этим.
     Я полетел, чтобы повидать Каньяра.
     Из лагеря экспедиции я вылетел еще затемно,  и  на  рассвете  посадил
планер у крайних домов знакомой деревни. Не спеша, страшась того, что  мне
предстояло увидеть, прошел  тихими,  пустынными  улицами  -  хотя  странно
говорить это об  улицах,  заполненных  деревянными  скульптурами  -  нашел
знакомый мне дом, поднялся на крыльцо и постучал. Никто мне не ответил.  И
тогда я толкнул дверь рукой и осторожно заглянул внутрь.
     Все изменилось в этом доме. Не  стало  бесчисленных  фигурок,  плодов
ученичества  Каньяра,  загромождавших  его  когда-то,  появилась   мебель,
изящная, как все выходящее из рук аборигенов, появилась  домашняя  утварь,
появилось то особенное ощущение жилья, а не просто места обитания, которое
приносит в дом женщина. Но это было холодное, пустое жилье.
     Немного подождав, я открыл дверь пошире и вошел внутрь.  И  сразу  же
увидел их, сидящих за столом в глубине комнаты. Они не двигались,  сидели,
глядя друг на друга, не обращая внимания на мой приход. И тогда я тихонько
окликнул Каньяра.
     Ничего не изменилось.
     Они по-прежнему были неподвижны.
     Я не решился сказать ни слова больше. Тихо-тихо, так,  будто  боялся,
что меня могут застать на  месте  преступления,  я  подошел  к  столу,  не
отрывая взгляда от лица Каньяра. Ни единой черточки не  дрогнуло  на  этом
лице, хотя глаза его, казалось, следили за мной.
     Но это только казалось.
     Потому что, подойдя к нему вплотную, я понял: передо  мной  сидит  не
настоящий, не живой Каньяр. Нет - деревянный! И смотрел он  совсем  не  на
меня - взгляд его был направлен в лицо женщины, которого я пока не  видел,
в лицо той, которую он сотворил  своими  собственными  руками,  в  которую
сумел каким-то чудом вдохнуть жизнь - ведь не врал же мой  знакомый!  -  и
которая теперь тоже была всего лишь куском дерева с совершенными  формами.
Я сделал еще шаг и заглянул в это лицо - оно было прекрасно, как прекрасно
было и ее тело. Но взгляд ее был холоден и пуст, и там, за этим  взглядом,
не было ни доброты, ни сострадания, ни умения любить  и  прощать.  Там  не
было живой человеческой души.
     До сих пор временами лицо ее встает перед моим мысленным  взором.  И,
если не удается усилием воли быстро прогнать наваждение, то  мне  начинает
казаться, что сам я деревенею. Хотя, казалось бы, причем здесь я?
     Потом, разговаривая с жителями деревни, я узнал: аборигены давно  уже
обходят дом моего друга стороной, считая, что  в  нем  поселилось  зло.  И
потому вряд ли они знают о происходящем там, внутри, за  закрытой  дверью,
об увиденном мною перед тем, как в смятении и отчаянии я  покинул  его,  о
том, что все эти годы не дает мне покоя.
     Я увидел колыбель.
     В углу комнаты стояла обыкновенную колыбель. И в этой колыбели  лежал
младенец.
     Девочка.
     И с тех пор кошмар не оставляет меня. Знаю: я вообразил  невозможное.
Того, что так страшит меня, не может произойти.  Придет  день,  и  загадка
Орьеты найдет вполне прозаическое научное объяснение. И все же я  не  могу
отделаться от кошмара, порожденного  воображением.  И  в  этом  кошмаре  у
деревянного  Каньяра  с  его  прекрасной  и  холодной  женой  рождаются  и
подрастают деревянные дети. Дочери, похожие на свою мать. И в этом кошмаре
настает день, когда все они оживают - ведь ожила  же  она  когда-то!  -  и
открывают двери старого отцовского дома, и  выходят  в  огромный  мир,  не
подозревающий об опасности. И значит Каньяр - не последняя жертва.
     Наваждение это не покидает меня вот уже многие  годы.  Да,  я  теперь
знаю, что подлинный, живой Каньяр отчаявшись покинул Орьету за полгода  до
моего повторного посещения планеты и теперь скитается по Галактике,  нигде
не находя пристанища. Но я знаю наверняка  и  другое:  душа  его  осталась
навеки заточенной в том деревянном Каньяре, которого я видел  собственными
глазами, бежать сумела лишь его телесная оболочка.
     Вы можете считать меня безумцем.
