в  тысячу
проглотов. Но больше всего - едва ли не три  четверти  денежных  знаков  -
оказалось мужских экземпляров с нецелыми номиналами.  Тинг  радовался  как
ребенок. Еще бы - если за каждую из таких бумажек брать хотя бы по  сотне,
это уже с лихвой окупило бы все их затраты на ремонт и стоянку звездолета.
Конечно, продавать их придется с осторожностью, но Тинга это нисколько  не
смущало. Он вообще не любил  тревожиться  заранее.  Даже  Арни,  глядя  на
радость друга, заразился его веселием,  и  до  самой  ночи  они  сидели  и
строили планы на будущее. Смущало только одно -  банкноты  были  пока  что
слишком мягкие, влажноватые на ощупь, и на месте, где  должен  был  стоять
номер, были видны только какие-то размытые узоры. Но Тинг со  свойственной
ему беззаботностью постановил, что со временем все придет  в  порядок.  Он
даже Арни сумел на какое-то время заразить своим энтузиазмом.
     В тот вечер они распили давно припрятанную бутылку шампанского.
     Но среди ночи Арни проснулся и от  внезапно  вернувшейся  тревоги  не
смог заснуть до утра.
     После того, как через несколько дней созрели  оставшиеся  три  пачки,
внутренность  их  звездолета  стала   напоминать   подвалы   банка   после
наводнения: повсюду были  развешаны  на  просушку  банкноты  всевозможного
достоинства, ярко светили установленные Арни лампы, от малейшего дуновения
сквозняка все наполнялось ласкающим слух шелестом  купюр.  Постепенно  они
подсыхали, становились жестче, их окраска, вначале несколько  бледноватая,
стала темно-зеленой, как у настоящих ланкарийских денег.
     И только номера так и не появлялись.
     Постепенно даже до Тинга дошло, что это  неспроста.  Посоветовавшись,
друзья решили попробовать скопировать номер с настоящей  купюры.  Поначалу
это показалось делом совсем несложным - Арни  даже  изготовил  специальный
перенастраиваемый штамп для нанесения краски. Но  дальше  дело  не  пошло.
Краска или не хотела держаться на купюрах или,  когда  испытывался  другой
состав, наоборот  расплывалась.  Несколько  раз  Тинг  безуспешно  пытался
разыскать давешнего старичка, но тот как сквозь землю провалился.
     И тогда друзья решили рискнуть.
     Они вышли на дело во второй половине дня, когда толчея  в  космопорте
достигала апогея, и была наибольшая  вероятность  провернуть  мероприятие.
Как всегда в таких случаях, инициативу взял на себя Тинг, Арни должен  был
держаться в стороне и прийти на помощь в случае, если  бы  другу  пришлось
плохо.
     Друзья  с  разных  сторон  вошли  в  здание  космопорта  и  точно   в
назначенное время  оказались  перед  стойкой  бара  где-то  в  районе  сто
тридцатого этажа. Арни немного задержался, делая вид, что читает  какое-то
объявление, а Тинг, усевшись перед стойкой, протянул бармену банкноту  без
номера.
     - Налей-ка мне, приятель, пива.  И  бутерброд  с  икрой,  -  небрежно
бросил он.
     Бармен, казалось, даже не взглянул на бумажку и тут  же  протянул  ее
обратно. Все внутри у Арни похолодело.
     - Извините, но вас, видимо, кто-то обманул, - сказал он.  -  Банкнота
без номера.
     - Как это  без  номера?  Хм,  действительно.  Любопытно,  надо  будет
сохранить, - и  он  достал  заранее  припрятанную  настоящую  банкноту  из
другого кармана. Последнюю. - Эта, надеюсь, нормальная?
     - Нормальная, - бармен развернул бумажку и ткнул пальцем в  номер.  -
Вы, наверное, приезжий. Вот видите номер?
     - Вижу, - кивнул головой Тинг.
     - Так вы всегда проверяйте. А то  есть  тут  у  нас  жулики,  которые
норовят подсунуть фальшивку, - и он,  налив  Тингу  пива,  занялся  другим
клиентом.
     Арни, взглянув, как Тинг  пьет  и  закусывает  бутербродом,  сглотнул
слюну и отвернулся в сторону. А у Тинга и  пиво,  и  бутерброд,  казалось,
застревали в горле - но  он  старался  пить  как  можно  медленнее,  чтобы
оттянуть момент, когда придется взглянуть в глаза другу.
     В звездолет они возвращались в полном  молчании.  Мысли  у  них  были
невеселые, Тинг поминутно тяжело вздыхал, а Арни старался  не  смотреть  в
его сторону. Он одновременно и злился на друга, и жалел его.
     Только подойдя к звездолету, они заметили, что их там уже дожидаются.