     Но мне страшно.





                              ОЖИВЛЕННОЕ МЕСТО


     - Ну, старик, нас можно поздравить, -  сказал  Тинг,  оглядевшись.  -
Здесь, по-моему, совсем неплохо:  лес,  ручей,  лесок  неподалеку.  А  эта
лужайка, на который мы приземлились... Ты только посмотри, сколько  вокруг
цветов!
     Арни поднял на секунду свое смуглое, со следами копоти на  лбу  лицо,
мельком оглядел окрестности и, пробурчав в ответ что-то нечленораздельное,
снова уткнулся в развороченные  потроха  навигационного  блока.  За  годы,
проведенные вместе, он настолько привык к болтовне  Тинга,  что  в  случае
необходимости отключался и воспринимал ее как обыкновенный шум.  В  данный
момент необходимость отключиться была налицо: ремонт навигационного  блока
- дело тонкое. А Тинг между тем не унимался:
     - Я бы, конечно, с  удовольствием  помог  тебе,  но,  сам  понимаешь,
пользы от этого никакой. Один лишь вред - каждому свое, как говорится. Так
что мы с Муркой просто  постараемся  тебе  не  мешать.  Правда,  Мурка?  -
спросил он у сидевшей в углу рубки кошки. Та  вдруг  перестала  вылизывать
лапу и застыла, уставившись на обзорный экран. Хвост ее напрягся, и кончик
начал подрагивать.
     - Ба, а вот и первые гости пожаловали, -  проследив  за  направлением
кошачьего взгляда, радостно  воскликнул  Тинг.  -  Глянь-ка,  Арни,  какая
прелесть! Да у него же не меньше  десяти  лап!  А  вон  там  еще  один,  с
хоботом. А левее - ну посмотри же  скорей!  -  ну  прямо  как  медвежонок.
Смотри, смотри, играть начали. Честное слово, мне здесь нравится.  Того  и
гляди из чащи выйдут смуглые туземки, увешанные гирляндами цветов.
     - Или крокодилы, - не поднимая головы, буркнул Арни. - Ты чем болтать
без толку, проверил бы лучше результаты анализов.
     - Вот чего я в тебе не переношу, Арни, так этого твоего занудства,  -
все тем же беспечным тоном произнес Тинг. Он совсем  не  обиделся.  Смешно
было бы обижаться на Арни. Да и тот никогда не обижался на болтовню Тинга.
Они слишком привыкли один к другому за долгие годы полетов.  И  сдружились
так, что - возникни в том необходимость - не  раздумывая  пожертвовали  бы
жизнью для  спасения  товарища.  Что,  впрочем,  не  мешало  им  временами
ссориться из-за мелочей.
     Арни,  пилот-механик  их  старого,   неведомо   как   еще   летающего
звездолета, был высок, худощав и  смуглолиц.  Тинг  рядом  с  ним  казался
упитанным  коротышкой,  хотя  на  самом  деле   сложен   он   был   вполне
пропорционально. Обычно он выполнял обязанности контактера, а заодно ведал
всей аналитической аппаратурой. Конечно, в случае необходимости и он  смог
бы занять пилотское кресло - не такая уж  это  трудная  работа  -  но  вот
копаться в потрохах постоянно выходящих из строя  блоков...  Тинг  не  для
того в шестнадцать лет отправился  странствовать  по  космосу,  убежав  от
своей  не  в  меру  заботливой  мамочки,   чтобы,   попав   на   очередную
привлекательную планету, возиться с утра до  ночи  со  всякими  железками.
Каждому свое. Арни тоже ни за что не поменялся бы с  Тингом  местами.  Его
давно  уже  не  привлекали  все  эти  инопланетные  диковины,  от   одного
упоминания  о  которых  у  нормального  человека  кровь  стынет  в  жилах.
Желеобразные обитатели Кукубиры, как бы охватывающие тебя взглядом со всех
сторон,  всякая  там  говорящая  плесень  или   же   разумные   сообщества
препротивных на вид и пребольно кусающихся блошек... Нет уж, увольте. Арни
предпочитал поменьше сталкиваться с подобной гадостью и охотно перепоручал
все контакты Тингу. А сам, бывало, во время стоянки в очередном космопорте
или же на оборудованной наспех площадке у какой-нибудь туземной  деревушки
занимался только и исключительно подкручиванием  и  подвинчиванием  своего
сложного пилотского хозяйства, ни разу не удосужившись выйти из  рубки  на
свежий воздух.  Тинг  частенько  смеялся  над  ним,  намекая  на  какую-то
любовную связь со всей этой механикой, а когда  их  заносило  в  очередной
заселенный роботами мир - таких, как вы знаете, немало - неизменно пытался
познакомить друга с какой-нибудь из местных красавиц. Но Арни давным-давно
привык к шуткам Тинга и старался не обращать на них внимания. Он любил всю
эту механику, начинявшую нутро их драндулета, постоянно заботился о ней  и
был доволен своим положением. Звездолет отвечал на его заботы взаимностью,
и друзья умудрились налетать на нем уже в пять раз больше  положенного  по
гарантии количества килопарсеков.