     - Ну куда же вы  запропастились?  -  кинулся  им  навстречу  солидный
пожилой усач в форме санитарного инспектора. - Я уж думал, так  вас  и  не
дождусь. Открывайте скорее.
     - З-зачем открывать? - слегка дрожащим голосом спросил Тинг.
     - Ну как же, ежеквартальная проверка. У нас с этим  строго.  И  потом
всякие жалобы, претензии...
     - У-у-у нас нет никаких жалоб.
     - Тем лучше, быстрее закончим. А то рабочий день уже кончается.
     - А-а может, лучше завтра? - в робкой надежде спросил Тинг.
     - Нет уж давайте сейчас. Мне надо отчет сдать, - и  он  потряс  перед
Тингом какими-то растрепанными бумажками.
     Делать было нечего - друзья понимали, что старикан не отстанет. Тинг,
вздохнув, стал подниматься по лесенке ко  входному  люку,  Арни,  оттеснив
старикана, полез сразу за ним.
     - Слушай, Арни, ты взлететь сможешь? - зашептал Тинг, делая вид,  что
возится с ключами.
     - Попробовать можно...
     - Тогда я тяпну старикана чем-нибудь по башке, и дело с концом. Потом
высадим его где-нибудь.
     - Может, лучше взятку ему дать?
     - Чем? Бумажкой без номера?
     - Поймают, - с тоской в голосе сказал Арни.
     - Делать-то все равно нечего. Но ты не  волнуйся,  я  все  возьму  на
себя. Я и тебя могу тяпнуть, если хочешь. Только потом, когда  взлетим,  -
ради дружбы Тинг всегда был готов на любые жертвы.
     - Ну что вы там копаетесь? - не понимая,  что  сам  напрашивается  на
неприятности, спросил снизу старикан.
     - Сейчас, ключ заело, - Тинг, наконец, отворил люк и пролез внутрь. -
Иди, готовься к старту, - шепнул он Арни, пропуская его  вперед.  Старикан
уже пролезал в люк, менять что-либо в их планах было поздно. Оглушить  его
прямо в шлюзе оказалось неудобно, да к тому же могли увидеть снаружи  -  и
Тинг посторонился, пропуская инспектора в рубку.
     - Где тут у вас можно пристроиться? -  спросил  тот,  пролезая  боком
между  двух  веревок,  к  которым  прищепками  были  прицеплены  банкноты.
Увиденное, казалось, не произвело на него никакого впечатления, и это  так
удивило Тинга, что он упустил момент для  удара.  -  Вот  за  этот  столик
можно? - не дожидаясь ответа, старикан уселся и разложил  свои  бумаги.  -
Какой у вас регистрационный номер?
     Санитарная  инспекция  -  одна  из  самых   занудных   служб   любого
космопорта. Он задавал  массу  вопросов,  требовал  предъявить  справки  о
всевозможных прививках, об обеззараживаниях звездолета, карантинные бумаги
на все грузы за последние два года - и все  что-то  строчил  и  строчил  в
своих бумажках, не переставая бормотать себе под нос. И  только  закончив,
поднял голову и огляделся по сторонам.
     - А вы зря держите их в помещении,  -  сказал  он.  -  Погода  сейчас
сухая, вывесили бы снаружи.
     - К-как это снаружи? - опешил Тинг.
     - Ну обыкновенно, на веревочках. Только чтобы  ветром  не  унесло.  И
потом, - он встал, внимательно  пригляделся  к  развешанным  банкнотам.  -
Зачем вам столько этих половинок? Выбросите вы их к чертовой матери, а  то
неровен час они вам весь урожай загубят.
     - А что, - осторожно спросил Арни. - За них разве ничего не выручить?
     - Да не стоят они того, чтобы  с  ними  возиться.  Только  место  зря
занимают.  Вы  как,  по  договору  этим  делом  занялись  или  просто  так
попробовать решили?
     - П-по договору, - соврал Тинг.
     - П-просто так, - почти одновременно с ним произнес Арни.
     - По договору-то лучше, - словно не заметив разницы в ответах, сказал
инспектор. - Все-таки заранее знаешь, что получишь. Но зря вы с этим делом
связались. Так, ради интереса, еще можно, а выгоды в этом году не ждите  -
урожай, я слышал,  хороший,  банк  принимает  бумажки  на  верификацию  по
полпроглота за десяток.
     - За десяток каких?
     - Да любых, какая разница, -  старик  двинулся  к  выходу,  осторожно
раздвигая руками веревки с висящими банкнотами, потом остановился.  -  Вот
эти, кстати, тоже выбросить можете. Тысячепроглотовые  хождения  почти  не
имеют, вряд ли их у вас примут.  Да  и  пятисотки,  скажу  вам,  могут  не
принять. Ну, бывайте здоровы, - и он вышел наружу, затворив за собой люк.