     Но всякой удаче рано или поздно приходит конец. И надо же было такому
случиться, что навигационный блок  звездолета  отказал  как  раз  накануне
замены, запланированной на следующей стоянке. Будь  Арни  фетишистом  -  а
Тинг постоянно обвинял его в машинном фетишизме - он несомненно решил  бы,
что аппаратура намеренно вышла из строя,  заранее  мстя  за  планирующееся
предательство.  Но  Арни  фетишистом  не  был.  Машина  есть   машина,   а
случайность есть случайность, и все рано или поздно ломается. Хорошо  еще,
что авария оказалась не слишком серьезной, и, постаравшись, поломку вполне
можно исправить. Только вот даст ли им эта планета достаточно времени?
     В отличие от Тинга Арни  не  испытывал  особого  восторга,  глядя  на
окружавшее их великолепие. Он прекрасно знал,  что  в  Галактике  наиболее
опасны  как  раз  такие  миры  -  живые,  цветущие,   так   и   излучающие
гостеприимство. Природа экономна, она не станет просто так делать  планету
столь привлекательной. А значит, вся эта окружающая красота  скорее  всего
таит  какую-нибудь  ловушку.  Арни  с  радостью  оказался  бы  сейчас   на
поверхности суровой, безжизненной, враждебной  планеты.  И  пусть  снаружи
бушевали бы ураганные ветры, пусть бесчисленные молнии  из  низко  летящих
туч ударяли бы в корпус их звездолета в  тщетной  надежде  найти  брешь  в
универсальной защите, пусть вокруг извергались бы многочисленные  вулканы,
а со склонов растущих прямо на  глазах  гор  с  грохотом  низвергались  бы
камнепады. Тогда, по крайней мере, не пришлось бы  тревожиться  за  Тинга,
которому непременно требовалось влезть в очередное приключение, вступить в
контакт с кем угодно, только бы не торчать внутри звездолета под  надежной
защитой его силового поля. Знай Арни заранее, как радушно встретит их  эта
планета, он ни за что не решился бы совершить посадку.
     Но  исправлять  что-либо  было  уже  поздно.   Когда   после   аварии
навигационного блока их выбросило из  надпространства,  планета  оказалась
совсем рядом. Арни не оставалось ничего другого, как совершить вынужденную
посадку - не сделай он этого, Тинг перепилил бы ему шею  своими  упреками.
Из двух зол Арни выбрал меньшее - так ему тогда показалось.
     И только после посадки понял, что сильно ошибался.
     Теперь единственное, на что он надеялся - это на результаты анализов.
Авось приборы покажут наличие в атмосфере какой-либо ядовитой примеси. Или
- говорят, бывает  и  такое  -  обнаружится  наличие  в  окружающей  среде
сверхболезнетворного вируса, против которого  бессильна  даже  унивакцина.
Или, наконец,  раздвинутся  кусты,  окружающие  место  посадки,  и  оттуда
покажется страшная зубастая пасть какого-нибудь чудовища, один вид которой
накрепко отобьет у Тинга желание покидать звездолет. Правда, на  это  было
лучше не надеяться - Арни по опыту знал, что, несмотря на свою  отнюдь  не
героическую внешность, Тинг вряд ли испугается очередного монстра.  Скорее
наоборот - появление подобной твари заставит его выскочить из звездолета и
броситься вдогонку. Именно вдогонку, потому что энтузиазм, с которым  Тинг
бросался на изучение всего нового, способен был обратить  в  бегство  даже
саблезубого тигра.
     Но надеждам Арни не суждено было сбыться. Атмосфера планеты оказалась
вполне пригодной для дыхания, анализаторы не выявили  в  ней  ни  малейших
следов хоть сколько-нибудь болезнетворных микроорганизмов - признак,  надо
сказать, весьма тревожный, поскольку подобное возможно лишь  на  обитаемых
планетах с полностью контролируемой биосферой - а появлявшиеся на  лужайке
перед звездолетом существа  не  вызвали  бы  тревоги  даже  у  воспитателя
детского сада. В общем ситуация - хуже не придумаешь.  И  уже  через  пять
минут после  завершения  всех  анализов  Тинг,  облачившись,  правда,  для
первого раза в скафандр, скрылся в шлюзовой камере.  Делать  было  нечего,
аппаратура требовала ремонта, и  Арни,  упрятав  свою  тревогу  как  можно
глубже, принялся за работу.
     Тинг вернулся к вечеру весь сияющий. Он выполз из скафандра, ввалился
в рубку и набросился на еду, не переставая при этом  трещать  без  умолку.
Попробовал бы пресловутый Демосфен заменить свои  камешки  во  рту  добрым
ломтем хлеба с ветчиной, да еще запить все это кружкой венерианского  пива
-  лучшего  средства  для  утоления  жажды  в  обжитой  части   Вселенной.
Демосфену, наверное, пришлось  бы  на  какое-то  время  замолчать  -  Тинг
говорил без умолку.
     - Слушай, старик, это  нечто!  Это,  я  тебе  скажу,  такая  планета!
Обалдеть! - он запихнул в рот остатки  ветчины  и  потянулся  к  кухонному
автомату за следующим куском. - Я еще не видел ничего подобного. Не-ет, ты
у меня не усидишь в кабине, я обязательно  вытяну  тебя  наружу.  А  какие
здесь птицы, а как они поют! Представляешь, этот лес так  и  кишит  всякой
живностью! Столько тут разных зверюшек, что хоть год смотри на  них  -  не
устанешь. И все разные. Представь, старик, я за целый день не  встретил  и
двух одинаковых. А какие здесь деревья! Ты помнишь Эгибинак? Так вот здесь
еще красивее!
     Арни помнил Эгибинак. Одно воспоминание об этом мире,  где  он  чудом
успел  выкупить  Тинга  у  местных  жителей  -  полосатых  моногалусов   -
собиравшихся им позавтракать, до сих пор заставляло Арни  содрогаться.  Но
Тингу такие  воспоминания  жизни  никогда  не  портили.  Все  неприятности
скатывались с него, как с гуся вода, и Арни не раз задавался вопросом: что
было причиной, а что следствием в поразительной жизнестойкости  Тинга?  То
ли причина в невероятном везении, то ли в отношении ко всем  невзгодам,  в
убежденности, что,  раз  худшее  миновало  его  в  очередной  раз,  значит
по-иному и быть не могло, а раз так, то стоит ли тревожится?
     - Ты мне лучше объясни, почему ты ушел так далеко? -  мрачно  спросил
Арни, останавливая поток восторгов, лившийся  из  Тинга  не  менее  щедрой
струей, чем лилось венерианское пиво в его ненасытную утробу. - Если бы  с
тобой что-нибудь случилось, то как, по-твоему, я смог бы тебе помочь?
     - А что со мной могло случиться? - искренне удивился  Тинг.  -  Пойми
ты, чудак, что этот мир создан для того, чтобы им наслаждаться. Разве  это
не ясно? Разве ты не видишь, как все вокруг прекрасно? Ты протри глаза  да
оглядись как следует. Ну где еще видел  ты  сразу  столько  восхитительных
цветов? Где еще так ласково дует ветерок, так чудесно журчит вода в ручье,
так манит поваляться на себе трава? А местные зверюшки  -  они  же  совсем
безобидны. Представь, тут летает тьма-тьмущая всякой мошкары, но  за  весь
день меня ни одна тварь даже не пыталась укусить - они  просто  порхают  с
цветка на цветок и пьют нектар. Честное  слово,  я  даже  чувствовал  себя
каким-то отверженным. Мне казалось, что они видят  во  мне  чужака,  кровь
которого смертельно ядовита, пока я не понял, что и местных зверюшек  тоже
никто не кусает.
     - Что?! - Арни не находил слов от возмущения. - Ты  совсем  рехнулся?
Кто разрешил тебе снимать скафандр?
     - Ну вот так и знал, что ты рассердишься, - вид у Тинга на  мгновение
стал виноватым. Но только на мгновение - ведь с ним же не случилось ничего
страшного. А значит, и не могло случиться. Так стоит  ли  тогда  поднимать
шум?
     - Теперь мне понятно, отчего пропадала связь, - желчно сказал Арни и,
отвернувшись, снова залез в потроха полуразобранного навигационного блока.