     Минут пять в рубке стояла полная тишина. Потом Арни встал, подошел  к
пульту и  стал  что-то  подсчитывать  на  калькуляторе.  Тинг  не  решался
нарушить молчание.
     - А знаешь, - услышал, наконец, он, - если мы сдадим все  бумажки  по
такой цене, то нам, пожалуй, хватит на то,  чтобы  хорошенько  гульнуть  в
ресторане.
     В голосе у Арни не было сарказма.
     Только тоска.





                           НАПРЯГИТЕ ВООБРАЖЕНИЕ


     - Этот Джайк - последний болван,  -  сквозь  зубы  процедил  адмирал,
стараясь скрыть раздражение. Если бы не представитель  Союзников,  с  утра
торчавший в рубке, адмирал  Пинкер  устроил  бы  полковнику  Джайку  такой
разнос, что тот запомнил бы этот день до конца своей жизни. Но давать волю
гневу перед Союзником было бы в высшей степени неразумно. Союзники  должны
видеть флот единым и  сплоченным  организмом,  в  котором  не  может  быть
никаких разногласий, в котором подчиненный неукоснительно  выполняет  волю
начальства, а у начальства нет никаких причин для  выражения  недовольства
подчиненным.
     Адмирал взял в руки  бланк  с  только  что  полученным  донесением  и
прочитал еще раз:
     "Нами сегодня, 11.96.27.12, приняты сигналы  бедствия  от  планетоида
"Аттаил", находящегося в секторе ВМ Северной полусферы. Планетоид три часа
назад был атакован автоматическими снарядами кренбов. Характер  полученных
планетоидом повреждений уточняется. Анализ поступивших сигналов заставляет
предположить, что планетоид  полностью  небоеспособен.  В  соответствии  с
п.89.4 Устава мною, с учетом обстановки, выделены  для  эвакуации  личного
состава с планетоида четыре транспорта типа "Колпак" и  конвойный  крейсер
"Баонг",  которому  поручено   уничтожение   остатков   планетоида   после
завершения эвакуации. Командир отряда прикрытия полковник Джайк."
     - Вы будете отвечать, мой адмирал? - не поворачивая  головы,  спросил
советник Барро.
     - Нет! - не сдержался и все же рявкнул адмирал. - Пускай этот  болван
сам убедится в собственной непроходимой  тупости!  Посмотрим,  какую  рожу
скорчит после всего этого его превосходительство господин Координатор.
     Адмирал -  это  знали  все  вокруг  -  терпеть  не  мог  Координатора
Аргелана, которого знал еще  по  училищу  и  который  неизменно  умудрялся
обойти его в очередном звании. Он вообще не  любил  всех,  кто  оказывался
хоть в чем-то удачливее него самого. Среди его подчиненных таких,  конечно
же, быть не могло. Но вот среди тех, кто  от  него  не  зависел...  Однако
Координатора Аргелана адмирал  почему-то  выделял  среди  прочих  какой-то
особенной неприязнью. И, если какой-нибудь год назад  неприязнь  эта  была
практически абстрактной, поскольку  пути  их  почти  не  пересекались,  то
теперь, когда Аргелана назначили Координатором всех операций в этом районе
Галактики, от одного упоминания этого  имени  адмирал  Пинкер  приходил  в
ярость. Это, по  правде  сказать,  не  было  чем-то  необычным  для  него.
Подчиненные не  зря  прозвали  адмирала  "кипятильником",  и  редкий  день
обходился без того, чтобы хоть один из офицеров штаба не получал  от  него
разнос за какой-нибудь незначительный  проступок.  Доставалось  не  только
штабным - всем, кто попадался адмиралу под горячую руку. Причем полковнику
Джайку  в  последнее  время  доставалось  значительно  больше,  чем   всем
остальным, потому что,  на  свою  беду,  приходился  он  каким-то  дальним
родственником Координатору Аргелану - слишком дальним, чтобы надеяться  на
протекцию  со  стороны  Координатора,  но  недостаточно   дальним,   чтобы
рассчитывать на снисхождение со стороны адмирала.
     - Мне нужны последние данные разведки, советник,  -  буркнул  наконец
адмирал, когда немного успокоился.
     - Существенных изменений за последние часы не отмечено, мой  адмирал.
Продолжается  сосредоточение  сил  противника  на  южном  участке,  вблизи
скопления ПТЛ-66. Отмечена некоторая активизация в центральных секторах. В
остальном - ничего нового.
     - Мне это не нравится.  Мне  это  очень  не  нравится.  Почему,  черт
подери, они не реагируют  на  наши  перестроения,  а  информацию  об  этом
"Аттаиле" восприняли мгновенно? Как вы это можете объяснить?
     -  Боюсь,  мой  адмирал,  что  они  поняли,  что   стоит   за   этими
перестроениями. Во всяком  случае,  пока  что  они  действуют  оптимальным
образом и не оставляют нам пути для нанесения флангового удара. Правда,  я
надеюсь  на  скорое  изменение  ситуации,  особенно  после  этого  доклада
полковника Джайка. Что же касается "Аттаила", то еще не факт,  что  именно
они его атаковали, мой адмирал.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Не исключено, что полученный полковником Джайком сигнал бедствия не
соответствует, так сказать, действительности. Но, думаю,  гадать  нам  все
равно смысла не имеет. Там и  так  мы  получим  вскоре  сообщения  о  ходе
спасательной операции.
     - Какая спасательная операция, советник? Вы в своем уме? - адмирал не
привык выбирать выражения и не собирался отступать от своей обычной манеры
говорить из-за какого-то штатского. Советник Барро понял это с  первой  же
их встречи и решил пока не обращать внимания на манеры  "кипятильника".  В
конце  концов,  тот  не  был  непосредственным  начальником  советника   и
практически не мог повлиять  на  его  судьбу.  Что  же  касается  манер...
Советнику приходилось работать и с  менее  воспитанными  людьми.  В  конце
концов, главное - дело, и пока манеры  адмирала  не  мешают  работать,  их
можно игнорировать. Поэтому он ответил как ни в чем не бывало:
     - Джайк послал транспорты и конвойный крейсер. Думаю, в любом  случае
маневр этот не останется незамеченным. Кренбы как-то  да  прореагируют  на
него, и мы получим дополнительную информацию.
     - Пр-р-роклятые  камнееды!  -  вполголоса,  не  забывая  о  Союзнике,
прорычал адмирал. Присутствие  Союзника  все  больше  действовало  ему  на
нервы. Тем более теперь, когда обстановка все более  накалялась.  Союзник!
Адмирал  прекрасно  понимал,  кому  и  зачем  потребовался  союз  с  этими
Липучками, как  окрестили  их  люди  после  первых  же  контактов.  Только
политиканам, которые такими вот союзами, связывающими военных по  рукам  и
по ногам, стремятся оправдать  свое  существование.  Ни  один  из  военных
никогда не пошел бы на такую глупость. Даже ненавистный Аргелан -  и  тот,
будь у него возможность выбора, не стал  бы  рассуждать.  О  чем  и  зачем
рассуждать, если для полного  подчинения  Липучек  хватило  бы  нескольких
крейсеров? Через полгода все их миры были бы надежно нейтрализованы, а при
сопротивлении попросту уничтожены, и это стало бы оптимальным  решением  в
сложившейся ситуации. Но политиканы, конечно,  так  никогда  не  поступят.
Чтобы не остаться без  работы  и  доказать  свою  полезность,  они  станут
непременно заключать всяческие соглашения с кем угодно и по какому  угодно
поводу. И вот из-за всего этого он, боевой адмирал, один из  тех,  на  ком
держится могущество Земли, кому  человечество  обязано  расширением  сферы
жизненных интересов людей до размеров всей Галактики - он вынужден терпеть
присутствие этого чудища в своей боевой рубке и думать при этом,  как  бы,
не дай бог не нарушить какого-либо из пунктов протокола. Проклятье,  да  и
только!
     Адмирал обернулся и бросил быстрый взгляд на Союзника. Тот с утра  не
изменил положения, устроившись в одном из кресел третьего ряда.  Возможно,
он попросту спал. Протоколом, по крайней мере,  это  не  оговаривалось,  и
потому не давало адмиралу оснований для претензий. Рядом с креслом  стоял,
пожирая начальство глазами, рядовой с пузырьком талька в руках. Брюки его,
как и весь пол вокруг Союзника, были  усыпаны  белым  порошком.  Абсолютно
необходимая мера - иначе кто-нибудь мог бы прилипнуть к одному  из  следов
дорогого Союзничка. Рядовой, пожалуй, даже несколько  перестарался,  но  у
него были на то веские причины. Его предшественник сегодня  утром  получил
десять суток карцера за то, что кто-то из старших офицеров расквасил  себе
нос, наступив на след Липучки.  Будь  моя  воля,  подумал  адмирал,  вновь
поворачиваясь к пульту, эти Союзнички сидели бы закупоренными в бутылках и
вылезали бы оттуда лишь в случае необходимости  что-нибудь  склеить.  Иной
пользы от них адмирал не видел. Но такие мысли,  конечно,  он  держал  при
себе. Даже Координатор не  в  состоянии  изменить  протокол,  а  нарушение
протокола чревато немедленной отставкой. Такие случаи уже бывали. И  могут
повториться  в  будущем,  пока  этим  распоясавшимся  штатским   позволяют
управлять человечеством.
     - Мне не нравится, как вы работаете, советник, -  раздраженно  сказал
адмирал, еще не решив, на ком сорвать злость.
     - Чем вы