Пора бы уже привыкнуть, думал он. Ведь столько лет вместе летаем. И все же
никак, ну никак не мог он привыкнуть к  диким,  на  его  взгляд,  выходкам
Тинга.
     - Да пойми же ты, старик, - Тинг  снова  говорил  как  ни  в  чем  не
бывало, - что эта планета - сущий рай для всех живых тварей.  А  значит  и
для нас с тобой тоже. Я не увидел здесь ни одного хищника, а все  зверюшки
так ласковы, словно их специально приручали. Они же никого не боятся -  ни
друг друга, ни меня. Представляешь, птицы садились  мне  на  шлем  и  пели
песни, пока я шагал через лес! А за холмом, у самого озера, прямо  у  меня
из-под ног выполз из норы какой-то змей со  смешными  глазами  и  принялся
щипать травку. Это же просто здорово, что планета не значится в  курортных
каталогах.  Иначе  бездельники  со  всех  концов  Галактики   давным-давно
вытоптали бы тут всю траву, распугали бы птиц и зверюшек, замутили воду  в
ручьях и пообломали бы все ветки с  цветами.  Ну  да  ты  сам  знаешь  эту
публику.
     - Не вижу в этом ничего хорошего. Планета  не  значится  в  курортных
каталогах - именно это и кажется мне самым подозрительным, - помимо  своей
воли снова втянулся в разговор Арни.
     Поначалу  он  хотел  вообще  перестать  разговаривать  с  Тингом,  но
продержался не больше пяти минут - как всегда,  когда  пытался  таким  вот
способом вразумить друга. Даже в тех редких случаях, когда Арни  умудрялся
продержаться дольше, Тинг не проявлял ни малейших  признаков  раскаяния  и
желания исправиться в будущем. Нет, человека приходится  принимать  таким,
каков он есть, и наивно даже  пробовать  переделать  его  под  собственный
стандарт.
     - Не мы первые, наверное, здесь оказались, - сказал он.  -  И  не  мы
первые можем поплатиться за свое ротозейство. Эта планета  слишком  похожа
на ловушку для простаков вроде тебя. Но я - почему я должен  страдать?  Ты
хотя бы над этим попробуй задуматься.
     - Так и не надо страдать, Арни, - Тинг говорил так, будто  совершенно
не понял смысла последнего  восклицания.  -  Брось  ты  возиться  с  этими
железками, подождут они. Мы же никуда не спешим  и  все  равно  собирались
отдохнуть пару недель на каком-нибудь курорте. Так давай  отдохнем  здесь.
Это гораздо лучше, чем загорать  где-нибудь  на  пляже  среди  тысяч  тебе
подобных и глохнуть от постоянного гомона. Решено - бросай работу  и  идем
купаться. Вода в озере - это, я тебе скажу, нечто!
     Арни посмотрел на Тинга как на идиота. Слов у него не было.
     - Ну да, я там искупался, - нисколько не смутился Тинг. - Ты бы и сам
не удержался. Это же такое блаженство, особенно после двух недель  полета,
что не передать. И вода - как парное молоко. Кстати, и солнце  садится.  В
таких озерах лучше всего купаться в темноте, при звездах. Тем более, что у
нас все равно нет с собой плавок, а ты, я знаю, стеснительный.
     - Нет, Тинг, - Арни тяжело вздохнул. - Тебя ничего не исправит.  Даже
если бы в озере резвилась  стая  кровожадных  акул,  ни  одна  из  них  не
решилась бы тебя тронуть. С такими,  как  ты,  лучше  не  связываться.  Но
когда-нибудь ты дождешься. Когда-нибудь я сам тебя разорву на куски.
     -  Так,  значит,  мы  не  пойдем  купаться?   -   немного   помолчав,
разочарованно спросил Тинг. Это было все, что он сумел понять.
     - Приготовь приборы, - вздохнув, ответил Арни. -  Ночь  будет  ясная.
Попробуем сориентироваться по звездам. Может, поймем, куда нас занесло.  И
покорми Мурку, - добавил он уже из недр навигационного блока.
     Темнота наступила неожиданно быстро,  и  все  небо  покрылось  яркими
звездами. Будь земное небо  столь  богато  красивыми  созвездиями,  думал,
глядя на экран, Арни, люди гораздо раньше  стали  бы  поднимать  голову  и
задумываться над вопросом, что же таится за хрустальным  небесным  сводом.
Судя по всему,  их  выбросило  из  надпространства  где-то  вблизи  центра
Галактики. Само небо здесь казалось белесым от света  бесчисленных  звезд,
уже неразличимых простым глазом